г. Полевской, Свердловская область
Научный руководитель Людмила Сергеевна Панфилова
До участия в конкурсе «Человек в истории. Россия – ХХ век» мы много раз беседовали с Екатериной Степановной Худяковой, бабушкой Ильи Хабарова, одного из соавторов этого исследования. Ее воспоминания настолько заинтересовали нас, что возникло желание рассказать об истории ее большой семьи. Общаясь с ней, читая письма, листая альбомы с фотографиями, мы словно следовали рядом по ее нелегкому жизненному пути. Порой возникали вопросы, на которые не сразу находились ответы. Так что же помогало Екатерине Степановне не сломаться, поставить на ноги детей, дожить до таких преклонных лет?
Хронологические рамки исследования немного не совпадают с рамками ХХ века: начинаем с 1880 года (рождение прапрабабушки Ильи Хабарова) и заканчиваем 2018 годом, когда описываем некоторые события современной жизни семьи. Итак, наш рассказ.
Ольга Павловна Левашова
В 1880 году в башкирской деревне Ногуши родилась девочка Ольга. Ольга Павловна Левашова (Богушева) – прапрабабушка Ильи Хабарова и бабушка Екатерины Степановны Худяковой. Судя по рассказам внучки, у Ольги Павловны «образования никакого не было. Как же тогда читала? Да никак! Не читала!» В селах в те времена были церковно-приходские школы. Но девочка, по всему видно, там не училась. «“Девки и так проживут, без всякой грамоты. Горшки да дети – вот и все их дела”, – говаривал мой прадед Яков Ермолаевич Богушев», – пояснила Екатерина Степановна. Ольга подросла, вышла замуж за парня из соседней деревни – Илью Левашова. Он был на четыре года старше и казался девушке умудренным жизнью человеком. Всего в семье Левашовых росло трое ребятишек: два сына – Павел (1901 года рождения) и Иван (1905) да дочь Дарья (1907). Всего детей родилось пятеро, но двое умерли в младенчестве. «Бабушка старалась не рассказывать мне о своих “потерянных”, как она выражалась, детишках», –делилась с нами Екатерина Степановна. В деревнях свирепствовали многие болезни, все привыкли, что заболеваемость среди крестьянских семей была высокой. Это происходило из-за нищеты, общего невежества и отсутствия элементарных средств гигиены – не было ни мыла, ни полотенец, ни постельного белья.
Переселение
В 1908 году Левашовы переселились в село Никутино. «Задолго до первой революции (очевидно, это было еще до 1905 года – Д. В., И. Х.) пришли поселенцы сюда на разведку. Лес был ничей. Расчистили, пни убрали, стали жить. Потом еще несколько семей подтянулись. В Никутино почва плодородная, только знай не зевай да вовремя обрабатывай!»
Ольге и Илье надо было троих детей прокормить, и земля кормила. Почва вокруг Никутино действительно была богата черноземом, да и земли свободной много. Начали лес корчевать и участок обрабатывать. Для пастбищ тоже было много площадей. Но места там глухие. Жили переселенцы обособленно, никто никому не мешал. «Но всё ж таки совсем друг от друга не отдалялись, старались держаться сообща».
Ольге Павловне приходилось не только за детьми смотреть, но и мужу Илье Яковлевичу помогать. Вместе землю пахали, дом ставили, хозяйство вели. Младшие детишки были на попечении старшего сына – Павлика, которому и самому-то 7 лет от роду! Левашовы выстроили дом-пятистенок. Бревна брали прямо из леса, его много было. До Октябрьской революции переселенцы делили только землю под пашню, а лес и пастбища были общими. «Как говорил потом мой дедушка, лес как был ничей, так после революции ничьим и остался. Советская власть всё у народа позабирала!»
28 июля 1914 года началась Первая мировая война. «В деревню прискакали конники и известили о том, что страна в опасности. Делать нечего, пришлось моему деду идти на войну, – рассказывала нам Екатерина Степановна. – Мобилизованных на фронт провожали с музыкой». По причине затянувшейся на фронтах тяжелой кровопролитной бойни в стране возникли очереди за хлебом, рост цен, спекуляция. Война ослабила экономику России, а наступающий 1917 год определил вступление страны в новую эру. Наша собеседница назвала это время «непонятной чехардой». «Встретили Февральскую революцию, в которой никто из деревенских не разбирался», – говорила нам собеседница. В январе 1917 года ее дед, Илья Левашов, еще продолжал воевать с немцами в составе одного из пехотных полков.
2 марта 1917 года император Николай II отрекся от престола. Политическая власть перешла в руки Временного правительства. Людей охватила атмосфера праздника, ликования. «Бабушка Оля рассказывала, что во время молебнов в церкви многие плакали от радости».
За храбрость и мужество Илья Яковлевич Левашов был награжден Георгиевским Крестом. Но весной 1917 года заболел правосторонним плевритом и пролежал две недели в госпитале с высокой температурой. Вскоре он был отписан на шесть месяцев в отпуск на родину.
«Получив документы, дед отправился в путь. Где пешком, где на подводе, где на поезде… Дома он больше молчал, почти никому ничего не рассказывал…» Он видел, что в тылу многие люди не понимают войны, не знают, как там голодают и как воюют. «На вернувшихся с фронта солдат – худых, больных, грязных – мало кто обращал внимание: война-то далеко!» И добавляла: «Деду было очень обидно и ничего ни с кем не хотелось обсуждать».
Жизнь после октября 1917 года
Большевистский переворот в октябре 1917 года очень быстро и основательно изменил судьбы всех людей российского государства.
«Помещиков не жалели и запросто растаскивали помещичье добро. Бабушка моя вместе с детьми тоже принесла три стула и что-то из кухонной утвари, а дед не пошел, лежал больной после фронта и кашлял кровью. Полно добра набрали те, у кого лошади были. А на себе много ли унесешь?»
К началу 1918 года Ольга Павловна в возрасте 38 лет стала вдовой: ее муж Илья Левашов умер, так и не оправившись от тяжелой болезни. Ему было всего 42 года.
Когда Илью Яковлевича похоронили, вся работа легла на женские плечи и на старшего сына – 17-летнего Павла. Второй сын Иван и дочка Дарья были еще маленькие – 13 и 11 лет, «не больно-то работники…»
Несмотря на тяжелую вдовью жизнь, Ольга умудрилась дать детям начальное образование и очень этим гордилась. Скорее всего, потому, что сама всю жизнь оставалась безграмотной.
Борьба за хлеб. Земля-кормилица
Перемены не сразу почувствовались в семье Левашевых. А может, староста в Никутино, который был «из своих же, из деревенских», проводил не слишком жесткие меры по изъятию хлеба у односельчан? Да и что можно было взять у одинокой женщины с тремя детьми?! Замуж второй раз Ольга Павловна не вышла. Как-то не принято было снова венчаться, да и не за кого – мужчин после войны и революции в селе мало осталось.
Мы спросили Екатерину Степановну, как она думает: семья ее бабушки была бедной или богатой? Чуть поразмыслив, она ответила: «Пожалуй, что в середке. Ну, не бедные уж совсем, ведь у них лошадь была. И дом тоже имели не маленький – пятистенный. Но и не сильно богатые. В те времена все почти одинаково жили…» А вот как «почти одинаково», бедно или богато, наша собеседница не пояснила. Одно сказала: «Пишите, что не богато. Все так жили, уж совсем-то богачей не было!»
В 1920 году сын Павел женился на Анне Малыгиной, а через два года вышел Земельный кодекс, который предоставил крестьянам форму хозяйственного устройства, при котором общинное землепользование стало преобладающим. В общем пользовании – леса, выгоны, пустоши.
«Пашня нарезалась посемейно. Обрабатывали сами. Все решали на общем сходе, – объяснила нам Екатерина Степановна земельную политику того периода. – Землю делили между семьями по количеству едоков. Но давали временно, только на год».
Павел, женившись рано, своей земли имел мало. Вскоре мать предложила сыну жить одним хозяйством, «вот он и привел в дом невестку, чтоб землицы прибавили».
Подрастал средний сын, Иван Ильич, в 1925 году ему тоже свадьбу сыграли. Сосватали соседку Марию Худякову, «женили, вроде, по любви, но скорее всего – по нужде». Как мы поняли, Худяковым тоже земля нужна была, и зять Иван стал жить в их доме.
На наш вопрос, учитывали ли при создании семьи богатство или бедность будущих родственников, собеседница ответила так: «Конечно, искали кого побогаче. Смотрели, чтоб семья была с достатком, чтоб не пьянствовали, не бездельничали, а справно работали. Кому охота нищету-то плодить?» Чаще всего, как мы поняли, это были браки по расчету: набирали себе едоков, чтобы дали чуть больше земли.
В 1926 году вышла замуж младшая дочь Левашовых – Дарья Ильинична – за Степана Ивановича Николенко.
К сожалению, судьба уготовит Дарье не менее трудную женскую долю. Но в отличие от матери дочь была грамотной. С 1926 года в одном доме стали жить мать Ольга Павловна, ее сын Павел с женой Анной, 4-летний внук Федя да дочь Дарья со Степаном. Мы поинтересовались, какое у них было в то время хозяйство.
«Корова, лошадь, свиньи, куры, овцы. А вот коз не держали, это занятие считалось глупым баловством». Как пояснила нам Екатерина Степановна, коза в ее понимании – это как бы что-то «ненастоящее». А вот не иметь в деревне корову считалось уделом лодырей.
Большое деревенское хозяйство требовало и от мужчин, и от женщин напряженного труда. Если мужских рук в семье не хватало, женщины всё равно старались завести «настоящее» хозяйство – с лошадью и коровой.
В 1929 году у Дарьи и Степана родился сын Савелий, и у Ольги Павловны (ей к этому времени было 49 лет) появился еще один внук.
Сын Павел с невесткой Грушей да Дарья со Степаном взяли хозяйство в свои руки. Несмотря на то, что эти годы считались неплохими, жить в деревне было тяжело.
«Много было безлошадных крестьян. Бедный кто или богатый, определяли по наличию в хозяйстве лошади. Наши-то лошадь имели, значит, не бедные были. Бабушка говорила, что коня Гнедко звали. А корову – Марусей». Нас удивило, что собеседница помнила это. Видимо, потому, что лошадь определяла достаток семьи, а корова была общей кормилицей и приметой «настоящего» хозяйства.
В эти годы слой мелких землевладельцев быстро расширялся. Именно такое «мелкое» хозяйство было и у Левашовых – Николенко: лошадь, две коровы, домашняя птица, земли чуть больше 13 га.
«Великий перелом» и создание колхозов
В ноябре 1929 года в газете «Правда» была опубликована статья Сталина «Год великого перелома», в которой провозглашался курс на принудительную коллективизацию.
К этому времени в семье героев нашего исследования, по словам Екатерины Степановны, «жизнь была налаженной. Живи да радуйся!» Дети подрастали, «хозяйство было справное»: лошадь, корова, куры, гуси во дворе. Мать, дочь и невестка Груша по дому со всем управляются. А тут беда – колхозы стали создавать!
«Коллективизация проходила с неимоверными трудностями, – делилась наша собеседница. – В колхозы силком загоняли».
По словам Екатерины Степановны, ее бабушка вспоминала период «великого перелома» в их жизни как тяжелейший: «Колхозы пришлось создавать вовсе не на базе машин, полученных от государства! Обещанные трактора колхозу никто не дал, и середняки должны были отдать в общее пользование своих коров и лошадей».
У крестьян-единоличников отбирали все орудия труда и передавали коллективным хозяйствам. Государство требовало от деревенского мужика пожертвовать колхозу даже домашних животных, а если человек не подчинялся, то их забирали насильно. «Люди плакали, расставаясь с домашними любимцами, и молили: “Только бы не попали в руки пьяниц и лодырей!” Если кто-то имел корову и лошадь, это вызывало злость и зависть. Бывало, что на своих же зажиточных соседей доносили, приравнивали их к “кулакам”». Потому «кулаком» мог оказаться любой трудолюбивый крестьянин.
«Каково было моей бабушке и ее детям, которые всё наживали своим горбом, надрываясь на тяжелой работе в поле, отдавать всё добро колхозу? Чтоб снова, как когда-то, почувствовать себя нищими и безлошадными?» – посетовала Екатерина Степановна.
По милости властей тысячи тружеников-крестьян, которые умели и любили трудиться, были силой оторваны от своей земли и своих собственных хозяйств.
Например, когда соседи Левашовых отказались вступать в коммуну, к ним в дом «нагрянула колхозная голытьба, и все нажитое отняли. Увели со двора и коня, и корову». Людям даже не объяснили, что происходит. Просто приехали, просто отобрали, просто так нужно. Кому нужно? Спросить об этом боялись. Крестьяне, защищаясь от разграбления, забивали скот, даже устраивали поджоги. Левашовы так поступать не хотели.
Семья Левашовых – Николенко поневоле стала размышлять о вступлении в колхоз. На раздумья им дали три дня! Продумывали все варианты, выбирая меньшее из зол. Наконец, приняли решение. «Вступили, отдали лошадь. Отвели на общий двор вместе с упряжью. Теперь, если лошадь понадобится, надо было идти просить в колхозе. А там уж какую дадут, в зубы не смотрели!»
Самые бедные вступали в колхозы радостно, а другие поневоле, потому, что в противном случае рисковали лишиться надела или получить его далеко от дома. А то и вовсе оказаться «сосланными на край света».
Екатерина Степановна рассказала, что «жили колхозники на “трудодни” без всякой зарплаты, не имея права покинуть колхоз. Практически это было крепостное право, хуже, чем при царизме».
К этому времени на руках Ольги Павловны было уже пятеро внуков: по двое детей у сыновей Павла и Ивана да один у дочки Дарьи.
Приходилось трудиться и дома, и в колхозе. Толком с домашними делами не успевали – с утра до ночи работали в коллективном хозяйстве. За детьми тоже было некогда присмотреть. Хорошо, если у кого-то бабушки были. А если нет, дети росли без родительского пригляда или на попечении старших братьев-сестер. Малыши нередко болели, а то и вовсе умирали.
Голод
Хотя урожай 1931–1932 годов был достаточным, чтобы не допустить массового голода, потери зерна при его уборке были очень велики. Кроме того, нагрянула засуха. В итоге разразился массовый голод.
Как мы поняли, голод в СССР был вызван в большей степени искусственно. Он возник не только из-за сплошной коллективизации, но и в результате принудительных сталинских хлебозаготовок, когда был изъят практически весь произведенный и запасенный хлеб. Этот факт подтверждают и слова Екатерины Степановны: «Мама говорила, что хлебозаготовками мучили, колхоз весь хлеб отнимал. Ели мы, что придется. Люди просто умирали с голоду».
1935–1940 годы в судьбе Левашовых – Николенко
А как оплачивался труд колхозников? Ответ был таким: «В основном зерном. Деньгами платили не больше 1 рубля за трудодень, и то не всегда. Зерна давали 200 г на трудодень».
Мы сделали вывод, что люди жили в основном за счет своего участка, ведь на 200 граммов за трудодень не проживешь. Как пояснила научный руководитель нашей работы, для многих крестьян продажа полученного зерна стала главным источником дохода. Это подтверждает и Екатерина Степановна: «В разных колхозах трудодень оплачивали по-разному. В некоторых вообще не давали ничего! Ни зерна, ни денег! Огороды были, вот на них рожь для себя и сеяли».
Про денежную плату наша собеседница вообще не сказала. Но мы сделали вывод, что какие-то деньги в семье всё-таки были, потому что услышали от Екатерины Степановны следующую фразу: «Промтовары мы чаще всего покупали в городе».
Она вспомнила, что в 1939 году ее отец Степан Иванович купил швейную машинку (но какую, не уточнила). По тем временам это было настоящее богатство!
Дарья Ильинична радовалась, что у них в семье появилась хоть какая-то возможность свести концы с концами. «Моя мама до этого шила чаще всего руками, как и все деревенские женщины. А тут такой подарок!»
В 1932 году в семье Дарьи и Степана родился еще сын Кондрат, а в 1936-м – дочь Екатерина, наш респондент и главная героиня нашей работы.
Быт крестьян был очень простым: в деревенских домах никакой особенной мебели – ничего, кроме столов и лавок. Ходило большинство колхозников в лаптях.
«Жили, конечно, бедно, но за трудодни всё же давали зерно, иногда и за деньги работали. Внуки пошли в школу. Учебники им купили. Ничего, притерпелись!» Как говорила Екатерине Степановне ее мама, перед войной они «стали жить много лучше».
А мы считаем, просто эти люди были рады, что их не репрессировали, как других, и как сумели приспособились к навязанному сверху образу жизни. Наша собеседница тоже называет предвоенные годы счастливыми, несмотря на массу бесконечных социальных потрясений и на невзгоды и беды, которые пришлось пережить ее родным. Нас это удивило.
Великая Отечественная война
Снова приведем воспоминания Екатерины Степановны Худяковой (Николенко), которой в тот период было всего пять лет: «На войну провожали папу и еще троих никутинских мужиков. Папа успокаивал маму: “У тебя детей всего двое, а у других трое–пятеро в дому осталось. Не тужи, проживешь! Я ведь ненадолго ухожу!”»
Вскоре на фронт ушли ее братья Павел Ильич и Иван Ильич Левашовы. «В деревнях остались старики да женщины, вот и вся рабочая сила. Подростки тоже, конечно, как могли, помогали», – рассказывала Екатерина Степановна. Она вспоминала и плакала: «Пахали на себе. Мама с тетей Грушей и еще двумя женщинами в три семьи пахали – плуг на себе тащили и пахали огороды. Работа по хозяйству, домашние заботы лежали теперь на бабушке». Ольге Павловне шел 62-й год. На одной из открыток, найденных в альбоме Екатерины Степановны, мы прочитали такие строки:
В железной печке пляшут тени,
Огонь разбуженный гудит.
И мать, уставшая смертельно,
На табуреточке сидит.
Безвольно руки опустила
В печали бабьей вековой,
И на щеке слеза застыла,
И взгляд как будто неживой.
Сейчас никто ее не видит,
Но утром снова встанет мать,
С лицом спокойным к детям выйдет
Войну и смерть перемогать…
По рассказам внучки, бабушка детишек любила, никогда не обижала. Она и по дому всё делала, и в огороде полола. «Наша бабушка заботилась, чтобы мы многому научились. Маме ведь было некогда, весь день в колхозе на работе. Баба Оля с нашей помощью и обед готовила, и во дворе прибирала, и в огороде мы с ней траву пололи. Бездельниками не росли!»
Мы поинтересовались, были ли у детей игрушки. «Да, игрушки кое-какие были. Помню, было у моих братьев два оловянных солдатика – один с флагом, другой с ружьем. Когда братья давали их мне поиграть, я этих солдатиков всегда на войну провожала. Плакала, причитала, просила скорей домой вернуться. А еще у меня кукла была, мне ее бабушка сама сшила. Я очень эту куклу любила, не у каждого такая была». И немного подумав, добавила: «А еще у нас мячик был, резиновый. Его нам дядя Павел из города привез. Мячик был красно-синий с двумя белыми полосками посередине. Нам он нравился. Мячи-то ведь тоже не у всех были…»
С фронта приходили редкие письма. Степан Иванович сразу попал в действующую часть, в 153-ю стрелковую дивизию. Он писал: «Сколько же у этих гадов танков и самолетов! Но и мы не лыком шиты. Лупим по врагам от души!» Степан Николенко прошел один из самых трудных боев – бой на Волновахе, в 60 км южнее Донецка.
Екатерина Степановна обратила внимание на существование военной цензуры и показала нам конверты, помеченные печатью «проверено цензурой», а на отдельных бланках мы увидели пометки «ниже или выше черты не писать».
Несмотря на цензуру, Степан Иванович всё же посвящал родных в некоторые подробности. Он писал: «Почти вся наша дивизия погибла на поле боя. Кругом изувеченные и обгоревшие танки. В танках обугленные трупы бойцов. Их грузили на машины и отвозили хоронить в братских могилах. А всех выживших отправили в тыл на переформирование. Мы помогали санитарам подбирать раненых».
Приходили письма и от братьев Дарьи. Павел Ильич сообщал: «Отбиваем атаки. Фрицы всё наступают. Большие потери с обеих сторон. Как хочу увидеть вас, родные! Обо мне не волнуйтесь. Что судьбой предназначено, то и будет». Чуть позже он написал, что его ранило в руку. Из письма стало известно: Павел не покинул поле боя, перебинтовал рану и остался у пулемета. Пролежав на излечении около месяца, Павел Ильич снова отправился на фронт.
В конце апреля 1945 года Степан Иванович сообщил: «С тяжелейшими боями дошли почти до Праги. В воздухе пахнет победой! За меня не беспокойтесь, здесь меня хранит ваша любовь. Привет детям. Скоро вернусь и обниму вас всех». Он и не предполагал, что это была его последняя весточка родным.
Братья Дарьи Ильиничны – Павел и Иван – живыми вернулись домой к своим семьям.
А вот муж – Степан Яковлевич Николенко погиб в последние дни войны, 4 мая 1945 года, в местечке Шахи в 80 километрах от Праги, столицы Чехословакии. За мужество и отвагу он был награжден орденом Отечественной войны II степени. Дарья Ильинична осталась солдатской вдовой, ее дети – сиротами.
Трудное послевоенное время
Вторая половина 1940-х – начала 1950-х годов была трудным временем для большинства советских людей.
После войны люди стали жить еще хуже. С отменой карточной системы цены на продукты были повышены. Тяжелым бременем ложились ежегодные займы, проводившиеся в добровольно-принудительном порядке.
Особенно тяжело жили вдовы. Со слов нашей собеседницы было так: «У кого мужья вернулись, стали работать на лошадях. А потом и на тракторах. А у вдов – ничего. Всю работу по хозяйству маме приходилось самой делать. Я помогала. Сено заготавливали, лес на дрова тоже сами пилили. Лошадь в колхозе порой не допросишься. Все ребята за ягодами, а мне некогда, работы по дому полно!»
Когда наступал сентябрь, дети шли в школу. Кондрат после семилетки в ФЗУ поступил, а Кате повезло: окончила 10 классов.
О школьной жизни она вспоминает так: «В школе на праздники давали всем кулечек конфет. А кто хорошо учился – еще и пачку печенья. Подружка всегда говорила, что мне печенье уже, наверно, складывать некуда. А я отшучивалась: своя, мол, ноша не тянет. Я очень хорошо училась».
Мы поинтересовались, в какие же праздники дети «столь щедро» одаривались. Екатерина Степановна пояснила, что это случалось на 1 мая, а еще 7 ноября – на годовщину Октябрьской революции.
В Новый год родители старались сами детям праздничные подарки делать. В основном это были конфеты-«подушечки» или леденцы да два–три пряника. «Особенно вкусными были мятные пряники без глазури».
Питание в школе организовано не было. Иногда кто-нибудь из учеников приносил молоко в бутылочке и небольшой кусок хлеба, а у многих ничего не было. Голодали в то время все. Люди опухали от недоедания. Спасались тем, что собирали лебеду, конский щавель, хвойные иголки. Сушили, перемалывали, с мукой смешивали и хлеб пекли. «Хлеб тот и на хлеб-то не похож. Только у других и такого не было – смешивать траву не с чем! Ни зерна, ни муки – ничего».
Мы задумались, почему детям в этой семье жилось чуть лучше, чем другим, хотя и без отца. Екатерина Степановна дала нам простое объяснение: «В других-то семьях детей было мал-мала меньше! А у мамы нас всего двое при ней осталось, третий уже служил в армии, там питался. Вот нам и перепадало еды чуть больше. Нам даже завидовали».
Это что же получается? Каторжная работа в колхозе не давала возможности прокормиться, и Советская власть приучала людей к мысли, что если меньше детей, то жизнь будет богаче, сытнее? Особенно в условиях, когда одной семье больше одной коровы иметь не разрешалось, как и нельзя было пользоваться большим земельным наделом? Странная политика.
В 1946 году в Постановлении СНК СССР «О нездоровых тенденциях в колхозах» за подписью Сталина и Жданова говорилось о стремлениях колхозников расширять их индивидуальное хозяйство за пределы, дозволенные законом. И предлагалось: «За малейшее нарушение пользования излишками земельных участков – налогообложение в двойном размере». Нас такая политика очень удивила и разочаровала.
Зима 1947-го выдалась суровая. Вывозить из лесу дрова было не на чем. На корове возили. Савелия Степановича Николенко, брата Екатерины, забрали в армию на три года. Дарья Ильинична очень гордилась сыном. Служил он на Дальнем Востоке. 11-летняя Катя со вторым братом Кондратом (ему было 15) – главные работники по дому, а мать весь день в колхозе.
В один из январских дней 1947-го умерла бабушка Кати – Ольга Павловна Левашова. Случилось это так (по воспоминаниям внучки, которая была очевидцем печального события): «Бабушка с мамой в этот день половики ткали. В доме было холодно. Печку мало топили, дрова экономили. Вот бабушку и продуло. Чтобы согреться, забралась она на печку. Два дня пролежала, больше оттуда и не слезала. Врача вызвали. Тот послушал и сказал, что бабушка не выживет. Она тогда уже никого не узнавала. Всё что-то чудилось ей. Звала маму…»
По всему видно, сказалась вдовья жизнь, хоть возраст был еще совсем не старый – всего 67 лет. Держалась Ольга Павловна всю войну стойко. И вот, в мирное время умерла от воспаления легких. Передала по наследству свой «вдовий» век дочери Дарье.
Вставали деревенские женщины рано, утром шли в поле. Работы в колхозе было, как всегда, много. Мотыжили, рыхлили, пололи. Тогда все вручную пололи, даже картошку. Не было такого, чтобы кто-то мог отказаться и не работать. «Мама уйдет, мне задание даст, что делать. Мы с братом, помню, зимой хворост из леса на санках возили. Сугробы, ветер, темнело рано, надо успеть было до темноты привезти, а то могли заблудиться, да и страшно одним в лесу, волков боялись».
Мы поинтересовались, припасали ли колхозники дрова. Екатерина Степановна удивилась: «Какие дрова?! Не дай бог спилить хоть маленькое деревце в лесу, сразу оштрафуют. Если лесник не увидит, кто-нибудь всё равно донесет. Тогда мало не покажется!»
И всё-таки деревья пилили, свежий спил замазывали землей, чтобы лесник не сразу заметил. Жить как-то надо было! В каждом пятом колхозе крестьяне не получали ни копейки в оплату за отработанные трудодни. В среднем колхозник получал 16,4 рубля в месяц, что было почти в 4 раза меньше оплаты рабочих и служащих.
Наступил 1950 год. Савелий еще был в армии, а осенью пришел черед служить и Кондрату.
Дарья Ильинична и Катя остались совсем без мужских рук. Сын Савелий Степанович, отслужив, женился и остался на Дальнем Востоке. Мы узнали подробности жизни семьи Николенко в тот период.
«6.30 утра. Мама уходит на работу. Она порвала связки на ноге, и боль не давала ей долго находиться в одном положении (полоть, копать, кидать сено). Вот председатель колхоза и определил ей легкую работу».
«Легкая работа» – это колхозный детский сад. Должность – заведующая. Обязанности – растопить печь, натаскать воды (15–20 раз сходить к колодцу на улице, своей воды в саду нет), поставить тесто на хлеб. Хлеб можно было покупать в магазине, но зачем колхозу тратиться: мука есть, «нянькам в саду всё равно делать нечего, никуда не денутся, напекут», как решило правление.
Еще требовалось начистить таз картошки, поставить варить обед, ужин и одновременно варить завтрак на следующий день. Всё надо было сделать быстро, «пока печка топится». Можно было бы и чуть помедлить, но когда к 11 утра на улице уже было 30 градусов жары, «в кухне все 50, дышать нечем, пот градом».
И в это же самое время родители приводят детей, вторая работница за ними присматривает. После завтрака «можно чуток передохнуть» – позаниматься с детьми лепкой, рисунком, чтением стихов, сказок. Но хозяйственная работа не прекращается ни на минуту: кто-то уже не по одному разу успел запачкаться, одежду надо постирать, высушить, чтобы было, во что переодеть ребенка. «Сменные штанишки были одни, у кого-то двое, приходилось на каждого ребенка в день стирать несколько раз».
В «тихий час» обязательная влажная уборка: полы, окна, двери, панели. И стирка покрупнее: полотенца для рук, полотенца для ног, занавески. А там уже и тесто на хлеб поспело, надо ставить в печь и… просыпаются дети. Поднимать, одевать, заправлять постели, стирать и «сушить описаные простыни», кормить полдником, снова заниматься чтением и рисованием, а потом «подать ужин и не забыть про хлеб в печи».
Душа болит, дома надо полоть картошку, колорадского жука собирать («если один день не собрать, то потом замучаешься – плодится он не по дням, а по часам»). К 8 часам вечера детей, наконец, разбирали, но не всех. Приходится гадать, заберут их сегодня родители или нет? Если 3–4 человека остается на ночь в садике, приходится с ними ночевать, если один–два, то можно взять к себе домой и что-то до темноты сделать по хозяйству. И так каждый день, без выходных, по 12–14 часов.
А еще «легкая работа» включала финансовые отчеты, поездки на центральную усадьбу за продуктами, воспитательные планы (хоть детский сад колхозный, районо постоянно приходило проверять).
«Всего штат детского сада состоял из трех человек: кроме мамы, которая была постоянной заведующей, давали двух помощниц. В 1960-е годы и в начале 1970-х со штатом было хорошо. Попеременно в садике работали баба Ульяна и баба Шура».
Количество труда увеличивалось, а зарплата оставалась прежняя. Кстати, о зарплате. По словам Екатерины Степановны, в 1967 году заработок составлял 12 рублей в месяц, в 1970 – 24 рубля. Для нас это удивительные и странные суммы! Наш научный руководитель вспомнила, что в 1972 году за работу старшей пионерской вожатой ей начисляли 45 рублей в месяц (хотя средняя зарплата по стране составляла 120).
«Когда заканчивался календарный год, проходило общее собрание колхозников, где определялся трудовой минимум» (как мы поняли, это количество «выхододней» в году, при которых рабочий год засчитывался в трудовой стаж. «Выхододень» засчитывался независимо от его продолжительности: хоть 3 часа, хоть 13).
«А еще по итогам года колхозникам давали 5–10 мешков пшеницы, столько же ячменя. В зависимости от урожайности. Давали и сахар мешками, но это для тех, кто работал на свекле. А конторским давали всё!»
Интересная логика, подумали мы: управленцам – всё, а воспитателям – ничего?! «Мама пыталась зимой выходить дополнительно на переборку свеклы и подобные работы, но помещения были все в сквозняках, а греться самогоном она не могла, поэтому часто болела. И у нее почему-то всегда не хватало необходимого минимума выхододней».
На годовых собраниях читали списки колхозников, не отработавших трудовой год, он состоял из совсем уж лодырей и пьяниц, и в этом списке часто была фамилия Дарьи Ильиничны.
«Я к тому времени уже была взросленькой девочкой, мне было жутко жалко маму, и я никак не могла понять, почему соседка тетя Аня работает в райцентре на фабрике ручной вышивки с 8-00 до 17-00, имеет выходной, а ее зарплата гораздо больше маминой и зависит только от нее самой. Сколько рушников вышьет, столько и денег получит!»
Катя уговаривала Дарью Ильиничну бросить колхоз, найти любую работу в райцентре. Но та объясняла дочери про трудовой стаж – колхозный и государственный. Оказывается, если человек родился в деревне, заканчивал там 7 классов, то вынужден был начинать свою трудовую деятельность в колхозе. Чтобы уехать из деревни в город, нужно было иметь паспорт, а чтобы иметь паспорт, нужна была справка от председателя колхоза на разрешение выезда. А какой председатель будет давать такую справку, если ему дано указание сохранять кадры колхозных работников?!
«Некоторые люди такие справки получали путем солидного “вознаграждения”, а в нашей семье хлеба-то вдоволь не было, не то что денег на взятки председателю!» Поэтому у Дарьи Ильиничны другого пути, кроме колхоза, не было. Когда потом разрешили уезжать из деревни, появился другой закон: если устраиваешься работать на государственное предприятие, колхозный стаж не засчитывается, а считается с нуля, потому что в колхозе человек, оказывается, работал не на государство, а на свое коллективное хозяйство, то есть только на себя. Колхозная пенсия была совсем мизерной.
«Вот маме и жалко было 15 лет стажа. Если бы она ушла из колхоза, и на госпредприятии отработала 15 лет, то при выходе на пенсию ей считали бы только 15 лет».
Нам было непонятно, почему в советской стране, где все люди считались равноправными (об этом постоянно говорили по радио!), на самом деле были вовсе не равны. Особенно засел в нашу голову колхозный и государственный трудовой стаж. Мы не понимали, почему граждане, несмотря ни на что, гордились своей «великой страной» – Советским Союзом? Но всё-таки у нас был повод заметить хоть какие-то положительные стороны советской действительности: в 1951 году в доме появился радиоприемник. «Как сейчас помню, “Родина” назывался. На батарейках работал, слушали понемножку – батарейки берегли».
Хочется сказать еще об одной примете послевоенного времени: в 1953 году деревни были электрифицированы. Но в мизерном количестве. По воспоминаниям Екатерины Степановны, однажды собрались в Никутино несколько мужиков и из старых неработающих движков собрали один. «Как запустили, да как свет везде загорелся! По всей деревне! Председатель колхоза прибежал: “Милые мои! Как же вы это сделали?!” А мы с мамой сидим в комнате и радуемся – светло!»
Эпоха Н. С. Хрущева
14 февраля 1956 года начался ХХ съезд КПСС, на котором был зачитан доклад Н. С. Хрущева, разоблачивший культ личности Сталина. После жестокой сталинской эпохи, связанной с террором и репрессиями, наступила пора «хрущевской оттепели» – перехода страны на путь демократизации. У колхозников появилась возможность заработать деньги. Особенно на картошке.
«Бывало, хитрили. Накопаешь ведерко, кричишь бригадиру: “Запиши!” Он записывает. Одно какое-нибудь ведро с картошкой для контроля взвешивает. И все набранные ведра по такому весу потом идут. А мы наберем снизу мелочь, а сверху крупную положим, чтоб потяжелее. Отсюда и оплата».
Еще семья получала по 25 рублей в месяц за потерю кормильца. Трудиться в колхозе было выгоднее, чем вести индивидуальное хозяйство, которое облагалось чрезвычайно высокими налогами. Людей таким образом заставляли работать в колхозе.
«Надо было сдать 45 кг мяса, 75 яиц, 6 кг шерсти, сколько-то масла… Маме приходилось покупать масло, потому что корова стельная была. Но когда начинался пост, масло не ели, потому и могли накопить для уплаты налога. Если бы ели, то нечего было бы сдавать».
Мы спросили, не проще ли было прекратить вести домашнее хозяйство, чтобы продукты не сдавать и налоги не платить? На это Екатерина Степановна воскликнула: «Да вы что! Без коровы не жизнь, только за счет нее и кормились. Так наголодались в войну, что и подумать об этом не могли. Куда мы без коровы?!»
Но как бы то ни было, люди за колхозы не держались. Больше всего уезжала молодежь. Могли уехать на сезонные работы, на лесозаготовки, а чаще всего – на большие стройки.
Но из семьи Николенко никто никуда не уезжал. Возможно, Дарья Ильинична не хотела отпускать еще одного сына далеко от себя. Кондрат Николенко работал бригадиром тракторной бригады. Ходил в передовиках. «Награждали его часто: то отрезом на костюм, то наручными часами. Даже медаль вручили “Отличник сельского хозяйства”. Это еще до женитьбы было».
Женился Кондрат Степанович в 1956 году. Привел жену Алевтину в дом к матери. Мы поинтересовались, кто был главным в его семье и кто деньгами распоряжался. Екатерина Степановна пояснила: «Деньги на полке в горнице лежали. Да и не было особых денег-то! А если и были, что на них купишь? Ничего же не было. Стирали щелоком, порошков никаких в магазине не продавали!»
В стране снова наступили трудные времена. Начались перебои с продуктами, а самое главное – с хлебом. Людям в городах приходилось очень рано вставать, занимать очередь. А в очереди было неспокойно, шум, споры.
Бывало, хлеба всем не доставалось, тогда и «без куска домой уходили». А в деревнях хлеб сами выпекали. «Форму для хлеба смазывали свиным жиром. Иногда покупали подсолнечное масло, блины делали. Знаете, какие вкусные!»
Воспитанная в уважении к окружающим людям, наша собеседница ни разу не осудила государство. Почему? Возможно, люди ее поколения как приучены были «лишнее не болтать», так до сих пор и соблюдают это правило.
В 1956 году Екатерина Степановна вышла замуж. Ей был 21 год. Муж, Александр Григорьевич Худяков, работал в МТС, и жена переехала к нему, вернее, в дом к его родителям в поселок Табуска Челябинской области.
Мать Дарья Ильинична не слишком сопротивлялась выбору дочери, даже рада была. Если б не замужество, никогда не отпустили бы Екатерину из родного колхоза.
Целина
1956 год. «Работники МТС в колхозы переходить отказывались, чтобы не утратить свободу. А колхозники ничего не имели. Ни паспорта, ни трудовой! Тут как раз на целину стали призывать. А нам лишь бы из той жизни вырваться! Вот и поехали», – вспоминала Екатерина Степановна.
Вокзал. Духовой оркестр, вагоны, украшенные ветками, цветами и длинная дорога на целину…
Екатерина Степановна с азартом рассказывала о тех событиях: «Поехали на Южный Урал, в Оренбургскую область, в совхоз “Комсомольский”. Жили в палатках. Целый палаточный город! Огромное море пшеницы! И нет ей конца и края…»
Парни работали на тракторах и комбайнах. Девушки были копнильщицами. За смену копны соломы укладывали в ровные ряды и оставляли на поле.
Приходилось работать ночами, спали по 4–5 часов. Испытали немалые трудности: были и болезни, иногда не хватало продуктов, ночами мерзли в палатках, ломалась техника. Но на бортах машин и на улицах палаточного города красовались два слова: «Не пищать!»
«Вечерами – танцы под баян! Помню площадку, утрамбованную машинами и освещенную фарами комбайнов, мы веселые, радостные. Но как стемнеет, ложились спать. А утром – снова в поле!»
За отличную работу мужу и жене Худяковым вручили Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ «За освоение целины». Но всё-таки они очень скучали по родным местам, по лесу, грибам и ягодам. Через четыре года Екатерина и Александр решили вернуться на родину. У них уже сынок Толик был, в 1959-м родился.
Когда вернулись, постановили на семейном совете, что хозяйка будет оставаться с ребенком дома. Муж ездил на заработки на сезонные работы, потому что к тому времени имел не только профессию тракториста, но в период целины еще и опытным комбайнером стал.
Времена Л. И. Брежнева
1960-е годы отличались стабильной занятостью населения, труд был уже не на износ, колхозам и совхозам оказывалась гарантированная государственная помощь.
Как отмечает Екатерина Степановна, «колхозники тоже стали получать пенсии и отпуска».
Дарья Ильинична, мать Екатерины, «долго хлопотала пенсию, пока кое-кому “на лапу” не дала». Нам пояснили, что, видимо, она дала взятку кому-то из местных чиновников.
Екатерина Степановна вела домашнее хозяйство, семью обедами кормила, обстирывала, по выходным дням пироги стряпала. У них с Александром Григорьевичем родились еще сын Андрей (1965) и дочь Ольга (1969).
Мать следила за учебой детей, уроки с ними делала, все задания проверяла, стихи вместе учили. Екатерина Степановна вспоминает: «В других семьях детей в сентябре дома оставляли картошку копать, в школу не отправляли. А у нас в семье такого заведено не было».
Когда мы спросили, при ком жилось лучше: при Хрущеве или при Брежневе, наша собеседница ответила, что за событиями, происходящими в стране, особо не следила.
Помнит, что Сталина все очень боялись и старались не упоминать его имени. При Никите Сергеевиче полетел в космос Юрий Гагарин, а еще «кукурузой все поля засеяли».
Вспоминает, что при Брежневе телевизор в дом купили. «Экран маленький такой, всей семьей передачи смотрели!» И добавила: «Не всё теперь из той жизни-то и помнится».
В ходе общения мы отметили, что память Екатерины Степановны больше хранит детские годы, годы войны. А также всё то, что касается собственной семьи – и радость, и горе. Особенно тяжело вспоминать, как в 1972 году муж умер.
«Он думал, что ему век износу не будет, ведь с трактора не слезал, вот дурной был!» Однажды у Александра Григорьевича случился инфаркт. В первый раз врачам удалось его спасти. А вот во второй раз судьба не была так благосклонна: муж Екатерины Степановны умер от сердечного приступа прямо у ворот собственного дома.
«У нас окно было открыто. Вижу, Саша с работы идет. Как раз ужин на стол накрывала. Его нет и нет. Думаю, что это он? Или встретил кого? А ему, значит, плохо стало. Выбежала, смотрю, он лежит, руку как-то неудобно под себя подложил. Я не сразу-то и поняла, что он умирает. Пока ждали скорую, Саша и скончался…»
Переживали все страшно: и жена, и мама его, и дети. Екатерина Степановна мужа схоронила и одна с тремя детьми осталась.
Мы спросили, оказывал ли ей колхоз помощь. И, выслушав ответ, поняли, что никакой гарантированной помощи не было, приходилось вдове самой из беды выкарабкиваться.
«В колхозе даже лошадь не давали. А если давали, то в последнюю очередь. Старались только родственники, у которых и у самих полно забот и дел. Хорошо, что друзья мужа, трактористы, помогали: кто продуктами, кто деньжат подкинет, а кто участок вспашет».
Наступила эпоха 1970-х. Всё так же ощущалась в магазинах нехватка продуктов. В деревне было чуть полегче: свое хозяйство и огород выручали.
Дети Худяковых подрастали. В 1976 году сын Анатолий после 10-го класса вместе с аттестатом получил профессию тракториста, остался в колхозе, работал, как и отец, на тракторе.
В 1979 году окончил семилетку второй сын – Андрей, поступил в Челябинский автотранспортный техникум, по окончании вернулся на родину, стал работать в МТС заведующим гаражом.
Казалось бы, всё к этому времени состоялось в жизни Екатерины Степановны Худяковой. Но, к сожалению, подкачало здоровье: многолетняя непосильная работа в колхозе, потом на целине привела к тому, что у нее тоже заболело сердце. Вот строки из письма Ольги, младшей дочери, студентки Уфимского политехникума, написанного в 1987 году: «Мамочка, как твое здоровье? Андрей писал, что ты лежала в больнице. Постараюсь отпроситься дня на три. Увидимся, и тебе сразу станет легче. Моя учеба идет довольно успешно. Приеду, расскажу. Поправляйся скорее!»
С той поры прошло уже немало времени. Сейчас на дворе XXI век. В 2018 году Екатерине Степановне Худяковой исполнилось 82 года. Слушая ее воспоминания, мы понимали, что эта пожилая женщина многое выдержала, потому что ее главной жизненной ценностью являлась семья. Екатерина Степановна живет теперь в городе Полевском вместе с дочерью Ольгой Александровной и зятем Андреем Матвеевичем Хабаровым. Оба работают на Северском трубном заводе. Внук Илья Хабаров учится в 11 классе.
Младший сын Андрей Александрович Худяков живет в поселке Новобелокатай в Башкирии и работает в ДРСУ начальником участка.
Старший сын Анатолий Александрович Худяков живет в городе Нязепетровске Челябинской области, трудится на литейно-механическом заводе.
Заканчивая эту исследовательскую работу, мы вместе с Ильей еще долго вспоминали все подробности рассказов его бабушки. И мысленно желали этой замечательной женщине как можно дольше не огорчать своих близких уходом из жизни.
«Из крохотных мгновений соткан век…»
Вот и прошел перед нами практически весь ХХ век.
Была ли счастлива наша героиня Екатерина Степановна Худякова? Сама она об этом не говорила, и нам пришлось спрашивать, что было главным и важным для нее и ее предков.
Из ответов стало понятно, что это не столько события в стране, сколько всё происходящее внутри семьи. Да, счастье было, но оно связано не с полетом человека в космос, а с детством и юностью, со свадьбой и рождением детей, с думой о них и о своих близких.
К сожалению, вспоминались и горестные события – смерть родных, особенно мужа. «Не всегда случается то, что предполагаешь, – говорила нам Екатерина Степановна. – Бывает, жизнь совершает неожиданный поворот, выбивает из колеи. Не каждый это выдержит!»
Слушая скромную и мудрую женщину, мы пришли к выводу, что в условиях социальной незащищенности и сложных отношений с государством человек часто выбирает собственную систему ценностей: свой дом, свое дело, личную независимость, когда приходится надеяться только на себя, на свою семью и на близких родственников. Именно родные люди помогают выстоять в самые трудные жизненные периоды. «Когда мы поженились, мечтали с мужем создать хорошую, крепкую семью. Не ссорились, не упрекали друг друга. Счастье было, когда замужем была…»
Все герои нашего исследования, говоря словами писателя Василия Гроссмана, в нашем сознании «проживут людьми и умрут людьми – и в том их вечная горькая людская победа над всем величественным и нечеловеческим, что было и будет в мире, что приходит и уходит безвозвратно…»