г. Киров, 10-й класс,
научный руководитель Г. А. Кропанева
В истории последней войны есть малоизвестные, пропущенные страницы. Одна из них связана с судьбами таких воинских формирований, как лыжные батальоны. Мы стремились найти материалы о лыжных батальонах, о кировчанах, сражавшихся в них, об их участии в битвах Великой Отечественной. Мы также собирали сведения о кировском предприятии по изготовлению и поставке лыж, о том, в каких тяжелых условиях приходилось работать в тылу.
Почему наше внимание привлекла именно эта тема? Во-первых, в самом областном Кирове и в районных городах области (в городе Слободском, например) формировалось большое число лыжных батальонов, как из добровольцев, так и по мобилизации.
Во-вторых, в нашем городе изготавливали лыжи, которые шли на фронт. Когда началась война, область приняла 117 предприятий, эвакуированных из прифронтовых районов, среди которых была и Петрозаводская лыжная фабрика. Именно тогда в Кирове стали производиться лыжи, и Кировский деревообрабатывающий комбинат превратился в предприятие, которое сейчас известно всей стране как Нововятский лыжный комбинат. Он и теперь делает отличные лыжи самых современных моделей.
В-третьих, Великая Отечественная продолжалась долгих четыре года. Значит, на протяжении четырех зим можно было использовать лыжи как средство передвижения и маневрирования. Но, к сожалению, это малоизученная страница истории. Мы попытались найти некоторые материалы о лыжных батальонах.
В кировских архивах нам удалось найти некоторые документы, связанные с лыжными формированиями. Но их немного. В основном это списки бойцов добровольцев. Поэтому работа основана на интервью с ветеранами, а также на данных историко-краеведческой литературы, мемуарах, письмах, газетной и журнальной публицистике[fn]Нам очень помогли работы вятского историка краеведа, кандидата исторических наук, доцента Петра Ефимовича Козлова. Петр Ефимович — участник Великой Отечественной войны, потерявший под Сталинградом правую руку. Более 40 лет он занимался историей участия уроженцев Вятского края в главных битвах последней войны. Он много работал в Центральных военных архивах, располагает он и богатейшим личным архивом. Его монография «Сотворение Победы», вышедшая в Кирове в 1995 году, является лучшим памятником воинам кировчанам и труженикам тыла Вятского края. Именно в этой книге мы нашли материалы, помогающие восстановить фрагменты пропущенных страниц военной истории, связанных с судьбами лыжных формирований. Самыми ценными источниками послужили интервью с ветеранами Нововятского лыжного комбината и с бойцом лыжного батальона С. А. Стяжкиным. Исключительно ценные сведения мы получили в Музее истории Вятского государственного гуманитарного университета[/fn].
«КАК ЭТО С НАМИ БЫЛО…» ИСТОРИЯ ЛЫЖНОГО КОМБИНАТА В 1941–1945 ГОДАХ
Хорошо знакомый сейчас всей стране Нововятский лыжный комбинат первоначально не был связан с производством лыж; он строился и работал как деревообрабатывающее предприятие.
Рассказывает Александр Афанасьевич Парфенов, ветеран комбината: «В мае 1932 года в десяти километрах от города Кирова, на левом берегу реки Вятки, начали строить деревообрабатывающий комбинат (ДОК). В те времена не было никакой техники, машин. Строительство шло вручную: лопата, тачка, топор, пила. Прибывшие на стройку рабочие размещались в округе по деревням. 1 сентября 1933 года — дата рождения ДОК. С 1936 года комбинат выпускал продукцию: силосные башни, стандартные жилые дома, парниковые рамы, пиломатериалы, дверные и оконные переплеты, табуретки».
Кировская область оставалась тыловой, а из западных областей страны эвакуировали в глубокий тыл все, что можно было эвакуировать; что нельзя — уничтожали. Выполнялась задача: ничего не оставлять врагу. Так, в августе 1941 года встал вопрос об эвакуации Петрозаводской лыжной фабрики. Фабрика эта вступила в строй в 1931 году. К 1940 году на ней работало 537 рабочих, 39 инженерно-технических работников и 42 служащих. Лыж было выпущено за 1940 год 329 007 пар.
А. А. Парфенов вспоминает: «В августе 1941 года Кировский ДОК передают ГЛАВЛЕСОЭКСПОРТУ для организации производства лыж на службу армии. Для помощи в этом деле к нам была эвакуирована Петрозаводская лыжная фабрика вместе с рабочими и частью оборудования». Начало выпуска лыж было назначено на 15 октября 1941 года.
ВЕТЕРАНЫ НОВОВЯТСКОГО ЛЫЖНОГО РАССКАЗЫВАЮТ…
В условиях военного времени в цехах работали в основном женщины и подростки. Ребята в 13, 14, 15 лет становились к станку наравне со взрослыми. Мы встретились с некоторыми ветеранами, начинавшими работать на комбинате еще школьниками, и попросили их рассказать, как они пришли на производство.
Вспоминает Тамара Александровна Белых:
«В 41-м мне было четырнадцать. Я тогда в школе не училась, четыре класса закончила, а потом война началась. Отец на фронте. Семья была три дочери, отец и мать. Сестра старшая на окопах в Череповце работала. Другую мобилизовали в ФЗО и увезли в Новосибирск. Я младшая была, и меня забрали. Мать слепая была. В ФЗО набирали так: если не явился человек, забирают отца или матерь, кто дома, и держат в тюрьме, пока не найдешь дочь. Принуждали насильно, забирали как на фронт. Я хотела укрыться, неделю пожила в Татарке у маминой сестры. Мама пришла, ревет…
Нечего было надеть, надо было в Киров идти десять километров. Я полпути прошла, у меня подошвы у ботинок отпали. Я привязала веревкой и так и шла туда, куда забирали, грязно, осень (41-го года). А не пойдешь — тебя судить будут. Вон некоторые сбегали — так по шесть месяцев давали, сидели на Хлыновке.
Меня в ФЗО оформили, нашли мне ботинки сорокового размера (на девочку тринадцати лет!). Ну в ФЗО обмундирование дали, как на фронте, — юбку и гимнастерку, как военным. В этом и ходили. Взяли в школу ФЗО и обучали здесь. Через шесть месяцев выпустили на производство. Некоторых увозили в другой город, а нас оставили в Кирове на комбинате.
На комбинате тогда ящики под гранаты делали. Раньше здесь лыжи не делали. Только когда из Петрозаводска приехали в эвакуацию, они нас обучали. Обучение давалось тяжело. Соберут нас в конторке, и рассказывает работница постарше, что надо делать. Рассказывает на словах, посмотреть негде».
Рассказывает Таисия Васильевна Степанова: «Я расскажу, как начала работать на комбинате. А нам в деревне очень тяжко было. Отец парализованный, брата взяли на фронт. Позднее и сестру взяли на фронт. Надо как-то из деревни в район ездить, так тяжело было, очень тяжело было. Я в город приехала, когда мне было двенадцать лет. Я училась здесь в пятом классе. И стала работать на комбинате, потому что было очень трудно жить. Сестра у меня здесь жила, работала в детском саду. Сестра с четырнадцатого года. Мужа ее взяли на фронт. В июле месяце забрали ее мужа, а в ноябре уже убили. А какие он трогательные письма писал! Мальчик у нее остался, полгодика. Жили с сестрой с ее семьей. Малыш умер: заболел. Она второй раз не выходила замуж: верная была. И потом все время в садике работала. А когда в седьмом училась — я уже начала работать на комбинате. Я с 28-го года, мне было тогда четырнадцать лет. Я работала вечером, неполный день, потому что училась: четыре часа работала, а то и шесть; а остальные училась».
Из воспоминаний Александра Афанасьевича Парфенова:
«Я до войны три класса закончил. У нас семья была большая — семеро детей. Старший брат был в армии, еще до войны. Началась война — сначала отца забирают, потом другого брата забирают. Как жить? Старше меня брат пошел в ремесленное училище, через полгода (в четырнадцать лет) я пошел в ремесленное училище при заводе № 41, чтобы немножко матери облегчить жизнь. Куда иду, не знаю, лишь бы пропитаться. Там я учился два года: день занятий, день работаю. Делали табуретки, и 30% от стоимости себе: зарплата такая была. Потом стали посылать нас на завод на практику, там уже платили 50%».
Рассказывает Владимир Александрович Грухин:
«На комбинат пришел в ноябре 1943 года в двенадцать лет. В семье был старшим из четырех детей. Гордился: у меня была хлебная карточка. Год работал учеником слесаря — по шесть часов в день. А потом уже работал слесарем в лесопильном цехе. Учился уже после войны».
Поразительным показался нам такой факт: никто из ветеранов не сказал о том, что мотивом поступления на работу было желание помочь фронту, мечта приблизить победу. Все рассказывали, что помогали семье (как правило, многодетной) или пытались сами просто-напросто выжить. Другой вариант: попали в школу ФЗО (фабрично-заводского обучения) по принуждению, против воли.
Молодежи из системы школ ФЗО на комбинате было немало. Сюда в сентябре 1942 года была эвакуирована школа ФЗО №30 из Сталинграда. Трудностей на долю ребят выпало много: учиться им было негде — здания не было, да и жить практически негде было. Зимой часть учеников разместили в летних домиках пионерского лагеря в лесу, а часть некоторое время жила даже в гараже комбината. Ребята сами строили для себя учебное здание и жилье, а закончив строительство, приступили к работе на комбинате: сколачивали упаковку для противотанковых мин и другую тару.
«МЫ БЫЛИ ГОЛОДНЫМИ ПОСТОЯННО…»
Лейтмотивом всех рассказов, которые нам довелось услышать, было упоминание о хлебе. Все в один голос говорили, что мечтали досыта поесть хлеба, что мучительнее всего была не тяжелая работа, а чувство голода, которое испытывали всегда.
Из воспоминаний Т. В. Степановой:
«Деньги на комбинате платили. Мало, конечно. Не помню, сколько. Помню только, что 600 граммов хлеба давали. Это много считалось. Я на ужин приду с работы, а сестра сварит картошку, потолчет прямо с кожурой. На комбинате хлеб был по карточкам. А мы — подростки, мы ведь наравне с рабочими не считались, потому что мы еще и учились. Нам давали еще и горячие обеды: каша овсяная, на воде, конечно… Мы очень рады были. А нас хвалят: вы, ребятки, старайтесь! Вы постараетесь, дак вам по две порции дадим. И все старались!»
Рассказывает В. А. Грухин:
«Я получал хлебную карточку — 600 граммов. О зарплате, конечно, речи не было: деньгами платили крайне мало. А было еще так называемое горячее питание по талончикам: 100 граммов хлеба и каша. На обед идешь с котелочком, не с тарелками: в котелок — первое, а в крышку — кашу. А чтобы получить талон на раздачу, идешь в кассу, а в кассе очередь, а в руке карточка на жиры, на мясо и на крупы. Например, сегодня двадцать третье, и тебе на двадцать третье талончик отрежут, и, кроме того, еще и деньги доплатишь. И есть-то не успевали: на работу идешь — хлеб с собой возьмешь. Голодными были всегда, а были такие моменты, что карточку подал, а там тебе и на двадцать четвертое случайно вырежут (очень уж маленькие карточки были), и придешь в столовую, а тебе скажут: „А ты чего пришел, у тебя уже за двадцать четвертое съедено“. Самое страшное наказание за опоздание было то, что хлебную норму урежут на 25%. Мы старались не опаздывать. Часов тогда не было. Знали время по гудку. Один раз в час. Пробило двенадцать ночи, я близких разбудил, мол, шесть часов, пошлите скорее в столовую. А там часы были электрические, пришли, а времени оказалось без пяти час ночи. Ну, мы и пошли спать. Дак если бы сытые были, так разве пошли бы?»
Вспоминает А. А. Парфенов:
«Картошку к лету где-нибудь раздобудешь, а варить-то где? Ведь мы в комнате жили 48 человек, прямо на заводе в цехе. В подводе отопления высверлили дырку (отопление паровое было), образовался котлованчик, картошечку в сеточку положишь, к трубе привяжешь, поваришь на пару, так и ели».
Из рассказа Т. А. Белых:
«Когда была в школе ФЗО, нас кормили. 400 граммов хлеба на весь день. Горячего питания не было. Обед был полчаса… Теперь Богу молюсь, как это хорошо жить стало, сейчас ведь можно хлебом досыта наесться! А тогда несешь пайку и думаешь, вот если сейчас откушу, меня разманит, я всю съем. И терпела. Дома-то ведь тоже есть хотят. Один раз несла я молоко в Киров и буханку хлеба выменяла на молоко. И нет сил, я не могу идти. В канаву упала. А машин-то не было. На лошадях ездили по трассе. Я думаю, как-то надо встать, идти. Еле-еле я встала, и донесла, и даже не куснула. И эту буханку втроем съели, и никто не наелся».
Пайка хлеба и картошка спасали наших военных сверстников от голодной смерти. Они до сих пор сохранили к хлебу благодарное, трепетное отношение и в один голос говорят, что ни одно современное лакомство не желанно так, как в войну хотелось хлеба. Таисия Васильевна Степанова призналась, что после войны стеснялась ходить в комбинатовскую столовую обедать: «Мне стыдно, что я так много хлеба ем». И еще все они мечтали выспаться.
Т. А. Белых:
«Работали по 12 часов. В восемь часов вечера заступишь — до восьми утра. Домой приду (десять километров пешком до деревне Варсеги), а к восьми вечера опять идти надо. И маме помочь надо. Выспаться не успевали. Так и работали. Неделю — в первую, с восьми утра, неделю — во вторую, с восьми вечера. Сверхурочно подростков не оставляли».
В. А. Грухин:
«Нас было четверо в семье, мать работала в колхозе. На работу к восьми часам. Работали по шесть часов (как малолетние). А спать очень хотелось подольше. И однажды нас мать разбудила, а мы думаем, еще полежим, и заснули. Потом проснулись от стука в окно. Соседка кричит, вы что, с ума сошли, почему корову не ведете. Я смотрю на часы: 11 часов!!! А еще раз опоздал — привели в завком и хотели судить. А тут у меня тетя вмешалась: мол, нельзя не совершеннолетнего судить. Не судили, но, самое страшное, отобрали 25% хлебной карточки. Если рабочий набирал в сумме 21 минуту опозданий, его судили. С этим было очень строго. Иногда рабочим приходилось работать без сна по 36 часов (три смены по 12 часов подряд). Наградой за хорошую работу было помещение на Доску Почета или увеличение выдачи хлеба по карточке до 1000 граммов. Однажды в награду дали по одному килограмму соленой капусты. Жили голодно и бедно. И носить тоже нечего было».
Т. В. Степанова вспоминает:
«Одеваться было не во что, зять ушел на фронт, и от него остался пиджак. Вот я в этом пиджаке и ходила. Бурки мне сосед сшил, и рваные галоши подвяжу, в этом и ходила. Вот такая обувь была. Потом однажды на комбинате босоножки на деревянной подошве выдали, так и ходили по деревянной мостовой до работы: тук-тук-тук».
А. А. Парфенов: «В ремесленном выдали хлопчатобумажный костюм. Всюду в нем ходил. Если дырка появилась, приклеил тряпочку — и пошел».
И еще все ветераны вспоминают, как работали на комбинате немецкие военнопленные. Т. В. Степанова:
«Работали в цехах женщины и подростки: и девочки, и мальчики были. И мужчины работали, но их мало работало, потом не стало. А потом работали немцы, военнопленные. У нас в цехе они были: монтировали палки лыжные. Один немец был, так он по-русски хорошо говорил, главным у них был. А жили они в землянках, и ходили все чесались: у них блохи были. А я спросила однажды, почему чесались, говорю: „Вши?“, — а он: „Нихц“, — и показывает, как блохи прыгают… Это на всю жизнь запомнилось: как старые встречаемся, так все вспоминаем. А немцы нам все фотографии показывали, что у них там есть: семьи, дети. К ним относились в основном хорошо. Только некоторые люди злились. Их не притесняли. Кормили их квашеной капустой, картошкой с водой. Сестра с детьми из детского сада однажды в лес пошла гулять. И как-то один мальчик закричал: „Анна Васильевна, здесь под кустиком дяденька лежит, дяденька лежит“. Умер. Немцы часто умирали: и от болезней, и от истощения. Хоронили их: выкопают яму, кинут его туда и закопают. Ничего не ставили, общая могила. Мне запомнилось (о немцах), что они такие серьезные были, с ним говоришь, а он на тебя так смотрит внимательно, боязливо. Работали они очень старательно».
Так завоевателям приходилось делить тяжелую судьбу с теми людьми, которым они принесли столько бед и страданий.
КАКИЕ ОНИ БЫЛИ, ФРОНТОВЫЕ ЛЫЖИ?
Конечно, нас интересовал и сам процесс изготовления лыж, и их внешний вид. Чем отличались лыжи 41-го года от современных?
Из воспоминаний А. Т. Деменко: «После эвакуации наша задача была в кратчайшее время приступить к выпуску лыж. Оборудование и вся оснастка для лыжного производства еще находились в пути. Подготовленная первая партия лыжных брусков-болванок, как их называли тогда, была обработана и загнута на неприспособленном оборудовании. Для того чтобы загнуть эти заготовки, надо было пропарить носок. С этой целью мы приспособили обыкновенную бочку, оборудованную змеевиком, подвели пар.
Были пропарены, загнуты и высушены первые 100 пар лыж. Благодаря этим лыжам были изготовлены шаблоны и приспособления для дальнейшей обработки лыж. Выпускалась другая нужная продукция — ящики под мины и гранаты, аэросани.
В основном был тяжелый физический труд. Механизация отсутствовала. Станки были старые, все с ручной подачей. Опилки выносили ящиками, а рейку охапкой носили в котельную. Доски к станкам подносили вручную».
Рассказывает Тамара Александровна Белых: «Загибали болванки в четвертом цехе, а потом уже переправляли к нам в пятый. Лыжи были очень толстые. На войну в основном спортивные лыжи отправляли. А я работала на фрезере с восьми вечера до восьми утра! Тяжело! Другая девушка шкурила лыжи, помню, что Верой ее звали. Там не было ни вентиляции, ничего, дак она больно мало поработала, даже война не закончилась, так и умерла молодой, даже замуж не вышла. Все делалось вручную. Потом лыжи отправляли смолить и смолили тоже вручную. Подыши-ка этой смолой! Ой, нечего и говорить! Работали только подростки и женщины. Но все ведь для войны делалось. И все, что делали, сразу отправляли на фронт, и грузить в вагоны нас же заставляли!
А еще я на фуганке работала. Еще ребенком себе палец отрезала. Доски-то были стылые, а слесарей-то не было, и ножи точить некому, а доска у меня как покатись! Так палец и отрезала. А девушка за мной работала — ей все четыре пальца на правой руке отрезало фуганком. Ограждения практически не было.
После войны я вышла на долбежный станок, отверстия для ремней, для креплений долбила. Вот так всю жизнь на лыжах и проработала в пятом цехе с 44-го и до 82-го года».
Из воспоминаний Таисии Васильевны Степановой: «Сначала я работала в шестом цехе. Мы таскали доски. Делали заготовки. Делали ящики под мины. Мы подростки, маленькие еще были, мы колотили эти доски в ящички, а до верстака далеко, эти ящички подставляли и на них становились. Сколачивали из досок ящики и грузили в вагоны. А была маскировка, впотьмах, возьмем палку лыжную и идем на ощупь…»
Оказывается, армейские лыжи 41-го года значительно отличались от современных. Они были значительно тяжелее, массивнее, шире нынешних спортивных и массовых лыж.
А. А. Парфенов: «Массивные лыжи очень были. Сплошной один брусок! Вот так доску взяли, загнули так — и все. Эти доски часто кривились. Делали широкие лыжи „Турист“. Но не типа охотничьих, они миллиметров восемьдесят, наверное. Крепления — петли, резинку наклеивали. Петли надевались на валенки или на сапоги. Крепления на комбинате не делали, их готовыми получали. Отправляли вагонами. Куда? Раз „Турист“, знали, что на фронт идут. На лыжах не делали никаких наклеек, знаков».
Рассказывает Галина Александровна Блинова: «Армейские лыжи отличаются шириной, во-первых. Ширина у них 80 мм (для сравнения: ширина беговых лыж — от 45 до 55 мм, у охотничьих — до 120 мм). Первые лыжи были такие массивные. Вот обыкновенная доска, лыжная заготовка называется, ее загибают, потом обрабатывают, шлифуют. И называли тогда „лыжная болванка“. Из березы делали. Березу распиливают на доски на шпалорезных станках, потом делают обрезную доску, доски сушат в сушилках, и потом из сушилки поступает сухая заготовка. Загибали их с помощью специальных станков — „утюжков“».
Фронтовые лыжи никак не оформлялись, не красились, на них не было никаких опознавательных знаков. За годы войны ДОК изготовил 350 тысяч пар лыж, более 100 тысяч кубических метров пиломатериалов и другой продукции, кроме того, был организован ремонт поломанных на фронте лыж и палок. Этот факт нас чрезвычайно заинтересовал. Нам казалось, что сломанные лыжи в военное время никто собирать и ремонтировать не будет. Однако ветераны комбината в подробностях объяснили нам, как осуществлялся ремонт. Собирали лыжи специальные трофейные команды. На комбинат поступали целые вагоны лома. Добавляли недостающие части и специальным клеем соединяли их. Служили отремонтированные лыжи долго, как новые. Неспециалисту невозможно было определить место соединения. Выбрасывали лыжу только тогда, когда сломан был носок.
Были и специальные, единичные заказы, требовавшие срочного изготовления и напряжения всех сил. Из воспоминаний А. Т. Деменко: «В 1943 году в январе было особо важное задание: изготовить 300 штук саней специальных, загнутых с обеих сторон. Трое суток мы не выходили из цеха, и 300 штук саней большого размера были изготовлены в намеченный срок. Оказывается, эти сани нужны были фронту для передвижения „Катюш“ при решающем наступлении под Сталинградом и другими городами. Кроме саней, были срочные заказы на изготовление специальных лыж длиной около полутора метров, загнутых с обоих концов, тоже для передвижения снарядов».
Когда шел спецзаказ, и подростки работали по 24–36 часов.
Таким образом, мы рассмотрели обратную, тыловую сторону военной медали, связанной с нашей областью.
«БЕЛАЯ СМЕРТЬ» (ФРОНТОВЫЕ БУДНИ ЛЫЖНОГО БАТАЛЬОНА ГЛАЗАМИ РЯДОВОГО БОЙЦА)
Готовую продукцию лыжного комбината грузили в вагоны и отправляли на фронт. Кто же воевал на лыжах? Лыжи использовались во многих подразделениях. Зимой они нужны были пограничникам, разведчикам, партизанам, действовавшим в тылу диверсионным группам, пехоте (стрелкам).
Из пехотинцев-лыжников формировались лыжные батальоны. Осенью 1941 года по постановлению Государственного Комитета Обороны в военных округах были созданы лыжные полки. Были созданы они и на территории нашей области. Это 71-й, 275-й и 283-й.
Кировский обком ВЛКСМ направил в них 1700 комсомольцев-добровольцев.
В Государственном архиве социально-политической истории Кировской области (ГАСПИКО) хранятся именные списки таких формирований из добровольцев комсомольского возраста. Юноши 1922–1923 годов рождения призывались из разных районов нашей огромной области. Списки представляют собой таблицы с большим количеством граф (год рождения, образование, год вступления в ВЛКСМ, место жительства, место призыва и т.д.). Особенно нас заинтересовала графа «Оборонный значок». Чаще всего в этой графе стояло ГТО. Сведения об этом значке, оказывается, были обязательными. Почему? Что это за значок?
Вот что нам удалось выяснить, расспросив родителей и заглянув в специальную литературу. Всесоюзный физкультурный комплекс «Готов к труду и обороне СССР» (комплекс ГТО) был введен в стране в 1931 году. Каждый молодой человек имел возможность и должен был стремиться сдать испытания, которые подтверждали бы уровень его физического развития и подготовленности. Комплекс «Готов к труду и обороне» (ГТО) вводился во всю сеть военного обучения комсомольцев и особенно допризывников. Испытания проводились районными советами физической культуры по заявкам (или спискам) кружков физкультуры. Сданные испытания заносились в билет физкультурника. Лица, успешно прошедшие испытание, награждались значком ГТО разных степеней.
Программы и технические правила предусматривали 23 вида зачетных испытаний на результат, в том числе: бег на короткие и длинные дистанции, метание гранаты, плавание, упражнения на силовую выносливость, лыжные гонки, греблю на лодке, езду на велосипеде 10 км по шоссе и проселку; для мужчин был введен норматив — поднятие груза (мешка) весом 32 кг с земли на плечо.
Кроме того, оценивалось пребывание в противогазе в течение 10 минут, оказание первой помощи в объеме, предусмотренном особым положением, знакомство с основами советского физкультурного движения, знание основ самоконтроля, умение правильно выполнять комплекс упражнений без снарядов (зарядкового и гигиенического значения).
Таким образом, для юношей, которые призывались в лыжные батальоны, значок ГТО было очень важным свидетельством как умений и навыков ходьбы на лыжах, так и общей физической выносливости.
КАК ЭКИПИРОВАЛИСЬ БОЙЦЫ-ЛЫЖНИКИ?
Вот, например, как был одет, вооружен и оснащен боец лыжного батальона в Финской войне 1939–1940 годов: «Одеты мы были так: нижнее бязевое белье, шерстяные кальсоны и рубашка, бумажные, цвета хаки, брюки и гимнастерка. Поверх — шинель, плохо подогнанная по росту, шапка-буденовка, подшлемник, каска, на ногах валенки. Снаряжение: лыжи с мягкими креплениями, вещмешок, в нем яловые сапоги, лыжные ботинки с креплениями, плащ-палатка, противоипритные сапоги (по полпуда весом), противоипритная накидка. На поясном ремне: котелок, фляга, две гранаты, два капсюля-взрывателя, саперная лопатка, два патронташа, сумка с патронами (кажется, 100 патронов в обоймах). Противогаз через плечо. Вооружение на взвод разведки: гранатомет (какого-то древнего образца винтовка, а на ствол надевалась граната), у командиров — револьверы, у остальных — пятизарядные обычные винтовки. Стрелковые роты кроме винтовок и револьверов имели на вооружении ручные пулеметы Дегтярева, станковые пулеметы „максим“ и минометы (кажется, 37 мм), но без мин»[fn]Шилов П. Тогда не было моды награждать / Родина. 1995. № 12. С. 64[/fn].
Когда прибыли на место, «сняли шинели, буденовки, надели ватные брюки поверх валенок. Брюки сверху белые, из какой-то плотной ткани (типа плащовки), внутри синяя фланель. Куртка: на рукавах манжеты, снизу пояс. Вместо буденовок дали ватные колпаки из того же материала, что и куртка с брюками. Ну и еще маска с прорезями для глаз и рта. На руки, в дополнение к шерстяным перчаткам, полученным в Шуе, выдали варежки с одним пальцем. И сказали, что это одежда строго секретная»[fn]Там же. С. 65[/fn].
А вот это снаряжение рядового бойца 7-го лыжного батальона 283-го лыжного полка, воевавшего под Москвой зимой 1941–42 года:
«Одели нас хорошо: ватная куртка, теплое нижнее белье. Лыжи были уже с нами. Лыжи, кайло, лопата. Я был пулеметчик, и у меня был еще и ручной пуле мет. Как хочешь, так и таскай, тебе дали, вот и носи. У лыжников были маскировочные белые халаты. Но на себе тащишь ручной пулемет, автомат, вещмешок, сумку с гранатами (две противотанковые, две маленькие)» (из рассказа С. А. Стяжкина).
ГДЕ И КАК ВОЕВАЛИ ЛЫЖНЫЕ ЧАСТИ?
В наиболее полных и авторитетных трудах по истории Второй мировой и Великой Отечественной войн сведения о лыжных формированиях очень скупы и ограничиваются лишь упоминанием: «В целях сокращения сроков формирования и сколачивания стрелковых соединений, а также для повышения их маневренности и облегчения управления ими осенью 1941 года было сформировано значительное количество отдельных стрелковых бригад. Кроме того, формировалось большое число отдельных лыжных батальонов»[fn]Вторая мировая война (1939–1945): Военно-исторический очерк / Под ред. ген.-лейт. А. Платонова. М., 1958[/fn].
Наше внимание привлекли также упомянутые в справочниках по истории Великой Отечественной приказы Ставки Верховного главнокомандования осени и зимы 1941–1942 годов:
17 ноября 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования (ВГК) издала приказ № 0428, в котором ставились следующие задачи. В тылу немецких войск разрушать и сжигать дотла все населенные пункты на расстоянии 40–60 км в глубину от переднего края и на 20–30 км вправо и влево от дорог. Использовать для этой цели авиацию, артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью. Для взрыва и сжигания населенных пунктов создать в каждом полку «команды охотников» по 20–30 человек («выдающихся смельчаков за отважные действия по уничтожению населенных пунктов представлять к правительственной награде»)[fn]Великая Отечественная война: Справочник. М., 1990[/fn].
Следовательно, этим приказом определяется использование лыжников в составе диверсионных групп. Как нам кажется, это одна из самых трагических страниц истории лыжных объединений. Рейды по тылам противника завершались, как правило, гибелью батальона.
Зимой 1941–1942 года во время боев под Москвой были проведены новые мобилизации в лыжные формирования. 21 января 1942 года ЦК ВЛКСМ принял постановление «О мобилизации лыжников из комсомольско-молодежных лыжных формирований в Красную Армию». Мобилизации подлежали 10 000 человек. Велика была роль лыжных формирований в битве за Москву.
В конце ноября 1941 года близ Загорска сосредоточилась Первая ударная армия. Перед ней Ставка Верховного Главнокомандования поставила цель: остановить продвижение противника в загорском направлении, разгромить и отбросить его назад, за канал Москва–Волга. Эта задача была возложена на 50-ю стрелковую бригаду, части 29-й бригады и 1-й лыжный батальон. В состав Первой ударной армии входили восемь лыжных батальонов, сформированных на территории Кировской области. 50-я стрелковая бригада почти полностью укомплектована кировчанами…
Лыжные батальоны действовали в основном как стреловые. Однако им приходилось выполнять и специальные задания. В маскировочных халатах лыжники проникали в тыл врага и дерзкими налетами вносили панику в его ряды, перерезали коммуникации.
Новая наступательная операция Первой ударной армии началась 10 января 1942 года в районе Волоколамска. Сложные задачи стояли перед лыжниками. «В прорыв в направлении Шаховской, — пишет в своих воспоминаниях маршал Г. К. Жуков, — был введен кавалерийский корпус И. А. Плиева с пятью лыжными батальонами». Донимал мороз свыше 30 градусов. Лыжники освободили Жуково, Елизарово, Иосово, Шубино, Толстиково, Симакино, Лотошино и другие пункты. Наша «снежная кавалерия» — лыжники — неустанно преследовали врага: они перерезали гитлеровцам пути отхода, встречали их огнем из засад, нанося огромные потери.
Когда контрнаступление наших войск приостановилось, лыжным батальонам было приказано приступить к ночным действиям, систематически применять ночные атаки на населенные пункты, занятые врагом. Дело в том, что с наступлением холодов и больших снегов немцы группировались в населенных пунктах и близ дорог. Своими атаками на эти пункты лыжники постоянно держали немцев на морозе — изматывали их[fn]Козлов П.Е. Сотворение Победы: Книга Памяти / Под ред. В.А. Никонова. Киров, 1995. Т. 16. С. 104[/fn].
Кировские лыжные батальоны, наступая, к концу 1941 года продвинулись на 120 километров. Однако большие потери понесли и сами. Вот выдержка из рапорта командира 5-го батальона Плясунова и комиссара Колесова от 26 декабря 1941 года: «5-й отдельный лыжный батальон действует в составе 1-й армии с 26 ноября. К началу боевых действий он имел 566 человек личного состава…
Первый наступательный бой батальон вел 5–6 декабря за Яхрому. Город был взят. Потери батальона — 31 человек.
12 декабря батальон вел 18 часовой бой за село Борисоглебское. Село взято, но батальон понес большие потери — 155 человек убитыми и ранеными.
15 декабря, действуя самостоятельно, вели бой за села Сидорково, Языково и Гончаково. Села взяты. Потери — 13 человек.
16 декабря мы вели бой за Петровское. Село занято. Число убитых и раненых — 21 человек.
С 17 по 19 декабря батальон совместно с другими частями вел ожесточенные бои за Покровское. Противник использовал танки, совершал контратаки. Село взято, но с большими потерями — убито и ранено 96 человек.
22 и 23 декабря в бою за село Ошейкино батальон потерял 31 человека, но село взял.
С 24 по 26 декабря, действуя совместно с другими частями, батальон вел бой за Плаксино и потерял 81 человека.
В настоящее время осталось 138 человек…»
Не было ни одного дня без боя, ни одного дня передышки. Для приведения батальона в боевую готовность просим пополнить его людским составом и вооружением[fn]Козлов П.Е. Снежная кавалерия // Кировская правда. 1980. 12 апреля. № 85[/fn].
РАССКАЗ РЯДОВОГО БОЙЦА ЛЫЖНОГО БАТАЛЬОНА
В составе 7-го отдельного лыжного батальона 283-го лыжного полка 50-й стрелковой бригады Первой ударной армии Северо-Западного фронта воевал кировчанин Степан Александрович Стяжкин[fn]Интервью взято 6 января 2005 года[/fn]. Его рассказ помог нам увидеть войну глазами рядового бойца-пулеметчика, сражавшегося на лыжах под Москвой и под Старой Руссой зимой 1941–1942 года. Мы приводим его полностью, без изменений.
«Тяжелые воспоминания. Я с 23-го года. Я призывался 11 сентября 41-го года. Первую военную зиму я воевал в лыжном батальоне. Он формировался в Кирове из кировских комсомольцев-добровольцев. Наш батальон насчитывал 550 человек.
12 ноября 41-го года — общее построение всего лыжного 283-го лыжного полка. Из этого полка формировались батальоны. Было сформировано 12 лыжных батальонов. Все только вятские. Командовали наши вятские командиры, бывшие преподаватели, директора маслозаводов, молокозаводов. У нас командир взвода был преподаватель из Зуевского района. Его убило. Также был директор маслозавода Рякин. Его тоже убило.
Присягу дали, учеба закончилась. Медкомиссий не было. Построение, тревога, ночью нас подняли — мыться в бани. Одели нас хорошо: ватная куртка, теплое нижнее белье. И уже к пяти утра мы были все помыты.
Нас построили, приехал член Военного совета, сказал напутственную речь. В это время под Москвой немец уже обошел Москву с севера. Там есть семнадцатый шлюз, он его форсировал, это было в районе города Яхрома (текстильный комбинат). Немец захватил этот городишко, перешел канал и вышел на нашу сторону. Здесь есть Перемиловские высоты, он на эти высоты сразу. Но и мы сразу же приехали в город Дмитров Московской области. Нас высадили, и приказали: „Рыть окопы!“
Лыжи были уже с нами. Лыжи, кайло, лопата. Я был пулеметчик, и у меня был еще и пулемет. Как хочешь, так и таскай, тебе дали, вот и носи.
Была середина ноября. Земля морозная, вырыли сантиметров по двадцать, и тут команда: „Отставить! Выходи строиться, пошли дальше!“ Немец перешел канал „Москва–Волга“. Население смотрело на нас, как мы их огороды роем. Тут же все бросили — и вперед, чтобы выбить немца.
Два раза мы выходили, два раза немец нас загонял в этот лес. На третий раз мы все же немца выбили с Перемиловых высот. Нам помог наш бронепоезд из Загорска. Он их расстрелял, и они ушли за канал „Москва–Волга“. Мы на этих высотах закрепились, окопы вырыли. И там сидели до общего наступления 5 декабря. Мороз был. Жили в домах, в подвалах в этой деревне Перемилово. Там в подвалах костры разведешь. Ну спалишь дом… Греться-то надо.
Потом 5 декабря приказ: „Приготовиться к общему наступлению!“ Пошли через канал. Там ополченцы сделали неприступную стену, чтоб танки не прошли. Через эту стену перевалили со всем снаряжением и заняли деревню Князе-Вязниково. И пошли в наступление. Идти только вперед, вперед, вперед. Вот и вышли в большое село Теряева Слобода. Там немец укрепился, задача — выбить немца. Мы задачу выполнили, потеряли 15 человек. Эти 15 похоронок ушли в Кировскую область. Это был первый разгром немцев.
У лыжников были маскировочные белые халаты. Были одеты хорошо. Но на себе тащишь ручной пулемет, автомат, вещмешок, сумку с гранатами (две противотанковые, две маленькие). Самое основное это был сон, как бы выспаться.
И второе, как покушать. Нас обслуживала кухня, она приезжала два раза в сутки, утром и вечером. Вода, хлеб, каша, махорка, сахар, спиртное (100 граммов). Национальности были разные: были и удмурты, и чуваши, и марийцы.
Командиры были человечные люди, но они мало пожили. Нашего ротного из деревни Сырцево мы звали „душа-человек“. Нас бомбили под Старой Руссой, налетело 40 немецких юнкерсов. Мы в ямах, воронках от бомб, попрятались. Один солдат заорал: „Больно! Не могу! Умираю!“ Ему разорвало всю грудь. И командир решил ему помочь. И пока он перебирался на помощь, ему оторвало голову — и все. Остался бы на месте, все равно того солдата не спасти было. Это все человеческая душа. Следующий командир отправил нас учиться, и сказал: „Ребенки, вам еще жить“. Благодаря ему я пошел учиться на связиста. Ночевали в снегу. Лесом идешь, привал, из веток сделаешь шалаш, плащ-палатку. Костров жечь нельзя — маскировка. В чем одет, в том и спишь. Но мы не замерзали и не болели. Были и финские лыжные батальоны. У нас была сформирована десантная лыжная бригада, которая участвовала на Северо-Западном фронте. Эта бригада встречалась с финнами. Финны превосходили нас во всем! Он подъедет к елке, у него крепления были жесткие — Rotofella, он лыжи снял, раз, и там, наверху. Снял винтовку, „чих“, спрыгнул на лыжи и растаял. Наши лыжники не могли даже сравниться с финскими лыжниками („как небо от земли“)».
Здесь интересно привести фрагмент воспоминаний бойца лыжного батальона Павла Шилова, участника Финской войны 1939–1940 годов: «На переговорах после окончания войны вот что случилось: финский офицер показал, как наши бойцы ходят на лыжах, — невероятно наклонился и, опираясь на палки, враскорячку прошел метров 20–30. А потом показал, как финны ходят на лыжах: оперся на палки, подпрыгнул и побежал, словно олень. Так закончились переговоры»[fn]Шилов П. Тогда не было моды награждать // Родина. 1995. № 12[/fn].
С. А. Стяжкин: «Те были умнее нас, хитрее нас, они нас мутузили здорово. Пусть никто не говорит, что у немцев не было лыжных батальонов. И говорить, что мы были умнее их, нельзя. Но у немцев был недостаток: они не привыкли к русскому морозу! С наших убитых бойцов они снимали валенки, шапки.
Мы нуждались в постоянной доставке лыж. Мало ли — на бревно наехал, лыжа пополам, тут ее и оставляешь. Мы знали, что лыжи нам привозят из Кирова, с лыжного комбината.
Заградотряды были и в первую зиму. Мы вели бой, поселок Ленинский отбивали. Немец пошел с полком пехоты и с несколькими танками в атаку. Был приказ: Стоять на месте и ни шагу назад! А у нас все челюсти смерзлись. Скажи „мама!“, ты не скажешь „мама!“ Командир повел нас в землянку погреться. И потом заградотряд, два пулемета: „Стоять на месте, командир, ко мне!“ Командир подошел, говорит, пошел отогреваться, там заставу оставил. Что за разговор был, это я не знаю, но разрешили отогреться. Еще шаг, и они бы нас двумя пулемета ми расстреляли. Надо же отогреть солдат, мы же не отступали, не бежали. И я видел своими глазами заградотряд, стоял и ждал, когда нас пропустят в землянку. Я считаю, что в заградотрядах не было необходимости, это было жестоко».
В ЧЕМ ТРАГЕДИЯ ЛЫЖНЫХ БАТАЛЬОНОВ?
Нечеловеческая выдержка и выносливость требовалась на войне от всех бойцов без исключения. И все-таки для лыжников некоторые испытания были особенно тяжелыми.
Во-первых, это испытание расстояниями: многокилометровыми маршами, переходами со всем снаряжением, с полной боевой выкладкой. Нас поразили воспоминания полковника М. Н. Трушкова, уроженца Кировской области, начинавшего воевать в лыжном батальоне. Он утверждал, что после изнурительных, изматывающих переходов участвовать в бою, в атаке, в прямом столкновении было облегчением.
«Начал я свои боевые будни с февраля 1942 года, когда, после пятимесячного пребывания в запасном лыжном полку, в составе маршевой роты я был направлен на Северо-Западный фронт, под Старую Руссу. Здесь нашу лыжную роту, в которой я исполнял обязанности заместителя политрука, влили в состав 29-го отдельного лыжного батальона. В тот период в соответствии со складывающейся обстановкой наш батальон почти ежедневно перебрасывался с участка на участок, и мы совершали переходы по тридцать и более километров в сутки с полной выкладкой.
Первый месяц пребывания на фронте для меня был самым трудным. В последующие месяцы и годы мне пришлось многое видеть, пережить, участвовать во многих боях, быть в разных переделках. Дважды был ранен серьезно, так что пришлось в общей сложности полгода лежать в госпитале, трижды был ранен легко, но таких трудностей, как в первый месяц пребывания на фронте, я не испытывал. Все было трудно: идти, не зная конца пути, нести тяжелую ношу, терпеть боли от разных потертостей.
В те дни я впервые узнал, что значит сон на ходу, что засыпать можно моментально, по команде „привал“. В те дни я узнал цену снега как обогревающего средства, защищающего от морозов и снежных бурь. „Ночевали“ мы в снегу, точнее не ночевали, а отдыхали, потому что ночью, как правило, шли. Лишь два раза за весь месяц нам пришлось ночевать под крышей — спали в сараях. Это было верхом блаженства…
В те дни я особенно остро ощутил необходимость для солдата такого качества, как физическая выносливость. Бесконечные переходы и трудности имели в смысле морально-психологической подготовки бойцов к первым схваткам с врагом определенное положительное значение. Если судить по себе, то они делали предстоящие впереди бои с противником в какой-то степени даже привлекательными, потому что, во-первых, во время боя не надо бесконечно идти, а во-вторых, после боя, как мне представлялось, должна обязательно наступить перемена в образе действий батальона. И если ты останешься живой, рассуждали мы, то почувствуешь облегчение в результате этой перемены. Если окажешься раненым, „отдохнешь“ в госпитале. Нy, а если убьют, то… На войне всегда кого-то убивают. Во всяком случае, я с нетерпением ждал, когда же нас бросят в бой»[fn]Трушков М.Н. Первый месяц на фронте. (Начало боевого пути) // Ветераны войны вспоминают. М., 1970. С. 71–73[/fn].
Во-вторых, это пытка морозами, особенно в первую военную зиму 1941–1942 года. Ведь зачастую бойцы-лыжники ночевали под открытым небом, нередко у них не было сил даже снеговую яму вырыть. В лучшем случае ночевали в шалаше из веток. И очень редко под крышей.
В-третьих, отсутствие горячего питания. Ведь пехоту все-таки кормила полевая кухня. Лыжники, действовавшие часто в глубоком вражеском тылу, в лучшем случае ели мерзлый хлеб, галеты и консервы. В-четвертых, лишение полноценного сна. Лыжбаты совершали переходы и диверсионные операции главным образом ночью. Днем чаще всего это был не сон, а короткий отдых.
В своей монографии «Сотворение Победы» П. Е. Козлов так пишет о драматической судьбе лыжных формирований: «Лыжные батальоны придавались стрелковым бригадам для усиления и поддержки. Командование последних использовало их по своему усмотрению и чаще как стрелковые подразделения, не считаясь с особенностями, организацией, тактическим предназначением. Из-за этого лыжные части не могли эффективно проявить себя.
К тому же командиры бригад ставили лыжбатам большие задачи, а заботиться об их обеспечении продовольствием и боеприпасами считали излишним. Особенно в трудном положении лыжники находились, когда действовали далеко от армии, на флангах и в тылу противника…
Транспортные средства других частей их не обслуживали, своих врачей в батальонах не было, своевременная помощь раненым отсутствовала. Все это ставило лыжников в безвыходное положение, осложняло их действия, мешало успеху. Чтобы создать свои органы управления и снабжения, лыжбаты и были сведены в бригады.
Армии получили директиву, в которой дальнейшее использование лыжных батальонов как стрелковых частей считалось нецелесообразным и предлагалось использовать их впредь только в таких действиях, где требуется особая подвижность и быстрота, главным образом для дезорганизации тылов и коммуникаций врага»[fn]Козлов П.Е. Сотворение Победы: Книга Памяти / Под ред. В.А. Никонова. Киров, 1995. Т. 16. С. 104–105[/fn].
Другая проблема — сильнейшие морозы, порой свыше тридцати градусов. В глубоком снегу обувь и одежда сильно намокали, сушиться негде. Спать приходилось тоже в снегу. Бывший боец 3-го батальона А. Беляев пишет:
«Вначале все было нормально: выроешь снег, положишь сучьев, растянешь плащ-палатку и ложишься один к одному. Потом дело стало хуже: уже не было сил разрыть снег. Спать приходилось прямо на открытом ветре“. У каждого второго — обморожение. Но десантники не складывали оружия. Вели активные диверсионные действия. За месяц они прошли на лыжах не меньше пятисот километров по вражескому тылу и все время спали в лесу. Можно со всей определенностью сказать: держались только силой воли.
В апреле бригаду преследовали неудачи. Немцы направили против лыжников несколько новых фронтовых частей. С воздуха неотступно контролировали движение обессиленных десантников самолеты. Приход весны принес новые огорчения. Днями шли по размякшему снегу. Лишь утром иногда примораживало лыжню. Передвигались, можно сказать, босиком: протертые, дырявые валенки не спасали людей от распутицы. Дыры затыкали тряпьем, травой, но вода проникала. И ко всему — голод, который усиливался. Каждый потерял не менее десяти килограммов в весе — кости, обтянутые бледной кожей.
Изорванная в клочья одежда. Черные обмороженные лица.
Переносить трудности помогала десантникам и фронтовая дружба. Больных и раненых не оставляли: вывозили через линию фронта на самолетах или на „волокушах“.
Действия бригады характеризовались множеством фактов героизма и отваги…»[fn]Там же. С. 118–122[/fn]
К трагическим итогам судеб лыжных частей нужно отнести и то, что документы об их боевых действиях практически отсутствуют в архивах. Учет погибших и раненых в этих формированиях почти не велся, часто соединение в результате успешного выполнения операции просто таяло без следа. Нелегко восстанавливать вехи боевого пути лыжных батальонов.
Многое из того, что мы узнали, нам по-прежнему трудно, почти невозможно себе представить. Например, нам трудно представить, каково было передвигаться на лыжах с оружием. Для этого требовались люди с хорошими физическими данными. Эти люди обладали сильной волей и выдержанным характером, ведь даже спортсмену трудно двигаться по снежной целине, по бездорожью, с полной боевой выкладкой, порой сутками без сна и отдыха. Для нас лыжи — это как раз в основном удовольствие и отдых.
Подводя итоги, мы можем сказать: тыловая Кировская область участвовала в ходе Великой Отечественной войны и людскими ресурсами, и производственной продукцией как местных, так и эвакуированных предприятий. Одним из важнейших следует считать производство армейских лыж на деревообрабатывающем комбинате.
На основании архивных и устных источников было установлено, что в Кировской области были сформированы три лыжных полка. 283-й лыжный полк состоял из 12 лыжных батальонов, которые участвовали в течение зимы 1941–1942 года в обороне Москвы, в боях под Старой Руссой и в районе Демянска.