Юрий Михайлин

Уникальная кинохроника и фонограмма, недавно обнаруженная в архивах

Международный Мемориал

историческая память

памятник

Тридцать лет назад, 30 октября 1990 года на Лубянской площади (тогда площадь Дзержинского) был открыт Соловецкий камень — монумент, установленный напротив главного здания КГБ

В память о миллионах жертв. 30 лет Соловецкому камню

Страницы провинциальной истории

Семейные хроники

Дело...

Война глазами

Будни

Сборник работ XX конкурса

Вторая мировая война

история в школе

репрессии в СССР

Генеалогические исследования и исследования истории института семьи


семья

ПЕРЕЗАГРУЗКА ПАМЯТИ Ирина Щербакова «Пожелтевшие листы бумаги, края надорваны, загибаются, кажется, что некоторые могут рассыпаться от одного неосторожного прикосновения. Чувствуется запах пыли. Записи карандашом

ПЕРЕЗАГРУЗКА ПАМЯТИ


Ирина Щербакова


«Пожелтевшие листы бумаги, края надорваны, загибаются, кажется, что некоторые могут рассыпаться от одного неосторожного прикосновения. Чувствуется запах пыли. Записи карандашом или чернилами на бланках телеграмм, листах из канцелярских книг…»


Кажется, что может быть интересного и захватывающего для современного школьника в бытовой переписке провинциального телеграфиста 1920-х годов? И как нынешние подростки должны воспринимать фразы из этих писем, напоминающие разговоры героев Платонова или Зощенко? 


Но, как ни удивительно (даже для нас самих, уже 20 лет проводящих школьный конкурс «Человек в истории. Россия – ХХ век»), интерес к событиям 100-летней, а иногда и 120-летней давности – не проходит.


Этому есть, прежде всего, простое объяснение: в любом поколении находятся те, кого интересует отечественная история. А ХХ век с драматическими событиями его первой половины оставил в наследство множество тайн и загадок, неотвеченных вопросов, забытых судеб. И чтобы столкнуться с этим школьнику достаточно бывает внимательно всмотреться в семейный альбом, обратить внимание на полуразрушенный памятник или начать расчистку школьного участка. 


«Несколько лет назад мы с ребятами вскапывали пришкольный участок. Один из моих одноклассников начал дурачиться и копать яму. Неожиданно он произнес: “А тут что-то есть!”… Минут через 15 стало ясно, что перед нами полуистлевший деревянный крест высотою около 50 сантиметров. Мы все, конечно, удивились. Но наш учитель вовсе не был удивлен. Он сказал: “Ребята, этот крест, скорее всего, из церкви, которая до революции стояла где-то недалеко от нашей школы…” Я первый раз слышала о том, что в нашем хуторе была церковь. У меня возникло много вопросов: когда и кем была построена церковь? Когда и почему была закрыта? Самое главное – как и почему здание было разрушено?»


И если интерес пробудился, то ухватившись за одну ниточку, юный автор начинает раскапывать «исторические завалы». Возникает исследовательский азарт: узнать, откуда взялся полусгнивший крест на школьном дворе или почему на хуторе Гапкин в Ростовской области стоит памятник погибшим морякам-дальневосточникам? Или откуда такое неромантическое название у старого поселка в Архангельской области – «Уксусный»?


Другая важная, на наш взгляд, мотивация не уходящего интереса к событиям очень далеких для них лет – это потребность участников конкурса, хоть и не всегда отчетливо сформулированная, противопоставить мифологизированным и приглаженным образам советского прошлого свои вполне серьезные (а иногда сделавшие бы честь и взрослому историку) исследования, которые закрывают лакуны, отвечают на вопросы, восстанавливают историческую правду, если она долгие годы оставалась под запретом. В этом сборнике достаточно таких примеров, связанных с самыми разными темами и сюжетами: как в 1930-е в Челябинске боролись с вредной наукой – педологией; как в 1941 году на Брянщине возникали партизанские отряды; как вспоминают свою работу ликвидаторы Чернобыля и многое-многое другое.


Мы уже несколько лет отмечаем, как растет у участников нашего конкурса интерес к своей семейной истории, как (в том числе и благодаря интернету) расширяются источники и раздвигаются рамки семейной памяти. В результате, пишет с гордостью одна из школьниц, авторов этого сборника, теперь о судьбах своих родственников во время Отечественной войны она знает гораздо больше, чем ее родители и даже бабушки и дедушки. 


Но живой интерес к семейной истории возникает не только сам по себе, он связан с тем, что у многих сегодняшних подростков нет ясного представления о том, какое будущее их ждет. Это заставляет обращаться к своим корням, искать в своих предках поддержку и опору. И они находят ее у тех, кто выжил в тяжелейших жизненных обстоятельствах ХХ века. Хотя почти уже нет живых свидетелей Отечественной войны или жертв массовых репрессий, но поразительным образом наши молодые исследователи с помощью своих наставников продолжают находить всё новые источники: дневники, письма, воспоминания. Из их негероических деталей мы вместе со школьниками узнаем историю прапрадеда, в 12 лет оправленного на заработки спасать семью, умирающую от голода в 1932 году. Или представляем себе детство прабабушки, когда даже игра в куклы пропитана трагедией военного сиротства: «…было у моих братьев два оловянных солдатика – один с флагом, другой с ружьем. Когда братья давали их мне поиграть, я этих солдатиков всегда на войну провожала. Плакала, причитала, просила скорей домой вернуться». 


За 20 лет существования школьного конкурса мы выпустили два десятка сборников, и можно было бы думать, что «закрыли тему» памяти о ХХ веке. Но приходящие снова и снова конкурсные работы юных авторов кажутся нам заслуживающими внимания и интереса читателей.

История Архангельской церкви: мифы и реальность

«Родственник» МХАТа

«Энциклопедия провинциальной жизни». 20-е годы XX века

«И там, где по земле они проходят, пусть вечно поднимаются сады...»

История поселка Сельхозтехники и судьбы его жителей

Разрешите представить… поселок Уксусный!

«Ах ты, доля, моя доля!..» Хроники жизни нескольких поколений одной семьи

Осьминкины и другие: из опыта выживания семьи в ХХ веке

Мифы и реальные события в судьбе А. И. Максимович

Так он жил… (по страницам личных дневников моего прадеда Павла Евтихиевича Камарды)

История жизни моей бабушки – матушки Макарии (Эрны Миллер)

Дело педагогов Караковских

Нести свой крест

Война глазами ее рядового  (по страницам фронтового дневника А. П. Веселова)

Цена Победы

Окруженцы: история партизанского отряда им. К. Е. Ворошилова № 1

Наша прабабушка – доброволец

Гибель в «бешеном доме»

Война и мир военнопленного Клауса Зассе

«Кто-то должен был это сделать…»  Участие военнослужащих запаса в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС

 (Будни и новогодние праздники поколения 1940-х – начала 1960-х годов)

«В лесу родилась елочка… и не только»

За фасадом большой истории

Журналист, редактор «Уроков истории».

Глеб Струнников

704964163080837621958948635371210930126848o

Отвечают издатели и составители

интервью

Катынь

книга памяти

17 сентября в здании Международного Мемориала прошла презентация книги памяти «Убиты в Калинине, захоронены в Медном». Книга посвящена более чем 6300 польским гражданам, захороненным под селом Медное

17 сентября в здании Международного Мемориала прошла презентация книги памяти «Убиты в Калинине, захоронены в Медном». Книга посвящена более чем 6300 польским гражданам, захороненным под селом Медное в Тверской области. Все эти люди были взяты в плен во время советского вторжения в Польшу в 1939 году, а затем расстреляны. Книга — результат многолетней кропотливой работы, которой занимались десятки человек. В ней три тома, 2044 страницы, 6340 биографических справок, 2760 довоенных личных фотографий.  
Мы поговорили с составителем этой книги памяти и еще с двумя историками, имеющими большой опыт работы над мартирологами. Всех мы попросили рассказать, зачем в принципе нужны книги памяти, какую функцию они выполняют, и почему их необходимо издавать на бумаге.


<h2>Александр Гурьянов</h2>


<h3>Ответственный составитель книги памяти «Убиты в Калинине, захоронены в Медном»</h3>


Книги памяти нужны для того, чтобы эта память жила, не растеклась и не пропала. Но в каждом случае есть свои поводы. В нашем есть конкретный мотив, кроме долга памяти перед этими людьми и перед их родственниками — вот эта наша российская ситуация. Когда есть признание, что Катынское преступление совершено нашей страной, которая тогда называлась Советским Союзом, и его жертвой стали многие тысячи польских граждан. Но в паре с признанием идёт отказ государственных органов признать жертвой этого преступления любого расстрелянного военнопленного с конкретным именем, отчеством, фамилией. Признавая тысячи жертв, официальные органы нашей страны стремятся удержать их в статусе безымянных, анонимных. 


Это отказ главной военной прокуратуры приступить к процедуре, предписанной закономЗакон РФ “О реабилитации жертв политических репрессий” от 18.10.1991 N 1761-1, когда поступает заявление о реабилитации конкретного человека. Причем человека, который значится в документах НКВД, произведенных в рамках этой операции по уничтожению военнопленных и заключённых тюрем — операции, которая была проведена по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года.  В начале 2010-х годов было несколько конкретных случаев, [но в целом] это институциональное [сопротивление]. С другой стороны это признание в том, что преступление совершено Советским Союзом, нашей стороной, оно тоже институционально — это официальное <a href="http://pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&amp;link_id=0&amp;nd=102143155&amp;intelsearch=&amp;firstDoc=1&amp;lastDoc=1">заявление</a> Госдумы от 26 октября или ноября 2010 года.


В этом заявлении заключительная фраза — что да, мы признаем, что это тяжкое преступление сталинизма, но реабилитация этим людям не нужна, потому что они уже реабилитированы историейТочная цитата: «Достижение такого результата будет лучшим памятником жертвам 
Катынской трагедии, которых уже с исчерпывающей очевидностью 
реабилитировала сама история, воинам-красноармейцам, погибшим в 
Польше, советским солдатам, отдавшим свои жизни за ее освобождение 
от гитлеровского нацизма.». 


Да, мы считаем, что государство должно [выполнять функцию, которую выполняем мы], и мы пытаемся его к этому подтолкнуть. В нашей книге памяти, в каждой биограммеКраткая биографическая справка о погибшем. Биограммы составляют большую часть книг памяти по объему. есть заключительный абзац, где приведены источники, использованные при ее составлении. Среди этих источников на первом месте — те архивные документы, которые, по нашему убеждению, являются основанием для реабилитации в порядке действующего российского закона.


Что касается необходимости бумажной формы, то я, как вы понимаете, представитель поколения, которое сформировалось и выросло, когда не было цифровых. Ссылаться гораздо легче и удобнее на бумажные издания. Кроме того, сохранность бумажного носителя гораздо выше — условно 100 лет, а электронного — максимум 10, и никаких гарантий. Есть еще довод, что многие тысячи людей, не привыкли читать электронные книги, а читают бумажные. Хотя мне, старику, читать pdf иногда легче из-за шрифта: я могу увеличить его, не надо надевать очки и доставать лупу. 


<h2>Ян Рачинский</h2>


<h3>Председатель правления Международного Мемориала. Координировал работу по сведению книг памяти разных регионов в единую базу данных</h3>


Вопрос [о том, зачем создавать книги памяти жертв репрессий], конечно, интересный. Смысл их простой. Они предназначены для того, чтобы имена погибших не исчезли. Собственно говоря, так же, как книги памяти погибших в Великую отечественную. Люди умерли не своей смертью, — их имена надлежит сохранить. Здесь ещё сильнее мотив для сохранения памяти, потому что власть делала все для того, чтобы вычеркнуть эти имена. Чтобы не только уничтожить этих людей физически, но и запретить их упоминание иначе как в негативном контексте, и то далеко не обо всех. Книги памяти — это некоторым образом восстановление исторической ткани, потому что с гибелью этих людей и исчезновением их имён оказалось разорвано множество связей. До сих пор, даже если говорить об очень известных людях, в той же Википедии даются их ложные даты смерти. Эти даты органы госбезопасности сообщали до Перестройки, была инструкция сообщать ложные сведения. Эта ложь до сих пор не восполнена. 


Не менее важно восстановление семейных связей. Множество людей даже не знают, что случилось с их родственниками и предками. Узнают об этом чаще всего случайно, потому что в семьях зачастую об этом не принято было говорить. 


Мы имеем [подобные] примеры даже по очень узким проектам. Например, по проекту «Последний адрес»Гражданская инициатива по увековечению памяти жертв репрессий, которая проводится при поддержке Международного Мемориала. Активисты этого проекта устанавливают на домах мемориальные таблички. На каждой такой табличке — имя и информация о человеке, который жил здесь и был репрессирован, по которому сейчас установлена уже тысяча с чем-то табличек. В итоге у нас есть случай, когда человек просто увидел имя своего предка на этой табличке, и так узнал о его судьбе. 


История народа складывается из истории семьи. Если разрушены эти связи, передача памяти из поколения в поколение, то и само общество оказывается атомизировано. Ухудшается иммунитет от повторения подобных социальных экспериментов. 


Общество — это саморегулирующаяся система, которая может существовать только при наличии [внутренних] связей и обратной связи, иначе она не способна реагировать на вызовы и опасности. Советская власть уничтожила и обратную связь, и связи внутри общества. И общество превратилось в песок из этой живой ткани, а с песком можно делать что угодно.


Вопрос о бумажном формате актуальный. Имеет ли смысл издавать книги, не проще ли публиковать сразу в электронном виде — и дешевле, и понятие тиража утрачивает значение. Но это вопрос доверия [источнику]. Конечно, и на бумаге можно изобразить все что угодно, но все-таки есть традиция — человек, привычный к бумажному источнику, понимает, что книга издана по правилам, устоявшимся за длинную историю книгопечатания. К сожалению, в интернете пока устойчивые критерии не выработаны, и традиции восприятия не появилось. 


Сейчас даже система ссылок на интернет-издания не четко отработана, в отличие от библиографических ссылок. На сегодняшний день пока не до конца разработан способ общения с этими изданиями, способ отсылок. У книги известен издатель, на нее можно сослаться. Заменой в интернете могла бы быть публикация на государственных ресурсах. 


Плюс, для многих людей важна наглядность — что вот она стоит в библиотеке на полке. Любой, придя в библиотеку и интересуясь репрессированным, увидит не что-то не на своём экране, а что-то, существующее независимо. 


Интернет до сих пор воспринимают довольно скептически. Может быть в будущем электронная версия будет преобладать. 


<h2>Алексей Бабий</h2>


<h3>Председатель Красноярского общества «Мемориал», составитель Книги памяти Красноярского края</h3>


Зачем издавать книги памяти? Во-первых, лучше спросить у родственников, для которых это большая ценность. Благодаря этим книгам они реально находят людей, своих дедов, которые давно пропали, и они о них ничего не знали. Во-вторых, собственно, для мемориальцев и исследователей это инструмент, с помощью которого можно давать ответы на вопросы о количестве, о составе репрессированных. На самом деле это вещь нужная.


Имеет ли смысл сейчас издавать книги на бумаге, а не только в электронном формате? Смотря с какой точки зрения. Для мемориальцев и других исследователей — нет, потому что бумажные книги неудобны в работе.Но, скажем, для родственников очень важно иметь бумажный вариант, который они могут сохранить как материальную память об их родственниках — условно говоря, поставить на полочку. 


Плюс важно что работа над книгой памяти даёт доступ к архивам. У нас [в крае] — так, во всяком случае. Мы можем работать в архиве, либо получать какие-то сведения оттуда. Это открывает доступ к материалам — в данный момент это архивы лишенных избирательных прав, потому что мы сейчас работаем по раскулаченным. Если книги нужны были бы только нам, мемориальцам, то мы бы их делали в электронном виде, в котором они у нас на сайте висят. 


[Электронные книги] — ещё и инструмент работы [над бумажными]. Дело в том, что родственники находят там фамилии, присылают нам и уточняют состав семьи, что для книг про раскулаченных достаточно большая проблема. И по ходу книга памяти корректируется, когда уже она в бумажный вид придёт, она будет более точной, чем до того момента, когда мы выложили на сайт.

В чем значение книг памяти? Зачем их печатают на бумаге?

Большой террор

письма

В архиве Мемориала хранятся целые массивы документов и корпуса переписок. Но иногда одна-единственная короткая записка рассказывает такую историю, что и не снилась целым горам бумаги.

В архиве Мемориала хранятся целые массивы документов и корпуса переписок. Но иногда одна-единственная короткая записка рассказывает такую историю, что и не снилась целым горам бумаги. Надо только вдумчиво смотреть. Член Правления Международного Мемориала и сотрудница мемориальского архива Ирина Островская реконструирует историю двух небольших записок, за каждой из которых стоит большая человеческая трагедия. 



Перед нами листок из обычной тетрадки. На нем — перечень продуктов и бытовых предметов, переданных заключенному. Мыло — 3 куска, масло в кружке — полкило. Два лимона, махорка. Какао, даже лук, чеснок, деньги, папиросы. Тут есть постскриптум: «Все здоровы, береги себя, о нас не беспокойся, Ися тебя крепко целует, мы тоже, от всех привет».


Это посылка. Неплохо продумана, влезет в небольшой мешок. А поверх всего — надпись «Выбыл».


Это документ 38-го года, периода Большого террора. Когда человека арестовывают — никто никому не объясняет, за что его арестовали и куда его везут. Что делать в такой ситуации?


Представьте: у вас арестована жена. Или отец. Ушел на работу и не вернулся. Или был арестован ночью. Что вы будете делать? Предположим, вы пойдете в отделение НКВД с вопросом, что с ним, в чем его обвиняют и где он находится. Там вам скажут: «Родственник ваш, наверное, враг или шпион, потому что просто так у нас никого не арестовывают”. Или: “Вы сами кто? Вы член семьи изменника Родины, как вы посмели обратиться к нам с гнусными подозрениями, что мы арестовали вашего отца? Может, вы еще и скажете, что безвинно?».


Нет, туда ходить бесполезно. В принципе, вы можете написать официальный запрос по почте. Они будут месяц его рассматривать, потом месяц он будет идти вам обратно. Но у вас беда – прямо сейчас у вас увели родного человека. В чем стоял — раздетый, разутый, растерянный, невиновный. Что вы будете делать?


Кто-то в такой ситуации исходит из худшего. Как у Войновича в «Чонкине» — когда там был арестован сапожник на рынке, его привели в отделение, и он сказал: «Там внизу сидит моя жена. Вы ей передайте, что я скоро дома буду» — «Откуда ваша жена знает, что вы вы у нас?» — «Моя жена — настоящая еврейская жена, она всегда думает самое плохое».


Но тут никаких справок никто не дает. Единственное, что вы можете, чтобы понять, где ваш отец-брат-мать-муж-сын — обежать все тюрьмы города и попробовать передать денежную передачу. Это работает не так, что вы приходите и у вас ее сразу принимают. Если у вас фамилия на букву А — вас примут первого числа, на букву Б — второго, на Я — тридцать первого. И вы должны обежать все тюрьмы, которых, например, в Москве — Бутырская, Таганская, Краснопресненская, Сретенская, Лефортово, Матросская тишина, Лубянка… ну и еще много других. И попробовать передать эти деньги. И когда вы все это оббежали, сбив в кровь ноги, — у вас, в конце концов, в одном из мест приняли передачу. Это значит, что ваш родственник жив. И что он там.


После того, как пройдет еще месяц, вы опять сможете принести ему передачу. Вы дождались нужного числа. Вы собрали эту передачу — что было не так просто, потому что за это время с квартиры вас выгнали, с работы уволили, денег у вас нет — по всем родственникам, по всем знакомым вы собирали это какао и это мыло. Упаковали его в мешок или наволочку, принесли эту посылку, дрожащими руками передали в окошечко. А вам написали: выбыл.


Что это значит? Что его либо расстреляли, либо отправили в лагерь. А как узнать? Никак. Это значит, что все ваши призрачные надежды, что вы его нашли и сейчас ему поможете, лопнули. Вот о чем говорит эта маленькая бумажка.


Эту бумагу нам принес сын того человека, которому она адресовалась. Или дочь. Если мы очень постараемся, то поймем, кто такой Гришин Михаил Петрович, выясним его судьбу, что с ним на самом деле было — расстреляли его уже к этому моменту или отправили в лагерь.



<div class="wp-block-custom-image-container">
 <div class="wp-block-custom-image">
 
 <img src="/wp-content/uploads/sites/default/files/e_v.jpg" />
 <div class="wp-block-custom-image-element" style="background-image:url('/wp-content/uploads/sites/default/files/e_v.jpg')"></div>
 </div>
 
</div>


Вот еще один клочок бумаги. Это — так называемая эшелонная весточка. Ее автор — человек, которого уже послали в этап. Его запихивают в так называемый столыпинский вагон, где таких же человек 200. И они едут, не зная, куда. Им ничего этого не сказали. Им дали в тюрьме приговор — 8 лет ИТЛ (исправительно-трудовых лагерей) — погрузили в этап и повезли.


И дальше, если у него есть бумажка (это не факт, что у него она есть, потому что в тюрьме запрещено держать бумагу) и грифель, который был спрятан, например, в волосах, — он может в вагоне написать записку и попытаться как-то ее передать.


Но как, с кем? Люди на промежуточных станциях не захотят (да и не смогут) подходить к вагону, потому что в нем едут заключенные. К тому же, такие поезда обычно останавливались для дозаправки и всего прочего на перегонах, где станций нет. А если на станции — то на самых дальних путях. К тому же, в столыпинских вагонах просто нет окон — там только зарешеченные дырки.


Единственный способ передать сообщение — сбросить его на землю через дырку в полу вагона. На железнодорожное полотно. Даже если на улице снег, дождь, ветер, и волна воздуха от любого пролетающего мимо вагона может смахнуть эту бумажку в кусты.


Но эта записка до нас дошла, а значит, кто-то ее подобрал. Несмотря на то, что подобравший становится соучастником. Он ведь не отнес ее куда надо, а опустил в почтовый ящик.


Тут написано: «Не пожалейте 1-2 копеек, купите конверт, положите в него мою записку и отправьте по адресу: Одесса, улица Нежинская, Каневской. Заранее благодарю вас и желаю никогда не иметь нужды в такой просьбе».


Это и есть вся записка. Она сообщает только одно — что арестованный, который ее написал, жив. Но разве есть что-то важнее? Да и что еще он мог написать, он ведь сам ничего про себя не знает: куда его везут, что с ним будет, когда он приедет. Какой там будет режим, какие условия. Ему дали расписаться, что он получил, например, восемь лет — но он же не знает, доедет он живой или помрет по дороге. Он не знает, к чему готовиться, — знает только, что на данный момент он жив. Об этом он и пишет, причем, на мой взгляд, довольно выразительно.


Подробнее об эшелонных весточках и других письмах из советских лагерей, можно прочитать в книге «Право переписки» (М.: Международный Мемориал, Agey-Tomesh, 2017). 
 


По теме:


<ul><li><a href="http://urokiistorii.ru/article/52488">Драма в письмах. О выставке «Право переписки»</a> / urokiistorii</li><li><a href="http://urokiistorii.ru/article/54294">Что брать на non/fiction№19</a> / Книжный дайджест Уроков истории, с обзором книги «Право переписки»</li></ul>

«Желаю никогда не иметь нужды в такой просьбе»

Без вины

Война в письмах, в дневниках, в рассказах

Сборник работ XIX конкурса

книги

Предисловие XX век в человеческом измерении Перед вами двадцать первый сборник работ лауреатов проводимого Международным Мемориалом конкурса «Человек в истории: XX век». Корпус этих

<h2>Предисловие</h2>


XX век в человеческом измерении


Перед вами двадцать первый сборник работ лауреатов проводимого Международным Мемориалом конкурса «Человек в истории: XX век». Корпус этих сочинений уже давно можно использовать в качестве своеобразного барометра исторического самочувствия российских граждан и влиятельности властной исторической политики. По тематике сочинений новый том не слишком отличается от предшествующих – основные точки излома судьбы советской семьи остались прежние. Разве что Первая мировая и Гражданская войны, кажется, уходят из фокуса напряженного внимания по мере естественного ухода живых носителей памяти о них. Но коллективизация и массовая крестьянская ссылка, эта «мужичья чума», по-прежнему – центральный пункт отечественной семейной истории. Вопрос, которым задается одна из персонажей такой крестьянской саги: «за что я отбывала свой невинный срок» в стране, где «вся власть принадлежит комендатурам», остается по-прежнему актуальным.


Но есть и существенные новации, заключающиеся прежде всего в смещении фокусировки. Вторая мировая война, прежде в основном освещаемая с героического фронта, поворачивается постепенно своим плохо освещенным прежде гражданским тылом, страдавшим в эвакуации и оккупации или вовсе ставшим жертвой истребительной депортации. Раньше об этом писали мало и смущаясь. Более того, становится возможным говорить о судьбах предков, прямо осужденных властью, и предпринимать попытки пересмотра старых приговоров, поскольку вера в справедливость государственной юстиции оказалась под вопросом.


Тут собственно и корень своеобычности этих текстов. Они формируют в стране «государственных жителей», привыкшей, что образ истории, определение в ней правых и виноватых, принадлежит государству (кто бы за этим щитом не скрывался), совершенно частный взгляд в прошлое, а по устройству нашей культуры – и в будущее. Где «самостоянье человека» никак не связано с геополитическими или классово-прогрессистскими химерами.


Непритязательный, подчас наивный рассказ неискушенного повествователя, имеет в этом случае особую ценность. Юный повествователь не утратил способности удивляться. А с ним и мы можем глянуть в наше прошлое свежим глазом.


Никита Соколов,


заместитель исполнительного директора Президентского центра Б. Н. Ельцина по научной работе, 


член Жюри Всероссийского конкурса исторических исследовательских работ старшеклассников 


«Человек в истории. Россия – ХХ век»

«Исторический слом, прошедший через семьи»

История церкви Успения Пресвятой Богородицы и судьба ее священника

«За что я отбывала свой невинный срок?»: Судьба моей прабабушки и ее семьи (1943–1950гг.)

Без вины виноватые

Случилось так, что я живу

«Грустно разговаривать с мужем только в письмах!»: Из личной переписки И. С. Бонч-Осмоловского и Г. А. Муриной

«Марфиде Александровне из действующей армии»: Письма прадеда с Первой мировой войны

По страницам блокадного дневника

Поиски длиною полгода

«На войне как на войне…»: Участие советских солдат в Афганской войне 1979–1989 гг.

Тихая музыка прошлого

Две родины Людвига Пшибло

«Он жил, не жалея для прохожего не то что упавшего яблочка, даже целой корзины райских плодов»: История семьи Павла Ивановича Шевченко

«И всё такое...»:  Жизненный путь бабушки Аси – Анастасии Яковлевны Ужеговой

«Чайка смело пролетела над седой волной…» История семьи Клосинских – Калачевых – Скороход

«Новэла – Новый элемент»

О чем рассказал старый дом

«Я татарский бы выучил?..»

О пользе и вреде прививок: Как советским школьникам прививали любовь к труду

Простые истории

школьный конкурс

30 апреля на сцене Театра «У Никитских ворот» под руководством Марка Розовского состоялась ежегодная уже девятнадцатая церемония награждения победителей конкурса «Человек в истории. Россия

Школа-академия и церемония награждения победителей 19 конкурса

Арсений Рогинский

расшифровка

лекция

Рогинский

21 апреля 2015 года Арсений Рогинский прочитал в Мемориале доклад "Масштабы советского террора. Аресты, осуждения. 1921-1953. (Источники для изучения статистики террора. Осуждения "судебными" и "внесудебными"

Масштабы советского террора

Сегодня на заседании правления Международного Мемориала новым председателем правления был избран Ян Збигневич Рачинский. Ранее пост председателя правления Международного Мемориала занимал Арсений Рогинский, скончавшийся

Сегодня на заседании правления Международного Мемориала новым председателем правления был избран Ян Збигневич Рачинский. 



Ранее пост председателя правления Международного Мемориала занимал Арсений Рогинский, скончавшийся 18 декабря 2017 года. Вплоть до выборов нового председателя его функции выполняла Елена Жемкова – исполнительный директор Мемориала.


Ян Рачинский является членом правления Мемориала с 1988 года, сопредседателем Московского Мемориала с 1997, а с 1998 года руководит одним из наиболее приоритетных направлений Мемориала – разработкой электронной <a href="http://base.memo.ru/">базы данных жертв</a> политического террора в СССР.

Председатем правления Международного Мемориала избран Ян Рачинский