г. Владимир, школа №21, 11 класс.
Научные руководители: Е.В. Шахова, М.А. Шехирев

«Но так жила не только наша семья, так жила почти вся страна, во всяком случае, большая её часть, в особенности те, кто был из «бывших».
И ещё один момент, видимо, требует своего объяснения. Несмотря на то, что период времени, о котором говорится в работе, наполнен грандиозными по значимости событиями, изменившими миллионы и миллионы людских судеб, я постаралась не писать о них напрямую. Причина этому самая простая. Мои предки, о которых идёт речь, не шли на баррикады, не проявляли чудеса героизма на фронтах, они просто жили. Но жизнь их много лет подряд была постоянной борьбой за выживание самих себя и своих близких. И таких как они, среди наших соотечественников, было очень много. На мой взгляд, даже слишком много. Жизнь любого из этих людей, была такова, что вполне может быть определена как духовный и физический подвиг.»

Нет! и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл –

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

А. Ахматова

Судьбы моих родственников, во многом схожи с судьбами тысяч и тысяч россиян, чей жизненный путь был пересечён революцией, гражданской и Великой Отечественной войнами.

Единственной целью, которую я поставила, это попытаться рассказать о тех, кто, невольно став игрушкой в огромном и жестоком социальном эксперименте, был просто человеком, желавшим жить, а зачастую просто выжить в те годы.

Разбирая семейные документы, я вновь убедилась в справедливости утверждения о том, что и среди самых обычных семейных бумаг могут находиться такие, которые не только касаются отдельных людей, но и как маленькое зеркало отражают грани жизни нашей страны.

Документы, которые легли в основу этой работы, не являются систематизированным семейным архивом, они охватывают очень небольшой промежуток времени (первую половину XX века и лишь отчасти, фрагментарно, касаются событий конца XIX века) и непосредственно относятся только к нескольким людям, моим родственникам по материнской линии. Поэтому разбирая их, я и обратилась с вопросами к своей бабушке – Надежде Васильевне Ремезовой (Ионовой). Именно её устные рассказы легли в основу истории, которую я хочу рассказать, а обнаруженные в доме документы только подтверждают правдивость её слов.

Мои предки, о которых пойдёт речь, жили до определённого момента очень неплохо. Поэтому они оказались не готовы к тем переменам, которые стали не закономерным следствием течения их обычной жизни, а стали возможными только благодаря тому грандиозному перелому, который принесли с собой в Россию революция и советская власть.

Начать свой рассказ я хочу издалека, что бы было понятно, кто те люди, о которых я буду говорить.

* * *

В Ковровском уезде Владимирской губернии существовало и существует до настоящего времени село – Эдемское. Именно в этом селе, в 1878 году в крестьянской семье Якова Васильевича и Марии Гавриловны Гусевых родилась девочка – Наталья, которая является моей прапрабабушкой.

Яков Васильевич, несмотря на своё крестьянское происхождение, кроме земледелия занимался ещё и предпринимательством. Он имел свою торговлю в селе Лемешки Ковровского уезда, расположенном совсем недалеко от губернского центра. Мария Гавриловна происходила также из крестьянской семьи, но, родившись ещё до отмены в России крепостного права, была дочерью так называемых «дворовых»т – одного из местных помещиков. Живя в имении и воспитываясь с детьми владельца имения, она естественному крестьянскому ремеслу и даже повседневной хозяйственной работе не была обучена. Выйдя замуж за Якова Васильевича Гусева, с удивлением обнаружила, что практически не приспособлена к ведению крестьянского хозяйства.

По меркам своего времени и по своему социальному статусу семья Гусевых была вполне благополучной. В семейном альбоме хранится фотография, на которой мы видим Якова Васильевича и Марию Гавриловну вместе с одной из трёх своих дочерей. Точно датировать эту фотографию трудно, но сделана она, скорее всего в 1878-1883 годах. Даже внешне эта пара производит очень приятное впечатление, красивая женщина и крепкий, с умным и добрым лицом мужчина.

Всю жизнь, помня о своём «дворовом» происхождении, Мария Гавриловна говорила, что: «сделает всё, что бы её дети могли и умели всё». Для неё, бывшей крепостной, выросшей вместе с барскими детьми, это означало только то, что её дети должны были владеть какими-то профессиональными навыками, а девочки – ещё и уметь вести домашнее хозяйство.

Никто из детей Гусевых не получил классического, в нашем современном понимании, образования. Например, Наталья Яковлевна, моя прапрабабушка, окончила только два класса церковно-приходской школы, но при этом она очень правильно, грамотно говорила, следила за своей речью и очень ценила в людях образованность. И, конечно же, не случайно, постаралась дать своей дочери возможность получить настоящее классическое образование.

И заканчивая разговор о Якове Васильевиче и Марии Гавриловне надо отметить ещё один факт, впоследствии сыгравший определённую роль в судьбе их дочери. Оба выходцы из крестьянской среды Гусевы были глубоко верующими людьми и всех своих детей воспитывали в христианской православной вере.

Единственный сын в семье Гусевых – Василий со временем перебрался в губернский город Владимир, где открыл собственную торговлю скобяными изделиями. До своего замужества Наталья несколько лет помогала брату, занимаясь торговлей в его лавке.

В 1900 году Наталья Яковлевна Гусева вышла замуж за Михаила Сергеевича Кондратьева. Нельзя сказать, что они не знали друг друга до свадьбы, но ни о какой большой любви, безусловно, и речи не было. Тогда браки устраивались родителями. Дети принимали их волю и учились любить и уважать друг друга согласно библейским заветам, пока смерть не разлучит их. Иногда случались трагедии, но в большинстве случаев пары подбирались подходящие по социальному уровню, интересам, что гарантировало прочные союзы.

По роду своей торговой деятельности Яков Васильевич Гусев общался со многими владимирскими купцами и женихов для своих дочерей выбирал из купеческих семей. Старшая и младшая сёстры Натальи так же вышли замуж за детей владимирских предпринимателей – подрядчика Митрофанова и купца Симакова, а брат Василий стал к началу века купцом первой гильдии.

Гусевы к тому времени уже проживали в селе Лемешки и будущий супруг Натальи, отдавая дань моде тех времён, ездил на свидание к невесте из Владимира в село Лемешки на велосипеде. Правда и расстояние позволяло – чуть более 10-ти километров.

После свадьбы молодая семья Кондратьевых переехала на жительство в село Второво Ковровского уезда, где Михаил Сергеевич открыл самостоятельную торговлю. Торговля была самая разнообразная и розничная, и оптовая. Торговали самыми различными товарами, от продуктов питания, до мануфактуры, спичек и керосина. Дела шли, видимо вполне успешно. Спустя несколько лет Кондратьевы построили небольшой кирпичный завод. Изначально его постройка диктовалась исключительно личной необходимостью. Требовался кирпич для строительства нового кирпичного магазина и складов. Впоследствии продукция этого завода также пошла в продажу.

Строения, возведённые Кондратьевыми в селе Второво, просуществовали много дольше своих бывших владельцев. Магазин и склады были целы ещё во время Великой Отечественной войны и использовались в то время по прямому назначению. Двухэтажный дом, в котором они жили, стоит и в наши дни, в послереволюционные годы в нём располагались сельсовет и различные советские конторы.

10 декабря 1900 года у Михаила Сергеевича и Натальи Яковлевны родилась дочь. Она оказалась первым и единственным ребёнком в семье Кондратьевых.

Немного раньше я уже говорила о том, что сама Наталья Яковлевна не получила хорошего образования, но она сделала всё необходимое, чтобы такое образование было у её дочери. С пятилетнего возраста девочку начали обучать грамоте и рукоделию. До девяти лет Валя жила вместе с родителями во Второво, где и получила начальное образование, которое было необходимо для поступления в приготовительный класс Владимирской женской земской гимназии. Для этого Кондратьевы нанимали учителей и выписывали из Москвы учебники. По дореволюционным меркам, требования для поступления в гимназию были достаточно высокими. «Поступающие в первый класс должны уметь читать и писать и знать первые четыре правила арифметики»Страхов П.И. История открытия Владимирского пансиона. Владимир на Клязьме. 1903 год. С. 105. Для сравнения можно сказать, что для обучения в первом классе современной средней школы таких знаний не требуется.

В 1910 году Валя поступила во Владимирскую земскую женскую гимназию. Среди документов, которые обнаружила я у нас в доме, каким-то чудом сохранился аттестат за № 191, полученный ею по окончании обучения в гимназии.

Самым лучшим временем Валя считала лето, когда могла надолго вернуться к родителям во Второво. Именно, летом в селе собиралось очень много детей. Приезжали многочисленные племянники Михаила Сергеевича и Натальи Яковлевны из Владимира, Москвы, Нижнего Новгорода. Все они были почти одногодками с Валентиной. Вечерами все собирались на большой террасе дома у огромного самовара.

Я так подробно рассказала о жизни семьи до 1917 года исключительно потому, что хочу показать, насколько разительно изменилась эта жизнь с приходом к власти большевиков.

* * *

Не могу сказать, что годы учёбы Валентины Кондратьевой в гимназии были самыми лучшими годами для нашей страны. На эти годы пришлась и первая мировая война и революция, а год выпуска из гимназии оказался вообще переломным для семьи Кондратьевых, да и для многих семей в России.

В середине 1918 года новая власть решила, что Кондратьевы слишком хорошо живут на «нетрудовые» доходы, являются «эксплуататорами» трудового народа и конфисковала у них торговлю и дом во Второво. По сути своей, семья осталась без жилья и средств к существованию.

Оказавшись бездомными, они перебрались на жительство в город Владимир, снимали комнату в доме на ул. Гороховой. Лишившись денег и торговли, Михаил Сергеевич, чтобы прокормить семью, вынужден был устроиться на работу в одну из новообразованных государственных контор в качестве «совслужащего». Где и кем он работал – мне пока узнать не удалось.

Спустя немного времени то же самое сделала и его дочь Валентина. С февраля 1919 года по март 1921 года она состояла на службе во Владимирской ГубРКИ – организации осуществлявшей госконтроль. В качестве кого, я так же не знаю, но среди домашних документов существует справка, датированная 23 апреля 1928 года, подтверждающая это.

Мне странно, но это факт, что новая власть, отобрав у «эксплуататора» дом, имущество и деньги, позволила ему и его дочери работать в новоиспечённых государственных конторах, по сути своей, став госслужащими, пусть даже и на самых маленьких должностях. Могу это объяснить только тем, что у большевиков в те годы просто не хватало грамотных, в прямом смысле этого слова, людей. Но, правда и опомнились достаточно быстро. Валя была уволена со службы практически через год.

В июне 1921 года, сразу же после введения в стране НЭПа, Михаил Сергеевич снова занялся торговлей.

Ещё один любопытный факт, который я никак не могу объяснить. Во время НЭПа Кондратьевым каким-то образом удалось вернуть себе и магазин, и дом в селе Второво. Каким образом это произошло, я не знаю, но спустя много лет, Наталья Яковлевна в разговоре со своей внучкой об этом времени говорила так: «Когда нам «товарищи» всё вернули …»

Надо отдать должное предпринимательской жилке Михаила Сергеевича, но во время НЭПа он довольно быстро, как сейчас говорят «поднялся». По сути своей, он фактически восстановил свою прежнюю торговлю, пусть даже и в несколько усечённом виде. Он, как и прежде, не только торговал в розницу в своём магазине, но и держал оптовую торговлю, привозя товар из столицы и продавая его мелким торговцам в своём уезде и во Владимире. Жена и дочь помогали ему, работая в магазине.

В ноябре 1927 года Валентина Михайловна вышла замуж за Василия Алексеевича Ионова. К этому времени Василий Ионов был весь, как говорится – «бывший». Бывший владимирский купец, бывший царский офицер участвовавший в Первой мировой войне и побывавший в плену, бывший военспец Красной армии, в 1927 году он также как и Кондратьевы занимался торговлей. Но время НЭПа уже подходило к концу, и его торговые дела шли всё хуже и хуже. Да и не только у него одного, просто большевистское правительство уже начало проводить политику ликвидации частного сектора экономики.

У нас в доме хранится флакон из под духов и коробочка из под пудры французской фирмы «Котти». Это были первые подарки моего прадедушки будущей супруге. Этот парфюмерный набор Валя хранила всю свою жизнь. Сохранилось и несколько писем, которые писал Василий Алексеевич Валентине летом и осенью 1927 года. Они, перевязанные поблекшей розовой ленточкой, хранят в себе множество ласковых добрых слов, которые он посылал своей будущей жене.

Второго августа 1928 года, уже в трудное для семьи время, у Василия и Валентины Ионовых родилась дочь – Надежда. В тот год Василий Алексеевич полностью забросил торговлю и открыл скорняжную мастерскую, где и работал сам скорняком.Анкета для арестованных. Архив УФСБ России по Владимирской области, архивное уголовное дело № П-8371, л. 95 Причиной этого стала общая направленность внутренней экономической политики большевиков. Большевистское государство, видя в частнике конкурента и врага, стремилось не поддержать его, а наоборот – подавить. Я не случайно употребила слово «враг». Среди найденных мной документов оказалась одна страница владимирской газеты «Призыв», в которой был опубликован доклад Н.И. Бухарина.Газета «Призыв» от 05 декабря 1928 года. Хочу процитировать только одну фразу из выступления этого большевистского лидера:

«Вообще нужно понять, что стоящие перед нами задачи строительного периода по отношению к людям заключаются не в том, чтобы воспитывать попугаев, которые когда угодно, в особенности под бдительным взором начальства, могут повторять одно и то же, а воспитывать таких людей, которые разбираются в вопросах, могут дать правильные указания, которые любому врагу, будь то кулак, будь то нэпман, смогут дать на деле, в борьбе, правильный «ответ», которые смогут переубедить колеблющихся, будучи сами убеждены и действуя не за страх, а за совесть»Газета «Призыв» № 282 от 5.12.1928 года. С. 6..

Я не случайно выделила часть фразы. На мой взгляд, это выступление Бухарина очень ярко иллюстрирует внутреннюю политику большевиков, проводимую ими в 1928 году.

Скорняжная мастерская Ионовых просуществовала меньше двух лет.Анкета для арестованных. Архив УФСБ России по Владимирской области, архивное уголовное дело № П-8371, л. 95 В итоге, к началу 1930 года, Василий Алексеевич Ионов окончательно отказавшись от попыток заниматься собственным делом, становится рабочим на кирпичном заводе.Анкета для арестованных. Архив УФСБ России по Владимирской области, архивное уголовное дело № П-8371, л. 95

Такая судьба была уготована не только Василию Ионову. Практически то же самое произошло и с отцом Валентины Михайловны. В январе 1930 года большевики повторно конфисковали, имущество, принадлежащее Кондратьевым и семья, вновь оказалась без дома и средств к существованию. Наталья Яковлевна и Михаил Сергеевич перебрались на жительство в деревню Тереховицы, расположенную недалеко от Второва. Впоследствии, Наталья Яковлевна рассказывала своей внучке о том, что: «У нас из дома вывезли не только ценные вещи и мебель, но забрали очень многое из носильных вещей…».

Жизнь в Тереховицах была для Кондратьевых очень трудной. Что бы просто не умереть с голоду 59-летний Михаил Сергеевич начинает работать в Павловском учлесхозе на лесозаготовках. У нас дома сохранилась справка, выданная ему в марте 1930 года и «Типовой расчётный лист для лиц, занятых на дроволесозаготовках Владимирского Окрлесзага».

Об этом расчётном листе хочу рассказать по подробней, так как этот документ очень любопытный по своему содержанию. По сути своей, это нечто похожее на современный трудовой договор. В этом расчётном листе указан характер выполняемой работы, продолжительность работы и порядок оплаты. Михаил Сергеевич должен был выполнять: «заготовку дров после рубки делового леса из вершинника с подбором и укладкой в штабели», продолжительность работы была указана как «неопределённая», т.е. продолжительность рабочего дня была ничем не ограничена, и за подобную работу оплата была «68 копеек с кубического метра» и ещё «муки 369 гр., крупы 61,5 гр., масла 3,15 гр., сахар и табак 6,15 гр.».

Мне кажется, любому нормальному человеку понятно, что подобная оплата труда отнюдь не соответствует работе, за которую она причитается. Но у Кондратьева выбора не было. Либо работа на зимней лесной делянке с ненормированным рабочим днём, либо голодная смерть его и жены.

Говоря об оплате труда, хочется сказать немного и о ценах. В «Известиях Владимирского Губисполкома и Губкоопсовета» была опубликована статья, в которой говорилось, что в 1929 году во Владимирской губернии произошел резкий рост цен на продукты питания и в первую очередь на хлеб. Средне-губернские розничные цены на пшеничную муку выросли на 34,2 %.Известия Владимирского Губисполкома и Губкоопсовета. № 10. С. 27

Кроме той зарплаты, которую получал Михаил Сергеевич, Кондратьевы в тот период ещё жили тем, что их поддерживали люди, которые помнили добрые дела Натальи Яковлевны тех лет, когда жизнь семьи была ещё благополучной. Бывшие односельчане помогали им, чем могли.

На лесозаготовках Михаил Сергеевич проработал зиму и весну 1930 года и был уволен. 7 мая он устроился на работу в Ковровскую кооперативную артель «Стройматериал». И вновь, почти шестидесятилетний человек получил работу не соответствующую своему возрасту и состоянию здоровья он стал «каменоломом». Думается, совершенно не надо объяснять, что это была за работа, само название должности говорит за себя. Но выбора не было. Надо было, каким-то образом выживать, а его бывшего «эксплуататора» да ещё и «лишенца» на другую работу просто не брали.

Но и в каменоломне долго ему проработать не дали. Большевикам срочно потребовалось большое количество денег и с «бывших» начали требовать выдачи якобы спрятанного золота и других ценностей. Первый раз Михаила Сергеевича забрали в октябре 1930 года. По решению судебного заседания тройки при ОГПУ Ивановской промышленной области он просидел в домзаке с 28 октября 1930 года по 17 января 1931 года.

Среди документов, хранящихся у нас дома, есть справка, выданная администрацией Владимирского домзака для срочноследственных, о том, что Михаил Сергеевич был отпущен по отбытию установленного ему срока лишения свободы. Но это было только самое начало. Кондратьевы не прятали золота, все их средства были вложены в товар, который и был конфискован вместе с магазином и домом. Единственное что удалось сохранить Михаилу Сергеевичу и его жене – это часть личных носильных вещей, драгоценности, немного мебели, всё это, за несколько дней до конфискации, они передали на хранение своим соседям, знакомым, родственникам. Отчасти, моим предкам удалось выжить в те годы именно потому, что они продавали эти сохранившиеся от прежней жизни вещи.

Отбыв срок в домзаке, Михаил Сергеевич попытался найти себе более или менее приемлемую работу, но из этого ничего не вышло и, в конце апреля 1931 года, он вновь вернулся в каменоломни на бутовые работы. Казалось бы, ну что можно взять с нищих и бездомных стариков? Живут они себе потихоньку, властям не мешают, хотят только, что бы их оставили в покое. Но не тут-то было. Большевикам было мало, что они отобрали у людей всё, что было ими нажито, что загнали шестидесятилетнего старика ломать камень в карьере. В конце мая 1931 года Михаила Сергеевича и Наталью Яковлевну в принудительном порядке отправили на стройку металлургического завода в городе Магнитогорске. Вернее в тот год города как такового ещё практически не было, была грандиозная стройка на берегу реки Урал около горы Магнитная.

Несмотря на то, что моей бабушке ещё не было и трёх лет, день отправки в Магнитогорск она помнит отчётливо. Это был серый весенний день, дул сильный ветер и лил дождь. Она сидела на руках у матери, вокруг было много незнакомых людей, которые с мешками, чемоданами, ящиками сновали по перрону. Одни что-то кричали, другие плакали, третьи просто тихо о чём-то говорили. Её мама внимательно слушала последние наставления своих родителей, а по щекам текла горькая слеза. Девочка вытирала её своей маленькой ладошкой.

Потом вдруг толпа заволновалась и все увидели военных, которые очень громко грубо кричали, запихивая людей в вагоны. Наталья Яковлевна велела дочери немедленно уходить. На прощание они ещё раз очень крепко обнялись, расцеловались и Михаил Сергеевич, сказал дочери: «Береги себя и Надю, о нас не беспокойся, даст Бог, свидимся ещё на этом свете».

И старики поехали строить большевикам металлургический завод. Среди найденных мной документов сохранилась расчётная книжка, принадлежавшая Михаилу Сергеевичу. Этот документ не только подтверждает факт его присутствия на стройке в 1931 году и то, что он работал в должности землекопа организации с названием «Водоканалстрой» с 3-го июня. Этот документ любопытен ещё по другой причине.

В этой расчётной книжке указано, что зарплата выдаётся два раза в месяц. На приведённой ниже странице указано, что землекоп Кондратьев за полмесяца сумел заработать всего 17 рублей 88 копеек. Из них получил авансом три рубля и под расчёт, после вычетов ещё восемь рублей и шестнадцать копеек. И так практически на каждой странице с небольшими изменениями.

О жизни Кондратьевых в Магнитогорске мне, к сожалению, практически ничего неизвестно. Знаю только то, что в конце 1932 года они каким-то чудом умудряются вырваться оттуда и возвращаются во Владимир. В нашей семье существует версия, и она, по всей видимости, близка к истине, что достаточно быстрое возвращение домой, связано с резким ухудшением здоровья. Иными словами их, скорее всего, списали как лиц негодных к работе. Достаточно вспомнить, что Михаилу Сергеевичу было уже 62 года.

Хочу вернуться назад и рассказать о том, что происходило в это время с семьёй Ионовых. Как я уже говорила, к началу 1930 года Василий Алексеевич был вынужден закрыть скорняжную мастерскую и устроиться на работу на кирпичный завод. Но и в качестве рабочего он оказался неугоден новой власти. В октябре 1930 года Василий Ионов был арестован вместе с целой группой лиц. Их обвиняли в причастности к деятельности так называемой контрреволюционной организации «Спасение родины и революции». 26 октября 1930 года начальник ОКРООГПУ подписал два документа: ордер № 3204 на производство обыска и арест Василия Алексеевича Ионова и постановление об избрании ему меры пресечения – содержании под стражей в домзаке.

Следствие по делу длилось очень недолго. Уже 12 ноября 1930 года обвинительное заключение было направлено на рассмотрение тройки ОГПУ, а 18 ноября вступил в силу приговор – три года концентрационного лагеря. Среди найденных у нас в доме документов сохранилась копия кассационной жалобы на решение суда по гражданскому иску, поданной Василием Алексеевичем после отбытия срока наказания. В этом документе, датированном 30 декабря 1933 года, Ионов сам указывает место, где он находился в течение трёх лет – Суздальский политизолятор.

После ареста мужа Валентина Михайловна оказалась в очень бедственном положении. Безработная, жена осуждённого «контрреволюционера», «лишенка», поражённая в правах в соответствии с конституцией 1925 года, она не могла рассчитывать ни на чью помощь, даже на помощь своих родителей. Как я сказала ранее, её отец был также арестован в октябре 1930 года. Положение усугублялось ещё и тем, что одним арестом Василия Ионова власти не ограничились. Всё имущество, находящееся в доме Ионовых было описано и конфисковано. Среди домашних бумаг есть два очень интересных документа. Они представляют собой копии списков имущества, конфискованного в доме Ионовых. Судя по тому, что их два, можно предположить, что и конфискация происходила в два приёма. Один из списков на четырёх листах, поэтому я предполагаю, что он первый. Точно его датировать невозможно, но составлен он в период с 26 октября по 02 ноября 1930 года. Второй список много короче – всего на двух листах. Дата его составления 02 ноября 1930 года.

Когда я просматривала перечень конфискованных вещей, меня поразили два момента – отсутствие в доме у Ионовых к концу 1930 года каких-либо действительно серьёзных ценностей, и мелочность или извращённая жестокость представителей советской власти, которые не побрезговали ничем, конфисковав даже самые незначительные по стоимости, но необходимые любому нормальному человеку в повседневной жизни вещи.

В этом отношении особенно показателен список имущества, составленный работниками владимирского городского финансового отдела Шапошниковым и Антоновым. Они по сути своей дограбили то, что упустили из вида их предшественники, за несколько дней до того.

Надо отдать должное, Ионовы, как и Кондратьевы, предвидя репрессии со стороны большевиков, предприняли попытку сохранить часть своего имущества, передав его на хранение своим друзьям и родственникам. Значительную часть этого имущества Валентина Михайловна передала своей подруге, с которой училась в гимназии – Зинаиде Полторацкой. Оставшись без средств, к существованию, Валентина Михайловна обратилась к ней с просьбой о возврате отданного на сохранение, но получила категорический отказ. Полторацкая заявила, что ничего у Вали не брала, и пригрозила, что в случае настойчивости Валентины Михайловны в этом вопросе она обратится к властям.

Но были примеры и совершенно другого поведения людей. Кое-что из вещей Валентина Михайловна умудрилась отправить на хранение своей двоюродной сестре, проживавшей в Нижнем Новгороде. По обстоятельствам от неё независящим, забрать всё оттуда она долгое время не могла. Шли годы, а вещи по-прежнему продолжали храниться в неприкосновенности. Я обнаружила у нас в доме письмо, которое подтверждает этот факт, а также говорит о моральной чистоплотности человека, его писавшего.

Хочется обратить внимание на дату, когда было написано это письмо – 1936 год. То есть прошло шесть лет, а человек честно хранил вещи, переданные ему в трудный момент и даже воспользовавшись имуществом, направил Валентине Михайловне деньги, соответствующие стоимости этого имущества: «…одновременно с этим письмом я посылаю тебе по почте деньги – 125 рублей, … у нас лежала твоя материя, подходящая на подкладку (если помнишь, лилового цвета, шёлковая, 3,5 метра). Мама говорит, что ты собиралась её продать, поэтому я и решилась её взять. Надеюсь, что ты не будешь очень сердиться».

Оставшись совсем одна, без жилья, денег, без поддержки близких, с крохотной дочерью на руках Валентина Михайловна искала различные пути, чтобы в буквальном смысле слова выжить. Первое, что было необходимо – это крыша над головой. Найти жильё оказалось делом очень трудным. Никому не нужна была в жильцы безработная «лишенка», жена репрессированного да ещё с маленьким ребёнком. Но на её пути встречались и добрые люди, которые, пусть и не надолго, но сдавали ей комнаты. За год Валентина Михайловна, пять раз поменяла место жительства, при этом, в большинстве случаев с неё даже не брали денег за проживание. Вторым насущным вопросом был постоянный заработок. Без денег не мог решиться и вопрос с жильём, за квартиру необходимо было платить и платить регулярно. Валентина Михайловна готова была выполнять любую работу, но устроится куда-либо, тоже было большой проблемой.

Около полугода она безуспешно пыталась найти себе хоть какую-нибудь работу, которая бы позволила ей и её маленькой дочери выжить. Только в мае 1931 года ей удалось устроиться разнорабочей на кирпичный завод имени Володарского, где раньше работал её муж. Сохранилась расчётная книжка за номером 1000, выданная второго мая 1931 года разнорабочей Кондратьевой. Расчётная книжка – документ сам по себе ничем не примечательный, но, как и в случае с расчётной книжкой Михаила Сергеевича, меня поразил размер заработной платы, который большевики, называя себя «партией трудового народа», платили за достаточно тяжёлую и грязную работу этому народу. В мае 1931 года Валентина Михайловна заработала 23 рубля 25 копеек. В последующие месяцы её заработная плата была практически такая же, и даже меньше. Например, в декабре 1931 года её она составила всего 10 рублей 25 копеек. Как она умудрилась выжить в тот тяжёлый год, я не могу понять и сейчас.

Свой первый рабочий день на кирпичном заводе Валентина Михайловна запомнила на всю оставшуюся жизнь. Спустя много лет она рассказывала своей дочери, как пришла на завод в жакете, длинной юбке и сапожках на каблуках – другого просто ничего не было, на руках были старенькие дамские перчатки, сохранившиеся от прежней жизни, а делать надо было простую, но очень тяжёлую работу – катать по заводу вагонетки с кирпичом. Перчатки порвались практически мгновенно, и поэтому руки были сбиты до крови, каблуки на обуви только мешали, грозя вот-вот обломиться. Одна из работавших с ней женщин долго смотрела на то, как мучается Валентина Михайловна, а потом не выдержала и, отозвав в сторонку, протянула ей пару старых рабочих башмаков и рукавицы. Башмаки были грубые и не совсем подходили по размеру, к концу рабочего дня натёрли мозоли, но это было всё же лучше, чем сапожки с каблуками.

В тот год произошло и ещё одно событие, подтверждение которого я нашла среди семейных документов. 29 ноября 1931 года Владимирским горзагсом было выдано свидетельство о расторжении брака между Василием Алексеевичем и Валентиной Михайловной Ионовыми. Причиной развода было то, что таким образом Валентина Михайловна пыталась формально обеспечить себе некоторое улучшение своего социального статуса. Думаю, нет необходимости объяснять в каком положении в то время находились родственники людей, осуждённых по 58 статье Уголовного кодекса. Решиться на развод, пусть даже фиктивный, Валентина Михайловна не могла очень долго. Не позволяло её воспитание, да и сам брак был не только зарегистрирован в ЗАГСе, но и освящён церковью. Она всегда помнила обещание, данное мужу в день венчания, быть с ним рядом и в радости и в горе, в болезни и во здравии.

Но жизнь складывалась так, что всё чаще и чаще в её сознании всплывали практически последние слова, сказанные мужем перед арестом: «Умоляю, ради Нади, сделай так, как сделала Вера». Валентина тут же поняла, что речь идёт о Вере Платоновой, жене друга Василия Алексеевича. После ареста мужа, новая власть неоднократно её сажала в домзак, женщину унижали, грозили выслать, требовали, чтобы дети отреклись от отца «врага народа». Вера не смогла вынести всего этого и подала на развод, чтобы дать возможность как-то существовать своим детям.

После ареста мужа Валентина Михайловна тут же почувствовала отчуждение окружающих её людей. Одни перестали здороваться, другие, при встрече опускали глаза и делали вид, что не замечают её. Морально было настолько тяжело, что высказать это словами просто невозможно. Очень часто в её голове звучал вопрос: «За что мне всё это?». Но таких «бывших» как она и её семья в стране были тысячи. Оставшись одна, с крохотным ребёнком, без жилья, без денег, без работы, униженная и загнанная в угол, она была вынуждена подать на развод. Нечто подобное этому разводу совершила ещё в декабре 1930 года, сразу после ареста Ионова, Нина – дочь Василия Алексеевича от первого брака. Она публично, через газету «Призыв» отреклась от собственного отца.Газета «Призыв» № 209, 15 декабря 1930 год. Как оказалось, вырезка из той газеты также много лет храниться в нашем доме. Безусловно, можно винить Нину за такой поступок, можно винить и Валентину Михайловну за её развод с мужем, но прежде чем это делать, необходимо осознать тот факт, что только такое поведение зачастую могло дать возможность просто-напросто выжить в тех обстоятельствах. И не надо забывать, что на руках у Валентины Михайловны была её малолетняя дочь Надежда. То, что развод Ионовых был чистой формальностью, подтверждается тем фактом, что, отбыв назначенный ему срок, Василий Алексеевич возвратился не куда-нибудь, а к своей жене и дочери. Фиктивный развод всё же принёс свои плоды. В апреле 1932 года Валентина Михайловна смогла получить первую более или менее приличную работу. Ей удалось устроиться в трест «Свиновод» на должность статистки, с таким окладом, о котором раньше она и мечтать не могла – 150 рублей в месяц.

В 1933-ем году в январе ей наконец-то удалось найти относительно недорогое жильё, в феврале отбыв срок, возвратился Василий Алексеевич. В начале марта умер её отец буквально за полгода до этого вернувшийся со стройки Магнитогорска.

В тот год семья поселилась в доме 21 по улице Зелёной. Об этом доме, по всей видимости, необходимо рассказать особо. В каком-то смысле Валентине Михайловне и её матери повезло. Они нашли человека, который за 25 рублей в месяц согласился сдавать им по сути своей часть дома с отдельным входом. В квартире были две комнатки – 6 и 12 квадратных метров, небольшая кухонька и прихожая. По современным меркам жильё минимальное, без всяких удобств, на окраине города. То, что жилплощадь небольшая никого не смущало, в семье из имущества на тот момент была одна кровать, два небольших сундучка с носильными вещами, стол, два стула, две маленьких тумбочки и швейная машинка «Зингер». В этом доме Валентина Михайловна, Наталья Яковлевна и Надя прожили почти 15 лет.

Я попыталась найти этот дом, но, к сожалению, он не сохранился. На том месте, где он стоял, построено современное многоэтажное здание.

Относительное спокойствие в доме продлилось очень недолго. В конце 1933 года беды вновь наваливаются на Валентину Михайловну. В августе её увольняют с работы, а чуть позже повторно арестовывают Василия Алексеевича. Он получил новый десятилетний срок всё по той же 58-й статье. В своей предыдущей работе я писала, что не знаю, где отбывал свой второй срок Василий Ионов. Теперь, благодаря найденным в доме документам я это узнала. Во всяком случае, первую часть своего срока до 1937 года. У нас сохранился ответ на запрос, который делала Валентина Михайловна, желая узнать местонахождение своего мужа. Этот ответ датирован 3 марта 1934 года. Оказалось, что Василий Ионов был не очень далеко от дома – в Московской области. Ответ помощника начальника Дмитлага ОГПУ Мищенко шёл почтой до Владимира всего четверо суток. Второй документ, подтверждающий нахождение Василия Алексеевича в Дмитлаге, это конверт от заказного письма на имя Валентины Михайловны. По всей видимости, в этом конверте был очередной ответ на какой-либо её запрос. Трудно утверждать наверняка, т.к. в настоящее время конверт пуст. Обратный адрес на конверте – Бескудниковский участок Дмитлага НКВД СССР, расположенный на станции Бескудниково Ярославской железной дороги. Судя по штампу, которым «погашены» марки на конверте, письмо было отправлено 10 августа 1937 года. Все! Мужчины больше не смогут содержать и поддерживать свои семьи. Наталье Яковлевне будет суждено пережить своего мужа на тридцать три года, Валентине Михайловне сначала ждать десять лет мужа из мест заключения, а потом еще жить, воспитывая дочь семнадцать лет после его смерти. Из членов семьи они превращаются в «добытчиков» и надо воздать им должное. Они проявят чудеса стойкости, предприимчивости, чтобы выжить самим и вырастить маленькую Надюшу, мою бабушку.

Новый 1934 год принес новые испытания для Валентины Михайловны. Ежедневная борьба за кусок хлеба для себя, дочери и матери. Бесплодные поиски постоянной работы. Нельзя сказать, что работы не было вообще. Нет, работа была, но везде только временная. К примеру, на фабрике «Пионер», будущем заводе «Точмаш», Валентина Михайловна проработала с сентября по декабрь 1934 года в должности конторщицы расчётной конторы, в Городском потребительском обществе с 30 декабря 1934 года по 24 февраля 1935, в должности кассира. Судя по документам, отовсюду она увольняется по собственному желанию, но это не вся правда. Обстановка на советских предприятиях тех времён была такая, что её «бывшую», да ещё и жену репрессированного «контрреволюционера» выживали с работы её же коллеги и администрация предприятий.

В середине 1935 года Валентина Михайловна, измученная постоянной нищетой, отсутствием нормальной работы, принимает решение заниматься надомным трудом. Судя по сохранившимся документам, в 1935 году властями это не запрещалось.

В найденных мной бумагах сохранилось регистрационное удостоверение за номером 281663, выданное Валентине Михайловне и дающее официальное право заниматься промыслом и торговлей в виде производства искусственных цветов и продажей их на рынке. Удостоверение выдано 15 сентября 1935 года.

По всей видимости, идею об изготовлении искусственных цветов на продажу Вале подсказала её мать. Все цветы, которые были сделаны Валей, Наталья Яковлевна возила в Ковров, где и продавала в церквях. Она же нашла дочери и человека, который научил её этому нехитрому мастерству. Это была жена одного из владимирских священников. Имени этой женщины я выяснить не смогла, знаю только, что дом, в котором они жили, находился на улице Годова Гора, именно туда и ходила Валя, чтобы овладеть мастерством.

Кроме этого сохранились налоговые декларации, поданные Валентиной Михайловной и подтверждающих тот факт, что изготовлением и продажей искусственных цветов она занималась с сентября 1935 до апреля 1936 года. Из документов видно, что за восемь месяцев эта работа принесла семье менее полутора тысяч дохода, но и это были деньги. Правда, надо отдать должное, Валентина Михайловна, как сейчас говорят, частично уклонялась от уплаты налогов. Имея разрешение только на изготовление и продажу искусственных цветов, она ещё делала «поплавки» для лампад и варила ладан.

Честно говоря, узнав об этом, я была удивлена, но не тем, что Валентина Михайловна пыталась сэкономить лишнюю копейку, обманывая ограбившее её государство, а тем, что тот самый ароматный ладан, который используется в процессе службы в церкви можно изготовить прямо в домашних условиях.

Смолу, за которой ходили в лес всей семьёй, определённым образом вываривали, затем сливали горячий раствор в таз с холодной водой. После застывания получившуюся массу кололи на куски сахарными щипцами, пудрили, сбрызгивали одеколоном, укладывали в коробочки. Ладан, как и цветы, возили на продажу в город Ковров.

Весной 1936 года в связи с закрытием ряда церквей спрос на изделия Валентины Михайловны резко упал. Вновь, как и прежде остро встал вопрос о трудоустройстве. И тут удача на некоторое время повернулась к ней лицом. С 25 июня 1936 года Валентина Михайловна устроилась на работу во Владимирскую райдеткомиссию. Должность была маленькая – помощник бухгалтера, но прослужить в комиссии ей удалось до конца мая 1939 года, до момента официальной ликвидации этой организации.

У нас в доме сохранился фотоснимок, на котором Валентина Михайловна (сидит справа во втором ряду) снята с сотрудниками владимирской райдеткомиссии и их воспитанниками – бывшими беспризорниками. Мне так кажется, что она, человек верующий, прошедший сама к тому времени через большое количество испытаний, занималась в деткомиссии не только бухгалтерией. Думаю что и чисто по-человечески, своей женской заботой и вниманием она помогала этим молодым людям.

О самой райдеткомиссии мне узнать удалось совсем немного. По сути своей, эта организация занималась тем, что обеспечивала жильём и трудоустраивала бывших детдомовцев. У этой организации было три небольших дома в центре города, недалеко от храма Архангела Михаила, в которых размещались общежитие и несколько мастерских. Бывшие детдомовцы столярничали, шли обувь и одежду.

О столярной мастерской хочу рассказать отдельно. Зимой 1938-1939 года в эту мастерскую часто ходила дочь Валентины Михайловны. Надя набирала в мешок стружку и опилки, на саночках, через весь город, везла его домой на улицу Зелёную. Этими стружками и опилками топили печку, так как из-за отсутствия денег закупить дров на всю зиму в тот год не смогли, а морозы даже по русским понятиям стояли очень сильные.

В феврале 1939 года произошла история, сама по себе не очень значительная, но по-своему очень показательная. На мой взгляд, она очень точно передаёт внутреннее, психологическое состояние, в котором находилась Валентина Михайловна в те годы.

С середины тридцатых годов, в одном из старых особняков на Зелёной улице расположились офицерские курсы. Военные, для своего удобства вырубили большой сад и на освободившейся площадке устроили спортивный городок. Как и почему так вышло я не знаю, но только по вечерам этот спортивный городок «поступал в распоряжение» окрестной детворы. На этой площадке, кроме спортивных снарядов были большие качели и так называемые «гигантские шаги» – столб с закреплённым на нём канатами с петлёй на конце, которые офицеры сделали специально для детей. Зимой военные устраивали на этой площадке снежную горку, с которой дети катались на «тормозах» – самодельных деревянных санках. Ходила на эту горку и Надя.

За несколько дней до 23 февраля 1939 года к ребятишкам, катавшимся на горке, подошёл офицер, собрал всех вокруг себя и предложил подготовить к празднику небольшой самодеятельный концерт для военнослужащих, взамен пообещав, что всех участников концерта вкусно покормят.

Надежда тоже решила участвовать в этом мероприятии, для чего начала разучивать стихи про армию. Когда Валентина Михайловна застала дочь за этим занятием и выяснила, куда и зачем Надя собирается пойти, то категорически запретила ей это делать. Никакие уговоры дочери не смогли повлиять на это решение. На вопрос, почему ей запрещают идти, ответ был один: «Вырастешь, сама всё поймёшь».

В те дни Надя очень обижалась на свою маму, не понимая причины запрета. Но спустя много лет, уже после смерти Сталина, между дочерью и матерью произошёл разговор, в ходе которого Валентина Михайловна сказала, что тогда в 1939 году она побоялась, что при желании военные могли узнать, кто родители тех детей, которые перед ними выступают. Вряд ли выступление дочери «врага народа» перед офицерами Красной армии могло быть встречено с одобрением. А последствия такого выступления могли, по мнению Валентины Михайловны, оказаться плачевными.

Настал май 1939 года, советские руководители пришли к мнению, что забота о бывших детдомовцах больше не нужна, и расформировали райдеткомиссию. Что стало с молодыми людьми, я не знаю, а для Валентины Михайловны вновь настали трудные дни – бесплодные поиски работы и постоянная забота о том, чем накормить шестидесятилетнюю мать и одиннадцатилетнюю дочь. Продолжилось её «хождение по мукам».

У нас в доме до сих пор сохранились две сумочки изготовленные руками моей прабабушки. Возможно, они просто остались не проданными, а возможно она сделала их лично для себя.

И ещё одно воспоминание о тех годах – очереди. В 1939 и 1940 году страна не знала карточной системы, но чтобы приобрести самые необходимые продукты, надо было по несколько часов стоять в очереди перед магазином и ждать, когда возможно что-то привезут.

Возвратившись из школы, Надя шла к дверям «десяточки», как называли окрестные жители небольшой магазинчик, располагавшийся в бывшей купеческой лавке, и терпеливо стояла в очереди, что бы купить хлеба, какой-либо крупы, подсолнечного масла, сахар.

Довольно часто было так, что к людям, отстоявшим несколько часов, выходил заведующий магазином и говорил, что в этот день подвоза не будет. И очередь безропотно расходилась. Здание, где был этот магазинчик, сохранилось и сейчас оно используется новыми владельцами в качестве аптеки.

Шесть месяцев с сентября 1939 года по март 1940 года Валентина Михайловна смогла проработать в организации под названием «Главшахтстройснаб» в должности помощника бухгалтера, откуда была уволена по сокращению штатов. В апреле того же 1940 она уже заместитель главного бухгалтера «Сельхозснаба», а в августе – новое увольнение с работы и трудоустройство в должности плановика в артели «Утилькомбинат», где ей вновь удалось проработать только шесть месяцев.

Если не считать того, что Валентине Михайловне трижды пришлось сменить работу, с сентября 1939 года по март 1941 ей удалось проработать без длительных перерывов. Однако одной и при этом небольшой женской зарплаты для семьи из трёх человек было, конечно же, недостаточно. Нельзя сказать, что они голодали в эти предвоенные годы, но позволить себе купить что-либо кроме самого необходимого не могли. Сильно выручал огород и участок с картошкой, но всё же питание было достаточно скудным. О том, что бы купить что-то новое из одежды и речи идти не могло. Да и купить-то было практически нечего. В магазинах ничего не было.

Но так жила не только наша семья, так жила почти вся страна, во всяком случае, большая её часть, в особенности те, кто был из «бывших». Среди бумаг, сохранившихся у нас в доме, есть письмо, которое написал Наталье Яковлевне и Валентине Михайловне в мае 1940 года бывший владимирский купец и их старый знакомый Пётр Лапшов, высланный на жительство в город Петропавловск, но не дальневосточный, а тот, что расположен в Казахстане.

Позволю себе процитировать несколько фраз их этого письма. «С 14-го марта без работы, с последних двух работ, с должности зав. складом, уволен по сокращению с одной и по ликвидации с другой. За недостатком товаров». Не правда ли – очень напоминает то, что рассказано выше, по поводу работы Валентины Михайловны?

* * *

Чем ближе я продвигалась к окончанию своего рассказа, тем яснее понимала, что временные рамки, которые я для него установила, являются абсолютно условными. За их пределами осталось ещё очень многое, о чём можно и, наверное, нужно было бы рассказать.

Мне очень сильно повезло в жизни по той причине, что рядом со мной живёт человек, память которого, несмотря на долгую и нелёгкую жизнь, сохранила большое количество не только личных воспоминаний, но и подробности рассказов, которые были услышаны от других людей, родных, соседей и просто знакомых. Я считаю, что моя бабушка – это живая книга памяти трёх поколений моих предков.

Хочу особое слово сказать о женщинах. Их труд, их служение семье, семейному очагу, детям представляется мне настоящим подвижничеством.

И ещё один момент видимо требует своего объяснения. Несмотря на то, что период времени, о котором говорится в работе, наполнен грандиозными по значимости событиями, изменившими миллионы и миллионы людских судеб, я постаралась не писать о них напрямую. Причина этому самая простая. Мои предки, о которых идёт речь, не шли на баррикады, не проявляли чудеса героизма на фронтах, они просто жили. Но жизнь их много лет подряд была постоянной борьбой за выживание самих себя и своих близких. И таких как они, среди наших соотечественников, было очень много. На мой взгляд, даже слишком много. Жизнь любого из этих людей, была такова, что вполне может быть определена как духовный и физический подвиг.

Рассказывая о жизни своих родственников, о тех трудностях, которые им пришлось пережить, о голоде, холоде, многолетнем тяжёлом и зачастую неблагодарном труде, я постоянно помнила о том, что рядом с ними были сотни тысяч и миллионы наших соотечественников в той или иной мере разделивших их судьбу.

Екатерина Ремезова

Бывшие… (жизнь после революции)