Российское Военно-историческое общество раз за разом пытается найти в урочище Сандармох доказательства, что там захоронены не только жертвы репрессий 1930-х годов, но и кто-то еще. РВИО уже организовало в Сандармох две экспедиции, год и два назад. Но их результаты лишь подтверждают версию, опровергнуть которую пытаются эксперты Общества. Вместе с тем, в ходе экспедиций было сделано много находок, подтверждающих и расширяющих наши знания о Сандармохе как месте расстрела и захоронения репрессированных.
Директор музея Международного Мемориала Ирина Галкова, которая присутствовала на месте как наблюдатель во время экспедиции 2019 г., рассказывает, что удалось раскопать представителям РВИО, как это вписывается в наши представления о расстрелах и насколько оправданы такие изыскания.
В августе 2018 и в августе 2019 годов в мемориальном комплексе Сандармох близ города Медвежьегорска в Карелии прошли две экспедиции, организованные Российским Военно-историческим обществом. В обоих случаях в работах был задействован 90-й отдельный специальный батальон Западного военного округа; в 2019 г. раскопки проводились совместно с Союзом поисковых отрядов Карелии и ярославским поисковым отрядом «Высота-76». Обе экспедиции, проходившие на территории памятника культурного наследия — места захоронения жертв массового террора 1937–1938 годов — ставили перед собой довольно неожиданные цели<a href=”rvio.histrf.ru/activities/news/item-6524″;>Стартовала поисковая экспедиция РВИО в Сандармохе. Есть первые находки</a>, 12 августа 2019 г. Интересно, что в недавней отчетной публикации (<a href=”rvio.histrf.ru/activities/news/item-7475″;>Вернуть из безвестия: в РВИО рассказали о поисковых экспедициях</a>. 2 июля 2020 г.) эта формулировка убрана из целей экспедиции и перенесена в ее выводы, озвученные Сергеем Веригиным в несколько измененной и расширенной трактовке: «это были военнопленные, а также вполне возможно партизаны или местные жители, которые сотрудничали с партизанами, ставшие жертвой финской контрразведки».: «поиск захоронений узников финских концентрационных лагерей и погибших военнослужащих РККА в боях против финских оккупантов в Карелии 1941–1944 гг.». Основанием для раскопок послужила версияНа русском языке на настоящий момент можно упомянуть два текста, представляющие практически идентичное изложение и аргументацию этой версии: <a href=”publisher.usdp.ru/upload/iblock/f13/f1397903b313d37c84cb675c6812d3bd.pdf”;>Веригин С.Г. Сандормох: есть ли в расстрельных могилах советские военнопленные?</a> // Вестник университета Дмитрия Пожарского. 2017, №3(7). От Гражданской до Второй мировой: из истории репрессий на Севере России. М., 2017. С. 11–21; Веригин С., Машин А. Загадки Сандармоха. Johan Bäckman publications, 2019. петрозаводских историков Юрия Килина и Сергея Веригина о том, что именно сюда, на бывший полигон Большого террора, финны в годы оккупации привозили для расстрела и погребения советских военнопленных. В стремлении выдать жертвы расстрелов НКВД за жертвы войны Килин и Веригин, мягко говоря, не оригинальны: такие манипуляции были известны еще в советское время, начиная с грандиозной лжи Катынского расстрела. Не задаваясь здесь целью еще раз разоблачать эту версию, упомяну наиболее значимые ее разборы: журналистское расследование Анны Яровой, а также рецензии Ирины Такала и Виктора Тумаркина, интервью с финским историком Антти Куяла, к исследованиям которого апеллирует Веригин.
Поиск и антипоиск
Массовое захоронение жертв Большого террора (ныне мемориальный комплекс «Сандармох») было обнаружено в 1997 году совместной экспедицией Петербургского и Карельского «Мемориалов» под руководством Вениамина Иофе, Ирины Резниковой (Флиге) и Юрия Дмитриева. До этого мемориальцы вместе с родственниками расстрелянных несколько лет скрупулезно вычисляли эту географическую точку по данным архивов НКВД. Экспедиция 1997 г. нашлаОб истории поиска и обнаружения полигона см: <a href=”sand.mapofmemory.org/long-2/”;>Убыли в неизвестность</a> // Сандормох. Мемориальное кладбище. Проект Фонда Иофе; более подробно в книге: Флиге И. Сандормох. Драматургия смыслов. СПб, 2019. С. 31–73. массовые захоронения именно там, где они должны были оказаться по сохранившимся показаниям участников расстрельной команды. Тогда были вскрыты несколько могильных ям, останки из которых — отправлены на исследование. Скупые данные следственной экспертизы окончательно подтвердили правильность находки: захоронению больше пятидесяти лет; люди были убиты выстрелом в затылок.
Следственное дело по факту найденных останков прокуратура возбуждать отказалась: и так, мол, ясноИз Постановления об отказе в возбуждении уголовного дела по заявлению Ю.А. Дмитриева, подписанного 12 августа 1997 г. помощником прокурора Медвежьегорского района В.А. Фирстовым: «По заключению судебно-медицинского эксперта обнаруженные кости и черепа человека пролежали в земле свыше 50 лет. На всех черепах имеются пулевые огнестрельные повреждения. Входные отверстия расположены на затылочных костях, выходные на лобных костях. Все представленные кости принадлежат не менее четырем скелетам человека. По пояснению Дмитриева Ю.А. поисковые мероприятия проводились с целью установления мест массовых захоронений жертв политических репрессий, проводимых в 1937–1938 годах. Исходя из осмотра места происшествия и заключения судебно-медицинского эксперта можно сделать выводы о том, что смерть четырех человек, части скелетов которых были обнаружены в урочище Сандармох, является насильственной и наступила свыше 50 лет назад. В связи с этим следует, что погибшие не являются потерпевшими от преступлений, совершенных в настоящее время, поэтому оснований для возбуждения уголовного дела не имеется. На основании изложенного, руководствуясь п. 1 с. 5 УПК РСФСР, ст. 9 УПК РСФСР, постановил: В возбуждении уголовного дела по факту обнаружения частей скелетов 4-х человек отказать за отсутствием события преступления». Документ опубликован: <a href=”lib.memo.ru/media/book/26550.pdf”;>Дмитриев Ю.А. Место памяти Сандармох. Петрозаводск, 2020.</a> С. 511.. Что искали — то и нашли. Недостаточная изученность множества мест массовых расстрелов — во многом результат того зазора в инструкциях правоохранителей, о который так или иначе спотыкается каждый исследователь темы репрессий: преступление слишком давнееСтоит отметить при этом, что аргумент, которым некогда медвежьегорская прокуратура оправдывала свое нежелание разбираться в преступлениях Советской власти, перестает работать, когда речь идет об убийстах, совершенных финнами во время Второй мировой войны. Так, в апреле этого года Следственный Комитет <a href=”ria.ru/20200423/1570467099.html”;>возбудил</a> в отношении них дело о геноциде, несмотря на то, что события Второй мировой войны никак не отнести к «настоящему времени»…, чтобы его взялись расследовать как преступление, но слишком недавнее, чтобы открыть источники и позволить изучать его свободно как часть истории. Зазор этот, надо отметить, очень удобен для того, чтобы тема репрессий, даже будучи заявленной, так и не была внятно проговорена. Случай Сандармоха в этом отношении можно считать удачным (о чем подробнее будет сказано ниже), хотя углубленное изучение его так или иначе тоже упирается в эту проблему.
Тогдашние власти Карелии, однако, поддержали инициативу создания места памяти. В октябре 1997 г. Сандармох уже был открыт как мемориальное кладбище, с деревянной часовней и первыми памятниками-голбцами (архитектор В. Попов). В 2000 году кладбище получило статус объекта историко-культурного наследия и было взято под охрану.
И вот через двадцать с лишним лет захоронения были потревожены опять — в ходе новых раскопок, которые не предполагали развития прежнего поиска и вообще переворачивали логику поисковой работы. Экспедиции РВИО приходили в заранее известное место захоронений (не только осмысленное, но и мемориализованное), чтобы дать ему иную, заранее заготовленную интерпретацию. Задачу экспедиции в таких условиях определила необходимость выкопать какое-нибудь материальное подтверждениеХорошее представление о том, как проходили эти раскопки, дают репортажи с места корреспондента «Новой газеты» Ирины Тумаковой: <a href=”novayagazeta.ru/articles/2018/08/28/77626-kto-strelyal”;>Кто стрелял?</a> (28 августа 2018 г.); <a href=”novayagazeta.ru/articles/2018/09/02/77688-prizraki-sandarmoha”;>Призраки Сандармоха</a> (2 сентября 2018 г.); <a href=”novayagazeta.ru/articles/2019/08/15/81609-nezvanye-kosti”;>Незваные кости</a> (15 августа 2019 г.); <a href=”novayagazeta.ru/articles/2019/08/22/81693-uma-lopata”;>Ума — лопата</a> (22 августа 2019 г.) и Сергея Маркелова из карельской редакции «7Х7»: <a href=”lr.7×7-journal.ru/sandarmokh2/”;>Перекопать Сандармох</a>. своей не имеющей изначальных оснований гипотезы.
Конечно, при такой задаче довольно трудно ждать подробного отчета об экспедиции с развернутым представлением ее итогов и тем более их адекватным анализом. Ничего похожего организаторы раскопок и не выдалиОб этом вполне можно судить по двум пресс-конференциям, посвященным обсуждению результатов первой кампании раскопок, ни на одной из которых не было ее непосредственных участников: <a href=”pressmia.ru/pressclub/20180907/952058350.html”;>7 сентября 2018 г.</a>, <a href=”pressmia.ru/pressclub/20190610/952376078.html”;>10 июня 2019 г.</a> за два года, прошедшие с момента их первого вторжения в памятник. Однако, в любом случае, это вторжение уже произошло, и некоторые новые материалы стали доступными для осмысления. Дело в том, что в течение обеих экспедиций на месте работали наблюдателиЕлена Кондрахина, Алина Есипова, Евгения Кулакова (НИЦ «Мемориал», Санкт-Петербург); Ирина Галкова (Международный Мемориал, Москва); волонтеры-наблюдатели Ксения Ат, Игорь Москаленко, Егор Майборода и другие. Статья в значительной мере опирается на собранный в ходе этих наблюдений архив заметок, интервью, фотографий и видеозаписей.; кроме того, мы располагаем данными экспертного заключения 2018 года и теми фрагментами экспертизы 2019 года, которые опубликовало РВИО в сообщении на своем сайте. Поэтому кажется необходимым представить и проанализировать их. Вопреки целям тех, кто начал эти раскопки, можно все же, пусть и довольно странным способом, продолжить движение в траектории поиска.
Итак — каковы же эти новые данные? Информацию, о которой дальше пойдет речь, так или иначе можно разделить на три блока. Во-первых, это все, что касается самих захоронений, то есть останков людей и того, что им сопутствует. Во-вторых, сведения об оружии и боеприпасах, использованных для их убийства. В-третьих, данные о предметах, которые были обнаружены вне могильных ям.
Люди
Всего в ходе раскопок 2018–2019 гг. было вскрыто 12 захоронений (см. карту). Еще одно, где находились останки не менее двух человек, было засыпано после того, как обнаружилось, что основная его часть уходит под растущее дерево, и эксгумация вряд ли возможна. Из могил были подняты останки 21 человека, от одного до четырех из каждого раскопа. 11 из них принадлежали мужчинам, 10 — женщинам.
В раскопах 2018 года возраст жертв разный: двое мужчин 41–53 лет, двое — 20–33 лет, женщина 31–40 лет. Все убиты выстрелом в голову. Направление ранений разное: в трех случаях это выстрел в затылок, в двух в висок. Останки 9 женщин и 7 мужчин, поднятые в 2019 г., по словам начальника научного отдела РВИО Юрия Никифорова «принадлежат главным образом молодым людям в возрасте от 20 до 35 лет». Как понимать слова «главным образом» и сколько из этих людей на момент расстрела были в ином возрасте, нам, увы, неизвестно. О характере ранений эксгумированных в 2019 году мы тоже ничего не знаем. Все люди, согласно заключению экспертов, были убиты и погребены более 50 лет назад.
Как в 2018, так и в 2019 г. захоронения обнаруживались на довольно большой глубине — от полутора до двух метров. Кроме самих останков, в ямах порой встречались фрагменты одежды и обуви. Одежда в большинстве случаев совершенно истлела, остались лишь пуговицы — костяные или металлические. В одной из могил на голове захороненного сохранились фрагменты шапки. Во многих случаях обнаружились остатки резиновой и кожаной обуви — калоши (и иногда остатки валенок), сапоги или ботинки. В одном из случаев калоши были самодельные, вырезанные из автомобильных покрышек с хорошо читаемой надписью «Ярославль» (что дает дополнительный ориентир в отношении времени захоронений: Ярославский шинный завод начал выпуск своей продукции с 1932 г., значит, захоронение не раньше середины 1930-х гг.). Насколько нам известно, ни одного предмета, дающего шанс персонифицировать или точнее датировать захоронения, найдено не было.
Некоторые из останков сохранились достаточно хорошо, чтобы можно было даже спустя десятилетия ощутить чудовищность происходившей здесь драмы. Видно, что тела людей (или еще живые люди?) были грубо брошены друг на друга, их руки — связаны за спиной. В результатах экспедиции 2019 г. обращает на себя внимание преобладание женщин среди обнаруженных тел (9 из 16). Нужно также отметить высокую плотность вскрытых захоронений (группа из семи раскопов по левую сторону от дороги), которая заставляет задуматься о том, можно ли о них говорить как об одиночных захоронениях. Общие выводы экспертовВ отношении первой кампании раскопок мы располагаем данными судебно-медицинской экспертизы, в отношении второй — только теми немногими данными, которые были обозначены в репортаже РВИО 2 июля 2020 г., за подлинность которых отвечают РВИО и неуказанные авторы заметки. вторят данным той экспертизы, которая была сделана еще в 1997 году: в могилах лежат люди, погибшие от огнестрельных ран в голову и погребенные более 50 лет назад.
Пули
Пули находились в каждой из расстрельных ям на глубине залегания останков — именно те, которыми были прострелены головы убитых. Согласно экспертному заключению 2018 г., извлеченные из обеих могил пули и гильзы были частями патронов к пистолетам «Маузер» калибра 7,63 мм и «Маузер» или «Браунинг» калибра 7,65 мм. Дату и место производства патронов эксперты определить не смогли. По сообщению Юрия Никифорова, в 2019 г.:
«…рядом с останками были обнаружены пули в количестве 13 штук, по результатам экспертизы определенные как относящиеся к категории боеприпасов, используемых для выстрелов из пистолета «Кольт» (45 калибр). Гильзы в количестве 13 штук американского производства, 12 из которых произведены компанией Remington — UMCC, и одна — компанией Peters Cartridge Company. Одна гильза, которая является частью патрона калибра 7,65 — он подходит к бельгийским пистолетам «Браунинг», немецким «Маузер» и «Вальтер». А также 2 пули и 4 гильзы, которые могут являться частями патронов пистолетов и пистолетов-пулеметов отечественного производства».
Сведений о времени изготовления патронов у нас нет.
Вещи
Кроме тех ям, из которых были подняты останки, в 2019 г. руководители экспедиции сделали четыре стихийных раскопа вдоль дороги, идущей сквозь Сандармох. Дорога это старая, захоронения расположены справа и слева от нее. В нескольких местах металлоискатель подавал неожиданно сильный сигнал — в этих точках поисковики и вскрыли грунт. В четырех местах очень близко к дороге (фактически на ее обочине) были найдены довольно большие развалы предметов. Систематической проверки и зондирования почвы для обнаружения других таких мест, насколько нам известно, не проводилось; решение ограничиться раскопанными участками (как и само решение их раскопать) было принято довольно спонтанно. Вещи обнаруживались на очень небольшой глубине (около 20 см, буквально сразу под дерном). Значительную их часть составляла металлическая посуда — в основном железные кружки — они-то и давали столь сильный сигнал. Из четырех раскопанных участков три расположены очень близко друг к другу, из них и была поднята основная масса вещей. По общему впечатлению эти три раскопанных фрагмента — отдельные участки некоторой довольно большой свалки вещей вдоль обочины. Теперь о содержании ям.
Всего по описи, составленной позже по фотографиям, перечень извлеченного составил около 180 предметовВ краеведческий музей г. Медвежьегорска 20 августа 2020 г. было передано 427 предметов (по всей видимости, к предметам, вынутым из указанных раскопов, добавились разрозненные находки, сделанные участниками экспедиции за время ее работы). Из них для возможного включения в музейную коллекцию сотрудники музея отобрали 38 предметов. Перечень этих предметов в акте приема позволяет заключить, что, скорее всего, сохраненные вещи или большая их часть происходят именно из раскопов вдоль дороги., в том числе:
- металлические кружки — 53 шт.
- ременные пряжки — 21 шт.
- пуговицы костяные или пластмассовые — 12 шт.
- монеты — 9 шт.
- стекла очков (иногда с фрагментами дужек) — 8 шт.
- накладки железные на чемодан, уголки железные — 8 шт.
- замки чемоданные — 2 шт.
- пуговицы металлические — 6 шт.
- металлические части сумок-саквояжей — 6 шт.
- металлические миски — 6 шт.
- фрагменты глиняной посуды — 6 шт.
- фарфоровые чашки — 3 шт.
- глиняные кружки — 2 шт.
- стеклянные стаканы — 3 шт.
- стеклянные банки — 3 шт.
- металлические части кошельков — 3 шт.
- ложки — 2 шт.
- ситечко чайное дорожное — 2 шт.
- складной нож
- футляр для очков
- бритвенный станок
- застежка-молния
Множественные остатки предметов из органических материалов довольно трудно описать, но по ним можно судить, что в этом наборе вещей был значительный объем одежды и обуви. Сохранившиеся части (например, фрагменты подошв обуви) сильно обуглены. Следы копоти различимы на многих металлических предметах (например, на монетах). В развале также регулярно встречались фрагменты оплавленного стекла.
Что можно сказать о таком наборе вещей в первом приближении? Их количество и характер вполне дают понять, что это не свалка бытового мусора. Мы видим многократно повторяющийся набор личных принадлежностей, где сразу бросаются в глаза предметы первой необходимости — очки, одежда, обувь, кошельки — и вещи, которые обычно берутся с собой в дорогу (или в тюрьму): железная посуда, бритва, дорожное чайное ситечко. Вещи явно принадлежали большому числу разных людей. Их легко представить уложенными в чемоданы и саквояжи (остатки которых тоже были найдены в довольно большом количестве) или увязанными в дорожные узлы, от которых вряд ли что могло сохраниться. Из однотипных предметов больше всего оказалось железных кружек. Такие кружки входили в экипировку солдат РККА с середины 1920-х годов. Однако и гражданское население ими охотно пользовалось — кружки были в широком ходу в качестве дорожной или походной посуды. Для тюремно-лагерного быта времен ГУЛАГа это один из самых характерных предметов. В отношении посуды (как, впрочем, и других вещей) мы не можем проследить никакой унификации: это кружки самых разных размеров и фасонов, произведенные на разных фабриках. Кроме железной посуды, в развалах встречалась и глиняная, в том числе сделанная вручную на гончарном кругу, а также стеклянные стаканы и тонкие фарфоровые чашки — словом, в этот поход каждый собрался как сумел…
От одежды сохранились по большей части пряжки и пуговицы, среди которых несколько металлических пуговиц от разного рода униформы: морской или военно-морской с якорем; с двуглавым орлом — вероятно, с мундира еще царского времени; от гимнастерки или френча со звездой. Были также небольшие металлические предметы, в которых угадывались броши и другие элементы женских украшений.
Все это явно пытались уничтожить: вещи были свалены в кучу и сожжены, от них остались только негорючие или случайно не затронутые огнем фрагменты. Возможно, их после этого присыпали песком или просто оставили дотлевать — уже не от огня, а от времени.
Особого внимания заслуживают предметы, способные сориентировать нас во времени, когда все вышеописанное могло произойти. Прежде всего это посуда, на которой различимы клейма выпускавших ее заводов. Несмотря на сильную коррозию и повреждения предметов, эти клейма кое-где читаются. Среди таких предметов нужно упомянуть:
- кружку с клеймом Луганского завода — она выпущена до 1935 г., так как в 1935 г. Луганск был переименован в Ворошиловград;
- черенок алюминиевой ложки или вилки с клеймом ленинградского завода «Красный Выборжец» (читаются фрагменты слов «Выборжец» и «Ленинград»), производство которых началось в 1924 г.;
- миску с клеймом Акционерного общества «Жесть-Вестен», которая могла быть сделана с 1927 по 1941 гг. в Ростове-на-Дону: совместное Российско-австрийское акционерное общество, основанное в 1927 г., в 1941 г. было преобразовано в государственный завод, клеймо изменилось;
- стеклянную банку с клеймом «З-д Стеклотара г. Орджоникидзе НКПП», которая сделана в период с 1934 по 1944 г. (в 1934 г. создан Наркомат пищевой промышленности; в 1944 г. город Орджоникидзе переименован в Дзауджикау; на момент обратного переименования в 1954 г. Наркомпищепром был переименован в Министерство пищевой промышленности);
- три стакана с клеймом Стекольного завода имени Первого Коммунистического Добровольческого отряда (1 КДО) в Большой Вишере, выпущены в период с 1923 по 1941. Завод выпускал стеклянную посуду с таким клеймами с 1923 года, был разрушен во время Второй мировой войны.
Еще более четкую датировку дают монеты. В двух раскопах было найдено несколько монет советского времени. Их выпуск укладывается в довольно узкий временной промежуток: все они отчеканены в 1930-х годах. Всего найдено 9 монет с четко читаемыми датами: 2 копейки 1936 г.; 3 копейки 1930 г.; 5 копеек 1935 г.; 10 копеек 1934 г.; 15 копеек 1934 г.; 20 копеек 1932, 1934, 1935 и 1937 г.
Таким образом, событие, связанное со свалкой и частичным уничтожением вещей, произошло не раньше середины 1930-х, и даже еще точнее — не раньше 1937 г. При этом, конечно, можно предположить, что выброс и сжигание происходили многократно в течение некоторого периода. Дату, не позднее которой оно произошло, установить гораздо сложнее — вещи и монеты могли использоваться по многу лет, и год производства тут не очень показателен. И все же, ориентируясь на монеты и их довольно компактную датировку, думается, эту границу не стоит отодвигать далеко вперед от 1937 г. Ведь выпуск монет в 1938–1941 годах в СССР продолжался в тех же объемах, что и ранее, сократившисьТак, в 1942–44 годах не <a href=”albonumismatico.com/image/catalog/pdf_files/351306.pdf”;>выпускались</a> монеты номиналом в 1 и 2 копейки; номиналом в 3 и 5 копеек выпускались только в 1943 г. только в военные и первые послевоенные годы. Между тем ни одной монеты старше 1937 года в развалах не обнаружилось.
Как это было
История расстрелов в Сандармохе — тот редкий случай, когда малопроницаемая завеса, отделяющая российских исследователей от документов из архивов ФСБ и МВД, оказалась частично приподнятой. Палачи Сандармоха довольно скоро — весной 1938 года — сами оказались под следствием, а затем и судом. Главными фигурантами дела стали руководители расстрельной команды ББКБеломорско-Балтийский комбинат — предприятие Белбалтлага, работавшее на одноименном канале после завершения его строительства Александр Шондыш и Иван Бондаренко, а также руководитель ленинградской расстрельной команды, прибывшей в Медвежью Гору вместе с большой группой соловецких заключенных, капитан ГБ Михаил Матвеев. Именно это архивно-следственное дело, частичный доступ к которому в 1997 г. с большим трудом получили Вениамин Иофе и Ирина Флиге, стало ключевым документомСм. главу «Дело капитана Матвеева» в книге Ирины Флиге «Сандормох: драматургия смыслов» (С. 54–64) для обнаружения Сандармоха. Ознакомиться с делом в полном объеме исследователям тогда не удалось (и не удается до сих пор, так как его фигуранты не реабилитированыОтказ на доступ к делам нереабилитированных является обычной практикой архивов ФСБ, хотя законных оснований для этого нет — у Мемориала есть удачный (правда, довольно трудный) <a href=”memo.ru/en-us/memorial/departments/intermemorial/news/286″;>опыт получения доступа к делу нереабилитированного П.Ф. Заботина</a>, осужденного в 1933 г. по Постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года (т.н. закон о колосках), когда Верховным судом РФ отказ в доступе к делу был признан незаконным.), но некоторые его фрагменты были скопированы, в том числе те, где члены расстрельной команды описывают свой путь от СИЗО Белбалтлага до полигона, упоминая километраж и населенные пункты.
С делом успел поработать и карельский исследователь Иван Чухин; что еще важнее — он проделал огромную работу по сбору и систематизации информации из расстрельных актов по приговорам карельских «троек» и «двоек» в ходе национальных операций. В книге, изданной в 1999 г. уже после гибели Чухина, приведены подневные таблицы расстрелов с указанием их места и исполнителей. Далее всю работу по уточнению и дополнению списков расстрелянных «в Медгоре» (так в актах отмечалось место, известное ныне как Сандармох), составлению их биографий и увековечению памяти погибших проделал Юрий Дмитриев, работавший вместе с Чухиным над созданием общего списка жертв Большого террора в Карелии. Он же подготовил и издал первую книгу памяти «Место расстрела Сандармох», вышедшую в Петрозаводске в 1999 г. Второе, многотомное издание книги памяти под названием «Место памяти Сандармох», готовится и публикуетсяИзданная в декабре 2019-январе 2020 г. книга <a href=”lib.memo.ru/media/book/26550.pdf”;>«Место памяти Сандармох»</a> — первый выпуск, где представлена часть списка расстрелянных (в алфавитном перечне от А до В). сейчас. Целый корпус источников по истории расстрелянного в Сандармохе «Соловецкого этапа» (заключенных соловецкой тюрьмы ГУГБ НКВД, переброшенных для расстрела в Медвежьегорск) опубликовал и прокомментировал петербургский историк Анатолий Разумов, составитель «Ленинградского мартиролога» и редактор упомянутого нового издания книги памяти Сандармоха. При всем этом немалом багаже накопленных знаний (который, конечно, мог бы быть гораздо полнее), находки последних лет могут быть рассмотрены в контексте истории, которая во многих своих подробностях уже известна.
Люди
Останки 21 человека, поднятые из раскопов 2018 и 2019 годов — не безвестные тела. Мы не в силах соотнести их с именами конкретных людей, но можем определить некоторые рамки, в которые оказались вписаны их судьбы.
В деле по обвинению карельских и ленинградских расстрельщиков Сандармох названФлиге И. «Сандормох: драматургия смыслов», С. 56. «обычным местом исполнения приговоров над заключенными Белбалтлага». По меньшей мере треть казненных были заключенными этого лагеря, осужденными вторично и приговоренными к расстрелу в рамках лагерных «лимитов» или за побег. Побега при этом могло и не быть — с такой формулировкой были осужденыИменно такого рода аресты, скорее всего, стали причиной провала Шондыша и Бондаренко: в число схваченных «за побег» и расстрелянных, видимо, попал кто-то из «блатных», приближенных лагерного начальства (см. Флиге И. «Сандормох: драматургия смыслов». С. 56) многие расконвоированные, имевшие разрешение на выход за пределы лагеря. Самодельные калоши и подметки из автомобильных покрышек широко использовалисьО такой обуви, например, упоминает Солженицын в «Одном дне Ивана Денисовича»: «Разных порядков с обувью нагляделся Шухов за восемь лет сидки: бывало, и вовсе без валенок зиму перехаживали, бывало, и ботинок тех не видали, только лапти да ЧТЗ (из резины обутка, след автомобильный)». <a href=”gulagmuseum.org/showObject.do?object=45825511&language=1″;>Образцы ее</a> сохранились в музейных коллекциях, представляющих быт ГУЛАГа. именно в лагерях, где у людей возникали очевидные проблемы с обретением фабричной обуви.
Хотя, конечно, такой вариант бедняцкой экипировки мог принадлежать не только лагерникам, но и свободным людям, или полусвободным, какими были трудпоселенцы, жившие в спецпоселках при Белбалткомбинате. В большинстве своем это были раскулаченные крестьяне, и их в Сандармохе более 600.
Расстрелянные могли быть просто жителями Карелии, впервые арестованными и попавшими в следственные тюрьмы Петрозаводска или Кеми. Таких здесь больше всегоСтатистику по людям, захороненным в Сандармохе, см.: Флиге И. «Сандормох: драматургия смыслов» С. 84., около двух с половиной тысяч.
Наконец, это могли быть заключенные Соловецкой тюрьмы, привезенные в Медвежью гору в составе этапа из 1111 человек. Если так, то это должны быть люди, убитые в первый день соловецких расстрелов, когда кто-то один, или даже несколько человек, поняв, что их ждет смерть, спрятали в одежде ножи«В первые дни операции при ленинградской бригаде обнаруживали, что осужденные в одежде хранили ножи, и были случаи, когда осужденные с ножами набрасывались на участников бригады и одного из сотрудников ленинградской бригады ранили в голову. Поэтому в дальнейшем во избежание подобных явлений и сохранения своих людей, стали осужденных раздевать до нижнего белья еще в изоляторе и в таком виде отправляли их к месту назначения» (Архив УФСБ по республике Карелия. Фонд следственных дел. Д. №11602. Т. 4. Л. 347. Цит. по: Флиге И. «Сандормох: драматургия смыслов» С. 59). и при перевозке пытались бежать, ранив охранника. Именно после этого случая ленинградская расстрельная бригада, не сумевшая утаить от людей их близкое убийство, стала принимать довольно чудовищные мерыО том, что такое обращение с осужденными не было дозволенной практикой (и применялось отнюдь не всегда), говорит сам факт ареста членов расстрельной команды и вменение им этих действий в качестве обвинения. Из обвинения Ивана Бондаренко: «…возглавляя операции по приведению в исполнение приговоров избивал осужденных и поощрял избиения другими участниками операции» (Там же, том дела неизв., л. 103. Цит. по копии Архив НИЦ «Мемориал», Санкт-Петербург.). по предотвращению побега и сопротивления: людей раздевали до нижнего белья, связывали, избивали до полусмерти и уже в таком виде везли к месту казни. На поднятых останках почти всегда есть следы истлевшей верхней одежды и обуви, значит, если среди них есть соловецкие узники, то это кто-то из 208 человек, убитых в первый день расстрелов. Впрочем, скорее всего, в раскопанных ямах не соловчане. Все же в ночь убийств, в течение которой нужно было захоронить останки более 200 человек, должны были копаться более обширные могилы с большим количеством захороненных. В таблицах, составленных Иваном Чухиным, мы находим немало датТаковы расстрельные даты 1937-го года: 11.08 (5 чел.); 21.08 (12 чел); 02.09 (17 чел.); 04.09 (13 чел.); 08.09 (19 чел.); 13.09 (17 чел.); 22.09 (14 чел.); 03.10 (12 чел.); 11.11 (18 чел.); 14.11 (15 чел.); 03.12 (10 чел.); 19.12 (19 чел.); 1938-го года: 31.01 (13 чел.); 24.02 (6 чел.); 20.06 (9 чел.); 16.08 (18 чел.). В другие дни количество жертв могло быть гораздо большим, до 434 человек за один день — таким был урожай смерти 21.01.1938 г. (см. Чухин И. «Карелия-37. Идеология и практика террора». С. 153–157; Флиге И. «Сандормох: драматургия смыслов» С. 25–27)., когда убийств было куда меньше: от 5 до 20 человек.
В документах есть также указаниеРазумов А.Я. Соловецкие расстрельные этапы 1937–1938 годов // «Место памяти Сандармох». С. 302. на то, что женщин привозили на полигон отдельно от мужчин. Следовательно, и расстреливать их могли отдельно, и в этом случае естественным было бы образование «женских» могил или таких, где женщины преобладают, несмотря на то, что их общая доля среди расстрелянных была существенно меньшей. Поэтому сосредоточение женских останков в одном захоронении или в одном месте нас не должно удивлять.
По расстрельным актам и архивно-следственным делам нам известны имена и краткие биографии 6241 человек, расстрелянных «в районе Медгоры». 21 человек, останки которых потревожили экспедиции РВИО, должны быть людьми из этого списка. Мы знаем их имена. Они написаны на мемориальных табличках Сандармоха, упомянуты в поминальной книге, хранящейся в часовне святого Георгия при входе на мемориал. Они так или иначе прозвучат 5 августа, когда в рамках традиционного Дня памяти в разных городах люди будут зачитывать имена расстрелянных в Сандармохе.
Сейчас целое сообщество профессиональных исследователей и волонтеров продолжает работатьЗдесь особо следует упомянуть многолетнюю активность преподавателей и студентов Московского Международного киноколледжа и волонтерский проект “Сандармох. Возвращение имен” под руководством Максима Лялина. над составлением развернутых биографий жертв Сандармоха, множество человеческих историй уже можно найти на сайте, созданном фондом Иофе. Недавно напечатанный первый выпуск книги «Место памяти Сандармох» наполовину состоит из очерков о погибших там людях. Именно так происходит возвращение людей из безвестия, а отнюдь не физическим перемещением их останков.
Пули
Мы не знаем, каким оружием пользовались расстрельные команды, исполнявшие смертные приговоры в Сандармохе. Ответить на этот вопрос помог бы детальный анализ заведенного в отношении них следственного дела, где должны быть протоколы обыска с упоминанием изъятого оружия. Но оно, за исключением небольшой части, остается недоступным для исследования. Однако у нас есть довольно много сведений в отношении оружия их коллег из разных городов и областей — Москвы, Ульяновской области, Харьковской области, Одессы, Новосибирска, Армавира и т.д. Исчерпывающий обзор документов, где упоминается личное оружие сотрудников ОГПУ и НКВД с конца 1920-х до начала 1940-х гг., сделан в статье Сергея Романова «К вопросу об использовании НКВД “несоветских” калибров для расстрелов». Среди проанализированных источников — протоколы обыска арестованных сотрудников, приказы о награждении их личным оружием, разрешительные документы, выданные им на ношение оружия, акты проверки состояния личного оружия, а также общий приказ о нормах вооружения для сотрудников тюрем ГУГБ и НКВД.
Наиболее часто во всех документах и списках упоминаются пистолеты систем «Маузер», «Вальтер» и «Браунинг» калибров 7,65 и 7,63 мм. Именно такие пули и гильзы найдены в расстрельных ямах Сандармоха. На вооружении сотрудников был также отечественный пистолет системы Коровина, специально сконструированный под эти популярные «иностранные» калибры боеприпасов. В обзоре С.П. Федосеева «Пистолеты и револьверы в России» приводится описание и краткая история использования пистолетов разных систем в России и в СССР, в том числе в годы репрессий. Здесь опять-таки перечислены пистолеты всех упомянутых систем, включая «Кольт» 45-го калибра; такая пуля упомянута в рапорте капитана государственной безопасности Щепилова от 11 апреля 1939 года об обыске квартиры Николая Ежова. Пули, завернутые в бумажки с надписями «Зиновьев», «Каменев», «Смирнов», хранилисьФакт приведен в биографии Н. Ежова, написанной А.И. Полянским: Полянский А.И. <a href=”militera.lib.ru/bio/polyansky_ai/text.html#t27″;>«История “железного” сталинского наркома»</a>. М., 2003, с. 206. у бывшего наркома в отдельном пакете, две из них были пулями от «Нагана» и одна от «Кольта». Другими словами, все пули и гильзы, найденные в расстрельных ямах, вполне соответствуют тому оружию, которым обычно располагали сотрудники НКВД.
Вещи
Развалы вещей вдоль дороги были найдены отдельно от захоронений, и потому увязывать их в единую историю с останками людей без дополнительных оснований было бы опрометчиво. Но такие основания есть. Датировка предметов (при всей ее отрывочности и связанных с этим условных допущениях) довольно настойчиво подводит нас ко второй половине 1930-х годов. Кроме того, вещи явно принадлежали большому числу разных людей (разных возрастов, профессий, социальных статусов). Место, называемое ныне «Сандармох» всегда было пустынным и удаленным от человеческого жилья, и единственное происходившее здесь масштабное событие, о котором мы имеем документальное подтверждение — это массовые расстрелы 1937–1938 годов. С учетом всего этого, временная привязка ко второй половине 1930-х кажется наиболее адекватной, если не единственно возможной версией.
Здесь опять-таки стоит обратиться к параллельным случаям. Сандармох — один из десятков расстрельных полигонов, которые были в каждой области и республике Советского Союза. О захоронении вещей говорится во многих исследованиях, посвященных местам массовых расстрелов и их раскопкам. Такие скопления предметов могут встречаться как в самих расстрельных ямах, так и отдельно от них. Нередко эти находки обуглены и частично сожжены. Довольно широкий обзор таких случаев сделал А.Р. Дюков в своей недавней статье, посвященной захоронениям вещей в Куропатах. Автор приводит параллельные ситуации с раскопками на Бутовском полигоне и в других расстрельных местах Большого террора. Здесь же на основе архивных документов он реконструирует технологию обращения с большим количеством людей, приговоренных к смертной казни.
Несмотря на отсутствие какой бы то ни было общей инструкции для проведения таких операций, сотрудники НКВД всегда следовали примерно по одной логике. Приговоренным к смерти не говорили об их приговоре до самого последнего момента (на этот счет имелось специальное распоряжение зам. наркома Фриновского) — это позволяло спокойно собрать их и перевезти к месту расстрела, порой в очень большом числе и на большое расстояние. Не зная, что их везут убивать, люди не сопротивлялись и не пытались бежать — пример Соловецкого этапа в отношении того, что может произойти при утечке информации, тут очень показателен. Заключенным тюрем выдавали их личные вещи, отобранные при аресте, сообщая, что их этапируют в какую-то другую тюрьму или лагерь. Так на руках у них оказывались в том числе и запрещенные предметы, отбиравшиеся при поступлении в тюрьму — ножи, бритвы. Впрочем, на очень короткий срок. Вещи отбирались вновь незадолго до расстрела или непосредственно перед ним. Родственникам вещи не возвращали — смерть близкого человека оставалась для них тайной еще на протяжении многих лет.
Ценные предметы и деньги положено было описывать и сдавать на хранение. Однако известно, что значительная часть их расхищалась исполнителями приговоров и сотрудниками, так или иначе причастными к процедуре. Впоследствии, особенно когда вещи казненных всплывали на перепродажах, многие из членов расстрельных бригад были осуждены за мародерство. Их следственные дела — на сегодняшний момент, пожалуй, наиболее важный документальный источник, помогающий восстановить в деталяхОчень важные материалы по этой теме опубликованы в недавнем сборнике: Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей/под ред. М. Юнге, Л. Виола, Дж. Россман. М., 2017. Проанализированы в основном источники, хранящиеся в архивах СБУ в Украине; в России такие дела за редким исключением остаются недоступными, т.к. люди, проходящие обвиняемыми по этим делам, не реабилитированы., как были организованы расстрелы людей во время Большого террора. Кроме собственно хищений, речь могла идти об использовании вещей в ходе самой процедурыКокин С. «Расплата. Сотрудники УНКВД по Житомирской области — исполнители Большого террора // Чексисты на скамье подсудимых», С. 120, 123–124 — так, в Житомирском УНКВД одеждой расстрелянных выстилали кузов машины, на которой перевозили тела — чтобы не протекала кровь. Есть также сведения об «обмене» испорченной в ходе работы (т.е. пропитанной кровью) одежды палачей на отобранную у жертв.
От «испорченной» одежды и от всего, что не пригодилось ни ведомству, ни самим расстрельщикам, требовалось избавиться, как и от самих убитых. Об уничтожении и закапывании одежды и личных вещей расстрелянных говорили«Вещи были уничтожены и преданы земле» (Виола Л. Дело Уманского районного отдела УНКВД по Киевской области //Чекисты на скамье подсудимых, с. 86). на допросах 1939 г. сотрудники Уманского районного отдела УНКВД по Житомирской области. О такой же практике (включая сожжение) много позже рассказывал бывший конвоир НКВД г. Колпашево Томской области Иван Стариков«Одежду убитых летом закапывали там же на территории НКВД, а зимой грузили на сани и везли на луга, за Саровку. Везли на лошадях, а там сжигали» (Публикация Л. Симаковой: <a href=”tv2.today/Istorii/Ya-v-rasstrelah-uchastie-sam-ne-prinimal-tak-kak-ne-byl-chlenom-partii”;>«Я в расстрелах сам участия не принимал, так как не был членом партии»</a>. Полный текст интервью, записанного в 1989 г. С.А. Девятиным, хранится в архиве Томского Мемориала). в интервью 1989 г., а также и зав. складом комендатуры НКВД БССР А.А. ЗнакТарновский Г.С., Соболев В.В., Горелик В.В. Куропаты: следствие продолжается… М., 1990. С. 164.: «Те, кто исполнял приговоры, рассказывали, что вслед за расстрелянными в могилу сбрасывали и вещи».
Документы, доступные в отношении расстрелов в Сандармохе, показывают примерно такую же логику обращения с вещами. Деньги и ценности должны были изыматься у заключенных и оформляться по актам на хранение в запасниках НКВД. В опубликованных оригиналах списков Соловецкого этапа сохранились сделанные на полях пометки напротив каждого имени — сколько у кого отобрано денег, там же упоминаются часы и золотые зубы, которыми ведомство отнюдь не брезговалоСм. <a href=”lib.memo.ru/media/book/26550.pdf”;>«Место памяти Сандармох»</a>, С. 303.. На суде в 1939 г. расстрельщик Михаил Матвеев говорилАрхив УФСБ по Республике Карелия. Фонд Следственных дел. Д. № 11602. Цитируется по копии. Архив НИЦ «Мемориал», Санкт-Петербург. Протокол судебного заседания (Т. 4), л. 193. Допрос Матвеева., что «вещи репрессированных не расхищались, они после каждой ночи увозились на склад, где складывались, и склад опечатывался сургучной печатью». Один из его подельников, однако, показалТам же, допрос Федорова, что «акты на изъятые ценности у репрессированных составлялись только утром спустя несколько часов после окончания операции», а другой сказалТам же, Л. 193 об. Допрос Кармышева о том, что «со слов работников 3-го отдела слышал, что вещи репрессированных продавались на базаре». В обвинительном заключении начальников белбалтлаговской расстрельной бригады в итоге записаноТам же, Т. неизв., Л. 101.: «учета и охраны вещей, изъятых у репрессированных, Шондыш и Бондаренко не организовали, вследствие чего вещи эти расхищались». Есть там и такая подробность: «Бондаренко и Миронов раздавали эти вещи в пользование работникам 3 отдела и сами сшили из них меховые пальто. Одежда, которая не представляла большой ценности, использоваласьПоказания Федорова из протокола судебного заседания: «Носильные вещи репрессированных одевали только участники операции во время приведения приговоров в исполнение» (Там же, Т. 4. Л. неизв.). в рабочих нуждах — ее надевали палачи в ночь расстрелов, чтобы не пятнать кровью свою собственную одежду.
После всего этого отбора, присвоения и учета, конечно, оставалась масса никому не нужного хлама, от которого следовало избавиться, как и от пропитанной кровью одежды. Перечень предметов, выкопанных в Сандармохе, перекликается с подобными перечнями вещей (или их остатков), найденных в БутовоКаледа К., Алексеев С., Разумов А., Головкова Л. Исследования последних лет на Бутовском полигоне // Бутовский полигон, 1937–1938. Книга памяти жертв политических репрессий. М., 1999. Вып. 3. С. 11. (Московская область), в КуропатахДюков А.Р. Откуда в куропатских могилах личные вещи расстрелянных? // Историческая экспертиза. 2017. № 4. (Минский район, Беларусь), в ДубовкеАкиньшин А.И., Битюцкий В.И., Ласунский О.Г., Николаев К.Б. Политические репрессии в Воронеже. Красноярск, 2011. С. 131–134. (Воронежская область). При отсутствии документально оформленных инструкций все же очевидно, что во всех случаях палачи придерживались примерно одинаковой логики действий, сжигая и закапывая эти вещи в том же месте, где были уничтожены их хозяева.
***
При всем том, что результаты обеих экспедиций вполне убедительно подтверждают колоссальное преступление, которое свершалось здесь в 1937–1938 годах и сообщают нам некоторые новые его детали, вопрос о целесообразности раскопок продолжает оставаться очень острым. Вряд ли имеет смысл вскрывать могилу за могилой, чтобы убедиться в том, о чем было известно заранее: в каждой из них лежат убитые люди. Еще в ходе первой экспедиции родственники убитых в Сандармохе написали коллективное письмо с требованием не тревожить останки их предков. Письмо было оставлено без внимания, работы продолжились в расширенном объеме. Очевидное нарушение норм, предписанных Законом об объектах культурного наследия, также было оставлено без внимания. Жалоба, направленная в прокуратуру Карелии, а затем в Генпрокуратуру партией «Яблоко» и депутатом заксобрания Карелии Эмилией Слабуновой, так и не была удовлетворена, законность проведения земляных работ на территории памятника — не проверена.
Ни один из людей, чьи кости были потревожены в ходе раскопок, пока не захоронен. Зато Сергей Веригин уже призывает власти региона установить здесь памятник — не то военнопленным, не то партизанам и подпольщикам. Главное, что это должен быть памятник-отрицание: Веригин считает доказанным, что «в районе Сандармоха могут быть захоронены и советские граждане, погибшие не в результате репрессий 1937–1938 годов», иными словами, постулируется необходимость установки памятника неважно кому, лишь бы не жертвам репрессий.
Обсуждение удивительности такого требования превосходит скромные задачи настоящей статьи, но, думается, оно вполне говорит само за себя, проявляя подлинные цели тех, кто стоит за новыми изысканиями в песках расстрельного полигона.
Пусть их судят время и память.
Автор выражает свою глубокую признательность Анатолию Разумову, Ирине Флиге, Елене Кондрахиной, Дмитрию Черных, Елене Гришиной за помощь в работе над статьей.