В Эстонии 25 марта вспоминали жертв депортации 1949 года.
В этот день стены Батарейной тюрьмы в Таллинне с 19.00 и до полуночи были окрашены в красный цвет. Аналогичная акция прошла в прошлом году. Инсталляция посвящена депортированным и всем репрессированным в период советской оккупации.
В Батарейной тюрьме содержались тысячи жителей Эстонии, отбывавшие наказание по идеологическим основаниям. Многие узники тюрьмы погибли позже в Сибири.
В ходе мартовской депортации 1949 года из Эстонии в течение нескольких дней было выслано в Сибирь более 22 000 человек, в основном – гражданских лиц, женщин, стариков и детей. Репрессии затронули все уезды страны. Большинство депортированных были освобождены в 1958 году, последние из высланных были освобождены в 1965-м. Около трех тысяч человек не вернулись домой.
К годовщине депортации Эстонский институт памяти и газета Postimees провели конкурс «Письмо депортированному», в котором предлагалось принять участие молодым людям 16–21 лет.
У этого конкурса много общего со школьным конкурсом «Мемориала» «Человек в истории. Россия — XX век». Как и мемориальский конкурс, он посвящен культуре исторической памяти, истории политических репрессий, ситуации с правами человека в советский период. Как и мемориальский конкурс, он апеллирует к семейной памяти, к личным и региональным архивам, он помогает юному человеку лучше понять себя, осознать историю своей семьи или края как частицу «большой истории».
Есть и отличие. Оно состоит в том, что в Эстонии государство не только не препятствует проведению подобных конкурсов, но и уделяет их организации большое внимание. Приобщение школьников к осознанию трагических страниц прошлого – часть государственной политики в области образования. Исторические конкурсы для молодежи, работа с семейными архивами, запись воспоминаний старших родственников – здесь это не отдельные просветительские акции, а естественная и привычная часть учебной жизни.
В этом году к годовщине депортации интересующимся историей молодым людям предложили написать письмо из настоящего в прошлое – «депортированному в Сибирь, который страдает от голода, холода и страха далеко от родины. Он не знает будущего. Он не может и предположить, что Советский Союз прекратит существовать в 1991 году и Эстония будет вновь свободна. Он не знает, освободят ли его, что будет с его семьей, страной и всей Европой. Автор, как человек будущего, знает об этом многое. Он может дать депортированному надежду, выразить свои эмоции и мысли, рассказать ему об истории Эстонии, ее развитии и свободном будущем, которое для него — настоящее».
Если кто-то из семьи участника конкурса был депортирован — предлагалось написать ему (ей). Если нет, можно было написать собирательному образу депортированного, которого лично не знаешь. Для этого можно было воспользоваться данными из электронного мемориала, где содержится информация о репрессированных. Писать можно было на эстонском или русском языке.
Всего на конкурс поступило около ста работ со всех уголков Эстонии. Жюри было сложно сделать выбор: многие работы отличались глубоким ощущением истории и личной трагедии депортированных. В каждом письме была частичка исторической памяти, объединяющей народ Эстонии.
25 марта жюри определило лучшие работы конкурса. Они были опубликованы на страницах газеты Postimees. С разрешения с участников и организаторов конкурса предлагаем вашему вниманию некоторые из этих работ.
«Кремлевский таракан помрет скоро, вот увидишь, его не станет, и отпустят тебя»
Роман Золотарев,
Таллинская Кесклиннская русская гимназия
Здравствуй, дедушка!
Пишу тебе, не зная, дойдет ли письмо мое, или затеряется где-то на почтамте, в каком-то городе, носящем имя очередного коммунистического вождя. А если и дойдет, отдадут ли? Я не буду указывать ни имен, ни точных дат – вдруг заподозрят что неладное и решат на шмон пустить? Спросят: «Голубчики, чья корреспонденция? Разузнать и наказать!» – и все, пиши пропало: не вернется уж никогда тот бедолага домой. Может статься, письмо мое и не попадет к тебе сразу, так и оставят лежать на полке, пылиться – до востребования. Я бумажки эти аккуратненько так сложу и в пачку сигарет спрячу, авось и не найдут. А если и найдут, ничего им, шакалам, не останется – имен-фамилий нет, кто получатель? Одному богу известно…
Бабушка часто вспоминает, как тебя увезли. Говорит, утро на деревне стояло морозное – носу из избы не высунешь, скотину в поле пастись не отправишь. Рано дело было, и еще спали все. Вдруг гул послышался со двора, машина за ворота въехала, мотор заглушили и в дверь постучали. На пороге два хлопца: ружья за спиной, сами в суконных шинелях, кирзовых сапогах, фуражки синие нацеплены. Дальше – как в тумане: крики – визг колес – вагон – рельсы, рельсы, рельсы… Тудук-тудук, тудук-тудук. Приехали, вылезайте: 15 лет лагерей врагу народа, получите-распишитесь!
Я недавно книгу прочитал, о лагерной жизни. Представляешь, целая книга, и написана так складно, прям за живое берет! Спросишь небось, как так? Ха! Я ж тебе главного не рассказал – не просто так пишу тебе, а из будущего. Да-да, читай по слогам бу-ду-ще-го. Да не о том речь, главное, чтоб дошло письмо-то мое. Будем конспирироваться, как заправские разведчики – помнишь, мы в детстве с тобой постоянно играли в разведчиков? Конечно не помнишь, откуда там, ты ж в прошлом… Ну да и неважно это совсем, главное знай, что мы с тобой когда-то будем играть в разведчиков, и смеяться, и книжки читать, и много чего будем вместе делать. Только дождись, обязательно дождись!
Люблю рассматривать старый фотоальбом – чего там только не найдешь! Фотографии уже от времени пожелтели, на некоторых и не разберешь уж, где лица, чьи они? Потрепало их, ничего не скажешь, а все же есть в них что-то особенное, доброе… И люди там добрые, я это по глазам вижу. Вот как так бывает – ты людей в лагеря сажаешь, вертухаев для охраны ставишь, баландой жидкой кормишь, а они все равно улыбаются. Будто говорят: ветер тростиночку гнет-гнет, да не сломает! Есть в этом что-то от Христа…
Если письмецо мое не затеряется, авось году эдак к 50-му дойдет. Сейчас-то кажется, что все это навсегда, что красное солнце никогда не зайдет за горизонт. Нет, не дождетесь, не бывает так и все тут! Правило такое, закон жизненный – все когда-то заканчивается. И ты скоро выйдешь, надо только дотерпеть, не дать себя сломить. Кремлевский таракан нет-нет да и помрет скоро, вот увидишь, его не станет и отпустят тебя.
А уж что начнется после… Огромная страна покажет всю свою любовь, разве что в гроб не плюнет. Наш брат долго терпит, да только коль невмоготу больше, то держись!
«Кум докушал огурец
И закончил с мукою
Оказался наш Отец
не отцом, а сукою…»
Тюрьма, она же не про бараки и пулеметные вышки по периметру. Тюрьма – она в голове сидит, ну или в сердце человеческом – тут уж кому что больше нравится. Не выжмешь ее из себя – всю, до последней капельки, никогда не станешь по-настоящему свободным. С виду-то вполне нормальный: человек как человек, две руки, две ноги, голова есть – кашу есть, мысли всякие думать. А если в душу заглянуть, так холодок по спине бежит, ибо нет там ничего, лишь пустота зияет, а вокруг проволока натянута, с колючками. Такой человек ни себе жизни не дает, ни другим: так и норовит соседа к себе в четыре стены посадить, чтоб света божьего не видеть.
Да что я все о высоком да о сложном, аж противно. Очень хочу тебе о будущем рассказать, сакральным поделиться, да боюсь. А вдруг если я тебе будущее поведаю (ну, то есть для меня оно никакое не будущее конечно, а прошлое), не случится его? Есть такой закон физический – эффект бабочки называется. Если в прошлом что-то изменить, то вся история по другому пути пойдет – во какой закон! Непонятно только, в честь какой бабочки его так назвали и причем тут вообще бабочки. Да дело и не в этом, вот как мне тебе все рассказать? Это же что получается, если ты обо всем наперед знать будешь, то и жить не интересно будет. А так нельзя, жить всегда должно быть интересно.
Расскажи лучше ты мне о своей жизни, да только смотри, все подробно опиши! Для потомков, так сказать: мы твои записи сохраним, в музей передадим, или даже в институт научный. Да-да, есть у нас место такое, где дела минувшие изучают, да до правды докопаться пытаются. А ты как думал? Не все же нам на бюсты Сталина любоваться да в Мавзолей в очереди стоять. Кстати, Ленин так и лежит на Красной площади – не вынесут никак. Уж и не знаю, в чем проблема? Авось боятся, что если его закопать, так и забудут все отца-основателя. Память народная она такая…
Бабушке больно тяжко, пока ты в лагере сидишь. Все ей одной делать приходится – за семью детьми присмотрит, скотину выпасет, сена на зиму заготовит. Как одной со всем управиться? Да и детям нелегко без отца-то расти. Ну да ничего, скоро ты домой вернешься, всяко полегче станет. Вот только дождаться бы… Сейчас-то не узнать дома родного: деревни нашей уж и нет на свете, молодые в город переехали, старики уж поумирали все. Только кладбище одно и осталось – кресты покосились, могилы мхом поросли. Только место-то близко сердцу моему, потому что память в нем живет – и хорошее там было, и плохое, жизнь множества семей с этим местом связана теперь уж на века. Зато города наши – одно загляденье! Да ты и сам все это увидишь, это уж точно.
На том и письмо мое пора заканчивать, хоть столько всего несказанным осталось! Ты главное пиши мне, обязательно пиши. Рассказывай обо всем: как с вами обращаются, как кормят, как вы живете, все подробно описывай. Уж мы-то письма эти сохраним, а там, гляди, и ответственных найдем. Уж тогда-то голубчики и ответят за свои дела, ох ответят!
Твой правнук,
Х.
«Мы оба были в Батарейной: ты – заключенным, я – экскурсантом»
Хейти Тальвик
Таллиннская еврейская школа
Дорогой Хейти, если ты это читаешь, то значит каким-то таинственным образом это письмо таки достигло Тюменской области и попало тебе в руки. Но самое удивительное заключается не в том, что оно преодолело семь десятилетий и несколько поколений. Видишь ли, это письмо было написано в 2021-м году уже другим Хейти Тальвиком, твоим родственником.
За почти 70 лет с момента твоей ссылки в Сибирь мир стал другим. Хотя Сталин умер еще в 1953-м, впервые о его преступлениях открыто заговорили только три года спустя. В это же время началось возвращение миллионов сосланных на родину. И хотя смерть тирана дала первый толчок к концу диктатуры, фундамент ее оказался настолько прочным, что и после смерти главного архитектора вавилонская башня империи простояла еще сорок лет. Из осколков кровавого прошлого в конце века возродилась юная и полная энергии Эстония, утраченная твоим поколением.
Преодолевая оккупационное наследие, нельзя забывать о прошлом. От истории никуда не убежать, зато из нее можно выносить уроки, отдавая дань памяти тем, кто этого достоин. Именно поэтому к столетию Эстонской Республики на Маарьямяэ был открыт мемориал жертвам коммунизма, который состоит из двух частей: «Пути» и «Домашнего сада». «Путь» – это туннель, по обе стороны которого на табличках выгравированы имена людей, которые так и не смогли увидеть свет. Среди этих имен есть и твоё.
Как было оно и в списке студентов объединения VELJESTO, которых надлежало арестовать. Скупые слова приговора – социально опасное лицо (sotsiaalselt ohtlik isik).
Хоть это и твои слова – Ah – kord tuleb ikkagi surra! (ах, однажды все же придется умереть), я все-таки не буду называть точную дату, стоящую рядом с твоим именем на той табличке на Маарьямяэ. Кто знает, может тебе удастся пройти через это, и каким-то образом, перехитрив время, остаться в живых? Хотя мне кажется, что ты уже нашел способ это сделать. Ведь поэт – это не простой человек. Ему подвластно оставаться в человеческих сердцах, в языке и культуре своей страны. Сегодня в школах изучают твое творчество. Причем не только твое: Бетти так вообще стала легендой!
Первые десятилетия после твоей ссылки давались ей тяжело. Сталинская цензура не допускала ее к печати и приходилось писать в стол, зарабатывая на жизнь переводами (впрочем, это была не редкость для писателей и поэтов того времени). Лично я, признаюсь, творчество твоей жены внимательно не изучал, но факт, что в библиотеке первое, бросающееся в глаза, – это толстая книга с заглавными буквами BETTI ALVER, о чем-то да говорит. С именем Хейти я сталкиваюсь еще чаще, ведь меня назвали в твою честь. Фамилия же нам с тобой обоим досталось от одного человека – твоего дедушки. У него было двое сыновей – один твой отец, а другой мой прапрапрадед.
Нас разделяет почти 75 лет. Три четверти века. Тем не менее, до меня дошли некоторые отголоски твоей жизни. Сейчас в Эстонии есть целый институт, который занимается сохранением исторической памяти о людях, событиях и явлениях прошлого века, во многом определивших наш образ жизни. Это то, без чего нас невозможно представить и еще труднее понять.
Именно они придумали эдакую машину времени, благодаря которой я смог отправить тебе это письмо, выстроить диалог с прошлым. По всей Эстонии разбросано много мест, в которых, если подобрать правильный ключ, можно открыть дверь в прошлое. Пожалуй, одним из самых главных таких мест является Батарейная тюрьма. Мы оба были с тобой в ее стенах. Только ты в качестве заключенного, а я в качестве экскурсанта. Теперь здесь музей, в котором звучит множество историй самых разных людей. Твоя – одна из них.
Я не знаю, с каким чувством ты прочитаешь это письмо из будущего, но я хочу, чтобы ты знал: о тебе не забыли, тебя помнят и ждут твоего возвращения в «Домашний сад». Ты получишь это письмо где-то в начале 1947-го: продержись еще шесть-семь лет. И если ты когда-то почувствуешь, что силы уходят, а просыпаться не хочется, вспомни свое стихотворение Öö. Вспомни, как ту самую ночь, как молитву, как обещание вернуться.
При подготовке использованы материалы Postemees.ee, err.ee, Eesti Mälu Instituut