Журналист, редактор «Уроков истории».

Глеб Струнников

Большой террор

архив

архив Мемориала

письма

В архиве Международного Мемориала есть интересный источник. Это шестилетний, с 1939 по 1945 г., корпус писем двух близнецов Феликса и Владимира (названных в честь

Писать только: «Почтамт. До востребования»

Международный Мемориал

В архиве Мемориала хранятся целые массивы документов и корпуса переписок. Но иногда одна-единственная короткая записка рассказывает такую историю, что и не снилась целым горам бумаги.

В архиве Мемориала хранятся целые массивы документов и корпуса переписок. Но иногда одна-единственная короткая записка рассказывает такую историю, что и не снилась целым горам бумаги. Надо только вдумчиво смотреть. Член Правления Международного Мемориала и сотрудница мемориальского архива Ирина Островская реконструирует историю двух небольших записок, за каждой из которых стоит большая человеческая трагедия. 



Перед нами листок из обычной тетрадки. На нем — перечень продуктов и бытовых предметов, переданных заключенному. Мыло — 3 куска, масло в кружке — полкило. Два лимона, махорка. Какао, даже лук, чеснок, деньги, папиросы. Тут есть постскриптум: «Все здоровы, береги себя, о нас не беспокойся, Ися тебя крепко целует, мы тоже, от всех привет».


Это посылка. Неплохо продумана, влезет в небольшой мешок. А поверх всего — надпись «Выбыл».


Это документ 38-го года, периода Большого террора. Когда человека арестовывают — никто никому не объясняет, за что его арестовали и куда его везут. Что делать в такой ситуации?


Представьте: у вас арестована жена. Или отец. Ушел на работу и не вернулся. Или был арестован ночью. Что вы будете делать? Предположим, вы пойдете в отделение НКВД с вопросом, что с ним, в чем его обвиняют и где он находится. Там вам скажут: «Родственник ваш, наверное, враг или шпион, потому что просто так у нас никого не арестовывают”. Или: “Вы сами кто? Вы член семьи изменника Родины, как вы посмели обратиться к нам с гнусными подозрениями, что мы арестовали вашего отца? Может, вы еще и скажете, что безвинно?».


Нет, туда ходить бесполезно. В принципе, вы можете написать официальный запрос по почте. Они будут месяц его рассматривать, потом месяц он будет идти вам обратно. Но у вас беда – прямо сейчас у вас увели родного человека. В чем стоял — раздетый, разутый, растерянный, невиновный. Что вы будете делать?


Кто-то в такой ситуации исходит из худшего. Как у Войновича в «Чонкине» — когда там был арестован сапожник на рынке, его привели в отделение, и он сказал: «Там внизу сидит моя жена. Вы ей передайте, что я скоро дома буду» — «Откуда ваша жена знает, что вы вы у нас?» — «Моя жена — настоящая еврейская жена, она всегда думает самое плохое».


Но тут никаких справок никто не дает. Единственное, что вы можете, чтобы понять, где ваш отец-брат-мать-муж-сын — обежать все тюрьмы города и попробовать передать денежную передачу. Это работает не так, что вы приходите и у вас ее сразу принимают. Если у вас фамилия на букву А — вас примут первого числа, на букву Б — второго, на Я — тридцать первого. И вы должны обежать все тюрьмы, которых, например, в Москве — Бутырская, Таганская, Краснопресненская, Сретенская, Лефортово, Матросская тишина, Лубянка… ну и еще много других. И попробовать передать эти деньги. И когда вы все это оббежали, сбив в кровь ноги, — у вас, в конце концов, в одном из мест приняли передачу. Это значит, что ваш родственник жив. И что он там.


После того, как пройдет еще месяц, вы опять сможете принести ему передачу. Вы дождались нужного числа. Вы собрали эту передачу — что было не так просто, потому что за это время с квартиры вас выгнали, с работы уволили, денег у вас нет — по всем родственникам, по всем знакомым вы собирали это какао и это мыло. Упаковали его в мешок или наволочку, принесли эту посылку, дрожащими руками передали в окошечко. А вам написали: выбыл.


Что это значит? Что его либо расстреляли, либо отправили в лагерь. А как узнать? Никак. Это значит, что все ваши призрачные надежды, что вы его нашли и сейчас ему поможете, лопнули. Вот о чем говорит эта маленькая бумажка.


Эту бумагу нам принес сын того человека, которому она адресовалась. Или дочь. Если мы очень постараемся, то поймем, кто такой Гришин Михаил Петрович, выясним его судьбу, что с ним на самом деле было — расстреляли его уже к этому моменту или отправили в лагерь.



<div class="wp-block-custom-image-container">
 <div class="wp-block-custom-image">
 
 <img src="/wp-content/uploads/sites/default/files/e_v.jpg" />
 <div class="wp-block-custom-image-element" style="background-image:url('/wp-content/uploads/sites/default/files/e_v.jpg')"></div>
 </div>
 
</div>


Вот еще один клочок бумаги. Это — так называемая эшелонная весточка. Ее автор — человек, которого уже послали в этап. Его запихивают в так называемый столыпинский вагон, где таких же человек 200. И они едут, не зная, куда. Им ничего этого не сказали. Им дали в тюрьме приговор — 8 лет ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей) — погрузили в этап и повезли.


И дальше, если у него есть бумажка (это не факт, что у него она есть, потому что в тюрьме запрещено держать бумагу) и грифель, который был спрятан, например, в волосах, — он может в вагоне написать записку и попытаться как-то ее передать.


Но как, с кем? Люди на промежуточных станциях не захотят (да и не смогут) подходить к вагону, потому что в нем едут заключенные. К тому же, такие поезда обычно останавливались для дозаправки и всего прочего на перегонах, где станций нет. А если на станции — то на самых дальних путях. К тому же, в столыпинских вагонах просто нет окон — там только зарешеченные дырки.


Единственный способ передать сообщение — сбросить его на землю через дырку в полу вагона. На железнодорожное полотно. Даже если на улице снег, дождь, ветер, и волна воздуха от любого пролетающего мимо вагона может смахнуть эту бумажку в кусты.


Но эта записка до нас дошла, а значит, кто-то ее подобрал. Несмотря на то, что подобравший становится соучастником. Он ведь не отнес ее куда надо, а опустил в почтовый ящик.


Тут написано: «Не пожалейте 1-2 копеек, купите конверт, положите в него мою записку и отправьте по адресу: Одесса, улица Нежинская, Каневской. Заранее благодарю вас и желаю никогда не иметь нужды в такой просьбе».


Это и есть вся записка. Она сообщает только одно — что арестованный, который ее написал, жив. Но разве есть что-то важнее? Да и что еще он мог написать, он ведь сам ничего про себя не знает: куда его везут, что с ним будет, когда он приедет. Какой там будет режим, какие условия. Ему дали расписаться, что он получил, например, восемь лет — но он же не знает, доедет он живой или помрет по дороге. Он не знает, к чему готовиться, — знает только, что на данный момент он жив. Об этом он и пишет, причем, на мой взгляд, довольно выразительно.


Подробнее об эшелонных весточках и других письмах из советских лагерей, можно прочитать в книге «Право переписки» (М.: Международный Мемориал, Agey-Tomesh, 2017). 
 


По теме:


<ul><li><a href="http://urokiistorii.ru/article/52488">Драма в письмах. О выставке «Право переписки»</a> / urokiistorii</li><li><a href="http://urokiistorii.ru/article/54294">Что брать на non/fiction№19</a> / Книжный дайджест Уроков истории, с обзором книги «Право переписки»</li></ul>

«Желаю никогда не иметь нужды в такой просьбе»

О выставке «Право переписки»

ГУЛАГ

исследование

музей

«Десять лет ИТЛ без права переписки и передач» — чудовищный приговор захлопывал за человеком, вчера ещё жившим, любившим, строившим планы, железную дверь. Навсегда. Правда,

«Они уверены, что мы их слышим»

Выставка «Папины письма» в Международном Мемориале работает до 15 сентября

«Десять лет ИТЛ без права переписки и передач» — чудовищный приговор захлопывал за человеком, вчера ещё жившим, любившим, строившим планы, железную дверь. Навсегда. Правда, его родные всё-таки надеялись, что спустя годы он вернётся, но в реальности такая формулировка, введённая в 1939 году, означала расстрел. Таким образом, для сотен тысяч арестованных разрешение переписки или отказ в ней стали синонимами жизни и смерти.


Выставка «Право переписки», работающая в музее Международного общества «Мемориал», спокойна, тиха, монохромна. «Юрию Аввакумову удалось создать экспозицию драматичную, но не сентиментальную», — сказал председатель правления «Мемориала» Арсений Рогинский о художественном решении пространства. А сам Юрий Аввакумов, архитектор и куратор, рассказывает, что толчком для выбора стиля выставки стала обычная советская посылка. Задумывался ли кто-нибудь в середине прошлого века, какое огромное количество этих грубо сколоченных ящичков отправляется в ГУЛАГ? Простое слово «посылка» и высокое «послание» — однокоренные. Это и подтолкнуло Юрия Аввакумова использовать в оформлении выставки самые дешёвые материалы: фанеру, бязь, химический карандаш — они подчёркивают хрупкость и значимость этих посланий, их утилитарность и одновременно высокую ценность для человека, на долгие годы оторванного от дома, детей, родителей, друзей.


В <a href="http://www.memo.ru/s/63.html">архиве «Мемориала»</a> хранятся письма, записки, рисунки, посланные из тюрем и лагерей на волю, и с воли в лагеря. Они попали сюда из семейных собраний, их принесли сами бывшие заключённые, дети и внуки репрессированных. Это один из самых ценных разделов архива, уверен Арсений Рогинский. Ценен, прежде всего, сам факт наличия писем. 99 шансов против одного, что эти обрывки бумаги (а зачастую вообще материалов, не предназначенных для эпистолярного жанра) должны были пропасть. Их отбирали у родных при обысках, их могли выбросить, сжечь, не желая навлечь на себя гнев «органов», они гибли при эвакуации, бомбёжках, переездах. У заключённых письма изымали, бумага шла на курево, весточки из дому терялись на этапах… Спасти письма иногда было сложнее, чем написать и отправить. И всё-таки они сохранились до наших дней и теперь свидетельствуют о лагерной повседневности и о жизни тех, кто ждал заключённых дома.


Коллекция бесценна. Правда, хранители архива Светлана Фадеева, Ирина Островская, Алёна Козлова испытывали методологические трудности при её обработке. Ещё недавно исследователям был неизвестен регламент лагерной переписки — сколько писем мог написать и получить заключённый, каков должен быть их объём, о чём писать разрешалось, а о чём нет. Алёна Козлова говорит:


<blockquote class="wp-block-quote">«Нашей задачей было показать не важность письма — она очевидна — а продемонстрировать, что и здесь работал свой механизм, существовали свои правила, нормы. Это было трудно, никто никогда про это не писал. ГУЛАГ существовал много лет, лагеря менялись, правила менялись, и надо было попытаться это сформулировать, потому что иначе зачем бы мы вообще брались за это дело?»</blockquote>


Из попыток понять эту часть истории ГУЛАГа в 2014 году родилась <a href="http://urokiistorii.ru/node/52274">книга «Право переписки»</a>, ставшая подспорьем для создателей выставки.


<img class="caption" src="/wp-content/uploads/sites/all/files/image/3823.jpeg" style="width:250px;height:319px;float:right" />У экспозиции своя внутренняя хронология, отражённая в названиях разделов: «Арест», «Тюрьма», «Письма с этапа» и так далее. Собственно говоря, ни в тюрьме, ни на этапе никакой переписки не предусматривалось, но люди, тосковавшие по родным, жаждавшие сообщить, что живы, что никакие они не предатели, не наймиты, не враги, находили самые хитроумные способы написать весточку, далеко обставив Ильича с его хрестоматийными письмами молоком — заталкивали тоненькие записочки в металлические пуговицы, выцарапывали на посуде, вшивали в одежду тех, кто выходил на волю, выбрасывали из окон поездов с припиской «помогите, отправьте, передайте». Один из самых интересных экспонатов выставки — большое послание, аккуратно вышитое с помощью рыбьей кости, автор которого уверяет родных в своей любви, а партию и Родину — в верности.


Письма писали на клочках бумаги, неизвестно как доставаемых, на коре, на папиросных обёртках, на бумаге курительной, полученной вместе с махоркой и не использованной по назначению, на тряпицах, которые выдавали за грязные носовые платки и так выносили с зоны. Зарисовки бараков, людей, окружающей лагерь природы делали угольками из костра, мелом, соком лесных ягод, растолчёнными таблетками. Есть на одном из стендов затейливо вышитый кусок тонкого полотна, оторванный, видимо, от женской нижней рубашки, с фразой «Ларуся, люби маму». Это «письмо» от мамы с Колымы в 1938 году получила маленькая Лариса Гармаш, тогда ещё Волкова («А мама в жизни ничего не вышивала до лагеря, наверное, ей помогли», — вспоминает Лариса Даниловна), окольными путями оно добралось до Киева, было передано тайно, поздно вечером, под глухой шепоток. На этом приключения кусочка батиста не окончились — он уехал в эвакуацию, вернулся в Киев, и спустя много лет, в 1953 году, Лариса отвезла его матери, отправленной после лагеря на вечное поселение в Казахстан.


Ещё пара писем-экспонатов принадлежит Владимиру Кантовскому, многолетнему члену правления «Мемориала», попавшему в лагерь сразу после школы в 1941 году, оттуда отправленному на фронт, и вновь арестованному в 1945-м. Правда, одно из самых невероятных посланий, полученных Владимиром Кристаповичем, до выставки не дожило — оно было съедено ещё в канун 1946 года на Лубянке. Перед Новым годом Владимиру передали в камеру апельсин, что было чудом само по себе — после прихода в Испании к власти Франко апельсины стали редкостью. Разглядывая его со всех сторон, он обнаружил едва видимую, прорезанную на шкурке бритвой надпись: «Жду дочку»… Спустя 70 лет дочь Владимира Кристаповича, о которой так хитроумно сообщила его молодая жена, пришла на выставку «Право переписки».


Самые ранние экспонаты выставки написаны в 1920-е годы, а завершает её раздел, посвящённый лагерной переписке 1970—1980-х годов, потому что ГУЛАГ не умер со смертью Сталина. В эти годы письма на волю приобрели новую сверхзадачу, они предназначались не только родственникам, но и, так сказать, широкому кругу читателей. Писавшие из заключения понимали, что они уже не просто мученики режима, но и борцы с ним. Советский диссидент Вячеслав Бахмин, отсидевший в лагере с 1980-го по 1984 год, вспоминает, что и нравы пенитенциарной системы уже несколько смягчились. С его перепиской произошла просто-таки анекдотическая история. Однажды ему передали письмо от американского приятеля, пропущенное введённым в заблуждение оперативником («кумом», как говорили в лагере). Американец сообщал Бахмину об арестах общих знакомых, но СССР везде заменял на Италию — простодушный «кум» был несказанно рад, что в капиталистической Италии так свирепствует охранка, гребя без разбору инженеров, писателей, педагогов, и поспешил донести эту весть до Бахмина. Обман раскрылся не сразу…


С тематикой выставки «Право переписки» тесно связан предыдущий проект «Мемориала», посвящённый «корреспонденциям с того света» — имевшая большой резонанс <a href="http://urokiistorii.ru/memory/ex/51793">выставка «Папины письма»</a> и <a href="http://urokiistorii.ru/node/52190">одноимённая книга</a>, составленная на основе материалов этой выставки. Обширный архив «Мемориала» позволяет создать немало столь же интересных экспозиций, ведь в этой сумеречной зоне за какую ниточку не потяни — обнаружатся тысячи и тысячи доселе неизвестных свидетельств. Как будто спустя многие десятилетия всё ещё тянется насыпь у железнодорожного полотна, на которой валяются выброшенные из вагонзака записочки. Помогите, отправьте, передайте.


Выставка работает до 4 мая 2015 года 
Экспозиция: Ю. Аввакумов, Т. Сошенина; кураторы: А. Козлова, И. Островская, С. Фадеева 
Время работы с 11.00 до 19.00, кроме воскресенья и понедельника 
Адрес: Москва, ул. Каретный ряд, д. 5/10 
Проезд: ст. метро «Маяковская», «Цветной бульвар», «Пушкинская»


По теме: 


<ul><li>Е. Рачёва. <a href="http://memo.ru/d/225735.html">Право переписки</a> // Новая газета</li></ul>


<blockquote class="wp-block-quote">Марина Полякова</blockquote>