хутор Перекопка, Волгоградская область
От чистого истока… Сады моих предков
Середина ХIХ века. По выгоревшей от палящего солнца бесконечной калмыцкой степи движутся повозки, запряженные волами и лошадьми. На повозках нехитрый крестьянский скарб, необходимый для устройства на новом месте. Мужчины, женщины, много детей… Это переселенцы из центральных губерний Российской империи, еще недавно бывшие крепостными и отпущенные помещиками. Теперь они причислены по предписанию Астраханской палаты государственного имущества к числу государственных крестьян в станицы, созданные по Царицынско-Ставропольскому тракту.
30 декабря 1846 года император Николай I подписал Указ «О заселении дорог на калмыцких землях в Астраханской губернии». Выполнение Указа должно было решить ряд важнейших для государства задач: устройство малоземельных и безземельных крестьян путем их заселения на пустующие земли (с выделением им участков, пособия, с освобождением от уплаты налогов на 8 лет), приучение калмыцкого населения к оседлому образу жизни, создание и обустройство дороги, связывающей Кавказ с центром России, укрепление южных границ государства.
Одной из 44 станиц, принявших переселенцев, стала станица Торговая. К ней и были причислены государственные крестьяне Скрынниковы. Согласно списку населенных мест Астраханской губернии в 1859 г. «Торговая (Зегеста), стан<ица> казен<ная>; при р. Зегесте. Число дворов 50. Число жителей 188 м<ужского> п<ола>, 197 ж<енского> п<ола>. Православная церковь, 1 училище». По ревизской сказке 1864 г. в станице Торговой числится мой прапрапрапрадед Василий Сергеевич Скрынников.
Крестьяне активно заселяли станицу. Здесь и благоприятные условия для земледелия, скотоводства, и обилие пресной воды, а в реках – много рыбы и раков. Селились крестьяне большими семьями. Вместе было легче обрабатывать выделенную землю (25 десятин на мужчину), выполнять крестьянскую работу, строить глинобитные жилища. Жизнь была очень тяжелой: летом – нещадная жара и выгоревшая степь – покуда хватает взора, астраханские суховеи, несущие неурожаи, а зимой – суровые морозы. Постепенно земледельцы приспособились к нелегким условиям жизни, стали заниматься скотоводством, посадкой огородов, поливать которые приходилось вручную из речек или вырытых в степи колодцев. Истинным чудом стало возделывание садов в суровых условиях Калмыцкой степи.
Но сады поднимались! Одним из первых, кто посадил сад, был Василий Сергеевич Скрынников.
А в самом начале XX века его внук, Сергей Павлович, женившись на местной девушке, переселился из Торгового в маленький хуторок Хара-Усун. Переселение давало больше свободы в занятиях земледелием, поскольку к тому времени Торговое было уже перенаселено, и крестьянам выделялась земля всё дальше от волостного центра.
Через несколько лет Хара-Усун стал известен в округе своими садами, превратившись в живительный оазис среди унылой и бесконечной степи. Каждая из 14 поселившихся здесь семей посадила сад (половина семей носила фамилию моего предка, но степень родства была уже разной: как близкой, так и не очень). И мои прапрадеды вырастили тоже большой сад. Кажется, в нем было всё, что душе угодно: яблони, груши, вишни, сливы, тёрны.
Недавно в гостях у нас был бабушкин брат, дедушка Слава, и он рассказывал, что, по воспоминаниям его отца, мой прапрадед с братьями и сыновьями ездили на трех подводах в одну из губерний Центральной России. На телегах стояли большие деревянные ящики, лежала одежда и продуктовые запасы на две недели. За это время крестьяне должны были проехать более тысячи километров и вернуться домой с лесными муравьями: они были необходимы для улучшения почвы в саду, борьбы с вредителями сада и огорода: гусеницами, клещами, слизнями, ведь за один день муравьиное семейство способно собрать и съесть около двух тысяч вредных насекомых. Мне кажется, этот факт показывает, с какой любовью мои предки относились к своему саду.
Самое раннее упоминание в официальных бумагах о хара-усунском саде моих предков относится к 1943 году, все более ранние бумаги были уничтожены во время оккупации Заветинского района летом 1942 года. Хара-Усун относился к Федосеевскому сельскому совету. В «Похозяйственной книге основных производственных показателей хозяйств колхозников на 1943–1945 гг. Федосеевского с/совета Заветинского района Ростовской области» указаны виды домашней хозяйственной деятельности колхозников. В хозяйстве Сергея Павловича и Акулины Лазаревны Скрынниковых указано 30 яблонь и 5 груш; другие деревья, по-видимому, не учитывались. Если учесть, что поливались сады вручную, вода приносилась из речки, до которой было 200–300 м, или из колодцев-журавлей, можно представить, сколько нужно было труда, чтобы вырастить там деревья. Ведь кроме сада были посажены огород, бахча, зерновые культуры, в каждом дворе стояли коровы, овцы, козы, свиньи, жили кролики и птицы.
Сушили яблоки, вишню, мочили яблоки и тёрн, варили из вишни вкуснейшее варенье, обязательно клали в кадку с соленой капустой антоновку. Груши пекли в русской печи, сложенной прямо во дворе. Бабушка рассказывала, что когда ее бабушка или тетя вынимали испеченные груши, мгновенно налетали многочисленные внуки и расхватывали их горячими прямо из золы. То, что оставалось после внуков, тоже сушилось. Особенный вкус хара-усунских моченых яблок отмечали все, кому приходилось их отведать. Рецепт их, к сожалению, утерян.
Особенно прекрасны сады были весной. Летом и осенью груженные фруктами подводы отправляли в Калмыкию, Астраханскую область для продажи или обмена на необходимые в доме товары.
У Сергея Павловича и Акулины Лазаревны было 7 детей – 6 сыновей и дочь Мария. Старший сын, Александр, погиб в 1932 году, второй, Василий, – в 1941 году. На фронтах воевали все сыновья и муж дочери. После победы вернулись домой Гавриил, Стефан, Иван, Михаил. Жить в Хара-Усуне остался лишь Гавриил. А летом все обязательно приезжали в родной хутор. Первым делом нужно было проведать грушу. На ней были среднего размера круглые плоды, с одной стороны красные, довольно твердые, и сочные. Они были очень сладкие, и у всех – взрослых и детей – груша была любимицей. До сих пор 70–80-летние внуки Сергея Павловича и Акулины Лазаревны помнят эти груши и считают их вкус и аромат самым восхитительным на свете. Конечно, бабушка моя, одна из тех, кому посчастливилось попробовать эти плоды, не знает названия сорта. Это и немудрено: в то время крестьянам было известно лишь несколько самых распространенных сортов, среди которых яблони: антоновка, анис, грушовка, коричное, скороспелка; груши: бергамот, лимонка, тонковетка, очень распространенная и всегда урожайная черномяска. Собирая с внуками плоды, бабушка приговаривала: «Это анис, это антоновка, это медовые, это леденцовые…» В детстве, в 50-х годах ХХ века, моя бабушка играла со своей бабушкой Акулиной Лазаревной: приносила яблоко, и та должна была с закрытыми глазами сказать, с какой оно яблони. Ответ всегда был безошибочен.
Места в степи было очень много, и поэтому увеличение площади сада зависело только от возможностей ухода за ним. В семье было много детей и часть работы возлагалась на них. В старых садах тогда все деревья были огромными: раскидистыми и высокими, сильнорослыми и мощными. Яблони-кормилицы становились настоящими членами семьи. И отношение к ним было соответствующим.
Летом 1942 года у Сергея Павловича и Акулины Лазаревны, как всегда, жило много внуков. Шла тяжелая война, сыновья были на фронтах, их жены работали в колхозе «Комсомолец», детей 2–8 лет приводили деду и бабке на весь день. Однажды бабушка Акулина с самыми старшими внуками – Федей и Ларисой пошли за кукурузой, чтобы сварить ее к ужину; кукурузное поле начиналось сразу за садом. Прошли через сад, добрались до кукурузного поля, нарвали початков. В небе раздался гул, бабушка и дети подняли головы: прямо над ними летели два серебристых самолета. Бабушка, за ней внучка стали махать платками, Федя – картузом. Вдруг гул сменился на более тяжелый, и бабушка увидела три немецких самолета, преследовавших советские. «Ложитесь! Скорее ложитесь!» – закричала бабушка. Все бросились в кукурузу.
Бомба упала в сад, на месте дерева была воронка. Двоюродная сестра моей бабушки Лариса, которой тогда было 5 лет, очень живо помнит эту картину. Помнит, как бабушка Акулина радовалась, что от бомбы пострадал сад, а не дети, которые были совсем рядом, на краю кукурузного поля. А дед пообещал посадить на этом месте новую яблоню.
Обычно с утра дети собирали яблоки, груши. А после обеда женское население садилось в сарае (погрéбке) с ножами. Женщины резали яблоки для сушки, высыпали их на чердак. Обрезки выносили коровам или телятам, так что производство было безотходным. А зимой все семьи варили из сухофруктов вкуснейший компот, пекли с ними пирожки, пили чай с вишневым вареньем. Жизнь была небогатой: на вкусности из магазинов денег не хватало.
В памяти хара-усунцев хуторок кажется островком детства, счастья, радости. После войны остался хутор, как и большинство деревень России, без мужчин. А вдовы продолжали растить детей, работая за себя и за мужа…
Дети вырастали и разъезжались. Матери старились, жизнь в глухой степной деревушке становилась всё труднее… Невозможно представить сейчас, но электричества там никогда не было. Печи топили кизяками – большими лепешками из овечьего навоза, воду носили из колодцев. Пришла очередь детей заботиться о женщинах, и матери с огромным трудом отрывались от родного гнезда. Собираясь вместе, хара-усунские, уже довольно пожилые женщины перечисляли: «Осталось 13 дворов, уехали те, те и те…»; «осталось восемь дворов, уехали…» и, наконец, «осталось три двора…» Пришло время, когда остался всего один двор – двор моей прапрабабушки – в 1964 году. Прапрадед к тому времени уже давно умер, потом умерли сын Гавриил и его жена, внуки жили далеко. И прапрабабушка перебралась к сыну в соседнее село.
Город Элиста. Николай
Александр – самый старший сын Сергея Павловича и Акулины Лазаревны. Женился в 19 лет. По современным меркам рано, а для сельского парня в начале ХХ века в этом не было ничего необычного. Родилось два сына: Николай и Виктор. В 1930 году до далекого степного хуторка добралась коллективизация, и одним из самых активных ее сторонников был Александр. Погиб он, когда в колхозе появился первый трактор, и что-то пошло не так, когда его осваивали. Жена Анастасия Степановна осталась с двумя малыми детьми. Трудно ей приходилось: тяжелая работа в колхозе, малые дети, огромное домашнее хозяйство, огород… «Похозяйственная книга основных производственных показателей хозяйств колхозников на 1943–1945 гг. Федосеевского с/совета Заветинского района Ростовской области» дает представление о ее домашнем хозяйстве, среди прочего – яблоневый, еще неплодоносящий, сад – 15 яблонь. Учитывая время, когда начинали плодоносить старинные сорта яблонь (а других в Хара-Усуне не могло быть) – 8–9 лет, можно подсчитать, что сажала она сад сама или с сыновьями: Николаем (1924 г. р.) и Виктором (1930 г. р.).
Николай в 1942 году был призван на фронт, тяжело ранен. После войны стал работать бухгалтером в колхозе. Ему был выделен совхозом участок земли для строительства дома, на пустыре, на самой окраине Элисты. В 1962 году семья переехала в просторный дом. Первое, что сделал Николай, – посадил сад, как делали его предки. По заказу Николая из питомников Ставропольского края привезли лучшие сорта плодовых деревьев, кустарников и винограда. Можно только удивляться тому, как он, не владеющий одной рукой после контузии на фронте, через несколько лет превратил пустырь в цветущий оазис. Сад рос, радовал семью. А однажды в нем появился журавленок с перебитым крылом, которого Николай подобрал в степи. До осени окрепший журавль гордо гулял по тропинкам сада, а осенью стал на крыло и улетел.
Самым последним, кто побывал в сказочном месте – хара-усунском саду, – был Николай Александрович со своей семьей. Этим летом у нас в гостях была его дочь – Инна Николаевна, и она рассказала нам такую историю: «Это было в 60-е годы, мы тогда жили в городе Элисте. Мама вернулась после работы домой, отец возился в саду. “Ты знаешь, мои коллеги по работе ездили за яблоками в какой-то хутор… Яблок много привезли! Им сказали, что этот сад называется Скрынников сад… Хутор называется Хара-Усун”. Через несколько дней, взяв на работе ГАЗик, отец посадил в него всю семью и мы поехали в Хара-Усун. Это был не сад, а какой-то садище! Ему не было конца и края! Мы бегали по траве, сидели в прохладе под грушами и ели эти сочные фрукты. Но уже были видны следы запустения, многие деревья высохли». Через 2–3 года от сада не осталось ничего, только теплые воспоминания детей, на всю жизнь полюбивших этот сад в степи.
Хара-Усун. Гавриил Сергеевич
Рядом с родительским посадил огромный сад в Хара-Усуне Гавриил. Та же «Похозяйственная книга…» говорит, что в хозяйстве его жены (сам Гавриил в 1941–1945 гг. был на войне) имелось 10 яблонь, молодые груши. Моя бабушка помнит этот сад: в нем уже появилась алыча – желтая и черная, чернослив, абрикос, который ни разу не плодоносил, но Гавриил Сергеевич надеялся. Поливался сад из колодца. Все – и взрослые, и дети особенно любили одну яблоню с некрупными, но очень сладкими плодами. Бабушка говорила, что на сушку она не годится, но до сушки и не доходило, все плоды съедались сразу же после того, как их находили под деревом.
У Гавриила Сергеевича в саду под осокорем была выкопана землянка, наполовину в земле, и тоже накрыта ветками и землей. В ней стоял небольшой самодельный стол. Вместо кровати были земляные выступы, на них сидели, можно было лечь, укрывшись полушубком. Гавриил Сергеевич умер рано, потом не стало его жены, Клавдии Сергеевны. А сад погиб в одно время с садом его родителей.
Город Сальск. Стефан Сергеевич и Мария Сергеевна
В городе Сальске Ростовской области поселились после войны дети Сергея Павловича и Акулины Лазаревны – Стефан (Степан) и Мария.
Большой фруктовый сад был и у Степана.
Но особенной гордостью его и его жены стал виноградник. Моя бабушка вспоминает: «Мне казалось, что не было такого сорта винограда, которого не было в винограднике дяди. Одни названия сортов звучали как музыка: Дамский пальчик, Шардоне, Королева. Дядя и тетя щедро угощали всех приезжающих родственников виноградом, старались передать виноград в гостинец». Бабушка рассказала, как к ним в 1954 году приехала ее бабушка Акулина, гостившая в Сальске. Бабушка Акулина вошла с большим чемоданом (сейчас таких нет; он был, кажется, из картона и обтянут искусственной кожей) и объявила: «Посредине всем, а вокруг – Мише. Отгадайте, что здесь!» (Миша – это сын бабушки Акулины и отец моей бабушки). Дети пытались отгадать, подключились родители. Без успеха. Бабушка Акулина торжественно открыла чемодан: он был наполнен виноградом разных сортов. А – то, что вокруг – сам чемодан – досталось прадедушке Мише, чтобы было с чем ездить на сессии – он тогда учился заочно в институте.
Село Кегульта. Иван Сергеевич
Город Тольятти. Александра Ивановна Фомина
В прекрасном огромном саду своей бабушки росла девочка Шура. Жила она в селе Кегульта Калмыцкой АССР в семье Ивана Сергеевича Скрынникова и Анастасии Дмитриевны Половко. На всю жизнь большой сад бабушки остался в памяти Шуры как самое счастливое время, время детства.
Закончив школу, она поступила в техникум книжной торговли, потом работала товароведом в книготорге, вышла замуж. Но мечта вырастить свой сад не покидала Шуру. В 1982 году семья переезжает в город Тольятти. Шура осваивает профессию ландшафтного дизайнера. Вот что она сама пишет об этом моей бабушке: «На радость и удовольствие себе и своей семье создаю сады. Любовь к садоводству, ландшафтному дизайну идет из далекого детства – из прекрасных садов бабушки Ксении; и впечатления от хара-усунского сада дедушки Сергея, который на всю жизнь остался в моей памяти зеленой сказкой с добрым волшебником, поднявшим меня высоко над головой, где я и увидела его сказочный сад».
Хутор Фомин. Михаил Сергеевич
Осуществил свою мечту и младший сын Михаил, мой прадед: как только получил дом в селе – спланировал и вырастил сад, виноградник, а прабабушка посадила ягоды. Здесь тоже было трудно выращивать растения: в деревне вода была в дефиците и приходилось носить ее из неблизких колодцев. Иногда помогала техника: в совхозе можно было купить бочку воды, привезенной из речки. Мой прадедушка Михаил Сергеевич Скрынников вырастил чудесный сад, а дети-школьники помогали ему ухаживать за ним.
Моя мама очень любила своего деда. Каждое лето она просила себе месяц «отпуска» и уезжала в Фомин. Это, по ее словам, была сказка. Днем играла, работала в саду, а вечером в саду расстилали невероятных размеров географическую карту. Откуда она взялась, непонятно. Целых 6 кв. м! На ней был только Советский Союз с обозначениями месторождений и промышленности. И дедушка называл любой город, а мама перемещалась по карте, отыскивая его и рапортуя о промышленности в нем. Становилось всё темнее, запевали сверчки, городов уже было не видно, на карту падали и падали белые яблоки… Карту убирали, и Михаил Сергеевич начинал рассказ об Александре Македонском, о битве при Сиракузах, о строительстве египетских пирамид, о славных походах Суворова. Наверное, он знал всё… Голос у него был веселый, говорил он быстро, с увлечением. А мама ела яблоки и спрашивала, спрашивала… А по утрам бежала к любимому крыжовнику – утром его ягоды переливались, как золотые. Первый «заработок» мамы случился тут. Соседи всё спрашивали у Скрынниковых, не продадут ли они вишню. Они не продавали. Но однажды мама увидела в магазине глобус – и обмерла, поняв, что ей вообще в жизни ничего не надо, лишь бы купили этот глобус. Он стоил 12 рублей! Прабабушка охладила мамин пыл, сказав: вот вишни нарвешь, продадим – купим тебе глобус. К вечеру четыре наполненных ведра стояли у калитки… А глобус и теперь стоит в моей комнате в бабушкином доме.
В удивительное время закладывал прадед свой сад.
50–60-е годы ХХ века в деревне были трудными, приходилось много и тяжело работать. Зарабатывали очень мало, жили в небольших землянках, украшали их кружевом и вышивкой. А лучшим украшением двора был сад. Сад, не считаясь со временем и затраченными усилиями, имела каждая сельская семья.
В конце 40-х годов ХХ века в Советском Союзе развернулось движение «Украсим Родину садами!» Но и без этого призыва, еще раньше, садоводческое движение началось во всей стране. Сады были в каждом колхозе, школе, и не один. У нас в семье сохранилась фотография 1961 года, где моя бабушка и ее одноклассницы сажают сад при Фоминовской семилетней школе. Вообще тогда сады стали частью местной жизни. Гостей вели в сад, выпускники фотографировались на память о школе в школьном саду. В садах располагались сельские пионерские лагеря.
Самым лучшим развлечением детворы того времени было залезть в чужой сад и нарвать там яблок. Бабушка вспоминает, что дети собирались ватагой и делали налеты на сады. Самое странное – она не знает, зачем ребята это делали, ведь зачастую в своем саду яблоки или груши были вкуснее и крупнее, чем те, что приносили из чужого сада, да и можно было зайти в любой двор, попросить фруктов, и хозяева вынесли бы их целое ведро с радостью. Наверное, такая была игра…
Хутор Перекопка. Светлана Михайловна
Моя бабушка живет в хуторе Перекопка с 1972 года. В самом хуторе тоже были большие сады – школьный и совхозный. Дети под руководством педагогов собирали фрукты, снабжали ими школьную столовую, возили продавать. На вырученные деньги покупали путевки для путешествий членам производственной бригады. Да с развалом совхозов не стало работы не только для детей, но и для взрослого населения…
Сады дичали, высыхали. Но некоторые яблони живы и сейчас: яблоки стали мельче, появилось много сухих ветвей. Но они продолжают радовать перекопцев; иногда летом можно услышать на улице: «Пойдем в школьный сад?»
В 1983 году бабушка с дедушкой получили новый дом и первым делом спланировали сад. Вокруг нового дома валялись раздробленные кирпичи, ненужные доски… Моя мама помнит, что ей тогда было семь лет, она только пошла в первый класс. Ей почти полностью передали кухню. Она готовила, убирала, а родители и брат выходили на участок и лопатами превращали тугую, неподдающуюся землю в почву, пригодную для будущих посадок. Лопаты то и дело упирались в куски щебня, обломки кирпичей. Семья трудилась всю осень. А весной еще посадили первые яблони. Так получилось, что в магазине «Природа» перепутали саженцы, и, покупая яблоньки трех сортов, бабушка не знала, что все 5 яблонь окажутся одинаковыми. Впрочем, бабушка с дедушкой не расстроились, поскольку покупка оказалась удачной: яблони начали приносить очень вкусные яркие плоды с приятным ароматом. Да еще сорт оказался зимним (Пепин шафранный), и со временем наша семья была обеспечена яблоками почти до июня месяца. Яблони выросли огромными, дом наш стоял в их тени. А мои мама и дядя, а потом мы с сестрой и нашими друзьями любили играть в саду. Он рос и радовал взрослых и детей. Дети росли в саду, учились ухаживать за ним. Все «всполохи» жизни нашей семьи видел сад, все разговоры в беседке под любимым абрикосом слышал.
У дедушки и бабушки огромный участок, поэтому яблони старинных сортов, высокорослые, мощные, развесистые чувствуют себя прекрасно: Северный Синап, Бабушкино, Кальвиль… Постепенно в саду появились деревца современной селекции, с другими свойствами и более компактными размерами: Мелба, Уэлси, Джонатан, груши Волжанка, Ильинка… Конечно, уход за садом требует знаний, большого труда, особой любви к нему. Бабушка вспоминает, что когда деревцам было по 2 года, что-то случилось с деревенским водопроводом, и несколько дней не было воды. Бабушке снилось, что деревца плачут и просят у нее воды. А наутро она ходила от деревца к деревцу и уговаривала их немного потерпеть… На одном дереве можно увидеть разные сорта яблок или груш – мой дедушка их сам прививает, обрабатывает от вредителей, каждую весну делает обрезку.
В октябре этого года к нам в гости приезжал бабушкин брат. И в подарок он привез бабушке саженцы алычи, черешни, малины. Дарение саженцев в нашей семье приветствуется. Известный лозунг «Книга – лучший подарок» для нашей семьи можно дополнить: «Книги и деревца – лучшие подарки».
В саду можно почитать, поваляться в гамаке или покататься на качелях. А вечером посидеть всей семьей в беседке, пообщаться, попить чаю.
Когда на уроке английского языка меня попросили рассказать семейную легенду, я, не задумываясь, описала историю нашего сада. Не только перекопского. Всего – начиная со Скрынникова. Ведь в нашей семье нет определенного, маленького сада, который когда-нибудь исчезнет. У нас есть большой и вечный сад, в котором всегда солнце, всегда июль. Там падают и падают яблоки, разбиваясь пополам, прозрачные на просвет, с медовой мякотью. И звучат в нем шаги, голоса моих родных – тех, которые давно ушли, тех, которые состарились и тех, с кем сегодня растет наш Сад.