г. Тула, 10-й класс,
научный руководитель П. В. Понарин
Все документы и материалы, рассмотренные ниже, до недавнего времени находились под грифом «совершенно секретно», и доступ к ним мы получили совсем недавно — в середине 90-х годов XX века. Прежде всего, это документы фонда Р-1368 Государственного архива Тульской области (ГАТО) под названием «Управление Проверочно-Фильтрационного Лагеря № 0308 НКВД СССР». Эти абсолютно новые для нас источники позволяют восстановить повседневную жизнь заключенных, их быт, настроения и, что особенно важно, отношение спецконтингента к сталинскому режиму и войне. Документы позволяют также ответить на вопрос, «кто и как охранял лагерь», потому что сквозь скупость официальных докладов, отчетов и директив пробиваются реальные факты и лица охранников.
Несмотря на прошедшие десятилетия, для всего российского общества это новая, неизведанная и неизученная тема. Не должны эти материалы так и пылиться на полках, никому не нужные и не востребованные. Они помогут рассказать правду о жизни в таких вот лагерях в военное время.
Я думаю, что эта тема позволит разобраться в том, что творится в подобных проверочно-фильтрационных пунктах, возникших спустя полвека на территории Северного Кавказа, понять, что нарушение прав и свобод человека на территории многострадальной Чечни имеет давние корни. Те «нововведения», которые практикуются по отношению к узникам современных «фильтров», были придуманы не сейчас, а энкавэдэшниками в 1941–1945 годах.
Для меня история ПФЛ № 0308, существовавшего в 1944–1946 годах на территории Тульского края, стала обратной стороной войны, темной и очень неприглядной. Думаю, что сегодня многим людям в нашем российском обществе в преддверии 60-летия Победы во Второй мировой войне не хотелось бы вспоминать, что в глубоком тылу советской армии был ГУЛАГ и были проверочно-фильтрационные лагеря, была рабская сила под названием «спецконтингент», строившая шахты, комбинаты, заводы и фабрики. Получается очень неудобная картина войны, ломающая привычное отношение к войне: «плохие фашисты, хорошие наши». Оказалось, что и «наши» были разными.
ЧТО ТАКОЕ ПФЛ № 0308?
Лагерь был создан в 1944 году, но первые лаготделения появились в конце 1943 года. После создания он довольно быстро развивался. На основании архивных документов можно установить, что к 1 февраля 1945 года лагерных подразделений насчитывалось десять. Центр лагеря находился в городе Туле (18-е лагерное отделение). Лагерные отделения находились от центра (Управления) на расстоянии от 12 до 72 км.
Основной вид производимых работ — это работа в шахтах по добыче угля. Лаготделеления расположены от шахт на расстоянии от 150 м до 2 км. Работа велась по восемь часов в три смены. Жилье было: бараки и землянки
[fn]ГАТО. Ф. Р 1368. Оп. 3. Д. 5. Л. 1 (далее ссылки приводятся без указания названия архива номера фонда)[/fn]
.
К концу февраля в ПФЛ находятся уже 8563 человека, из них женщин — 357 человек, детей — 10. Лаготделение № 18 в Туле было единственным строительным подразделением ПФЛ и одновременно являлось пересыльным пунктом.
Численность спецконтингента постоянно изменялась — то возрастала, то убывала.
В июне 1945 года насчитывалось 9 лагподразделений с общей численностью 9330 человек, из них 10 женщин. Это был своеобразный апогей в истории ПФЛ. Возможно, освобождение западных территорий приводит к увеличению числа лиц, которых стоило «проверить» и «отфильтровать».
Осенние и зимние месяцы 1945 и 1946 годов в лагере выдались нелегкими, что отразилось на численности обитателей концлагеря: сокращаются лагерные отделения и уменьшается количество заключенных. В октябре было пять лагерных отделений (6247 человек), которые обитали в 47 утепленных деревянных палатках, 14 землянках, 7 бараках каркасно-засыпного типа. В ноябре-декабре происходит сокращение лаготделений с пяти до трех.
Землянки, бараки, палатки… а можно ли было жить в таких условиях? Что же на самом деле представлял собой проверочно-фильтрационный лагерь №0308? Посмотрим, что говорят обнаруженные документы. 5 ноября 1945 года начальник Санитарного отделения лагеря капитан медицинской службы Токарева сообщает начальнику лагеря полковнику Ходасу об ужасающем санитарном состоянии двух лаготделений — 11-го и 24-го:
«Лагерное отделение (11-е. — Н. М.) состоит из двух зон. Территория обеих зон из-за отсутствия твердого покрытия крайне загрязнена. Спецконтингент грязь с территории заносит в общежития (палатки и землянки), которые из-за резкого недостатка воды не моются. Спецконтингент в течение последних двух месяцев в бане не мылся, стрижка волос не производилась в течение последних двух месяцев — почти все найдены заросшими и грязными… Все лично мною проверенные на вшивость в выборочном порядке оказались массово завшивленными… Из-за завшивленности и загрязненности спецконтингент поражен в значительном количестве кожными заболеваниями, что ведет к его ослаблению и потери трудового фонда.
Мною было проверено питание. Во время пробы 3 ноября в завтрак установлено, что пища была приготовлена плохо, а именно суп приготовлен из неочищенной и частично гнилой картошки и поэтому имел кисло-гнилостный запах и был крайне неприятным на вкус…
На лагерном отделении очень много больных (до 40 человек), точное количество выявить не представилось возможным (так как они помимо стационара находились непосредственно в бараках и не были учтены).
Несмотря на такое количество тяжелых больных и отсутствие возможности лечить их в условиях лаготделения, больные в центральный лазарет лагеря не доставляются»[fn]Оп. 3. Д. 4. Л. 9[/fn].
Такая же картина была и в лаготделении № 24. Лагерный врач Токарева отмечала в своем рапорте, что больных никто не госпитализирует. Из 137 человек, находившихся в оздоровительной команде, большинство (дистрофики) нуждалось в немедленном помещении в лагерный лазарет, иначе они могли умереть.
Я думаю, что именно такие жуткие условия приводили к уменьшению численности обитателей лагеря, способствовали превращению здоровых людей в неизлечимо больных «доходяг».
На основании документов можно сделать также вывод, что численность ПФЛ прямо зависела от событий на Восточном фронте: он пополнялся по мере продвижения советских войск на Запад. Заключенные лагеря в течение 1944–1946 годов использовались на самых тяжелых работах. Лагерь состоял из отделений, многие из которых располагались далеко от Тулы, и, таким образом, ПФЛ № 0308 не только входил в обширную империю ГУЛАГа, но и являлся своеобразным «государством» на территории Тульской области. Большинство обитателей ПФЛ составляли бывшие военнослужащие, оказавшиеся в немецком или финском плену.
Интересно, что в состав спецконтингента входили также женщины и дети, особенно много их находилось в лагере в феврале 1945 года — 357 человек. Возможно, это были жительницы оккупированных территорий, заподозренные в связях с немцами, или советские женщины, служившие в частях Красной Армии и попавшие в плен.
Помимо них в лагерном отделении № 12 (село Бегичево под Богородицком) содержались крымские татары. Крымские татары составляли также основу 11-го и 25-го лаготделений. Были и представители мирного, гражданского населения, пережившего оккупацию.
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ «СПЕЦКОНТИНГЕНТА»
«Спецконтингент» ПФЛ № 0308, как я уже упоминал выше, работал в основном на шахтах по добычи угля или на стройках. Рабочий день делился на три смены по восемь часов. От лагеря до шахты было как минимум 2–3 км пути, который заключенные проделывали пешком, без какой-либо теплой зимней одежды.
Скупые слова документов позволяют восстановить картину ужасающей лагерной повседневности.
Лагерный рацион был скудным. Вот пример того, чем питались заключенные. По лагерям ГУЛАГа в июне 1944 года была разослана директива, которая предписывала лагерному начальству следить за питанием спецконтингента: «В связи с наступлением летнего периода и направлением значительных групп военнопленных на работы в подсобные хозяйства и на лесозаготовки, а также в связи со сбором грибов для заготовки на зимний период, имеется реальная угроза отравления ядовитыми грибами со смертельным исходом, в случае поедания таковых военнопленными, при ослаблении надзора со стороны охраны и непринятием срочных мер по оказанию неотложной помощи со стороны медсостава»[fn]Оп. 3. Д. 1. Л. 25[/fn].
В другой директиве от 20 июня 1944 года говорилось, что с наступлением весенне-летнего периода в нескольких лагерях зарегистрированы случаи отравления военнопленных со смертельным исходом корнями, стеблями и листьями дикорастущих ядовитых растений, например, веха ядовитого. Корень веха ядовитого по виду напоминает редьку. Вкус листьев и корня напоминает петрушку. Поэтому его и принимали за съедобное растение. Что же предлагалось делать командованию лагеря?
«Провести разъяснительную работу среди военнопленных о недопустимости употребления в пищу растений без разрешения врачебного надзора…
Предупредить военнопленных, что при обнаружении случаев употребления ими дикорастущих растений, будут применены по отношению к ним меры дисциплинарного воздействия»[fn]Там же. Л. 27[/fn].
А в отчетах начальники лаготделений стремились показать, что с питанием в их зонах все обстоит благополучно. Я обнаружил, что с осени 1945 года происходит медленное ухудшение физического состояния заключенных. Отчеты санитарного состояния лаготделений за каждый новый месяц начинаются со слов: «… мы имеем по сравнению с предыдущим месяцем ухудшение физического состояния спецконтингента…»
Конечно, это объяснялось ухудшением питания, происходившим вследствие того, что лагерь снабжали со значительными перебоями. Вместо жиров, мяса и рыбы, как правило, привозили неполноценные заменители (в основном яичный порошок), мерзлый и порченый картофель. Кроме того, отсутствовала какая-либо одежда и обувь по сезону. Лагерные врачи считали, что простудные заболевания были особенно характерны для заключенных из прибалтийских республик (преимущественно латышей), а в таких условиях простудные заболевания и даже небольшие травматические повреждения вели к различного рода осложнениями, к инвалидности и нередко к смертельному исходу.
На лагерных отделениях № 11 и 12 при тресте «Скуратовуголь» ощущался острый недостаток воды (использовалась техническая или дождевая вода). Это приводило к росту числа кожных заболеваний, таких как пиодермия, фурункулез.
Заключенных использовали на работах без выходных. Если учесть, что на некоторые шахты приходилось идти 2–3 километра, а также ожидать выхода на поверхность всех работающих, то занятость на работе увеличивалась с восьми до десяти часов.
Тяжелая работа, усугублявшаяся непогодой (холод, распутица), подкашивала даже самых выносливых заключенных, входивших в группы № 1–2 (самые здоровые, способные работать в шахте): «… особенно отразилось ухудшение физического состояния на самой полноценной 1-й категории, в которой соотношение к общему числу 53% в декабре 45-го года снизилось до 36% в январе 1946 года»[fn]Оп. 3. Д. 8. Л. 2[/fn].
Это означало, что 3-я категория (крайне ослабленные) стала еще более многочисленной. Она составляла 338 человек. Эти люди использовались для нужд лагеря или на поверхностных работах на шахтах: «…хотя и более легких, но, учитывая плохую одежду и обувь, поверхностные работы в зимних условиях являются трудом также тяжелым».
Повседневным явлением стала дистрофия среди заключенных.
Начальник САНО ПФЛ Токарева, одна из немногих, кто била тревогу в декабре 1945 года:
«На мое имя продолжают поступать рапорта от начальника Санчасти 11-го лагерного отделения, что начальник лаготделения майор т. Пятышев не представляет транспорта для направления больных в Центральный лазарет, вследствие чего больные умирают в то время, как в условиях лазарета их можно было бы спасти.
Одновременно я имею сигналы о том, что количество дистрофиков и ослабленных на 24-м лагерном отделении и особенно, на 11-м лагерном отделении непрерывно растет.
Начальники лаготделений игнорируют Ваши указания, выводят дистрофиков на работу.
При таком положении это может дать в ближайшие дни катастрофически высокую смертность.
Учитывая, что начальники лагерных отделений № 11 и № 24 не ведут действенной борьбы за сохранение физического состояния контингента, что может, в конечном счете, привести к массовой смертности (особенно 11-е лагерное отделение)…»[fn]Оп. 3. Д. 4. Л. 13[/fn].
По данным врача Токаревой в октябре 58% больных заключенных умирали непосредственно на лагерных отделениях и даже имелись случаи смертности не в стационарах, а непосредственно в бараках (на 11-м и 12-м лагерных отделениях). В своем подавляющем большинстве больные доставлялись в центральный лазарет в таком запущенном состоянии и с таким запозданием, что это влекло за собой очень длительное лечение, а в отдельных случаях поздняя доставка в центральный лазарет (с воспалением легких, дизентерией и другими тяжелыми болезнями) приводила к смерти в первый же день поступления.
Токарева считала, что своевременное направление больных в центральный лазарет лагеря, бесспорно, сократило бы количество смертельных исходов, так как стационары санчастей на лагерных отделениях «не полностью приспособлены к лечению тяжелобольных», а, по-моему, там просто не лечили. Начальники лагерных отделений не давали транспорт. По мнению Токаревой, смерть заключенных непосредственно в бараках являлась совершенно недопустимой и по каждому случаю такой смерти необходимо назначать расследование с привлечением виновных в негоспитализации умерших к самой строгой ответственности. Могло ли это осуществиться на практике? Представляла ли ценность жизнь «изменников родины»?
Начальник САНО Токарева, по-видимому, старалась честно выполнять свои врачебные обязанности и спасала заключенных. Возможно, что выжившие в ПФЛ № 0308 были благодарны именно ей за медицинскую помощь, терпение и настойчивость. Однако смертность в лагере росла стремительно и в итоге стала обыденным явлением (в месяц умирало 50 человек, по официальным данным, но, сколько было нерегистрированных смертей, никто не скажет).
Настоящим бедствием для лагеря стала эпидемия брюшного тифа. А почему это произошло?
Документы свидетельствуют, что кипяченой воды не было, уборные для спецконтингента и личного состава также были переполнены и не очищались. Дрова для топки бань отсутствовали, и больных невозможно было помыть перед тем, как положить в лазарет. В некоторых случаях наблюдалась такая картина. Из акта об обследовании 8-го лаготделения:
«Отбросы и нажига высыпаются около корпусов. …Мусорных ящиков нет. Помойной ямы не было и нет.
Уборные переполнены, фекальные массы разлиты по территории в 1,5 метрах от уборных, что способствует обильному выплоду мух, распространению заразных желудочно-кишечных заболеваний и зловонию на территории зоны.
…Все щели нар забиты клопами. Борьба с клопами не ведется, в корпусах грязно.
…Оконных форточек нет»[fn]Оп. 3. Д. 4. Л. 46[/fn].
Клопы, вши, нехватка медикаментов — все это приводило к распространению брюшного тифа и других инфекционных заболеваний. Хотя руководство ГУЛАГа придерживалось того мнения, что инфекционные болезни могут быть умышленно занесены в глубь страны врагом, а потому необходимо проявлять бдительность в борьбе с инфекцией, прежде всего с сыпным тифом, который именовался в шифрах инфекционных заболеваний под номером пять[fn]Оп. 3. Д. 7[/fn].
В апреле 1946 года в ПФЛ № 0308, на 18-м лаготделении, разразилась эпидемия брюшного тифа[fn]Оп. 3. Д .3. Л. 11–11 об[/fn]. Лагерь угрожал всему городу, и, чтобы локализовать инфекцию, в городской больнице Семашко для заключенных было выделено 35 мест. Ликвидация брюшного тифа шла медленно, люди умирали, и руководство лагеря вынуждено было принять строгие меры: был создан эпидемотряд, под домашний арест отдан начальник санотделения 24-го лаготделения Соловейчик, начальнику лаготделения майору Скосарю обещано привлечение к судебной ответственности. Их лаготделение считалось, по документам, рассадником инфекционных заболеваний. Можно представить, что там творилось!
Да и в целом ПФЛ был, можно сказать, гиблым местом. Отдельного изолированного помещения для инфекционных больных лагерь не имел: помещались они в одном здании со здоровыми, но только с той разницей, что для больных было выделено семь камер с отдельным входом. Причем в этих семи камерах размещались не только инфекционные больные, но и терапевтические и хирургические. Полной изоляции больных от здоровых не было: здоровые военнопленные свободно заходили к больным. Не редки были случаи, когда после общения с ними отправлялись на кухню, где готовилась пища. Кухня для приготовления пищи находилась в антисанитарных условиях, она представляла собой проходную в помещение для жилья. Повара и их помощники спецодеждой обеспечены не были. На кухню обычно заходило много посторонних лиц.
433 человека находились в лазарете. Из них у половины одни и те же заболевания. Их всего два: дистрофия да воспаление легких, от того что даже хоть какой то зимней одежды не было. А потом смерть, так как ослабленный дистрофией организм просто не мог справиться с болезнью. Да и лекарств не хватало, лазарет постоянно был переполнен. Он вмещал в себя вдвое меньше, чем в нем обычно находилось заключенных. В ноябре «количество коек» в центральном лазарете, который находился на 18-м лаготделении, составляло 220, а болело вдвое, а иногда и втрое больше. Получается, что люди спали друг на друге.
В лагере не было самого элементарного, того, что необходимо человеку для выживания — то есть одежды, одеял, лекарств и т.п. Люди, помещенные в лагерь, могли надеяться только на свои силы, им приходилось выживать. Мало того, спецконтингенту приходилось еще работать и перевыполнять план.
«ПОЛИТИКО-МОРАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ СПЕЦКОНТИНГЕНТА В ОСНОВНОМ ЗДОРОВОЕ…»
Обитатели ПФЛ № 0308 находились под жестким идеологическим контролем, так как, по мнению лагерного начальства, должны были искупить свою вину перед Родиной бескорыстным трудом и преданностью политике партии и правительства, а для этого они должны были стать настоящими советскими гражданами. Основной задачей лагерных «воспитателей» являлось «оздоровление политико-морального состояния заключенных, искоренение пораженческих и антисоветских настроений среди спецконтингента».
Из отчета о проделанной политико-воспитательной работе по лаготделению № 8 за июнь 1944 года со спецконтингентом: «Политико-воспитательная работа со спецконтингентом лаготделения проводилась вокруг вопросов выполнения плана по добыче угля, освоения производства вновь прибывшим составом, развития соцсоревнования и стахановского движения…»[fn]Оп. 3. Д. 10. Л. 1[/fn]
Каким же на самом деле было «политико-моральное состояние спецконтингента», находящегося в проверочно-фильтрационном лагере № 0308 в годы Великой Отечественной войны?
Ежеквартальные отчеты и доклады о политико-моральном состоянии и трудовой дисциплине среди бывших военнослужащих или спецконтингента, исправно предоставляемые начальниками лаготделений начальнику лагеря полковнику Ходасу, помогли мне ответить на этот вопрос.
Прежде всего, хотелось бы рассказать о той идеологической обработке, которой подвергались заключенные лагеря.
Главное, заключенных заставляли изучать произведения Сталина. Всех обязывали читать его книгу о Великой Отечественной войне, а также доклад «отца народов» к 26-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции от 6 ноября 1943 года и непременно историческое «выступление по радио т. Сталина 3.VII. 41 года»: «В помощь углубленному изучению книги тов. Сталина для всего коллектива б. военнослужащих проведены доклады, беседы, лекции, политинформации и т.д.: докладов за этот период проведено 4»[fn]Оп. 3. Д. 9. Л. 1[/fn].
Для «воспитания» заключенных использовались и массовые мероприятия, прежде всего митинги. Митинги за колючей проволокой проводились обычно к датам. Например, «26-я годовщина Великой Октябрьской Революции», «20 лет без Ленина под водительством т. Сталина по Ленинскому пути», «26-я годовщина РККА», «Год коренного перелома в ходе войны». Восемь митингов за квартал было проведено на тему освобождения советских городов от немецко-фашистских оккупантов.
Очень популярной формой работы со спецконтингентом были беседы на историко-патриотические темы, в том числе о Великой французской революции, 9 января 1905 года, а также политинформации, беседы, читки газет.
В своих квартальных отчетах лагерные начальники пытались показать, что жизнь в лагерных отделениях ничем не отличалась от жизни на воле. Также демонстрируются популярные кинокартины о прославленных революционерах и народных героях или комедии, ставятся сценки и спектакли лагерной самодеятельности. Но, я думаю, руководство ГУЛАГа на самом деле не стремилось разнообразить жизнь заключенных, а только использовало всевозможные методы для воспитания спецконтингента в советском духе, в том числе кино и театр, самодеятельность.
Другой особенностью идеологической обработки заключенных стала организация социалистического соревнования и стахановского движения на всех лаготделениях, прежде всего между бригадами, задействованными на строительстве шахт и добыче угля.
«Участие» в социалистическом соревновании подавалось в отчетах как пример здорового политико-морального состояния спецконтингента той или иной зоны. Например, о настроениях среди бывших военнослужащих, находящихся на 30-м лаготделении (в районе поселка Болохово, 30 км от Тулы) осенью–зимой 1944 года, в документах говорится так:
«Все б. военнослужащие за исключением нескольких лиц активно участвуют во всех проводимых политических мероприятиях, и политико-моральное состояние б. военнослужащих в основном здоровое. 80% всего контингента охвачено социалистическим соревнованием, а угольная группа охвачена соцсоревнованием на 100%…»[fn]Оп. 3. Д. 11. Л. 3[/fn]
Лагерное начальство в воспитательной работе делает ставку на стахановцев из числа спецконтингента, так называемых «лучших людей», которые «систематически перевыполняют индивидуально свои производственные задания» на 175–120%. Например, на лагерном отделении № 18 рост во втором квартале 1944 года пополняются ряды стахановцев: «Количество стахановцев в апреле месяце было 323 человека, а в мае 337 человек. Лучшие люди — стахановцы лагеря Бубликов, Кочетников, Шолохов, Блохин и Любимов, которые систематически повышают производительность труда от 125 до 150%…»
Лучших людей стараются выделить и примерно поощрить: «Лучшим людям, работающим честно и добросовестно, выдавалось лучшее белье, обмундирование, обувь и постельные принадлежности. Необходимо отметить, что лучшие люди л/отд. из б/военнослужащих, выполняющие и перевыполняющие производственные задания, нами были отмечены на вечере трудовиков 5 февраля 1944 года, на котором для 29 человек был устроен в клубе при торжественной обстановке, улучшенный обед, с выдачей по 200 граммов водки каждому.
Кроме того, лучшие люди спецконтигнета систематически получали непосредственно на шахтах дополнительное питание, водку…»[fn]Там же. Л. 82[/fn] Кроме водки и дополнительного пайка лагерное начальство поощряло передовиков спецодеждой.
Основная же масса заключенных, не получившая «хорошей спецодежды», ремонтировала то, что носила. Однако и это не спасало от холодов и непогоды. Нательное белье и зимняя одежда отсутствовали.
«Многие рабочие, сознавая ответственность и долг перед родиной, зачастую идут на работу в изорванной обуви, чтобы не допускать прогулов, простуживаются и болеют (до 50 человек в сутки. — Н. М.).
Не все рабочие имеют спецовку, а у некоторых одежда настолько дряхлая, что никак не защищает от холода. Белье рабочие почти не имеют, а те, кто частично имеет белье, оно не стирано 6–8 месяцев из-за отсутствия смены и представляет засаленную клеенку»[fn]Там же. Л. 34, 34 об[/fn].
Также не было верхней одежды, брюк, гимнастерок. Рабочие были вынуждены ложиться в постель в том, в чем работали в шахте.
Не было часто и обуви, и ее приходилось снимать с выходных рабочих и обувать тех заключенных, которым не в чем было идти в шахту. Отрицательным «производственно-бытовым явлением» назывался невыход на работу по незначительным причинам: «…под видом болезни, хотя болезни никакой нет. Под видом отсутствия обуви, хотя обувь есть»[fn]Там же. Л. 45[/fn].
Так лагерные начальники хотели оправдать бедственное положение заключенных, зависящее от них.
Нерегулярное снабжение мылом приводило к тому, что рабочие не могли помыться, выйдя из шахты. Шахта положенных 0,4 кг мыла рабочим не выдавала. Такая картина наблюдалась на 30-м и 9-м лаготделениях.
На мой взгляд, люди, заключенные в проверочно-фильтрационный лагерь, имели небольшой выбор. Они могли или ударно работать, в надежде получить дополнительную пайку, одежду, а соответственно выжить и вернуться домой. Или же они могли сопротивляться, отстаивать свои права, что грозило карцером, переводом на тяжелые работы (допустим, на удаленные от лаготделений шахты, к тому же и затопленные водой). В дальнейшем подобное поведение приводило к дистрофии и неминуемой гибели. Получалось, что выбирать спецконтингенту особенно не приходилось. Так и пополнялись ряды «стахановцев» и «лучших людей».
В инструкции начальника лагеря своим подчиненным даются следующие практические советы:
«Промышленные товары, дополнительное питание, водка, дополнительный сухой паек по приказу начальника комбината „Тулауголь“ № 56 в руках умелого руководителя — начальника лаготделения — это рычаги для воспитания людей в духе стахановского труда, для оздоровления контингента и, конечно, в свою очередь для выполнения плана добычи или строительства»[fn]Оп. 3. Д. 12. Л. 1[/fn].
Чем же оборачивалось «оздоровление контингента»?
Обратной стороной мифа о передовиках лагерного труда становились следующие случаи:
«Благодаря бесконтрольности и отсутствию порядка стахановцы, получающие вино, напиваются пьяными, устраивают дебоши. В результате — карцер»[fn]Оп. 3. Д. 11. Л. 8 об[/fn].
В этом же документе (начало 1945 года) сообщается о повальном пьянстве не только среди лагерной «элиты», но и личного состава, который к тому же скупал водку у стахановцев. В лагере процветало воровство и хищения промышленных товаров, продуктов питания.
А история с займами? Из курса «Истории Отечества» я узнал, что Советское государство прибегало к подобному способу выкачивания денег из населения в самые трудные минуты своего существования, например в период индустриализации или Великой Отечественной войны. Все граждане, «разделявшие политику партии и правительства», обязаны были подписаться на государственный заем, в том числе и спецконтингент.
В третьем квартале 1944 года проводилась кампания по сбору средств в фонд помощи детям фронтовиков и подписка на 3-й военный заем, носившая «добровольный» характер:
«Все б/военнослужащие (30 лаготделения. — Н. М.) отзываются на проводимые партией и правительством мероприятия активным действием и участием. Проводимый сбор денежных средств в фонд помощи детям фронтовиков (до 7000 рублей) показал хорошее идейно-политическое настроение коллектива. Сообщение по радио постановления правительства о выпуске 3-го военного займа было встречено всеобщим одобрением… Подпиской охвачено 100 с/контингента, наличными внесено 12,850 рублей, всего на сумму 47,000 рублей…»[fn]Там же. Л. 123[/fn]
По моему мнению, лишая людей заработанных денег, лагерное начальство окончательно переводило их на положение рабов. Бывали случаи, когда заключенные не желали отдавать свою зарплату и выражали недовольство. Это квалифицировалось как «отрицательные политические проявления».
Так, двое бывших военнослужащих отказались от приобретения билетов четвертой денежно-вещевой лотереи. Один из них заявил: «Ну его (выругался матом), кто выдумал эти лотереи», не взял деньги, хлопнул дверью и вышел вон. Другой «…швырнул на стол все деньги в сумме 596 рублей, выругался матом, вышел из комнаты и хлопнул дверью». После длительной беседы с контрразведчиком оба «дали слово, что не допустят такой ошибки, и тут же после беседы получили зарплату…» После чего приобрели билеты на 50 рублей каждый[fn]Оп. 3. Д. 9. Л. 17[/fn].
Люди, побывавшие на оккупированной территории, как, например, уроженец Курской области Мартынцев, при немцах работавший сторожем склада в лесхозе, говорил так:
«При советской власти, когда проводят подписку на заем, то берут за горло. Когда проводят собрание, а ты будешь голосовать против, то тебя сразу заберут в НКВД. При немцах ничего этого не было»[fn]Там же . (Мартынцев прибыл в лагерь 12 февраля 1944 года)[/fn]
Начальники лагерных отделений рапортовали о «хороших» настроениях обитателей ПФЛ:
«политико-моральное состояние спецконтингента в основном хорошее… Некоторые проявляют ненависть к немецкому фашизму, стараются исправить свое темное прошлое производственной работой и вступить снова в ряды Красной Армии»[fn]Там же[/fn].
Но, скорее всего, желание большинства спецконтингента поскорее попасть на фронт объясняется невыносимостью лагерных условий существования, надеждой на то, что на фронте будет полегче.
Однако попадались заключенные с «низким политическим уровнем», которые не хотели на фронт и портили благополучную картину квартальных отчетов:
«Политико-моральное состояние среди основной массы спецконтингента здоровое, антисоветских выступлений не было. На общем собрании при обсуждении обращения коллектива з-да им. тов. Сталина с воодушевлением приняли на себя обязательство выполнить план к 27-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции выше на 120%… Но среди лучших есть в лагере люди и отставшие с низким политическим уровнем, высказывают недовольство лагерным режимом, почему они находятся в лагере, такие лагеря они видели у немцев, а почему в СССР имеются такие лагеря и т.д.»[fn]Там же. Л. 2 об[/fn]
Жизнь в советском лагере в годы войны была настолько тяжела (болезни, вши, голод, клопы, непосильный труд, издевательства вахтеров и комендантов), что бывшие военнослужащие естественно сравнивали ПФЛ с немецким пленом и приходили к выводу, что, во-первых, такие лагеря они встречали у врага, а во-вторых, иногда даже у немцев жилось легче.
Так двое заключенных не выполнили нормы на рытье котлована и
«там же в группе других рабочих из спецконтингента заявили: „Нормы не выполнили“, восхваляя фашизм, выражаясь: „У немцев легче было работать за 100 г хлеба, чем в Советском Союзе за 600 г.».
От своих слов во время беседы не отказались, за что получили по 10 суток строгого ареста.
Содержание в ПФЛ № 0308 было бессрочным. Спецконтингент находился в нем «до конца проверки», используясь, как дешевая рабочая сила, на объектах ГУЛАГа. При этом от заключенных требовали соблюдения воинской дисциплины, как обычных военнослужащих:
«…на замечание коменданта Рождественского о необходимости б/военнослужащим приветствовать офицерский состав Явников Иван Яковлевич 1911 года рождения, 4 класса образования заявил: „Почему вы от нас требуете по уставу дисциплину; ведь мы кто такие? Тюремщики! Преступники! Без формы и выправки… какие мы товарищи, разве товарищей водят под штыком? Я больше этим разговорам не верю, уже год, и нас до сих пор не проверили. Разве за этот период нельзя было проверить, а не водить нас как преступников?»[fn]Там же[/fn]
В 19-м лаготделении (из 807 заключенных 735 человек были гражданскими) недовольство проверкой осенью–зимой 1944 года носило массовый характер:
«Имели место случаи массового проявления недовольства содержанием в лагере, тем более со стороны спецконтингента содержащегося по году и больше… причем со стороны лиц, занимающих руководящие должности как в шахте, так и в лаготделении…»[fn]Оп. 3. Д. 11. Л. 126[/fn]
В документе говорится, что 63 человека в разговорах не скрывали неудовольствия по поводу сроков нахождения в лагере. В числе их был Владимир Федотович Морозов (беспартийный, из Ленинграда), содержащийся в лагере с апреля 1943 года. В лагере он исполнял обязанности начальника корпуса. 23 октября 1944 года, будучи пьяным, разломал нары, а когда его начали успокаивать, заявил: «За что меня мучают в лагере уже два года». Такого рода заявления были и со стороны горных мастеров.
Таким образом, в лагере находилось немало заключенных, которые не скрывали своего недовольства длительной проверкой и изнурительным трудом, но: «С этими людьми принимались надлежащие меры, беседовали и проверялись в течение долгого времени»[fn]Там же[/fn].
Изучая документы, я увидел, как рушатся мифы о Великой Отечественной войне. Например, о том, что все советские люди, включая заключенных ГУЛАГа (в том числе узники проверочно-фильтрационных лагерей), рвались на фронт «добить и уничтожить врага», хотя советская пропаганда старалась заставить бывших военнопленных чувствовать себя виноватыми перед родиной, стремиться искупить свою вину или на каторжных работах, или на фронте:
«Латышев Александр Васильевич, 1919 года рождения, уроженец Воронежской области, сержант, 5 классов образования, сказал: „Скоро мы пойдем на мясорубку, уже с Косой Горы 24 л/отд. взяли 200 человек, вот так и нас заберут, переоденут, винтовку в зубы и на фронт, на передовую, в запечатанных вагонах, а там известно, как с „нашим братом“ поступят, заставят штурмовать, идти прямо в огонь, а сзади будут контролировать, попробуешь отстать — пулю в лоб получишь!“»[fn]Оп. 3. Д. 10. Л. 1 об[/fn]
Заключенные боялись снова попасть на передовую в качестве «пушечного мяса», к тому же они не доверяли официальной информации о положении на фронте.
Многие, увидев войну собственными глазами, очень критически оценивали то, что передавало Совинформбюро:
«30.05.44 года б/военнослужащий Горбачев Петр во время чтения газеты „Правда“, где была опубликована сводка Совинформбюро о взятии нашими войсками больших трофей, говорил, что это все не правда и наша печать врет и преувеличивает настоящее количество»[fn]Там же[/fn].
Также бывшие солдаты РККА задавались вопросом: что это за война без пленных? Многие из них вспоминали тяжелое начало войны — 1941 год:
«Нам разъяснили, что в плен сдаваться нельзя, а надо стреляться, а сами повыдвигались. Генерал армии Малиновский, это я хорошо знаю, под Харьковом в 1941 году около 85 тысяч нашего „брата“ сдал немцам, а сейчас, видишь, командующий армией. А нас дураков сюда собрали и держат за проволокой, сказали бы, в чем мы виноваты…»
На 12-м лаготеделении находились бывшие военнослужащие, побывавшие в плену в Финляндии. Для того чтобы приукрасить картину квартальных отчетов, командование зоны решило использовать для этого настроения этой группы:
«По возвращении из финского плена бывшие военнослужащие, полные благодарности Красной Армии, освободившей их от финских издевательств, и полные любви в своей родине, рабоче-крестьянскому правительству. Их патриотический порыв выражается в огромном желании опять вступить в ряды РККА… Подано 217 письменных и устных заявлений от б/военнослужащих с просьбой направить их в ряды РККА.
Доказательством высокого патриотического духа является систематическое стремление спецконтингента к повышению производственного плана…
Доказательством этого является также и то, что после возвращения из плена б/военнослужащие открыто заявляли о тех лицах, кто, будучи в плену, продался финнам, издевался рука об руку с финским командованием лагерей над советскими военнопленными»[fn]Оп. 3. Д. 11. Л. 141 об[/fn].
Но вместе с тем в документах содержится информация о том, что советских солдат встретили на родине более суровые испытания. Они считали, что над ними издеваются хуже, чем в Финляндии, и стремились объявить забастовку.
Особой идеологической обработке подвергались в ПФЛ № 0308 крымские татары. Они помещались в лаготделении № 12 в селе Бегичево Богородицкого района Тульской области, лаготделениях № 11 и № 25. Использовались жители Крыма в основном на шахтах. Их привезли в Тулу в июне 1944 года, но они не владели шахтерскими навыками, а потому план не выполнялся.
Среди крымских татар росло массовое недовольство, ведь они не имели сведений о местонахождении своих семей. Лагерное начальство, чтобы избежать дальнейших волнений, уверяло заключенных, что непременно уведомит о местонахождении семей, когда появится информация.
Крымские татары считали, что с ними поступили несправедливо:
«… имеются неудовольствия со стороны некоторых лиц тем, почему их держат за проволокой и водят на работу под охраной; почему их семья эвакуируется из Крыма; почему их плохо одевают и обувают — они считают, что все это не правильно»[fn]Оп. 3. Д. 9. Л. 87[/fn].
В личных разговорах (август 1944 года) крымские татары приходили к выводу, что советская власть не заботится о них, так как разлучила с семьями. Многие из них не надеялись увидеть после освобождения из лагеря своих жен и детей живыми.
Лагерное начальство приняло меры для успокоения заключенных. Татарам было разъяснено, что «советская власть везде и всюду заботится о советских людях».
Жизнь в ПФЛ заставляла одну часть заключенных подчиняться условиям лагерного существования, других сопротивляться, бороться за свои права. Наиболее активно это делали крымские татары, предпочитая медленной и мучительной смерти в шахте гибель от пули вохровца во время побега. Активное сопротивление оказывали и бывшие красноармейцы.
Основной формой неподчинения лагерному начальству был отказ от работы. Отказывались от работы по разным причинам. Спецконтингент лаготделения № 15 протестовал против выхода на работу потому, что шахта, на которой работали заключенные, была водообильна, а потому часто затопляема. К тому же на ней очень часто случались обвалы.
Бывшие офицеры РККА говорили охранникам, что им на шахте работать не положено и получали за это 10 суток строгого и 5 суток простого ареста. За саботаж в лагере давали 15 суток строгого ареста. 13 апреля 1944 года группа из 56 бывших офицеров за отказ от работы была переведена с лаготделения № 8 на лаготделение № 18. Эту группу изолировали, возможно, для того, чтобы избежать серьезных волнений среди заключенных.
Часто заключенные отказывались от работы потому, что не желали идти под конвоем. Рядовой Сухацкий Василий Васильевич, 1924 года рождения, 16 апреля 1944 года отказался выйти на работу, за что был подвергнут простому аресту на трое суток с исполнением обязанностей и, когда на следующий день направлен на работу, повторил отказ, заявляя, что под конвоем на работу не пойдет, такой же отказ был и со стороны бывшего военнослужащего Лободы Петра Федоровича.
Случались в лагере и побеги. Вот как это происходило:
«В январе месяце 1944 года четвертого дня б. военнослужащий Филатов совершил из лагеря побег, 19.I. начальник л/о капитан г/б т. Абрамович откомандировал двух б. военнослужащих на поиски за Филатовым. Последний ими был обнаружен в г. Георгиевске Ставропольского краю. После чего они вместе все втроем отправились в л/о № 30. Но доехав до станции Прохлады Кабардино-Балкарской АССР, Филатов обратно совершил побег, а вместе с ним также совершил побег Шебзухов Али. Вернулся лишь один Дронов И. В. (который был вооружен револьвером). Таким образом, ни Филатов, ни Шебзухов до сих пор не обнаружены»[fn]Оп. 3. Д. 11. Л. 4–4 об[/fn].
Победа в Великой Отечественной войне отразилась и на сознании заключенных. Возможно, по этой причине летом–осенью 1945 года из ПФЛ №0308 было совершено 34 побега[fn]Оп. 3. Д. 15. Л. 30[/fn].
ВОХРОВЦЫ
Изучая историю ПФЛ № 0308, я обращал внимание не только на жизнь заключенных, но и быт противоположной стороны — личного состава или иначе охраны. В документах я обнаружил свидетельства, показывающие часто весьма неприглядное лицо охранников, от самых старших до рядовых вахтеров. Среди этих людей попадались негодяи, которым доставляло удовольствие издеваться над заключенными. Таких, правда, было немного.
Выше я уже рассказал о начальнике санитарного отделения лагеря капитане Токаревой, спасавшей заключенных не только от болезней, но и произвола начальников лаготделений. Надеюсь, что документы не обманывают и так было на самом деле.
На 1 января 1945 года военизированная охрана составляла 738 человек, из них: старшего начсостава — 17 человек; среднего — 15; сержантского — 63; рядового — 643 человека[fn]Оп. 3. Д. 10. Л. 51[/fn]. Таким образом, большинство составляли рядовые вохровцы, набиравшиеся из проверенного спецконтингента. Охранников не хватало, потому что эшелоны с заключенными прибывали каждый день, особенно напряженными выдались май и июнь 1944 года:
«Для обслуживания с/контингента л/отд. в несении караульной и конвойной службы, соблюдение режима, был подобран вахтерский состав в количестве 58 человек из числа лиц с/контингента, заранее проверенных ОКР „Смерш“ и допущенных к несению караульной службы… Караульная служба обеспечивается в 3 смены»[fn]Там же. Л. 2[/fn].
В военизированную охрану Тульского ПФЛ отбирались люди, не проявляющие антисоветских настроений, испытывавшие «желание отправиться на фронт и добить немецкого зверя в его собственной берлоге». Единственным отрицательным явлением было то, что охранники жаловались на плохое обмундирование, отсутствие различия во внешнем виде между заключенными и вохровцами.
Охранники, даже среднего и высшего звена, были малообразованными: высшее образование было только у одного человека, 30 человек имели среднее образование, а все остальные 700 охранников имели низшее образование.
Возраст охранников ПФЛ № 0308 был разным, однако основную часть — семьсот с лишним человек — представляли люди в возрасте от 21 до 41–50 лет. Очень часто в вахтеры набирали инвалидов, не способных владеть оружием в силу физических недостатков.
Охрану лагеря постоянно идеологически воспитывали.
Перед личным составом 12-го лаготделения (на нем большинство составляли крымские татары) осенью 1944 года ставились фантастические задачи:
«Мобилизовать и научить спецконтингент новому виду производительных работ — добыче каменного угля… Распропагандировать спецконтингент, находящийся более двух лет на территории захваченной немецкими оккупантами, привить ему фанатическую ненависть к фашистам и любовь к советской родине»[fn]Там же. Л. 50[/fn].
Однако, несмотря на все усилия командования лагеря, к зиме 1945 года дела с дисциплиной и несением службы обстояли неважно, что проявилось в большом количестве побегов: «Большое количество побегов с/к (42, из них 19 только задержаны) и правонарушений (правонарушений со стороны личного состава 325) говорят о низком уровне состояния воинской дисциплины и службы…»[fn]Там же. Л. 51 об[/fn].
Руководство лагерных отделений объясняли в отчетах, направляемых в Москву, что лагерь испытывал недостаток в надежном комсоставе, охрана набиралась спешно, из числа спецконтингента, «часто морально разложившегося». Злостные нарушители (охранники) отправили в штрафные роты сроком от одного до трех месяцев (всего 11 человек).
Мне кажется, для работы в охране ПФЛ «смершевцы» специально отбирали молодых, малограмотных, беспартийных, нередко «морально разложившихся», рассчитывая на их рвение и стремление зарекомендовать себя перед начальством. Но получался другой результат: пьянство, побеги заключенных, драки.
Случаи «нарушения воинской дисциплины» также фиксировались в отчетах, например:
«1.05.44 вахтер Абдрашников Н. Д. б/п б/военнослужащий сопровождал двух человек спецконтингента на работу в колхоз для ремонта с/хозяйственного инвентаря. Вахтер Абдрашников оставил на работе этих людей, а сам напился водки и утерял наган. После этого он был арестован на 10 суток и снят с работы вахтера»[fn]Оп. 3. Д. 11. Л. 7 об[/fn].
Но и офицеры также не являлись образцом поведения, так как постоянно пили, занимались мародерством, отнимали вещи у спецконтингента. Общей бедой являлось пьянство, симуляция и невыход на работу, вымогательство денег на выпивку у спецконтингента. Особый случай произошел на 8-м лаготделении, когда капитан Бессонов вынес из зоны лагеря портрет т. Сталина и продал его. Это уже пример того, как офицеры расхищали лагерную собственность. Кстати, летом–осенью 1945 года воровали все и все: промышленные товары, продукты, водку. В лагере процветала подпольная торговля ворованными медикаментами.
Случались и совершенно курьезные случаи. Вот чем обернулась самовольная отлучка и пьянство дежурного коменданта Кирюшова:
«Кирюшов Александр Васильевич, 1925 г. рождения, б/п, образование имеет 7 классов, сделал самовольную отлучку (в свободное от дежурства время) в Болохово и там напился до пьяна.
Возвращаясь из Болохова, Кирюшов в л/отделение не мог попасть, а с дороги вернулся обратно в Болохово и, зайдя в дом к незнакомым совершенно гражданам, лег на полу и уснул. Хозяева дома заявили в милицию, и в результате при проверке у него был изъят револьвер (револьвер затем был нам возвращен)»[fn]Там же. Л. 30[/fn].
Встречались и случаи группового пьянства. Два офицера — лейтенант Ярошенко и капитан Воробьев — пошли гулять в ближайшую деревню в свой выходной день. Там они напились, возвращались поодиночке. Двое неизвестных встретили Ярошенко, избили, отняли пистолет. И это июнь 1944 года.
О лагерной охране можно говорить много, но самой яркой характеристикой тех, кто охранял ПФЛ № 0308, являются слова советского солдата, повидавшего финский плен: «Здесь издеваются хуже…»
В 1946 году Проверочно-фильтрационный лагерь № 0308, находящийся на территории Тульского края, перестал существовать. Немногим позже исчезли и остальные такие же лагеря, разбросанные по всей нашей стране.
Моя работа посвящена людям, оказавшимся в самом бесправном положении в 1941–1945 годах, потому что государство сделало их изменниками и потенциальными врагами, пытаясь переложить вину за поражения и колоссальные потери в войне на плечи советских граждан. Героев моей работы объединяет одна судьба, которая привела их в концентрационный лагерь на Тульской земле.
В моей работе соединились политические репрессии и война, потому что две эти линии постоянно переплетались в истории нашего общества, семей, судьбах людей.