Этой весной со здания бывшего УНКВД в Твери, в котором в 1940 году были расстреляны почти 6300 польских военнопленных и тысячи советских граждан, сняли мемориальные доски. Местные власти поставили под сомнение законность установки досок, а также сам факт расстрела поляков.
Тот факт, что военнопленных убили по приказу Сталина — предмет научного консенсуса, который был признан на самом высоком уровне, вплоть до заявления Государственной Думы РФ. Но его регулярно пытаются оспорить всякого рода «отрицатели» разной степени радикальности — вплоть до тех, кто говорит, что никакого расстрела польских военнопленных советскими органами не было. Зачастую «отрицатели» подвергают сомнению слова Дмитрия Токарева, в 1940 — начальника местного УНКВД, а в 1990-х — главного свидетеля по делу о расстреле, которое вела Главная военная прокуратура РФ.
Сегодня мы впервые публикуем некоторые материалы дела, в том числе неизвестные ранее протоколы допросов Токарева, его сына и его сослуживцев, которые подтверждают рассказ Токарева и дополняют его подробностями.
7 мая 2020 г. с фасада центрального здания Тверского государственного медицинского университета (ТГМУ) были сняты две мемориальные доски, посвященные памяти жертв советского политического террора. В 1930-1940-е гг. в этом доме располагалось Управление НКВД по Калининской области и его внутренняя тюрьма, устроенная в полуподвальном этаже, а в ней помещение, в котором производились расстрелы узников.
Первая доска с текстом на русском языке «В память о замученных. Здесь в 1930-50-е годы находилось Управление НКВД — МГБ по Калининской области и внутренняя тюрьма» была установлена в 1991 г. по инициативе Тверского общества «Мемориал». Она посвящена всем жертвам сталинских репрессий.
Вторая доска с текстом на польском и русском языках «Памяти поляков из лагеря Осташков, убитых НКВД в Калинине. Ради предостережения мира — Катынская семья», была установлена в 1992 г. по инициативе польского общества «Катынская семья» (ассоциации родственников жертв катынского расстрела 1940 года), при поддержке Тверского «Мемориала» и городских властей. Эта мемориальная доска напоминала, что в годы террора в Калинине (ныне Тверь) казнили не только наших соотечественников, но и польских военнопленных — почти 6300 узников Осташковского лагеря НКВД.
Снятие досок было предпринято, очевидно, с ведома и одобрения городских и областных властей. Об этом свидетельствуют факты: демонтаж был выполнен Городской управляющей компанией Центрального района г. Твери, а вся операция сопровождалась информационной поддержкой в виде пресс-релиза, разосланного с электронного адреса ipoltver@mail.ru, с которого тверские СМИ и раньше получали сообщения от Управления информационной политики Правительства Тверской области для размещения на своих страницах. В тот же день 7 мая 2020 г. пресс-релиз, утверждающий об отсутствии подтверждений расстрела польских военнопленных, «содержавшихся в лагере города Осташкова», был опубликован тверскими СМИ, в частности, «АиФ Тверь» (с заголовком «Комментарий Правительства Тверской области») и газетой «Тверские ведомости».
В качестве основания для демонтажа в пресс-релизе названо требование еще одного государственного органа — Прокуратуры Центрального района г. Твери. В своем «Представлении» от 28 октября 2019 г. и.о. районного прокурора усмотрел нарушение в том, что в решении тверского горисполкома от 09.09.1991 об установке первой мемориальной доски указан адрес ул. Советская, д. 2, тогда как центральное здание ТГМУ, на фасаде которого она была установлена, находится по адресу ул. Советская, д. 4. Исходя из решения горисполкома прокурор заключает, что доска «В память о замученных. Здесь в 1930-50-е годы находилось Управление НКВД — МГБ по Калининской области и внутренняя тюрьма» должна быть размещена на объекте по адресу ул. Советская, д. 2 (что и планирует исполнить ТГМУ).
Поясним, что центральное здание нынешнего ТГМУ строилось в середине XIX века вместе с двумя боковыми флигелями как архитектурный комплекс мужской гимназии. Фасады обоих флигелей выходят на красную линию Советской улицы, а расположенное между ними центральное здание несколько углублено и отделено от улицы парадным двором и оградой, соединяющей флигели. На современной карте города западный флигель комплекса обозначен как дом № 2 по Советской улице, центральное здание — дом № 4, а восточный флигель — дом № 6 (см. Рис. 3). Согласно представленным ниже в этой публикации документам именно в центральном здании находились основные подразделения Управления НКВД по Калининской области и его внутренняя тюрьма.
По отношению ко второй доске, посвященной памяти расстрелянных польских военнопленных, прокурор заключил, что ее «наименование» (т.е. текст) «не основано на документальных фактах, связанных с приведением[1] приговора в отношении указанных лиц из лагеря Осташков в здании, расположенном по адресу: г. Тверь, ул. Советская, д. 4.»В «Представлении» Прокуратуры Центрального района г. Твери в этом месте пропущены слова «в исполнение», прокурор, несомненно, имел в виду «… приведением в исполнение приговора…»
При этом прокурор сослался на совместное заключение областного Управления ФСК (Федеральной службы контрразведки — так тогда называлась нынешняя Федеральная служба безопасности) и Прокуратуры Тверской области от 9 февраля 1995 г. Согласно этому заключению, в хранящихся в архиве УФСК более 60 томах с протоколами заседаний тройки, перепиской и актами о приведении приговоров в исполнение отсутствуют сведения о местах исполнения расстрелов и местах захоронения казненных. Отметим, что такая ситуация характерна не только для документов органов НКВД в Калининской области, но и для материалов НКВД о репрессиях в других регионах бывшего СССР.
Хотя вся хранящаяся в Твери документация, о которой идет речь в Заключении тверского УФСК и областной Прокуратуры от 09.02.1995, относится только к репрессированным в Калининской области советским гражданам, прокурор отнес свое утверждение об отсутствии документальных данных о фактах расстрелов в здании по адресу ул. Советская, д. 4, к казни польских военнопленных. Именно это утверждение c готовностью подхвачено в вышеупомянутом пресс-релизе и в основанных на нем публикациях тверских СМИ, — но уже применительно не к адресу по Советской улице, а вообще к самому факту расстрела польских военнопленных советскими органами. Кроме предписания Прокуратуры Центрального района г. Твери пресс-релиз ссылается еще на утверждения неких неназванных «исследователей «Катынского дела» и единственного названного (Гровера Ферра из США, автора изданной в русском переводе книги[2]Ферр Г. Тайна катынского расстрела: доказательства, решение / Место издания не указано, 2019 (yadi.sk/d/cP1ROnPOpZxEuA , дата обращения 30.06.2020), в которой собраны различные доводы, уже признававшиеся раньше специалистами несостоятельными) — о том, что «массовый расстрел поляков и их захоронение под Медным — это историческая ложь» и что «Германия, а не Советский Союз виновна в массовом убийстве, известном как Катынский расстрел».
Таким образом, пресс-релиз — это попытка от имени регионального государственного органа власти оспорить сделанное в 1990 г. официальное советское признание в совершении расстрела польских военнопленных, содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях НКВД СССР, и вернуться к прежнему утверждению пропаганды СССР об ответственности немецко-фашистских захватчиков за катынский расстрел.
Так имел ли место расстрел советскими органами польских военнопленных из Осташковского лагеря? Где именно калининское областное Управление НКВД расстреливало наших соотечественников? Действительно ли документальные сведения об этом отсутствуют, как утверждает Прокуратура Центрального района г. Твери?
На самом деле документы, свидетельствующие о расстреле польских военнопленных из Осташковского лагеря органами НКВД, а также о месте исполнения в Калинине расстрелов не только польских пленников, но и советских граждан, существуют. Прокуратура Центрального района г. Твери даже не попыталась с ними ознакомиться. Что это за документы?
Самые важные из них известны давно и публиковались неоднократно, в том числе и в недавно изданной книге памяти «Убиты в Калинине, захоронены в Медном»[3]Убиты в Калинине, захоронены в Медном, в 3 томах / отв. составитель А. Гурьянов. М., 2019
(том 1: memo.ru/media/uploads/2019/10/19/mednoe_t1.pdf;
том 2: memo.ru/media/uploads/2019/10/19/mednoe_t2.pdf;
том 3: memo.ru/media/uploads/2019/10/19/mednoe_t3-ispr.pdf, дата обращения 30.06.2020).
, публичная презентация которой прошла в Твери 6 октября 2019 г. (т.е. за три недели до «Представления» районной прокуратуры). Хотя эта статья посвящена документальным сведениям о месте исполнения расстрелов в Калинине, приходится начать с документов, подтверждающих сам факт расстрела пленников из Осташковского лагеря властями СССР.
О том, что польские военнопленные, содержавшиеся, в частности, в Осташковском лагере, были расстреляны «по решениям специальной тройки НКВД СССР» в ходе операции, которая проводилась «на основании Постановления ЦК КПСС от 5-го марта 1940 года», сообщает записка председателя Комитета государственной безопасности при Совете министров СССР А.Н. Шелепина первому секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву от 3 марта 1959 г.[4]Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 166. Д. 621. Л. 138–139. Факсимиле документа см. katynfiles.com/content/sealed-envelope-color.html (дата обращения 30.06.2020)., впервые обнародованная в 1992 году, затем опубликованная, в частности, в основном российском сборнике документов о катынском расстреле (частью которого была казнь военнопленных из Осташковского лагеря)[5]Катынь. Март 1940 г. — сентябрь 2000 г. Расстрел. Судьбы живых. Эхо Катыни : Документы / отв. сост. Н.С. Лебедева. М., 2001. С. 563–564..
Ранее уже отмечалось, что в записке Шелепина аббревиатура названия партии — КПСС — была иной, чем в 1940 г. — ВКП(б). Однако на момент составления записки (в которой Шелепин заявил о целесообразности «уничтожить все учетные дела на лиц расстрелянных в 1940 году по названной выше операции» и к которой приложил соответствующий проект Постановления ЦК КПСС) единственное действующее название партии соответствовало аббревиатуре КПСС.
Помимо разночтения аббревиатур в записке Шелепина неточно указаны, в частности, места проведения расстрелов польских пленников из Осташковского и Старобельского лагерей. В качестве таких мест названы сами эти лагеря, хотя, как мы сейчас знаем, в действительности в них никакие расстрелы не производились. Можно предположить, что нужная для подготовки записки Хрущеву справка об этой операции НКВД, по-видимому представленная аппаратом КГБ не слишком осведомленному Шелепину (который в должность председателя КГБ вступил всего двумя с небольшим месяцами раньше, имея лишь многолетний опыт комсомольской работы), была недостаточно конкретной.
Несмотря на эти неточности, в записке Шелепина важно то, что названы два лагеря, в которых содержались польские военнопленные, подлежавшие расстрелу по решению высшей партийной инстанции от 5 марта 1940 г., — Осташковский и Старобельский (третий лагерь — Козельский — не назван, но указан Катынский лес, в котором были расстреляны пленники этого лагеря). В самом решении Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. и в формально инициирующей это решение записке наркома НКВД Л.П. Берии в ЦК ВКП(б) И. Сталину конкретизации лагерей нет (перечислены только категории приговоренных к ВМН военнопленных)[6]РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 166. Д. 621. Л. 130–135. Оба документа опубликованы в сборнике Катынь. Пленники необъявленной войны : Документы и материалы / сост. Н.С. Лебедева, Н.А. Петросова, Б. Вощинский, В. Матерский. М., 1999. С. 384–392. Факсимиле документов см. katynfiles.com/content/sealed-envelope-color.html (дата обращения 30.06.2020)., однако благодаря записке Шелепина мы знаем, что пленные из Осташковского лагеря были расстреляны именно по этому решению.
Неопровержимым доказательством факта расстрела советскими органами польских военнопленных, содержавшихся в Осташковском лагере НКВД, является обнаружение их массовых захоронений на территории бывшего дачного участка УНКВД-УВД-УКГБ по Калининской области в 2 км в стороне от села Медное. Само местоположение найденных могильных ям исключает совершение там расстрела и захоронения нескольких тысяч пленных поляков немцами, так как германские войска находились в Медном всего три или четыре дня и к 20 октября 1941 г. ушли из села под натиском Красной армии. Причем на участке с захоронениями польских пленников, находившемся в стороне от дороги из Калинина через Медное на Торжок (который намеревался захватить сводный отряд Вермахта, но был отброшен), немцы, по-видимому, вообще не появлялись.
Массовые польские захоронения близ Медного были обнаружены в ходе двух эксгумаций, осуществленных в 1990-е годы. Первая из них — частичная — была проведена в рамках следственных действий советской Главной военной прокуратуры (ГВП) в августе 1991 г. Вторая, значительно более полная эксгумация с целью получения данных, необходимых для проектирования мемориального кладбища, была проведена в июне–августе 1995 г. польскими специалистами по согласованию с российской стороной и при ее технической поддержке. Из-за далеко продвинутого разложения тел и высокой степени фрагментации даже костных останков, а также из-за того, что из бóльшей части всех 23 могильных ям, установленных в ходе обеих эксгумаций, были подняты только верхние слои массовых захоронений (или верхние и средние), удалось определить лишь нижний предел числа захороненных людей — не менее 2358 человек.
В ходе обеих эксгумаций из могильных ям вместе с человеческими останками были подняты многочисленные артефакты польского происхождения и бумажные документы, часть из которых удалось прочитать (письма пленным от их родственников, различные квитанции, справки и личные свидетельства, даже отдельные датированные дневниковые записи пленных и фрагменты советских газет с датами не позднее мая 1940 г.). На основании всех находок удалось установить, что останки принадлежат польским военнопленным — преимущественно служащим довоенной польской полиции, содержавшимся до расстрела именно в Осташковском лагере, а также определить время их казни — апрель-май 1940 г.
Факсимиле протокола эксгумации ГВП 1991 года (имеющего статус процессуального документа), а также факсимиле обширного официального отчета польской экспедиции об эксгумации 1995 года и его русский перевод опубликованы в третьем томе книги памяти «Убиты в Калинине, захоронены в Медном»[7]Убиты в Калинине, захоронены в Медном. Том 3 «Что мы знаем о Медном» (memo.ru/media/uploads/2019/10/19/mednoe_t3-ispr.pdf, дата обращения 30.06.2020). С. 134-651. вместе с детальным обоснованием изложенных выше выводов, сделанных по результатам раскопок 1991 г. и 1995 г.[8]Гурьянов А. Что мы знаем о Медном. Там же. С. 5-55.
Сведения же о конкретном месте совершения расстрелов польских военнопленных из Осташковского лагеря содержатся в другом основополагающем документе — протоколе допроса свидетеля Токарева Дмитрия Степановича, проведенного 20 марта 1991 г. в рамках следственных действий Главной военной прокуратуры. Д.С. Токарев с декабря 1938 г. более шести лет руководил чекистами Калининской области[9]С 05.12.1938 врид. начальника УНКВД по Калининской обл., с 27.04.1939 по 26.02.1941 и с 31.07.1941 по 07.05.1943 начальник УНКВД, с 26.02.1941 по 31.07.1941 и с 07.05.1943 по 10.02.1945 начальник УНКГБ по Калининской обл. (Петров Н.В. Награждены за расстрел, 1940. М., 2016. С. 41–69, 332–333).. Опубликованные архивные документы НКВД свидетельствуют, что в должности начальника областного УНКВД в 1940 г. он обеспечивал выполнение операции по расстрелу пленников Осташковского лагеря[10]Катынь. Март 1940 г. — сентябрь 2000 г.… С. 82, 107–108, 112–113, 123–125, 126–127, 129–130, 133–134, 142, 166.. Показания Д.С. Токарева 1991 года (публиковавшиеся в разное время в изложении и в выдержках), являются еще одним важным подтверждением того, что польские военнопленные были расстреляны органами НКВД в апреле и мае 1940 г.
Документы, фиксирующие показания Д.С. Токарева, — а именно протокол предварительного краткого допроса от 14 марта 1991 г. и протокол основного допроса от 20 марта 1991 г. — содержатся в несекретных материалах расследования Главной военной прокуратурой уголовного дела о расстреле польских военнопленных (дело № 159)[11]Генеральная прокуратура Российской Федерации (ГП РФ). Главная военная прокуратура (ГВП). Дело № 159. Том 21. Л.д. 138–142, 144-163.. Оба протокола были опубликованы в 2019 г. вместе с полной текстовой расшифровкой аудиозаписи (звуковой дорожки видеозаписи) допроса от 20 марта 1991 г.[12]Убиты в Калинине, захоронены в Медном. Т. 3 «Что мы знаем о Медном». С. 58–131. На интернет-сайте «Катынские материалы»[13]Сайт katynfiles.com создан и поддерживается Алексеем Памятных и Сергеем Романовым. доступна для просмотра и сама видеозапись этого допроса (вместе с текстовой расшифровкой)[14]katynfiles.com/content/tokarev-transcript.html (дата обращения 30.06.2020)..
Благодаря показаниям Д.С. Токарева следствие узнало, как была организована и как проходила в Калинине операция по расстрелу польских пленников Осташковского лагеря. Уже на первом, предварительном допросе 14 марта 1991 г. Д.С. Токарев сообщил, что «расстрел производился во внутренней тюрьме Калининского НКВД» и что «расстрелы продолжались месяца полтора»[15]ГП РФ. ГВП. Дело № 159. Т. 21. Л.д. 140; Убиты в Калинине, захоронены в Медном. Т. 3 «Что мы знаем о Медном». С. 62, 66., а в ходе второго допроса (20 марта 1991 г.), что они начались «либо в конце апреля, либо в начале мая и продолжались расстрелы около 1 месяца»[16]ГП РФ. ГВП. Дело № 159. Т. 21. Л.д. 155; Убиты в Калинине, захоронены в Медном. Т. 3 «Что мы знаем о Медном». С. 89, 123. Из опубликованных архивных документов НКВД — донесений Д.С. Токарева заместителю наркома НКВД В.Н Меркулову известно, что на самом деле расстрелы польских военнопленных начались в Калинине 5 апреля и закончились 22 мая 1940 г. (Катынь. Март 1940 г. — сентябрь 2000 г… С. 82, 166). Возможно, что последних пленников расстреляли уже после полуночи в ночь с 22 на 23 мая. [1940 г.]. На втором допросе Д.С. Токарев более детально описал расположение внутренней тюрьмы в полуподвальном помещении четырехэтажного здания УНКВД по Советской улице, где раньше была гимназия (а в 1991 г., как отметил следователь, находился медицинский институт)[17]Расшифровка аудиозаписи допроса. Убиты в Калинине, захоронены в Медном. Т. 3 «Что мы знаем о Медном». С. 77, 92–96.. Упоминание Д.С. Токаревым четырехэтажного здания, находящегося «в углублении» по Советской улице, означает, что он описывал именно центральное здание нынешнего ТГМУ. В ходе допроса Д.С. Токарев, несмотря на свою инвалидность по зрению, попробовал нарисовать схему расположения камер и коридоров внутренней тюрьмы, в том числе описанный им «красный уголок» (где командированные из Москвы высокопоставленные чекисты сверяли личные данные каждого польского военнопленного непосредственно перед его расстрелом) и «расстрельную» камеру с обшитыми звукопоглощающей кошмой дверьми и стенами, имеющую второй выход во двор, откуда трупы расстрелянных увозились на грузовиках к месту захоронения за Медным[18]Протокол допроса. ГП РФ. ГВП. Дело № 159. Т. 21. Л.д. 149, 156–157; Убиты в Калинине, захоронены в Медном. Т. 3 «Что мы знаем о Медном». С. 117, 124–125.. Схема помещений внутренней тюрьмы по ул. Советской, включая «красную комнату» и расстрельную «камеру смерти», составленная следователем на основании объяснений Токарева, является частью протокола его допроса от 20 марта 1991 г.[19]ГП РФ. ГВП. Дело № 159. Т. 21. Л.д. 163; Убиты в Калинине, захоронены в Медном. Т. 3 «Что мы знаем о Медном». С. 131.
Отрицатели совершения расстрела польских военнопленных Советским Союзом пытаются дискредитировать показания Д.С. Токарева, утверждая без каких-либо доказательств, что тот, якобы из опасения угрозы своему положению в случае, если его свидетельство будет противоречить официальному признанию президентом М.С. Горбачевым советской ответственности за катынское злодеяние, на допросе 20 марта 1991 г. намеренно дал неправдивые показания.
Однако утверждения, что Д.С. Токарев на этом допросе лжесвидетельствовал, рассказывая о расстреле польских военнопленных из Осташковского лагеря в здании областного УНКВД в Калинине весной 1940 г., не подтверждаются другими материалами дела № 159 ГВП, в частности теми, которые впервые вводятся в научный оборот настоящей публикацией и никогда не публиковались ранее. Их фотоснимки были нами сделаны с ксерокопий материалов дела № 159, переданных в 2010–2011 гг. польской стороне[20]В 2010–2011 гг. ГВП официально передала польской стороне заверенные ксерокопии 148 томов несекретных материалов дела № 159. Остальные 35 томов этого дела не были переданы со ссылкой на не снятые с них грифы секретности (Россия передала Польше копии части материалов «катынского дела». РИА Новости, 07.04.2011: ria.ru/20110407/362010390.html, дата обращения 30.06.2020). Постановление о предоставлении Обществу «Мемориал» возможности ознакомиться с переданными в Польшу ксерокопиями и при необходимости сфотографировать их вынесла в процессуальном порядке (в ответ на запрос «Мемориала») госпожа прокурор Малгожата Кузьняр-Плёта, ведущая официальное расследование катынского преступления в Институте национальной памяти Республики Польша.. Что это за материалы?
Одна их часть — это протокол третьего допроса Д.С. Токарева, проведенного 23 декабря 1991 г.[21]ГП РФ. ГВП. Дело № 159. Т. 102. Л.д. 58–63. и протокол допроса его старшего сына Дмитрия Дмитриевича Токарева, проведенного 29 января 1992 г.[22]Там же. Л.д. 149–151.
На допросе 23 декабря 1991 г. Д.С. Токарев прежде всего заявил, что он полностью подтверждает свои показания, данные 20 марта 1991 г. В некоторые из них он внес отдельные уточнения и дополнения. В частности, он подтвердил, что чекисты, значащиеся в предъявленном ему следователями приказе наркома НКВД от 26 октября 1940 г. о награждении работников НКВД СССР, УНКВД Калининской, Смоленской и Харьковской областей «за успешное выполнение специальных заданий»[23]Приказ НКВД СССР № 001365 от 26.10.1940. Центральный архив Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Ф. 66. Оп. 1. Пор. 544. Л. 252–257. Приказ опубликован в сборнике документов Катынь. Март 1940 г. — сентябрь 2000 г… С. 275–279, а также в книге Н.В. Петрова Награждены за расстрел, 1940. М., 2016. С. 159–166 (с добавлением установленных мест службы и должностей награжденных)., были премированы месячным окладом или суммой в 800 рублей именно за участие в операции по расстрелу польских военнопленных, а не за что-нибудь другое. На вопрос следователей о возможных иных местах захоронения польских пленников, помимо Медного, Д.С. Токарев очень решительно ответил, что «никаких других мест захоронения польских военнопленных, кроме как в районе Медного, не было».
Расшифровка допроса протокола Токарева Д.С.
На вопрос, кому еще он говорил о расстреле поляков, Д.С. Токарев ответил, что через несколько месяцев после расстрела рассказал первому секретарю калининского обкома ВКП(б) И.В. Бойцову, так как тот сам его об этом спросил. А когда Д.С. Токарев сильно болел, примерно в конце 1950-х гг., то рассказал об этом расстреле двоим своим сыновьям, «будущим поколениям».
Старший сын Д.С. Токарева — капитан 1-го ранга в отставке Дмитрий Дмитриевич Токарев, допрошенный следователями ГВП 29 января 1992 г., подтвердил, что примерно в 1965–1966 году, когда он гостил у отца в его доме во Владимире, отец позвал его в ванную комнату, где с явным страхом рассказал ему про расстрел в 1940 г. большого количества польских военнопленных в районе дач калининского УНКВД в Медном и про то, что для руководства расстрелом этих безоружных пленных прибыли три офицера из НКВД СССР в Москве, во главе с майором госбезопасности Блохиным — палачом, который на время казни надевал фартук и краги, а после расстрела поляков был забрызган кровью. Д.Д. Токарев считал, что отец поделился с ним этой страшной тайной, чтобы хоть как-то облегчить накопившуюся в его душе тяжесть.
Расшифровка протокола допроса Токарева Д.Д.
В воспоминании Д.Д. Токарева о рассказе его отца место расстрела слилось с местом захоронения — возможно, из-за аберрации памяти. Неясно также, достоверен ли рассказ о телефонном разговоре его отца с Берией. Хотя время, когда Д.С. Токарев рассказал своему сыну о расстреле польских военнопленных органами НКВД, различается в их показаниях (Д.С. Токарев сказал, что это было в конце 1950-х гг., а его сын — что в 1965–1966 гг.), однако в показаниях Д.Д. Токарева важно подтверждение, что такой рассказ состоялся задолго до эпохи президентства М.С. Горбачева и официального советского признания в совершении катынского злодеяния. В 1950-1960-е годы мотивом такого рассказа никак не могло быть стремление угодить действующей власти, что «отрицатели» пытаются инкриминировать Д.С. Токареву, допрошенному следователями ГВП в 1991 году. Тем самым подтверждается достоверность принципиальных положений показаний Д.С. Токарева на допросе 20 марта 1991 г.
Другая часть материалов из уголовного дела ГВП № 159, вводимая в научный оборот настоящей публикацией — это протоколы допросов в качестве свидетелей трех бывших работников УНКВД по Калининской области, которые независимо от Д.С. Токарева дали показания о том, что по полученным ими сведениям в здании УНКВД находилась тюрьма, и в ней производились расстрелы.
Первый из этих свидетелей — Георгий Иванович Григорьев — служил в УНКВД–УВД по Калининской области с 1938 г. по 1956 г. с тремя перерывами: на учебу в Ленинградской школе политработников НКВД, на службу в Красной армии (в 1942–1946 гг.) и на работу заместителем начальника управления милиции Клайпедской области Литовской ССР. В своих показаниях, зафиксированных в протоколе допроса от 5 марта 1991 г.[24]ГП РФ. ГВП. Дело № 159. Т. 21. Л.д. 115–128., он сообщил, что на территории дачного поселка областного Управления КГБ близ Медного находятся захоронения польских военнопленных, которых в 1940 г. доставляли этапами из Осташковского лагеря в здание УНКВД, а ночью увозили из этого здания на машинах в район дачного поселка НКВД за Медным и там расстреливали возле большой ямы и в нее сбрасывали. Про это Г.И. Григорьев после своего выхода на пенсию услышал от знакомого ему другого пенсионера — А.П. Леонова, бывшего в 1950-е гг. заместителем начальника Управления КГБ по Калининской области и узнавшего про расстрел и захоронение польских военнопленных от работников своего ведомства.
Таким образом, сведения Г.И. Григорьева были не из первых рук, а из третьих–четвертых, и, вероятно, поэтому его сообщение о том, что расстрелы польских пленников производились в Медном, отличается от установленных позже обстоятельств казни. Однако в части указания места захоронения расстрелянных польских узников Осташковского лагеря показания Г.И. Григорьева спустя две недели были подтверждены показаниями Д.С. Токарева, лично видевшего в 1940 г. уже засыпанные могильные ямы. А в августе 1991 г. это захоронение было действительно обнаружено в результате раскопок, проведенных в рамках следствия ГВП на территории названного Григорьевым дачного участка УКГБ–УВД близ Медного.
Расшифровка протокола допроса Григорьева Г.И.
Помимо этого, в своих показаниях Г.И. Григорьев сообщил известные ему уже как непосредственному свидетелю сведения о здании, в котором в 1930-1940-е гг. располагалось областное управление НКВД, а на момент проведения допроса — «медицинский институт по ул. Советской, дом 2». Там же была и редакция газеты «На страже революции», в которой с июля 1938 г. до ноября 1939 гг. Григорьев работал заместителем редактора. По его словам это здание имело большое подвальное помещение, в котором были оборудованы камеры для подследственных (т.е. внутренняя тюрьма УНКВД), на первом же этаже располагались Военный трибунал войск НКВД и военный прокурор войск НКВД, а на втором и третьем этаже — Управление государственной безопасности областного УНКВД. Таким образом, нет сомнений в том, что Григорьев на допросе 5 марта 1991 г. описывал именно центральное здание нынешнего ТГМУ, имеющее три этажа над цокольным полуподвальным этажом, а не флигель, имеющий два этажа над цокольным этажом, обозначенный на современной карте как дом № 2 по Советской улице[25]Возможно, до войны весь комплекс строений, занимаемых областным Управлением НКВД, включающий центральное здание и оба флигеля, числился по единому адресу ул. Советская, дом 2, а в послевоенное время этим строениям были присвоены индивидуальные номера домов по Советской улице — № 4 центральному зданию, № 2 и № 6 двум флигелям. Возможно и другое объяснение расхождения между номером дома, указанным Григорьевым — № 2, и действующим номером 4 в адресе центрального здания, а именно: не исключено, что редакция газеты «На страже революции», в которой работал Григорьев, располагалась не в центральном здании, а в западном флигеле, который и тогда носил № 2 (в своих показаниях Григорьев сначала, описывая здание УНКВД, сначала говорит, что редакция была там же, но затем, что она находилась в «пристройке к зданию УНКВД». М.б., под «пристройкой» следует понимать флигель?). (см. Рис. 3).
Сообщая о расстрелах польских военнопленных в районе Медного, Г.И. Григорьев высказал убеждение, что расстрелами занимались работники комендатуры во главе с тогдашним комендантом Рубановым[26]. Григорьев был очевидцем разговора с Рубановым в редакции газеты «На страже революции», редактор которой хотел написать о нем очерк как об адъютанте Буденного во время Гражданской войны. Оправдываясь за приход в редакцию в нетрезвом состоянии, Рубанов сказал, по словам Григорьева, «что ночью приходилось в подвале УНКВД работать — т.е. расстреливать приговоренных судом, особым совещанием, тройкой» и что «за эту «работу» — проводимые расстрелы, им выдавалось спиртное».Младший лейтенант гб Рубанов Андрей Максимович (1902–1982), с апреля 1939 г. был комендантом Административно-хозяйственного отдела УНКВД по Калининской области, 17.03.1940 произведен сразу в старшие лейтенанты гб (Петров Н.В. Награждены за расстрел… С. 299–300).
Очевидно, что в тот период, когда в редакции в присутствии Григорьева произошла встреча редактора с Рубановым, т.е. не позднее ноября 1939 г., речь могла идти только о расстрелах советских граждан, а не польских военнопленных. Однако важно то, что задокументированные протоколом ГВП показания Г.И. Григорьева представляют собой независимое подтверждение факта существования в 1938-1939 гг. внутренней тюрьмы именно в центральном здании, занимаемом ныне ТГМУ, и факта проведения расстрелов в этом здании.
Вторая свидетельница, давшая показания, независимые от показаний бывшего начальника УНКВД Д.С. Токарева, — Мария Яковлевна Волкова — работала телефонисткой в УНКВД по Калининской области не менее, чем с 1940 г. В протоколе ее допроса от 21 августа 1991 г.[27]ГП РФ. ГВП. Дело № 159. Т. 102. Л.д. 66–69. зафиксировано, что в качестве адреса здания УНКВД она назвала ул. Советскую, дом 4. По ее словам, комната телефонисток располагалась на первом этаже этого здания, на втором этаже находился начальник управления, на третьем этаже — следственный отдел, а в подвале была тюрьма для арестованных, которых выводили на прогулки во внутренний двор, огороженный высоким глухим забором. Перечисление М.Я. Волковой трех этажей и подвала свидетельствует, что и она в своих показаниях описала именно центральное здание нынешнего ТГМУ, указав при этом его адрес, совпадающий с современным.
Расшифровка протокола допроса Волковой М.Я.
В своих показаниях М.Я. Волкова сообщила, что когда ей выпадало работать в ночную смену, в частности, в 1940 г., то бывало, что в подвальном помещении заводили мотор, создававший большой шум. Говорили (наверное, ее сослуживцы), что в это время происходили расстрелы, но выстрелов слышно не было (очевидно, их заглушал мотор). Хотя о том, что были расстреляны польские военнопленные, М.Я. Волкова ничего не знала, ее показания независимым образом подтверждают существование в 1940 г. тюрьмы в центральном здании нынешнего ТГМУ и свидетельствуют о проведении расстрелов в подвале этого здания.
Третий свидетель, давший независимые показания, — Василий Федорович Клендухов — во время операции по расстрелу польских военнопленных в УНКВД по Калининской области не работал, так как поступил туда на должность водителя только в конце 1941 г., сразу после освобождения Калинина от германской оккупации (и проработал в этом ведомстве водителем до 1971 г.). В протоколе допроса от 27 августа 1991 г.[28]Там же. Л.д. 70–73. зафиксировано его сообщение о том, что хотя сам он во внутренней тюрьме не бывал, но со слов работавших с ним водителей Красновидова и Александрова догадывался, что в помещении внутренней тюрьмы происходят расстрелы, тела расстрелянных выносят из подвала и вывозят за город для захоронения. Водители с названными В.Ф. Клендуховым фамилиями действительно служили в 1940 г. в УНКВД по Калининской области и были причастны к операции расстрела польских военнопленных, о чем свидетельствует тот факт, что они значатся в списке работников НКВД СССР, УНКВД Калининской, Смоленской и Харьковской областей, награжденных упомянутым выше приказом НКВД СССР от 26 октября 1940 г.[29]Красновидов Иван Иванович, 1911 г.р., в 1940 г. шофер УНКВД по Калининской области, в 1951 г. шофер УМГБ по Калининской обл. Александров Александр Сергеевич, 1907 г.р., служил в НКВД с 1935 г., в 1940 г. шофер УНКВД по Кадининской обл., в 1951 г. шофер УМГБ по Калининской обл. (Петров Н.В. Награждены за расстрел… С. 163, 197, 272).
Расшифровка протокола допроса Клендухова В.Ф.
Адрес здания УНКВД, в котором находилась внутренняя тюрьма и производились расстрелы, В.Ф. Клендухов не назвал, но к протоколу допроса приложил составленную по памяти схему территории УНКВД с расположением строений и ворот. Схема воспроизведена на рис. 4 с расшифровкой рукописных пояснений, которыми снабжен подлинник. Хотя и на схеме номер дома по Советской улице не приведен, однако внутренняя тюрьма указана именно в центральном здании, которое на современной карте обозначено как здание ТГМУ по адресу ул. Советская, дом 4. Во флигеле же, обозначенном на современной карте как дом 2 по Советской улице, согласно схеме В.Ф. Клендухова находились клуб, столовая и спортзал УНКВД.
Таким образом, вводимые в научный оборот настоящей публикацией материалы следственного дела № 159 ГВП дают основание опровергнуть голословное предположение о том, что Д.С. Токарев лжесвидетельствовал на допросах 14 и 20 марта 1991 г., и подтвердить достоверность его показаний.
Протоколы допросов следователями Главной военной прокуратуры бывшего начальника УНКВД по Калининской области Д.С. Токарева, а также трех других бывших работников этого УНКВД — Г.И. Григорьева, М.Я. Волковой и В.Ф. Клендухова — являются процессуально оформленными документальными доказательствами того, что в центральном здании нынешнего Тверского государственного медицинского университета по адресу г. Тверь, ул. Советская, дом 4, в 1930-1940-е гг. находилась внутренняя тюрьма, в которой сотрудниками НКВД производились расстрелы советских граждан, а также польских военнопленных из Осташковского лагеря НКВД СССР.