Мною установлено, что всего был призван 291 человек из Ельниковского района. Призывники 1939 года попали служить в города Белосток, Белую Церковь, Брест и Брестскую крепость, Могилев. Из 291 призывника мне удалось узнать о судьбе 131 человека, из которых 111 составляют безвозвратные потери.
23 августа 1939 года весь мир был поражен известием: СССР и Германия подписали договор о ненападении. Это стало полной неожиданностью и для советских людей. Но никто не знал главного – к договору прилагались секретные протоколы, в которых был зафиксирован раздел Восточной Европы на сферы интересов между Москвой и Берлином.
Мне удалось установить, что это событие мировой истории оказало самое прямое влияние на судьбы парней из далекой мордовской глубинки – нашего Ельниковского района. После начала второй Мировой войны и раздела Польши осенью 1939 г. большинство призывников Ельниковского военкомата (201 человек из 291) были направлены на службу в Красную Армию на территории Западной Белоруссии и Западной Украины. Оборонительные рубежи на присоединенных территориях к июню 1941 года не были достроены, что и определило гибель многих из красноармейцев – наших земляков. Мне удалось выяснить, что они погибли или попали в плен в боях за Брестскую крепость, за белорусские села и города Брест, Белосток, Минск, Могилев и Мосты, а так же на территории Западной Украины.
Невозможно предугадать, что произошло бы с ними, если бы они попали после призыва в Поволжье или на Урал. Вероятнее всего, они бы тоже воевали, но я думаю, число погибших и оказавшихся в плену было бы значительно меньше. Ведь на западных рубежах они встретились с врагом в самые страшные первые минуты и дни войны.
* * *
Защитники Бреста и Брестской крепости
В городе Бресте и в Брестской крепости в 44-м, 84-м и 333-м стрелковых полках проходили срочную службу ельниковские парни, ставшие солдатами в конце 1939 года. По данным архива военкомата, а также Мордовской республиканской общественной организации «Архивно-поисковая группа “Броня”» и по материалам Ельниковского историко-краеведческого музея удалось установить их имена. Всего их оказалось 19 человек.
По-разному сложилась судьба моих земляков, защитников Брестской крепости и Бреста: кто-то погиб в первые дни боёв, кто-то оказался в плену, до Победы дойти удалось лишь немногим.
Среди тех, кому посчастливилось остаться в живых, был Виктор Александрович Большаков, учитель Надеждинской семилетней школы. Он попал в плен на четвертый день боев. Бежал. Потом воевал в партизанском отряде в Белоруссии.
В письме, присланном нашим краеведам в 1989 году, он рассказал о боях в Брестской крепости и о судьбе своего однополчанина-земляка Тутукова Григория Ивановича:
В самом конце 1939 г. я был призван в армию на срочную службу. Из Ельниковского района более 20 человек попали служить в Брестскую крепость. В их числе был и я. Уже в крепости я близко сошелся с Тутуковым Гришей, учителем Ельниковской средней школы. Мы размещались с ним в одной казарме, только служили в разных батареях.
В ночь с 21 на 22 июня 1941 г. многие наши земляки-ельниковцы ушли из крепости на стрелковые занятия в летний лагерь. Знаю только, что на рассвете 22 июня кроме меня в крепости были Тутуков Гриша, Гнилов А. П., Альканов и Тивиков из Ельник.
Когда на крепость обрушились первые снаряды врага, я побежал в подвал казарм 333 с. п. на Центральном острове. Здесь я встретил Тутукова Гришу. После первой бомбежки мы, группа бойцов около 20 человек, решили занять оборону на валах Центрального острова. Мы смогли прорваться туда и заняли оборону, отбивая атаки врага.
Там меня контузило, и я пролежал без сознания более суток. Когда пришел в сознание, увидел сильные разрушения и страшную картину боя. С большим трудом дополз до своих. Среди бойцов в каземате сражался и Григорий.
24 июня мы получили приказ прорываться к штабу дивизии, который находился в Бресте. Но далеко уйти нам не удалось, мы наткнулись на немцев и стали отступать назад к крепости. Не дошли до укрытия всего метров 80. Гришу тяжело ранило в пах. Мы его перевязали и с одним солдатом решили нести его, но тут меня тоже настигла пуля. В это время нас окружили немецкие автоматчики.
Нас двоих взяли в плен, у меня ранение было легкое, и я мог идти сам. Григорий лежал на земле без сознания. Больше я его никогда не видел. Вероятнее всего он умер от полученного ранения или был добит немецким автоматчиком, тяжелораненых в плен не брали.
В плену я был 45 суток. 9 августа я и еще двое солдат бежали. В Высоковском районе мы напали на партизанскую группу, которая быстро выросла в партизанский отряд. В составе этого отряда я воевал до марта 1944 года в должности начальника разведки. В марте 1944 г. штаб партизанского движения Белоруссии направил меня на работу в органы МВД в город Высокое Брестской области, где я работал до весны 1946 года.
Затем работал учителем в Надеждино Ельниковского района.
Среди доживших до Победы был и Константин Петрович Альканов. Судьба его сложилась так: 29 июня 1941 г на территории Брестской крепости он был взят в плен. Все четыре года войны был в нацистских лагерях. Ему удалось выжить. До конца своих дней он помнил, как их, освобожденных из плена, большой колонной пешком вели мимо Бреста, который он защищал. Вели, чтобы на родине определить их участь.
Руководитель моей работы Е. В. Никишова много лет назад ездила в деревню Новоникольское к Константину Петровичу. Вот что она рассказала:
О том, что Альканов Константин Петрович служил в Брестской крепости, мы узнали в середине 1980-х годов. К нам в музей пришло письмо из города Иваново от историка Купчикова В. И., который занимался поиском защитников Брестской крепости. Он писал, что в списках защитников в музее Брестской крепости есть имя Альканова Константина Петровича, родом из села Новоникольское Ельниковского района Мордовии. Он просил музейных работников выяснить судьбу Константина.
Я позвонила в Ельниковский военкомат и его работники сообщили, что Константин Петрович жив, после окончания войны работал в своем родном селе до ухода на пенсию. Для меня, как учителя истории и работника музея, это было настоящей сенсацией – живой защитник Брестской крепости, всего в нескольких километрах! Пока мы были в пути, у меня разыгралась фантазия: я еду к герою, всего через несколько минут он будет рассказывать мне о том, как героически сражались защитники Брестской крепости.
Дом Константина Петровича я нашла быстро. Открывая входную дверь, думала: “Дома ли герой?”. Войдя в комнату, я не сразу после яркого солнечного света разглядела пожилого человека, сидящего за столом у окна. В углу иконы. Когда глаза привыкли к полутьме, я разглядела его. Сухощавый, лицо в морщинах. Я поздоровалась и объяснила цель своего приезда.
То, что произошло дальше, было для меня неожиданностью. Руки Константина Петровича задрожали, на глазах появились слезы, выражение лица выдавало отчаяние и боль. Он только произнес: “Ничего я тебе не буду рассказывать! На нас немец стеной шел. Сколько крови там пролито! А после войны нас, как скотину, пешком из Германии гнали, мимо Брестской крепости. Я виноват, что не убили меня там, а взяли в плен? И не приходи больше!”
Сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, что за этими словами крылись унижения немецкого плена и послевоенных лет, когда к пленным было нескрываемое презрение.
Я не смогла найти общий язык с человеком, у которого за плечами такое страшное прошлое. Тогда, почти 30 лет назад, я была совсем молоденькой учительницей, не имеющей опыта общения с теми, кто носил на себе клеймо “пленный”. Корю себя за то, что через некоторое время не съездила еще раз к Константину Петровичу. А потом я узнала, что он ушел из жизни…
Из этого рассказа я поняла, что пережили солдаты, которые прошли через плен, как им невыносимо было вспоминать прошлое.
Но выжить в плену смогли не все, кто попал в фашистскую неволю в Бресте и Брестской крепости. В плену умерли В. С. Макейкин и С. С. Трушин.
Василий Степанович Макейкин попал в плен 23 июня 1941 года в Брест-Литовске. Лагерный номер: 6147. 16 октября 1941 года был доставлен в концентрационный CC-Лагерь Ораниенбург (SS-Lager Oranienburg). Ныне – Германия, Земля Бранденбург, округ Потсдам. Погиб в плену 24 декабря 1941 года.
Сергей Степанович Трушин попал в плен 24 июня 1941 года в Брест-Литовске. Доставлен в шталаг VIII E (308) Нойхаммер (Neuhammer). Ныне – Свентошув (Польша). Лагерный номер: 21620. Умер в плену 26 сентября 1941 года.
Шталаг 308 был создан 4 апреля 1941 года на территории VIII военного округа Германии и был предназначен для приема советских военнопленных. Шталаг 308 упоминается в оперативном приказе № 9 начальника гестапо и СД от 21 июля 1941 года в перечне лагерей для деятельности айнзатцкоманд СС на территории Германии.
Первая партия военнопленных была доставлена в лагерь 17 июля 1941 года. Следующие эшелоны прибыли 24, 25, 26, 27, 28, и 31 июля. В большинстве своём это были военнопленные из Белостокского окружения. Предположительно, общая численность прибывших в июле 1941 года советских военнопленных составила около 21 тыс. человек. Погибшим советским военнопленным в Свентошуве был поставлен памятник.
Известно, что в Брестской крепости служили еще четверо моих земляков. Они были призваны в Красную Армию не осенью 1939 г., но я решила написать и о них. Это С. А. Ивашкин, М. А. Кяшкин, П. М. Сальников и И. А. Юкаев.
Сидор Артемьевич Ивашкин числится до сих пор пропавшим без вести. В 1934-1936 гг. он служил в рядах Красной Армии в городах Лепель и Минск Белорусской ССР. Командир отделения. После демобилизации вернулся домой, в деревню Каржеманы (километров шесть от Ельников), а в 1936 г. был избран председателем Старо-Пичингушанского сельского совета.
В 1940 г. во время финской войны он был вновь призван в армию. После окончания военных действий окончил курсы подготовки офицерского состава и остался служить кадровым офицером в звании младшего лейтенанта. Служил в Брестской крепости. Сюда к мужу приехала жена, Анна Даниловна Ивашкина с дочкой Аней, родившейся в 1937 году. Семья Ивашкиных жила в примыкавшей к крепости деревушке Речица.
На рассвете 22 июня 1941 г. на приграничье обрушился шквал огня. Сидор Артемьевич поспешил в Брестскую крепость. С тех пор о нем нет никаких сведений. В Речицу вошли немецкие солдаты. Анна была на девятом месяце беременности.
22 июля у Анны родился мальчик. Надо было как-то жить. Анна и еще несколько офицерских жен устроились работать уборщицами в немецкие казармы, имевшие склад с патронами. В 1943 г. женщины установили связь с партизанами отряда им. Щорса и по заданию командира отряда стали выносить патроны со склада и собирать информацию о положении в городе. В 1944 г. партизаны же переправили их через линию фронта. Анна Даниловна до глубокой старости прожила в Каржеманах, работала в колхозе.
Еще я хочу рассказать о судьбах М. А. Кяшкина и И. А. Юкаева.
Иван Андреевич Юкаев родился в деревне Петровка в 1920 г., призван в 1941 г. в Московской области. Проходил службу в составе 31-го отдельного автомобильного транспортного батальона. Перед Великой Отечественной войной батальон имел от 150 до 200 автомобилей ГАЗ-АА и ЗИС-5. С таким оснащением батальон должен был встречать войну. По плану командования Брестская крепость не предназначалась для ведения боя. В случае начала войны 31-й автобат, вместе с другими частями, должен был выходить из крепости.
22 июня в крепости оставалось около 120 человек от всего подразделения. Остальные вели обеспечение строительства 62-го Брестского укрепрайона – линии дотов, строившихся вдоль границы для её укрепления.
В момент нападения фашистов бойцы 31-го автотранспортного батальона одними из первых оказались под огнем противника. Казармы были накрыты дождем артиллерийских снарядов. Большинство солдат погибло в первые минуты войны. Оставшиеся в живых отчаянно пытались спасти технику. Техника горела, и вместе с ней заживо сгорали бойцы. Сгорали и их имена, их история.
У воинов 31-го автобата не было должного вооружения. В их задачу входило обеспечение перевозок военнослужащих, боеприпасов и других грузов. Именно поэтому, как вспоминают немногие оставшиеся в живых бойцы батальона, на вооружении были только карабины и 1-2 ручных пулемёта. Занятия проводились только с учебными карабинами, а к началу войны всё вооружение находилось на складе под печатью. Когда патроны кончились, бойцы перебрались в подвалы 333-го стрелкового полка.
А 23 июня Иван Юкаев уже попал в плен и на следующий день доставлен во фронтовой лагерь № 307 (Бяла-Подляска, Польша). Лагерный номер: 30113. Иван переведен в санчасть, где через шесть дней умер от перитонита. Похоронен в Польше (Люблинское воеводство, Демблин).
Сестра Ивана, Тявина Татьяна Андреевна (с. Ельники), рассказала о брате Иване и о судьбе их отца:
Отец не вступал в колхоз, его арестовали во второй половине 1930-х годов. Тогда арестовали несколько человек. Они все вместе попали работать на какую-то стройку около Минска.
Иван был старшим из сыновей. Работал в хозяйстве отца, а после его ареста уехал на заработки в Москву. У Ивана была невеста Ольга Тельнова, очень любила его. После войны она уехала в Куйбышев. Когда приезжала в Петровку, приходила к нам. Упадет мне на плечо и плачет. Очень хороший был Иван, добрый. Я его хорошо помню, жалко, нет фотографии.
Мы знали, что Иван служит в Брест-Литовске, оттуда от него приходили письма, но ни одно не сохранилось. Отцу в письме написали, что Иван служит от него не очень далеко. 22 июня в воскресенье отец собирался поехать к Ивану, уже договорился с начальником. Но утром начались бомбежки. Рабочие побежали кто куда, наши все бросились по ржаному полю к лесу, а отец остался под мостом. На мост попала бомба, мост сгорел. Отец погиб. Это рассказал Правосудов Никита, который был вместе с отцом на стройке. Он смог вернуться домой. От брата Ивана не было никаких вестей. После войны мы узнали о Брестской крепости и поняли, что он там погиб.
На примере этих судеб, я более ясно представила себе трагическое начало войны.
Узники нацистских лагерей
Я уже упоминала о том, что среди защитников Бреста и Брестской крепости были солдаты и командиры, попавшие в плен в первые дни войны. Однако, среди призывников 1939 года пленных, по имеющимся неполным данным, еще около 20 человек оказались в фашистской неволе.
Большинство не выжили, домой вернулись немногие. Об одних мне удалось найти некоторые сведения, о других – только упоминания (в списках умерших в плену) в документах Ельниковского военкомата за 1947-1948 гг. Работая с этими документами, я узнала, что в войну родственники получали на пленных извещения, как о без вести пропавших. Меня поразило число пропавших без вести – в некоторых списках их от 110 до 200 человек. Запросов от родных было так много, что в военкомате был специальный штамп «без вести пропал», который ставили напротив фамилии солдата. Лишь на очень немногих приходил ответ – «умер в германском плену» с указанием даты пленения и смерти. Почти все попали в плен в Белоруссии или на Украине в первые месяцы войны, а к концу 1941-го – началу 1942-го уже мало кто был в живых. Еще меньше тех, кто дожил до окончания войны. Расскажу о некоторых из них.
Белоусов Михаил Игнатьевич. Родился в селе Ельники в 1920 г. Окончил среднюю школу. Призван в Красную Армию 26 ноября 1939 года, служить попал в Белую Церковь (Украина) в школу младших авиационных специалистов. Стрелок-радист дальнего бомбардировщика Ил-4. Совершил 110 боевых вылетов на территорию врага. Награжден двумя орденами Красной Звезды.
Об этом писала в годы войны районная газета «Заря Коммуны» в апреле 1942 года:
26 февраля 1942 г. население села Ельники с радостью узнало, что их земляк, старший сержант военно-воздушных сил Красной Армии, Белоусов Михаил Игнатьевич, Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с фашистскими захватчиками и проявленную при этом отвагу и мужество, награжден орденом Красной Звезды. Через месяц, 29 марта 1942 года, он вторично награжден орденом Красной Звезды.
Но осенью 1942 года Михаил Игнатьевич попал в плен. О своем последнем полете он вспоминал:
Два раза мы ходили на Берлин удачно, вернулись без потерь. На третий вылет в ночь на 10 сентября 1942 года нам не повезло.
Над самой целью, во время бомбежки, зенитным снарядом перебило бензопровод левого мотора… и мы пошли домой на одном моторе, теряя высоту. Шансов на то, чтобы дотянуть до линии фронта или хотя бы до Белоруссии, было очень мало. Однако и при малых шансах решили идти, сколько можно на восток, к своим. В Белоруссии в то время было сильное партизанское движение, захватившее даже часть Прибалтики.
Как только встал мотор, штурман предложил прыгать. Командир приказал сидеть. Штурман сказал: “Садись, под нами озеро”.Как произошел удар, то есть падение машины в воду, я не помню – потерял сознание. Во время удара с меня слетел шлемофон, я ударился зубами о броневую плиту, что была подо мною, сломал верхнюю челюсть, получил сотрясение головного мозга и в придачу сломал правую ногу, которой уперся в подножку.
После падения остались в живых Михаил Белоусов и командир Ломов, остальные двое членов экипажа погибли. А потом пришли крестьяне из литовского хутора (недалеко от города Каунас), помогли выбраться из воды и сдали Белоусова и Ломова немцам.
Осенью 1942 года семья Белоусовых получила похоронку, которую я нашла в документах военкомата: «Ваш сын, воздушный стрелок – радист, старшина Белоусов Михаил Игнатьевич в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявил геройство и мужество, погиб смертью храбрых при выполнении боевого задания. Дата – 10 сентября 1942 года».
Родители Михаила не хотели верить, что их сын погиб. Мать пошла к гадалке в деревню Большой Уркат в семи километрах от Ельников. У крыльца ее дома толпилось много женщин. У всех были печальные лица, в руках они держали узелки: чем могли, благодарили гадалку. Некоторые выходили от нее со слезами. Некоторые – со светом надежды в глазах. Когда мать Михаила вошла в избу, гадалка посмотрела на нее и замахала руками: «Уходи, тебе здесь делать нечего. Живой. Холодная вода. Плохо ему».
Эту историю Михаилу рассказали, когда семья собралась за столом после его возвращения. Позднее Михаил Игнатьевич говорил работникам нашего музея: «Я атеист. Какая-то мистика – откуда неграмотная деревенская гадалка могла знать, что случилось со мной? Ведь на самом деле я упал в холодную воду и страдал в плену».
После освобождения из плена М. И. Белоусов был лишен наград, двух орденов Красной Звезды. С большим трудом поступил в Казанский университет, где ему, как бывшему пленному, долго не давали общежитие, хотя учился на «отлично». Получил профессию гидролога и долгие годы был «невыездным», то есть его не пускали за границу, хотя этого требовала профессия.
Малоземов Николай Федорович (1916 г. р.). Николай Федорович вспоминал:
Я начал свою трудовую деятельность с крестьянства. Работал с отцом, пахал, жал рожь, помогал по хозяйству – ухаживал за лошадью, коровой, пас гусей. Одним словом, приходилось делать все по хозяйству. Пошел в школу в 1927 году.
В Красную Армию Николай Федорович был призван в 1939 году. Служил в 27-м артиллерийском полку в Западной Белоруссии вместе со своим односельчанином Петром Куракиным.
С первых же минут военных действий полк отражал атаки противника. Силы были неравные, полк отступал. В бою у города Мосты (об этом бое он много раз рассказывал дочери Марии) Петр Куракин погиб, а Николай Федорович получил ранения в грудь, голову и руку. Раненых было много, их погрузили на чудом уцелевшие санитарные машины и оказали первую помощь. Решили пробиваться к своим, многие раненые нуждались в срочных операциях. Но пробиться не удалось. Машины были окружены и захвачены немецкими автоматчиками. Николай Федорович выжил и попал в лагерь в Норвегии. Пришлось испытать и голод, и северные пронизывающие ветры, и тяжкий труд. Свободу узники получили только летом 1945 года. Но до родного дома было еще далеко. В родное село Николай Федорович вернулся только после двух лет принудительных работ в Мурманске.
Дочь Николая Федоровича, Мария Николаевна, вспомнила историю, рассказанную ей отцом. Из этой истории стало ясно, почему он не погиб в плену:
В годы Первой мировой войны в некоторых селах около Ельников в богатых хозяйствах работали пленные австрийцы. Несколько человек работало в Каньгушах. По воскресным дням один из них по заданию хозяина ходил в Ельники на базар за покупками. Мой отец познакомился с ним и подружился. Вот только имени его не помню. Австриец бывал и у нас дома. Если обедали, то сажали за стол и его. Потом он уехал домой в Австрию.
В самом начале войны я служил в Белоруссии. Когда я оказался в плену, думал, умру. Нас переправили в Норвегию. Там работали на рудниках. Сильно страдали от голода и постоянных холодных ветров.
И вдруг один солдат охраны тайком от других стал совать мне в руку кусок хлеба. Оказалось, это был тот самый австриец, который увидел в моих документах название знакомого села. Так он и подкармливал меня. Если бы не он, я бы не выжил.
Но большинство узников лагерей не вынесли тяжелых условий лагерной жизни и умерли на чужбине. Мне удалось встретиться с родственниками некоторых из них.
Беляев Тимофей Петрович (1916-1941). Жил в селе Ельники. Тимофей и его жена Фёкла обвенчались в то время, когда началась коллективизация, жили небогато, работали в колхозе, а зимой ткали рогожи, продавая на рынке сшитые из них кули. Фёкла родила пятерых детей, но в живых осталась только дочка Аграфена, которая появилась на свет в 1935 году.
Наступила осень 1939 года. 23 ноября Фёкла проводила мужа в армию.
Весной 1940 г. он прислал домой фотокарточку, на которой запечатлены четверо солдат – на стульях сидят двое однополчан (имена не известны), стоят – Тимофей Беляев (слева) и Николай Малоземов (справа), соседи и друзья с детства. Избы Николая и Тимофея стояли напротив друг друга, окошко в окошко. О Малоземове Николае Федоровиче я уже написала. На обратной стороне фотографии Тимофей написал: «Адрес мой новый. Действующая армия, сортировочный пункт №3. Полевая почтовая станция № 115/333 с. п., батарея 45/мм». На основании надписи можно предположить, что после призыва в армию Тимофей находился в учебной части, где выучился на артиллериста. А после окончания обучения был направлен на службу в 333 стрелковый полк – «адрес мой новый… 333 с. п., батарея 45/мм». Известно, что 333 стрелковый полк располагался в Брестской крепости. Стало быть, служил Тимофей близ самой границы с Польшей.
А потом началась война. Письма от Тимофея перестали приходить. Позднее Фёкла Петровна получила извещение, в котором о судьбе мужа не было никакой ясности: «пропал без вести».
Аграфена Тимофеевна Серёгина (75 лет), дочь Тимофея и Фёклы, до сих пор помнит военное детство: глядя на фотографию отца, мама часто плакала. Девочка не могла понять причину маминых слёз и спрашивала: «Мама, мама, почему ты плачешь?» Что могла объяснить ей Фёкла, не вдова, не солдатка… Она только повторяла: «Поживешь подоле, узнаешь поболе!»
Родные долго не знали, что Тимофей попал в плен под Белостоком в первые дни войны и умер в плену 10 ноября 1941 года.
На стене Фёкла повесила в рамочке семейный портрет – фотомонтаж, вдовий знак послевоенных лет, хоть на портрете вместе с мужем. Фотографии мужа Фёкла бережно хранила. Не смят ни один уголок.
Об остальных умерших в плену – только короткие записи в военкоматовских «Делах».
В годы войны отношение к военнопленным было почти как к нарушившим воинскую присягу преступниками. Однако, в соответствии с объявленной 7 июля 1945 года амнистией, военнопленные рядового и сержантского состава демобилизуемых возрастов были отпущены по домам. Но по негласному указанию все они обязаны были каждые два месяца регистрироваться в местных органах НКВД.
Только с переменами в стране отношение к военнопленным изменилось. 14 января 1993 года Верховный Совет Российской Федерации принял закон «Об увековечении памяти погибших при защите Отечества», согласно которому подлежит увековечению память о погибших в ходе военных действий при выполнении боевых задач и умерших от ран и о погибших в плену, в котором оказались в силу сложившейся боевой обстановки и не утратили своей чести и достоинства, не изменили Родине.
24 января 1995 года был принят указ президента Российской Федерации № 63 «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриируемых в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период». Бывших советских военнопленных только через 50 лет после окончания войны признали ее ветеранами. Жаль, что об этом не узнают погибшие в плену. Да и многие вернувшиеся живыми из того ада об этом не успели узнать, не дожили…
Павшие в боях за Родину
Я уже писала о призывниках 1939 г., погибших при обороне Бреста и Брестской крепости и умерших в плену. В книге «Память. Мордовия» перечислены имена ещё 71 призывников 1939 г., погибших в боях. О восьмерых из них мне удалось собрать некоторые сведения.
Среди них – Чумаков Алексей Иванович. Родился в селе Ельники. В 1938 г. с отличием окончил Ельниковскую среднюю школу. Это был самый первый выпуск. Потом учительствовал и заочно учился в Мордовском пединституте. Женился. Жена Полина успела родить двух дочерей. Осенью 1939 г. Алексей Чумаков был призван на срочную службу. Письма жене писал нежные, иногда в стихах и неизменно заканчивал словами: «Береги девочек. Жди. Я вернусь».
С первых месяцев войны письма от Алексея перестали приходить. Напрасно ждали Чумаковы от почтальона хороших вестей. Весной 1943 г. они получили казенное извещение: «Ваш муж и отец, красноармеец А. И. Чумаков пропал без вести».
«Без вести не пропавшим» Алексей Иванович стал благодаря своим дочерям и сестре Полине. Они спустя годы начали поиски своего отца и брата. После долгих лет запросов и ожидания они узнали, что с мая 1942 до апреля 1943 года Алексей Иванович воевал в партизанском отряде Ф. С. Данченкова в Брянской области. За участие в боевых операциях Алексей Иванович был награжден медалью «Партизан Отечественной войны» II степени.
Его товарищ по оружию Г. Н. Кондратенко в своем письме описал последний бой Алексея Ивановича: «В тридцати километрах от базы нашего отряда проходила шоссейная дорога Брянск – Рославль. Немцы готовили наступление и перебрасывали по этой дороге технику. Нам было приказано взорвать мост через глубокий овраг, чтобы нарушить движение вражеского транспорта. Мы обошли немецкие и полицейские посты, уничтожили охрану и взорвали мост. Неподалеку от поста находился вражеский дот. Когда мы стали отходить, из дота на нас обрушился огонь. Чумаков схватил ручной пулемет, подбежав к доту ближе, стал стрелять по нему. В это время по шоссе подошла колонна примерно из десяти танков. Танкисты открыли пулеметный огонь и сразу сразили Алексея…»
В Бочарах, недалеко от стоянки отряда, на братской могиле сейчас установлен памятник. На нем высечены имена всех погибших партизан. В том числе и А. И. Чумакова.
К сожалению, о большинстве погибших в боях, я не имею никаких сведений, кроме тех, которые перечислены в книге «Память. Мордовия». Там приведены и имена призывников осени и ранней зимы 1939 года, которые геройски погибли в боях за Родину: всего 63 человека. В числе погибших – 42 человека из команды № 2674. Это те, кто служил на территории Белоруссии. У многих даже не указаны места гибели, просто – «Погиб в бою» и неполная дата – месяц и год, нет даже числа. Так велся, а можно сказать – не велся, учет безвозвратных потерь, то есть погибших солдат.
Почти все погибли в первые месяцы войны, лишь единицы – в 1943 и 1944 годах.
Вернувшиеся с Победой
Когда я начала писать работу, сразу подумала: а дожил ли кто-то до наших дней из того призыва? Оказалось, что всего один из 291 призывника. Это Богомолов Илья Семенович, который пережил все военные тяготы и живет по сей день в деревне Новодевичье. Мы поехали туда 3 сентября.
Когда мы вошли в дом, Илья Семенович ждал нас (мы заранее созвонились) и стоял у порога. Несмотря на свой возраст (92 года) и больные ноги, он не только ходит по дому, но и выходит на прогулки.
Мы сели за стол – и потекли воспоминания.
О дне призыва, 24 ноября 1939 года, Илья Семенович рассказал так:
24 ноября меня и еще несколько моих односельчан забирали в армию. До Краснослободска нас везли на лошадях. Колонна была небольшая, всего шесть лошадей с телегами. Хорошо помню, что один из призывников спрыгнул с телеги и кубарем покатился под обочину. Потом встал, отряхнулся и побежал. Видно уж очень ему служить не хотелось, но скоро его поймали и обратно в телегу посадили.
Когда мы приехали в Краснослободск, нас усадили в грузовики (тогда были «Полуторки» и «ЗИСы»), и до станции Ковылкино мы уже ехали на машинах. Затем нас всех распределили по вагонам, и мы отправились в Москву. Из Москвы – в Белоруссию, в город Бобруйск. От Москвы ехали почти три дня. В поезде нас не кормили. Еда была у всех своя. Но с едой-то мы еще кое-как разобрались, а вот с топливом дело было хуже. По ночам уже начались заморозки, и в вагонах мы замерзали. Вот и приходилось нам, как только утихнет стук колес, спрыгивать с поезда и искать всё, что можно было сжечь. В вагонах ехали юноши из разных уголков Советского Союза. Мне повезло – в одном вагоне со мной ехал Макаев Иван Павлович, мой земляк.
Довоенная специальность определила службу Ильи. До призыва в армию он работал в Ельниковской МТС трактористом. Когда призывники приехали в Бобруйск, были распределены по командам. Илья попал в команду №2 741. Их направили в город Лида, расположенный неподалёку от границы с Литвой.
Илью назначили заведующим складом запасных частей для танков и военных машин. Направили в Белоруссию, в город Гродно на реке Неман, недалеко от границы с Польшей на строительство укрепрайона. Илья вместе с другими солдатами строил блиндажи для командного состава. Валили лес, настилали бревна и засыпали их землей. Так прошел год.
Война и застала Илью Богомолова именно в этом укрепрайоне. В ночь на 22 июня укрепрайон был обстрелян немцами из огнеметов. Илья Семенович рассказал:
Я как раз был на дежурстве. Никто не ожидал нападения. Наступила ночь. Все уже спали в палатках. Когда немцы стали нас обстреливать, от нашего лагеря в считанные минуты не осталось ни единого живого места. Всё было в огне, многие солдаты и офицеры погибли. От всей роты осталось только 11 солдат и один старший лейтенант.
После обстрела выжившие солдаты двинулись на восток, к своим. Двигались медленно. Когда дошли до реки Чара и притаились в кустах, наблюдали такую картину: мальчик лет пятнадцати переправлял через реку немцев. Лейтенант послал двух человек на разведку. Когда те вернулись и сообщили, что немцы ушли, двинулись к реке, чтобы переправиться на другой берег.
Илья Семенович вспоминает:
За несколько дней до этого в рукопашном бою мы уничтожили пятерых немцев, поэтому оружие у нас было. Дальнейшую дорогу мы продолжали уже с автоматами в руках. Переправившись через реку, увидели хутора и решили зайти в один из них. Постучали в дверь. Вышел молодой парень. Увидев нас, он завел всех 12 человек в сарай, принес большую буханку хлеба и большой кусок сала. Потом юноша вынес приемник, и мы узнали, что немцы ушли далеко на восток. Приемник раскрыл нам глаза.
На нас было летнее обмундирование, а ночи были уже прохладными, нам нужна была теплая одежда. И как по заказу паренек принес двенадцать брюк и рубашек. Раздал нам и говорит: “Не ходите дальше. Нечего вам за войсками гоняться. Переждите зиму лучше на хуторах”.Он рассказал нам, в какие семьи идти и мы отправились на свое новое временное место жительства.
Я попал к старику Михаилу и старухе Матрене. Поначалу, когда на хутор приходили немецкие полицаи, я прятался в лесу, на что старуха мне сказала: «Да не бегай ты по лесам, не прячься. Брат мой – староста здешний. Не тронут они тебя». Так я и остался жить в этой семье до весны.
9 апреля все двенадцать человек собрались вместе и стали думать, что делать дальше. Четырех солдат послали в разведку. Но, к сожалению, разведчики не вернулись. В доме, в который они зашли, им дали еды и водки, а тем временем сообщили о них немцам. Их расстреляли. Надежды дойти до линии фронта не было.
Илья Семенович продолжал рассказ: «Мы вошли в партизанский отряд, в котором были местные жители и такие же, как мы, солдаты. Меня назначили политруком роты. У нас все было, как в действующей армии: роты делились на взводы, а взводы в свою очередь на отделения. Вскоре объединились вместе три отряда, и возник партизанский отряд имени Буденного. Так и воевали более двух лет».
13 августа 1944 года отряд имени Буденного соединился с Красной Армией. Партизан собрали в Минске. К тому времени Минск был полностью разрушен. Стали спрашивать, у кого какие должности и специальности. У Ильи Семеновича на руках была справка о том, что на протяжении всего военного времени он был политруком роты. Также он сообщил, что до войны получил специальность тракториста и в довоенные годы работал в МТС.
Илья Семенович рассказывает:
Мне дали 18 тысяч рублей и отправили в город Зельно для организации новой МТС. Со мной еще поехал Андрей из города Орла. МТС мы организовали в помещичьей усадьбе: там и здание хорошее и площадь большая, да и дров было достаточно, чтобы зиму пережить. Мы поднимали затопленную военную технику со дна рек.
Осенью я пошел к директору Давыдову А. П. и говорю: “Я взят на войну в 1939 году, с тех самых пор родные обо мне ничего не знают. Можно ли мне в отпуск на 10 дней?” Директор поколебался немного, но отпустил меня. Дал мне денег на дорогу (не знал он, что мне 18 тысяч дали) и сказал: “Даю тебе 10 дней. Без дороги. Езжай. Навести родных». На следующий день я собрался и уехал”.
Из призывников 1939 года Илья Богомолов был одним из немногих, кто ушел в армию женатым. В семье росла дочка Маша, рожденная в 1938 г. Когда Илья Семенович приехал в конце 1944-го года домой, дочка, увидев незнакомого мужчину, спросила у мамы на мордовском языке: «Авай, тя кие?» (мама, это кто?), на что мать ответила: «Это, доченька, отец твой». Девочка долго дичилась, но потом привыкла к отцу.
Отпуск пролетел быстро. Илья Семенович вернулся в Зельно. Но мечтал вернуться домой. В 1946-м году дали, наконец, месячный отпуск. Побыв рядом с семьей, решил остаться дома: МТС в Зельно в основном восстановлена, будет и без него работать, а дома дел – непочатый край.
Вскоре в доме появились милиционеры. Они приехали по запросу из Зельно. Ехать назад в Белоруссию Илье Семеновичу не хотелось, он уговорил милиционеров хотя бы на минуту заехать в Ельниковский райисполком.
Закончилась его история так:
Зайдя в кабинет председателя райисполкома Варварина, я настойчиво стал просить, чтобы меня оставили дома. Сказал, что у меня есть специальность тракториста-механика и до войны я работал в МТС. Услышав, что в селе будет новый специалист, председатель очень обрадовался и сразу сказал, что я могу приступить к работе прямо сегодня, даже могу идти на свое рабочее место прямо сейчас.
За дверью стоял наряд милиции. Но и этот вопрос был решен. Варварин приказал секретарю отправить в Зельно телеграмму примерно такого содержания: «Богомолов Илья Семенович трагически погиб». Так и остался он на родине.
* * *
Подведу итог моей работы о призывниках 1939 года.
Мною установлено, что всего был призван 291 человек из Ельниковского района. Призывники 1939 года попали служить в города Белосток, Белую Церковь, Брест и Брестскую крепость, Могилев, Владивосток, Псков, Хабаровск.
Из 291 призывника мне удалось узнать о судьбе 131 человека, из которых 111 составляют безвозвратные потери:
погибли в боях – 71 человек;
были узниками нацистских лагерей и умерли там – 18 человек;
без вести пропали – 22 человека.
Из 131-й установленной судьбы мне удалось собрать материал о 20 призывниках, вернувшихся домой. Из них ныне жив только один – Богомолов Илья Семенович.
Судьба остальных призывников осени 1939 г. (160 человек) – неизвестна. Я думаю, что соотношение оставшихся в живых и погибших из этого числа будет, скорее всего, таким, как и у тех, о которых мне известно.
Конечно, мне хотелось проследить судьбу всех призывников, но большинство из них, 1918-1919 годов рождения, уходили в армию неженатыми и потомства после себя не оставили.
Трудности моего поиска были еще и в том, что многие деревни, из которых они призывались, обезлюдели и в них давно никто не живет. Поэтому поиск их родственников заходит в тупик. И к тому же 71 год с тех пор прошел. Много разных событий произошло. В послевоенные годы часто случались пожары. Родственники некоторых призывников говорят: «Были и письма, и фотографии, да всё сгорело».
Когда я собирала материал о призывниках 1939 года, меня не покидала мысль о том, что все они погибли очень молодыми. Если бы не война, они бы могли прожить долгие жизни.
Похоронки за 1941–1945 гг. в архиве военкомата едва уместились в четырех толстых папках. Какое горе они несли в семьи! Читая похоронки, я обратила внимание на то, что в первых строчках каждой из них стояли слова «Ваш муж» или «Ваш сын», а дальше – «В бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество был убит…» Получив похоронку, жена становилась вдовой, дети сиротами, а престарелые родители лишались своей надежды и поддержки.
Когда моя работа уже была завершена, удалось найти фотографию Нечаева Алексея Васильевича, еще одного призывника 1939 года. Это послевоенный фотомонтаж, сделанный фотографом по заказу матери, потерявшей на войне своего сына. Обычно на таких монтажах – солдатская вдова с погибшим мужем, а на этой мать соединила двух сыновей: Алексея, погибшего в 1942 году под Ленинградом, и Николая, который отслужил в армии уже после войны. Фотография висела в доме на стене, и матери казалось, что погибший Алексей тоже рядом, как и Николай.
Наталья Семелёва
с. Ельники, Мордовия
Научный руководитель: Е. В. Никишова