г. Челябинск

Научный руководитель Сергей Владимирович Марков

Первоначально я собиралась составить биографию Розы Петровны Караковской, челябинского педагога, матери известного учителя Владимира Абрамовича Караковского. Но, работая в архиве, я натолкнулась на поразительные документы, в которых ярко прослеживается механизм воздействия тоталитарной системы на личность. Меня заинтересовал вопрос: а могла ли личность противостоять тоталитарной системе?

Семья Караковских

Основные события в жизни Розы Петровны были тесно сплетены с биографией ее мужа, поэтому удобно начать с рассказа о нем. Документы, хранящиеся в Объединенном государственном архиве Челябинской области, позволяют сделать это достаточно подробно.

Абрам Залманович Караковский родился 1 октября 1893 года в семье мелкого еврейского торговца в городе Себеж Витебской губернии. Окончил трехклассное городское училище. С 1910 года работал учеником аптекаря сначала в городе Балта Одесской губернии, а затем в родном Себеже.

В 1914 году поступает на медицинский факультет Юрьевского университета (город Юрьев, в 1224–1893 годах – Дорпат, Дерпт, после 1918 – Тарту). В этом университете существовал фармацевтический факультет. Но проучился он всего 3 месяца и был мобилизован в армию в связи с началом Первой мировой войны.

С октября 1914 года Караковский служит санитаром Семеновского военного госпиталя в Петрограде. В одной из анкет он пишет, что пошел служить добровольцем, был принят в звании младшего фельдшера.

С мая 1915 года Караковский – рядовой нестроевой службы 175 пехотного запасного полка в селе Медведь Новгородской губернии. К нестроевым нижним чинам относились писари, фельдшеры, надзиратели больных, то есть те, кто непосредственно не должен был принимать участие в боевых действиях. 175 пехотный запасной полк готовил пополнения для воевавших на фронте частей. В 1917 году именно запасные полки стали опорой большевиков. Не стал исключением и 175-й. В боевых действиях на фронтах мировой войны Караковский участия не принимал.

В феврале 1917 года грянула революция, Николай II отрекся от престола. В марте Абрам Караковский перенес тяжелое воспаление легких, после которого был отпущен из воинской части на поправку домой, в Себеж. С этого времени он активно участвует в революционных событиях. В мае 1917 года вступает в партию Бунд. Полное название партии – Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России. Идеологией бундовцев был марксизм в меньшевистском варианте. Бундовцы поддерживали Временное правительство, которое в марте 17-го отменило все законы, ограничивающие евреев в общественной жизни. В апреле 1917 года Караковский становится секретарем Себежского Совета рабочих и солдатских депутатов. В августе направляется делегатом от Себежской организации Бунда на районную прифронтовую конференцию РСДРП в город Режице Витебской губернии. Там на станции Режица был арестован и предан военному суду «за агитацию против войны, временного правительства, союзников». В тюрьме сидел несколько дней и был выслан в Себеж под надзор милиции.

В конце августа принимает участие в важном событии – он делегат с совещательным голосом на Всероссийском объединительном съезде РСДРП, в Петрограде. На съезде Абрам Караковский примыкает к РСДРП интернационалистов. Эта небольшая партия образована частью меньшевиков, которые группировались вокруг газеты «Новая жизнь». В дальнейшем они считали Октябрьский переворот заговором большевиков, но отрицали антисоветскую деятельность правых меньшевиков и эсеров, поддержали подписание Брестского мира, стояли на стороне Советской власти в период Гражданской войны. В 1919 году социал-демократы интернационалисты влились в партию большевиков.

В одном из документов А. З. Караковский пишет: «В конце октября мой отпуск по болезни кончился, и меня направили в Боровичский 110-й сводный госпиталь, куда я прибыл числа 9 ноября и стал младшим аптечным фельдшером. В этой должности я проработал до VII 1918 г., а с VII 1918 г. был назначен управляющим аптекой этого госпиталя».

А. З. Караковский продолжает вести активную общественную работу. Он был членом Уездного исполкома Боровичского Совета, куда его выбрали рабочие Кирпичного и Трубного заводов, «комиссаром финансов», заместителем заведующего медико-санитарным отделом Уездного исполкома. В ноябре 1918 года А. З. Караковский становится коммунистом. В письме секретарю Челябинского горкома ВКП(б) Апасову, написанном в 1936 году, он сообщает: «Связи с партийными организациями РСДРП [меньшевиков-интернационалистов] у меня никакой не было с сентября 17 года. У меня оставалось одно расхождение с большевиками – перспектива мировой революции, – я не видел ее. Во всех трудных моментах жизни Партии и Советов – я был вместе с большевиками. При выступлении крестьян со всех концов Борович. уезда с требованием хлеба, при мятеже левых С-Р и др. я неизменно поддерживал фракцию большевиков. Поэтому-то, как только была получена телеграмма о восстании в Киле, в Кайзеровском флоте, у меня исчезли сомнения в грядущей мировой революции, отпали разногласия с РКП и я подал заявление о вступлении в ряды РКП».

С декабря 1918 по май 1919 года 110 военный госпиталь находится в городе Сызрани в составе 1-й революционной армии. Караковский в той же должности – управляющий аптекой госпиталя. В марте 1919 участвовал в подавлении «кулацкого восстания» в Сызранском и Сенгилеевском уездах Симбирской губернии. На самом деле в восстании участвовали не только кулаки, но и середняки, и беднота. Восстание было реакцией крестьян на беспредел политики «военного коммунизма». Вряд ли Абрам Караковский непосредственно, с оружием в руках участвовал в усмирении восставших. Ему хватало и своей главной работы – лечения раненых и больных красноармейцев.

С мая 1919 года он оставляет медицинскую деятельность и занимает различные партийные и советские должности в Сызрани и Симбирске. Фармацевт превращается в политического комиссара. С мая 1919 по июнь 1920 года он начальник Политпросвета Сызранского уездного военкомата (гарнизона). С июля – член бюро Сызранского укома ВКП(б), а с сентября 1919 года – Депутат горсовета и член уездного исполнительного комитета. Он работает политическим пропагандистом, входит в состав органов советской власти города и уезда и в состав высшего органа коммунистов Сызранского уезда.

В Сызрани А. З. Караковский становится заведующим Уездным отделом народного образования. Работает в этой должности с февраля 1922 по август 1923 года. С этого времени его жизнь тесно связана со школьным образованием.

Здесь Караковский знакомится с Розой Петровной, которая стала его женой. Роза Петровна родилась 1 февраля 1897 года в городе Сызрани. О ее жизни в детские и юношеские годы мы ничего не знаем. В «Анкете арестованного» А. З. Караковского (1937) среди членов семьи записана мать Розы Петровны Анна Абрамовна Гер. Эта запись позволила выяснить девичью фамилию Розы Петровны.

С сентября 1923 по июнь 1925 года А. З. Караковский обучается в Академии коммунистического воспитания имени Н. К. Крупской (АКВ) в Москве. Это высшее педагогическое учебное заведение, целью которого была подготовка коммунистов к научно-педагогической, преподавательской и организационной работе в области народного образования. Но это не помешало в 1924 году исключению его из партии как выходца из мелкобуржуазной среды и партии Бунд. Вскоре его восстановили за идеологическую грамотность и достойный морально-бытовой облик.

В это же время высшее образование получает Роза Петровна Караковская, которая закончила Московский педологический институт.

В 1927 году Караковские переезжают в Свердловск, где за 7 лет Абрам Залманович успел поработать директором педучилища, заведующим Свердловским ГорОНО, заведующим научно-методическим сектором, заместителем заведующего ОблОНО. С августа 1933 по февраль 1934 года – заведующий школьным сектором. Кроме того, А. З. Караковский продолжает вести большую общественно-политическую работу. Он заместитель председателя областного совета общества «Долой неграмотность», член президиума областного общества педагогов-марксистов. С января 1929 по январь 1931 года – депутат, член Президиума Горсовета. В Свердловске также участвует в работе партийных организаций: с октября 1927 по октябрь 1933 года – член бюро ячейки ВКП(б), в июне 1930 года избирается членом райкома ВКП(б) 2-го района Свердловска. В 1931–1933 годах в Свердловске издаются педагогические брошюры и учебники А. З. Караковского.

Роза Караковская работала в педтехникуме Свердловска, затем в педагогическом институте, была секретарем ячейки ВКП(б). Считалась крупным специалистом в области педологии. Печатала статьи в журнале «Культурный фронт Урала». Например, в №№ 3–4 за 1932 год – статья «Итоги и очередные задачи педологической работы на Урале». В 1933 году представлена к научной степени доцента педологии за брошюру «Трудные дети в школе».

В 1932 году Караковские усыновляют ребенка, сына подруги Розы Петровны, умершей при родах. Этот ребенок в будущем стал известным педагогом Владимиром Абрамовичем Караковским. О том, что он приемный сын Караковских, Владимир Абрамович узнал, только будучи взрослым человеком.

С разделением в 1934 году огромной Уральской области на три А. З Караковского направили в Челябинск в качестве заместителя заведующего Областным отделом народного образования. Всё это время Караковский фактически был руководителем народного образования в области, причем в самый трудный организационный период. Он занимался вопросами строительства новых школьных зданий, подготовки учительских кадров, повышения качества обучения и многими другими проблемами. Очень много времени (иногда недели) проводил в командировках по школам области.

Летом 1934 года Караковский перевозит в Челябинск семью – жену, сына, мать жены. Живут пока в гостинице, в стремительно растущем городе жилья не хватает. Роза Петровна с 5 сентября 1934 года назначена организатором педолого-педагогического кабинета в здании школы № 1. В энциклопедии «Челябинский государственный педагогический университет» сказано, что Р. П. Караковская в 1934 году была принята в Челябинский педагогический институт заведующей педолого-педагогической кафедрой. Но в архивных документах мы не нашли упоминаний о ее работе в пединституте.

Дело о педологии

1936 год был для семьи Караковских тяжелым. В июле вышло постановление ЦК ВКП(б) о «педологических извращениях». Роза Петровна сменила место работы. Должность директора педологической лаборатории ликвидировали, и она перешла в ОблОНО заведующей сектором начальных школ и педучилищ.

В тоталитарной системе ни один человек не был застрахован от репрессий. Например, какая-то деятельность может считаться идеологически верной и поддерживаться государством, а потом резко перестает быть таковой. Именно это и произошло с педологией и всеми педологами, в том числе и с Розой Караковской.

Что это за «педологические извращения»? Попробуем разобраться. Педология — наука о воспитании детей и течение в психологии и педагогике, основанное на признании зависимости развития ребенка от биологических и социальных факторов, влияния наследственности и среды. Педология изучала ребенка целостно, не разделяя на физиологические, психологические или неврологические признаки.

Педология была популярна в советской школе 20-х годов. В школах были педологические кабинеты. На уровне городов и областей действовали педологические лаборатории. Издавался методический журнал «Педология» и педологические учебники. Работали педологические вузы. Основным методом диагностики учащихся выступали тесты. К концу 20-х годов увлечение тестами было повсеместным. На первом педологическом съезде СССР было принято решение, ограничивающее возможность применения тестов на практике. В нем особо подчеркивалось, что «для практических выводов о том или другом ребенке должен, кроме того, приниматься во внимание весь комплекс условий, в которых живет ребенок, и полная его психофизиологическая характеристика».

Руководство ВКП(б) увидело в педологии стремление определить в категорию «трудные и дефективные дети» детей из семей рабочих. Постановление ЦК ВКП(б) «О педологических извращениях в системе Наркомпросов» выходит 4 июля 1936 года. Принято решение:

«1. Восстановить полностью в правах педагогику и педагогов.

2. Ликвидировать звено педологов в школах и изъять педологические учебники.

3. Предложить Наркомпросу РСФСР и Наркомпросам других союзных республик пересмотреть школы для трудновоспитуемых детей, переведя основную массу детей в нормальные школы.

4. Признать неправильными постановления Наркомпроса РСФСР об организации педологической работы и Постановление СНК РСФСР от 7 марта 1931 года «Об организации педологической работы в республике».

5. Упразднить преподавание педологии как особой науки в педагогических институтах и техникумах.

6. Раскритиковать в печати все вышедшие до сих пор теоретические книги теперешних педологов.

7. Желающих педологов-практиков перевести в педагоги».

Все эти мероприятия проводились и в Челябинской области. Педологов-теоретиков обвиняли в том, что они стремятся «доказать отсталость пролетарских детей». Постановление требовало «раскритиковать в печати все вышедшие теоретические книги теперешних педологов».

Роза Караковская была педологом-теоретиком, поэтому не избежала общей участи. До этого ее карьера складывалась успешно, но теперь за свои достижения в области педологии ей пришлось расплачиваться. И если до 1936 года в архивных документах мы почти не встречаем обвинений Р. П. Караковской во «вредительской педологической деятельности», то через год ситуация резко изменилась. Ей всё чаще инкриминируют вредительство как «неразоружившемуся педологу», требуют на собраниях и совещаниях признания ошибок и самобичевания. Апофеозом стало выступление Р. П. Караковской на областном съезде учителей-отличников, проходившем в августе 1937 года. Первый секретарь обкома ВКП(б) Кузьма Рындин, присутствовавший на слете, организовал судилище над Караковской.

К этому времени сформировался устойчивый стереотип поведения: нужно искать врагов среди своего окружения, нужно вспоминать прошлые ошибки окружающих и заставлять их «раскаиваться», признаваться в этих ошибках.

Обратимся к стенограмме съезда учителей-отличников области. В нем принимало участие 800 учителей. В президиуме съезда собрались все руководители Челябинской области: Рындин (1 секретарь Челябинского обкома ВКП(б)), Степанов (председатель Облисполкома), Хитаров (2 секретарь Челябинского обкома ВКП(б)), Шумилишский (заместитель председателя Облисполкома), Барсуков (заведующий ОблОНО) и другие. В течение полугода все они перейдут из категории «руководители» в категорию «враги народа».

Обратимся к стенограммам съезда учителей-отличников области, проходившего 16–18 августа 1937 года. В выступлениях на съезде очень много говорилось о вредительстве, о врагах народа – нагнеталась подозрительность и истерия. «В Агаповском районе – ребята … отказывались петь революционные песни … не посещали школу в религиозные праздники». «В Бродокалмакской неполной средней школе директор школы был самый наглый враг. В Ашдиненской неполной средней школе сидели враги – вредители». «Бухаринского выродка Терехова сын заявил: Зачем учить конституцию, зачем учить историю, когда все наши вожди живут так-то и так, а мы живем очень плохо». И тому подобное в огромном количестве.

Заведующий ОблОНО Барсуков призывает: «Повышение революционной бдительности, идейно-политического уровня, непримиримости ко всему враждебному в работе школ, – залог всех успехов учителя, залог правильной постановки учебы.

…Учителя-отличники будут и они есть сегодня рядовые бойцы за превращение школы в политическую крепость партии. Будем считать, что тот учитель, который не желает выполнять эту задачу, находится под враждебным влиянием или сам носит антисоветские враждебные качества».

Коснулись и вреда педологии. «Крутиковская (Ольховский район) – Товарищи, мало говорить о том, как восстановить педагогику как науку… Возьмите наши библиотеки, там мы найдем Авербаха и т. д. и надо сказать, что брошюра т. Караковской “Трудные дети в школе” пусть она не обижается, я ее уважаю, но всё же отмечаю, что ее брошюру пришлось изъять». Обратим внимание на нормальный человеческий тон учительницы Крутиковской: «пусть она не обижается, я ее уважаю». В эти дни так говорят редко. Глава области Рындин этот тон заметил и он ему не понравился. И когда на съезде благодаря его инициативе развернулась травля Караковской, он припомнил:

«РЫНДИН – Взбучки не было, может быть были попытки, но вам ни разу не всыпали. И сегодня, хотя бы единственный из выступающих сказал о вашей брошюре, да и то с оговорочкой: я, мол, с уважением отношусь к вам, но брошюру всё-таки пришлось изъять.

Голос с места – Я ее уважаю, действительно, а ее теория плохая (смех).

РЫНДИН – Как же это так? Теорию ее не уважаете, а ее уважаете (смех). Нет уж если мы фашизм ненавидим в теории, так ненавидим его и в практике (аплодисменты). И тут уж приходится говорить “кто кого”». Рындин выполняет свою «миссию» на съезде, он следит, чтобы истерия не стихала, направляет и руководит.

Но вернемся к Караковской. Она была обязана выступить на съезде с самокритикой, признаться в педологических ошибках. Это обязательный ритуал того времени – покаяться в ошибках. И она выступает. «Нужно товарищи сказать, что эта вредная контрреволюционная наука педология в свое время пропагандировалась мной в педтехникумах, вузах, на курсах. Здесь очень много присутствует товарищей, которым я пропагандировала эту науку… Я хочу остановиться на брошюре “Трудные дети в школе”, которая мной написана в 1933 году… Эта брошюра имеет ряд неправильных, контрреволюционных обобщений такого порядка, я привожу выдержку “что среди неуспевающих учащихся, много неаккуратных, небрежно работающих, не проявляющих <нрзб.>” … Анализируя причины неуспеваемости в школах в этой брошюре, я указывала, такие причины: неудовлетворительная постановка школьной работы, это правильно, а дальше писала: плохие домашние условия, недостаточное умственное развитие, а это по существу товарищи является контрреволюционной теорией, о чем очень четко сказано в решениях Центрального Комитета Партии. Этим самым … снижалась ответственность учителя за обучение и воспитание детей…» Первый секретарь Челябинского Обкома партии К. В. Рындин выступление Караковской использует для организации на съезде педагогов суда над ней. Ему мало самокритики.

«РЫНДИН – Тов. Караковская, к Вам политический вопрос. Вот здесь собралось много людей, кажется 800 учителей, вы что говорили, говорили искренне, как говорят продуманно, обмозговано, или это дань определенному течению – марксистскому течению, либо это поклон в сторону педагога, либо бой педологии?

КАРАКОВСКАЯ – Кузьма Васильевич, я после решений ЦК партии безусловно перестроилась и об этом искренне заявляю, я борюсь с педологией. Но вы знаете, что конечно одни слова не доказательство, нужно доказать это на деле.

РЫНДИН – Скажите какие у вас переживания были. Ведь нельзя сказать, вышло решение ЦК партии, вы проснулись, умылись, перекрестились и говорите – с этого часа я не педолог, а педагог. Этого ведь не бывает.

…

РЫНДИН – Вы скажите о своих переживаниях.

КАРАКОВСКАЯ – Я после решения ЦК должна была делать доклад, я продумала, у меня не было таких переживаний.

РЫНДИН – Вроде того, что у вас отрезали чего-то.

КАРАКОВСКАЯ – …Нет таких переживаний не было.

РЫНДИН – Когда вы писали, вы верили в это дело?

КАРАКОВСКАЯ – Да.

РЫНДИН – А когда ЦК ВКП(б) написал не стали верить? Я спрашиваю о ваших переживаниях, не в смысле того, чтобы вы нам душу открыли, а вы скажите, как вы пережили на практике, как вы приходили и рвали свои идеи. Допустим вы приходили в школу и говорили – это не так хотя и написала. Было это?

КАРАКОВСКАЯ – Да.

РЫНДИН – Где?

КАРАКОВСКАЯ – Было на собрании актива города, год тому назад, не помню число. Затем было на совещании областных курсов. А потом, Кузьма Васильевич, я уже не помню, но несколько раз было. Вот по аттестации Камышловского района. Там в школе, когда я вскрыла, я собрала актив и разъяснила товарищам о неправильности брошюры.

РЫНДИН – Я обязан всесторонне наблюдать за жизнью области, приходится мне наблюдать и за жизнью педагогов, и я должен сказать тот факт, что вам ни разу ни на одном собрании не дали по-настоящему взбучки. Это уже о многом говорит.

КАРАКОВСКАЯ – Нет, взбучку мне давали.

РЫНДИН – …Так вот. А вы и сегодня выступаете не так как следует. Я вам прямо скажу – мне ваше сегодняшнее выступление не нравится. Это выступление человека, который одержал какую-то победу. Какую? Я думаю, Вам нужно как следует подготовиться по этому вопросу и 18 числа еще раз выступить с этой трибуны».

Рындин увидел в выступлении Розы Петровны что-то, чего не должно быть («Это выступление человека, который одержал какую-то победу. Какую?»). Стенограмма эмоции не передает. Может, у Караковской просвечивает чувство собственного достоинства через показную самокритику? Дожать! Добить!

«РЫНДИН – …Разве вы не почувствовали разницы между вашим выступлением и выступлением тов. Василенко. Она сказала от души: “разгром педологии развязал мне руки, развязал мою инициативу”, вот что она сказала, а вы? – Ничего. 18 числа слово вам дадим.

Голос с места – Она как-то, выступая, сказала, что я не призналась и признаваться не буду.

РЫНДИН – Вот видите тов. Караковская. Здесь сидят большевики и больше двух третей беспартийных, но они такие же большевики (аплодисменты). Поэтому это собрание нельзя себе представлять как собрание непартийное, собрание аполитичное. Это собрание – партийное собрание, а потому политическое собрание. Следовательно, соблаговольте дать нам политическую оценку этой контрреволюционной дребедени…»

На заседании съезда 18 августа Рындин потребовал объяснений, почему Караковская сама не поставила вопрос об изъятии брошюры:

«РЫНДИН – Вы потребовали, чтобы вашу книжонку изъяли?

КАРАКОВСКАЯ – Я не требовала, я не ставила этот вопрос.

РЫНДИН – А почему?

КАРАКОВСКАЯ – Я считала, что она должна быть изъята и так.

РЫНДИН – Ответ опять неудовлетворительный».

Заведующий ОблОНО Барсуков: «Вы расскажите о том, как эти дурацкие тесты вы проводили, к чему они приводили и какой приносили вред».

Караковская соглашается с тем, что педологи «брали нормального ребенка, помещали его во вспомогательную школу и приклеивали ему ярлык отсталости… Да критиковали меня мало и, нужно сказать, что я эту критику воспринимала болезненно… Это, конечно, был безобразный, недопустимый факт, ибо критика должна мобилизовывать нас на дальнейшую работу». Но Караковская пытается оправдаться, а этого делать нельзя – нарушение ритуала. Говорит о том, что «в том движении отличников-учителей, маленькая доля есть и моей работы». На обвинения Барсукова в том, что не был издан опыт отличников-учителей, она отвечает: «Вы, т. Барсуков, повинны в этом. У нас не было ясности, кто редактор этого сборника».

Речи выступающих на собрании насыщены речевыми штампами того времени: «контрреволюционная наука педология», «вредная контрреволюционная книга», «наш мудрый Сталинский Центральный Комитет Партии», «лженаучные, антимарксистские принципы педологии», «по-большевистски разоблачать, выкорчевывать», «вредительская работа», «педологические извращения» и т. п. Эти штампы помогали избегать размышлений. Попробуй защитить педологию, если на ней ярлык «фашистская лженаука».

В тексте стенограммы часто (чаще всего у Рындина) встречается просторечная и грубая оценочная лексика: взбучка, всыпать, книжонка, идиоты, сволочи, дурацкие тесты, увертки, смазать (в значении «подставить»), угробить, нажимали (в значении «оказывать давление»), дралась, вранье, протаскивать. Обвинения носили издевательский характер. В частности, это выражалось в репликах Рындина, сопровождавшихся смехом в зале: «Как же это так? Теорию ее не уважаете, а ее уважаете? (смех)»; «Я прочел эту книжонку и понял, что такое педология (общий смех)».

Всё было направлено на унижение обвиняемого, на лишение его чувства собственного достоинства, на создание у него комплекса вины.

«ШУМИЛИШСКИЙ – Бросьте свои записи и определите свое отношение к прошлому.

КАРАКОВСКАЯ – Вредила я, вредила. В Челябинске был пед<ологический> кабинет, я была директором. Тут мы вредили, комплектовали классы, занимались и режимом дня и учетом знаний и этим самым отмирали школу и сливались с <слово неразборчиво> антиленинской теорией. И искренне заявляю, что с этим делом я покончила».

Под давлением Караковская «признается» («Вредила я, вредила»). Вроде бы Рындин добился своего. Но… действительно ли Караковская ощущала свою вину за «вредительство»? Маегов, заведующий отделом школ и науки обкома ВКП(б), говорит о том, что «выступление Караковской ни в коем случае не может нас удовлетворить. Что она сказала здесь? По существу, не разоружилась, она старается сослаться здесь на Барсукова, на Маегова, но о своих ошибках она не говорит».

Дело о «немножечко революционерах»

Вернемся в 1936 год. В августе 1936 года партийная организация при ОблОНО исключает А. З. Караковского из членов ВКП(б) за то, что он в беседе с беспартийными назвал Зиновьева и Каменева «немножко революционерами». Это тоже показательная история того, как система «корректирует» личность.

В 1936 году по всей стране под руководством партийных организаций были организованы собрания и митинги для осуждения Зиновьева и Каменева и одобрения их казни. Поддержка решений партии должна была быть единодушной и беспрекословной. И тут снова нарушается правило ритуала «пятиминутки ненависти». Караковский рискнул иметь свое мнение.

Суть дела передают протоколы партийных собраний коммунистов ОблОНО.

«Слушали сообщение т. Букиной (секретарь партийной организации – Б. Г.): Печать подняла на своих страницах вопрос о продолжающихся вылазках классового врага – подсобников, поддонков троцкистской банды, Зиновьева, Каменева и др. Зиновьев, Каменев и др. предаются суду за контрреволюцию. Райком партии предложил выделить товарищей для проведения бесед рабочих и служащих по этому вопросу. Т. Караковскому было поручено провести беседу с сотрудниками и помочь лучше понять контрреволюционную сущность действий Зиновьева и Каменева и организацию ими всех остатков контрреволюционного отребья».

Караковский как пропагандист, выполняющий директивы партии, доказывал коллегам по работе контрреволюционную сущность оппозиции. На провокационный вопрос «почему тогда Зиновьев и Каменев в царских тюрьмах сидели», он ответил, что тогда они были «немного революционерами». Но ведь реально же были. И не немного. Еще 10 лет назад портреты этих вождей не сходили с газетных страниц. Но в партии и стране создается новый вариант мифа о вождях. И Зиновьеву с Каменевым там четко определена роль законченных негодяев. И неважно, что в памяти, в книгах, газетах информация другая. Книги и газеты убрать из библиотек. Память перезаписать.

Караковский понимает, что поступил не по правилам. Но что-то ему мешает категорично отказаться от своего (робкого, осторожного, но своего) мнения. Среди слушателей сразу нашлись люди, которые написали донос в парторганизацию. Началось расследование, затем собрание с самокритикой виновного и единогласным осуждением жертвы.

А. З. Караковский пытается исправиться. «Я считаю, что такое мое выступление было большой ошибкой, но никогда не был троцкистом, никогда не был на их стороне. В Бунде я был 3–5 месяцев с мая по август 1917 года, а теперь в течение 18 лет я член партии большевиков, и я ни разу не сбивался, ни разу не имел ни одной обмолвки… Я не могу примириться с тем обвинением, что я когда-нибудь пропагандировал троцкизм. Ведь на собрании я приводил пример. Факты как надо быть бдительным. Я допустил серьезную политическую ошибку, что мог дать повод к снижению злости против оголтелых контрреволюционеров. Я считаю, что у меня была крупная политическая ошибка, но не троцкистская».

Коллеги неумолимы:

«т. Федотов: …В заключительном слове т. Караковский вместо того, чтобы признать свою ошибку, подтвердил еще раз, что Зиновьев и Каменев были немного революционерами, что и буржуазия была в свое время революционной. Считаю, что правильно говорит т. Шмаков, что эта банда революционерами никогда не была.

т. Барсуков: Караковский по существу пытается толкнуть организацию на путь дискуссии. Это попытка с негодными средствами. Произошло то, что в то время, как опубликовано постановление о привлечении к суду контрреволюционной группы, а на беспартийном собрании происходит дискуссия. Караковский продолжает отстаивать свою позицию. Кому это нужно? Врагу.

т. Барко: Совершенно бесспорно, что Караковский подлежит немедленному исключению из партии. Когда послушаешь Караковского, то невольно напрашивается вопрос, для чего ему нужно находить какие-то светлые пятна у врагов нашей партии.

т. Пирожкова: Что за выражение у т. Караковского, что сейчас было неуместно говорить о том, что Зиновьев и Каменев были немного революционерами. А когда уместно это говорить? Никогда, так как на всем протяжении своей деятельности эта сволочь не отличалась от Троцкого, что за скидка для Зиновьева, Каменева о их революционности. Они двурушники, оппортунисты, и нельзя разделить троцкизм от Зиновьева, т. к. и те и другие – оголтелая контрреволюция. Почему вы, т. Караковский, считаете, что вы сделали ошибку политическую, а не троцкистскую, когда это все на руку троцкизму. Я предлагаю утвердить постановление партгруппы об исключении из партии Караковского».

Караковский признал, что сделал серьезную политическую ошибку, но это не троцкизм (троцкизм – это уже последняя стадия падения). Его раскритиковали, осудили, исключили. Почти единогласно. Против исключения выступил только один человек – Р. П. Караковская. И собрание принимается еще за одного отступника, который имеет свое мнение:

«т. Барко: Предлагаю заслушать т. Караковскую Р. П. почему она внесла предложение о выговоре Караковскому и как она оценивает ошибки Караковского во время беседы с беспартийными.

т. Караковская: Я за то, чтобы его за его большую политическую ошибку не исключать из партии, а дать строгий выговор. Зная Караковского в течение 18 лет, я убеждена, что он не может быть троцкистом. Не знаю, что с ним случилось. Его выступление на руку врага, но он по-моему недопонял, он преданный большевик.

…

т. Барсуков: От Караковской требуется ответственное выступление, если она продолжает настаивать на своем мнении, то нужно ставить вопрос о пребывании ее в партии.

т. Караковская: Я с Караковским не солидаризируюсь, выступление его считаю серьезной политической ошибкой, но я его знаю достаточно давно и сделать о нем вывод как о контрреволюционере, не могу…

т. Барко: Получается, что коммунисты уговаривают Караковскую присоединиться к решению партсобрания о Караковском. Предлагаю прекратить этот либерализм и ставить вопрос о Караковской в рядах ВКП(б)».

И вот тут звучат очень характерные высказывания. Ценности партийные вступают в конфликт с семейными ценностями:

«т. Седякина: Ставя себя на место Караковской, если бы у меня муж сделал такой же проступок, я бы подняла руку за исключение его из партии…

т. Шманов: т. Караковская, мы за партию должны жизнь отдавать, а когда сегодня речь зашла о муже, Караковская занимает внепартийную политику, и мы по отношению к ней занимаем примирительную политику и либерализм».

И Караковскую тоже исключают из партии за то, что она на партсобрании пыталась защитить мужа. Ситуация, когда одна против толпы. Даже если это толпа ответственных работников отдела образования.

Караковские добиваются восстановления в партии. Как им это удалось, в архивных документах не прослеживается. Осенью 1937 года на одном из партсобраний ОблОНО говорили, что А. З. Караковский был восстановлен «по звонку» первого секретаря Челябинского обкома ВКП(б) К. В. Рындина. Возможно, свою роль сыграло личное знакомство с «хозяином» области. Кировский РК ВКП(б) не утвердил решение партсобрания ОблОНО об исключении А. З. Караковского из партии, а объявил ему строгий выговор с предупреждением «за протаскивание троцкистско-зиновьевской контрабанды».

Дело «о немножечко революционерах» должно было научить Караковского и всех, кто был рядом, тому, что правильными являются только самые последние установки партии. А если вы помните что-то иное, то это надо стереть из памяти. И не нужны никакие оговорки. Только черное или белое. И многие его коллеги это давно уже поняли. Но что-то подсказывает, что не случайно оговорился А. З. Караковский. И вряд ли он забудет историю страны, которой был свидетелем.

Дело о связи с Перелем

Еще некоторое время Караковский работает в должности заместителя заведующего ОблОНО. 11 ноября 1937 г. приказом № 213 заведующего Челябинским ОблОНО назначается по совместительству директором неполной средней школы № 37 «для укрепления руководства школой и скорейшего налаживания всей работы школы, в полном соответствии с указанием Секретаря Обкома Партии». Дело в том, что в октябре 1936 года школу-новостройку посетил первый секретарь Обкома ВКП(б) К. В. Рындин. Ему очень не понравилось, что школа недооборудована, нет порядка и дисциплины, не организована работа с педагогами и учениками. В результате первый директор школы и некоторые учителя были уволены. К концу 1936 года Караковский уже в ОблОНО не работал. Сам секретарь обкома, всесильный Кузьма Рындин, взял негласное шефство над школой.

Караковский активно взялся за укрепление школы. Пользуясь своим влиянием организовал перевод в школу лучших учителей района. Одной из главных проблем школы было сплочение ученического коллектива. В школе было много «трудных» ребят из барачных поселков. Караковский пользовался среди учителей огромным уважением. В. А. Муратова: «С большой благодарностью я вспоминаю об умелых, умных, обладающих педагогическим мастерством руководителях: директоре школы Караковском, завуче Колотилове Сергее Александровиче. Они сумели сплотить молодой коллектив вновь назначенных учителей, и школа сразу начала жить в деловом ритме».

А в стране всё интенсивнее разворачивались репрессии. Газеты заполнены материалами о судебных процессах над «вредителями» и «шпионами». В мае 1937 года арестован и через 2 месяца расстрелян заведующий Свердловским ОблОНО И. А. Перель. По уже сложившейся традиции начались поиски тех, кто «имел связь» с «врагом народа». Тесную связь с Перелем имел А. З. Караковский, он несколько лет работал его заместителем в Уральском ОблОНО. Более того, они дружили семьями.

19 июля состоялось собрание коммунистов ОблОНО, на котором был разбор «письма о враждебной деятельности … Караковской Р. П.». Некто Черников написал в Кировский РК ВКП(б) донос на Караковских об их связи с врагом народа Перелем. В этот же день секретарь Кировского РК Гагарин пересылает донос секретарю Ленинского РК Лаптеву, так как Караковский работает в школе на территории Ленинского района. Этим же днем датирована записка (донос) В. Северного (директор ИПККНО) Маегову (заведующему отделом школ и науки обкома ВКП(б)). Записка интересна тем, что Северный доносит своему партийному шефу о слухах, что Караковский «вскоре должен быть взят органами НКВД по делу врага народа Переля». В этот же день, 19 июля, какой-то большой начальник (подпись неразборчива) пишет на клочке бумаги красным карандашом записку с указанием сотрудникам ОблОНО разобраться с Караковскими. 25 июля Караковский пишет объяснительную записку в Ленинский РК ВКП(б) по поводу связи «с бывшим Зав. Свердлов. ОблОНО – ныне врагом народа – Перелем». 26 июля составлена докладная записка от работника Челябинского ОблОНО Пирожковой, которая специально ездила в Свердловск. «По Вашему поручению мною проведено расследование по делу связи … т. Караковской с врагом народа Перель». Пирожкова опросила коммунистов Свердловска, которые когда-то работали с Караковскими. 2 августа на закрытом партийном собрании в ОблОНО снова слушали вопрос «О проверке фактов связи Караковской с врагом народа Перель». Выступающие требовали от Розы Петровны покаяться, признать ошибки, сознаться в связях с Перелем, снова припоминали педологические грехи. Она в чем-то признавалась. Но ощущения, что она «полностью разоружилась» на собрании не возникало.

Зуев: «Караковская не помогает партии раскрыть врагов». Мякутин: «должно быть разоблачение врагов из УралОНО, а она ничего не сказала». Васюков: «у Караковской налицо потеря классовой бдительности». Из одиннадцати выступающих ни одного голоса от коллег в защиту.

Все уже понимают, если ты выразишь сочувствие жертве, то завтра сам окажешься на ее месте. А вот Роза Петровна этого почему-то не понимает. О муже, над которым висит угроза ареста: «Караковского и сейчас считаю честным большевиком». О «подозреваемой» во вражеской деятельности Савельевой: «Характеристика ее оказалась положительной… Савельеву считаю хорошим и честным большевиком». Р. П. Караковской вынесли строгий выговор с предупреждением, вопрос о ее связи с врагом народа решили «дорасследовать».

До конца августа наступает затишье. 29 августа проходит собрание объединенной партийной организации школ № 37 и № 47. Коммунистов всего четверо, включая Караковского. Основной вопрос о Караковском. Его обвиняют не только в связи с врагом народа, но и в «бюрократическом руководстве школой», и в «педологических извращениях». Припомнили все старые ошибки. Караковский защищается, приводит факты. Бесполезно. Результат уже предрешен. Караковского исключают из партии, двумя голосами против одного.

А. З. Караковский не сдается. 7 сентября он пишет заявления секретарю Ленинского РК ВКП(б) Мякутину и первому секретарю обкома Рындину. Он энергично оправдывается: «я категорически утверждаю, что никакой связи с вражеской, вредительской и антипартийной работой его (Переля – Б. Г.) и других троцкистско-бухаринских фашистских наймитов я не имел и не имею… Тщательная проверка этого органами НКВД я уверен безусловно подтвердит мое заявление». Но Рындин и человек его команды Мякутин уже сами на волосок от гибели. В первой половине октября Рындина, Мякутина и многих других руководителей арестовывают. 17 октября бюро Ленинского РК ВКП(б) утверждает исключение Караковского из партии.

26–27 октября (собрание шло два дня!)» Р. П. Караковскую. Караковская не покоряется, не собирается заниматься самобичеванием, снова заступается за мужа: «Я знаю, что сегодня поставили вопрос о моем исключении из партии, но я всё равно буду в партии… Я верю в Караковского: связи его с Перелем в его вредительской работе не было». «За нежелание вскрыть свою связь с врагом народа Перелем, как неразоружившегося педолога» Караковскую исключают из партии.

А. З. Караковский не оставляет надежд добиться справедливости. 26 ноября он пишет апелляцию о восстановлении в рядах ВКП(б) в комиссию партийного контроля. 14 декабря горком партии передает его апелляцию в партколлегию при уполномоченном КПК по Челябинской области. Заработал еще один агрегат партийного механизма. Член партколлегии Ерасов занимается персональным делом Караковского. Он делает запросы, собирает материалы о Караковском, к нему стекаются все доносы, все выписки из протоколов, заявления. 21 декабря посылает запрос начальнику УНКВД Чистову: «Просим сообщить не имеется ли у Вас каких-либо компрометирующих материалов на Караковского Абрама Залмановича… Ответ просим не задержать». Ответ пришел только 30 декабря: «Караковский Абрам Залманович … привлечен к уголовной ответственности и содержится под стражей». Всё. Ерасов пишет на персональном деле: «В архив». Бывший коммунист Караковский ему больше не интересен, им занимается НКВД.

А. З. Караковский был арестован органами НКВД еще 13 декабря 1937 года. Из воспоминаний учительницы школы № 37 В. А. Муратовой: «в 1937 г. в городе сложилась тяжелая обстановка в связи с арестами ряда руководящих работников и в один из вечеров, когда многие учителя после работы еще не разошлись по домам, а сидели и работали в учительской (заполняли журналы, проверяли тетради и прочее) вошел взволнованный директор школы Караковский. Он пожелал нам честно трудиться, любить свое дело и, пожав каждому руку, простился с нами и ушел. Каждый из нас почувствовал, что происходит. Директора школы все уважали, ведь каждому он чем-то помог в работе. Утром он на работу уже не пришел».

Из протокола допроса А. З. Караковского 31 декабря 1937 года:

«Вопрос: Вам предъявлено обвинение в участии в контрреволюционной организации правых. В своем заявлении от 18 декабря 1937 г. Вы признаете свое участие в этой организации. Вы это заявление подтверждаете?

Ответ: Свое заявление я полностью подтверждаю и заверяю следствие, что дам откровенные показания о своей преступной контрреволюционной деятельности. Еще раз прошу следствие верить мне, что после многолетней контрреволюционной борьбы против партии, я решил твердо и бесповоротно порвать со своим контрреволюционным прошлым и попытаться, если мне эта возможность будет предоставлена, честным трудом загладить совершенные мною преступления».

А. З. Караковский признал все обвинения в свой адрес, но это его не спасло. В приговоре сказано, что Караковский с 1932 года является «участником контрреволюционной террористической диверсионно-вредительской организации правых, действовавшей на территории Челябинской области, ставившей целью свержение Советской власти. По роду деятельности был организационно связан с активным участником этой организации Перель, по заданию которого, работая директором средней школы, а до этого в аппарате Челябинского ОблОНО, занимался подрывной вредительской деятельностью, направленной на срыв снабжения школ учебными пособиями, на засорение аппарата ОблОНО и учительские кадры социально чуждыми и враждебно настроенными к Советской власти людьми. Полностью разделял террористические намерения организации в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства». А. З. Караковский был обвинен по статьям 58-7, 58-8 и 58-11 УК РСФСР и приговорен к расстрелу с конфискацией всего лично принадлежащего ему имущества. Расстрелян 19 июля 1938 года.

По делу «контрреволюционной организации правых» в народном образовании Южного Урала были также арестованы и впоследствии расстреляны: зав. Челябинским ОблОНО И. И. Барсуков, зав. сектором заочного образования ОблОНО Пивоваров, директор педагогического института Челябинска И. К. Зеленский, директор института повышения квалификации кадров народного образования Северный и другие.

Р. П. Караковская после ареста мужа уволена из ОблОНО и вскоре арестована органами НКВД как жена «врага народа». Сын Караковских, пятилетний Володя, отправлен в Кунгурский детский дом (Пермская область). Через 6 месяцев Розу Петровну освобождают. Она забирает сына из детского дома и возвращается в Челябинск.

Роза Петровна в военные и послевоенные годы работала учителем русского языка и литературы в школе № 18 города Челябинска. Одновременно выполняла обязанности методиста Челябинского городского института усовершенствования учителей. Вырастила сына, который стал известным педагогом-новатором. В 1952 году вышла на пенсию.

Абрам Залманович был реабилитирован в 1957 году «за отсутствием состава преступления». Роза Петровна до этого момента не дожила. Она умерла 11 марта 1955 года.

***

Механизм подавления человека, сложившийся в СССР в 30-е годы ХХ века, имел довольно сложную структуру. При анализе архивных документов мы увидели только некоторые его элементы. Различные собрания, съезды, которые по сути часто превращались в судилища. Коммунистическая партия с ее везде проникающими ячейками, несомненно, была в это время элементом репрессивной структуры. Коммунисты беспрекословно должны были выполнять решения вышестоящих органов. Те, кто выражал сомнения, исключались из партии. Доносы становились обыденным явлением. Обвинять человека было правилом. Заступиться за кого-то – большим риском. Людей приучали к тому, чтобы во всех видеть врагов. Речевые стереотипы отучали людей размышлять. В противостоянии тоталитарной системы и личности кажется, что все преимущества на стороне системы. Но это не так. Репрессии – это не только физическое уничтожение, это и подавление личности, механизм слома человеческой психики. Система подавления не всегда может контролировать память, мысли и чувства людей. У личности в этой ситуации выбор небольшой, но он есть.

Розу и Абрама Караковских нельзя идеализировать. Они коммунисты, участвовавшие, в той или иной мере, в создании тоталитарной системы. Но они отличаются от многих, тем, что пытались размышлять, иметь и защищать свое мнение. Три эпизода из жизни педагогов Караковских, показывают, что даже если внешне кажется, что тоталитарная система победила и человек сломан, то на самом деле это не всегда так. И это дает надежду на будущее.

Беата Горбачевская

Дело педагогов Караковских