Екатерина Рощина, Евгений Черников (г.Пугачев Саратовской области)
«Собирая… доброе основание для будущего…»
Людмила Ильинична Шикунова в своих воспоминаниях о матери, Екатерине Владимировне Шикуновой, пишет: «Мама как младший лекарский помощник по демобилизации с 10.10.21 года пошла на работу в детский дом «Красный герой», который находился в Средне-Никольском монастыре. Мама рассказывала, что детей в детский дом везли на салазках, телегах. Некоторые дети умирали, не доезжая до детского дома. Продукты питания для детей присылало благотворительное американское общество – АРА. Они привозили рис, сахар, какао. Сначала дети бросались на эту еду и, если не доследят за детьми, то некоторые погибали от переедания. Но русские дети не были приучены к сладкой рисовой каше и какао. Ребята постарше нашли выход: они относили свою сладкую кашу в обмен на соленую капусту, огурцы, помидоры монашкам, которые в самые трудные месяцы их подкармливали. Монахини в неурожайный год вырастили капусту, огурцы, помидоры, собрали урожай проса, обеспечив монастырь хлебом насущным. Не только сами кормились, ухаживая за старыми и нетрудоспособными монахинями, но и подкармливали сирот. С окрестных деревень они подбирали, приводили к себе в монастырь беспризорных».
Филипп Абрютин (г.Москва)
С «Зингером» по жизни, или Воспоминания о былом
«Хотя я говорю о наших всяких пионерских делах, учебе и школе и тому подобном, но нужно сказать, что в это время был настоящий голод. У нас в семье особенно страдал папа, так как он почти не ел – старался для нас оставить те крохи еды, что были в нашем доме. В свободное от работы время он почти все время лежал – до того был слабый, в это время он был опухший от голода.
Да и все остальные люди тоже голодали и даже умирали. Тогда часто так бывало: люди смотрят, что из соседского дома давно хозяева не выходят, и понимают, что соседи умерли…
Бывало, что по улице везут возок, а в возке сразу 2-3 умерших станичника. Отвезут их на кладбище и сразу в одной яме прикопают. Несколько раз видела, как люди умирали прямо на улице. Помню, на остановке стоял человек и вдруг – раз и упал. К нему подошли, а он уже мертвый.
Станица тогда как бы замерла в страшном сне. Людей стало мало. Да и те, что остались, бродили с трудом. Дворы и палисадники позарастали высоченными бурьянами, ставни оконные хлопали на ветру.
Мы спасались «подножным» кормом. В плавнях мы собирали лесной орех, с него снимали корочку и ели. Еще мололи просо и кукурузу прямо с кочанами, получалась такая мука, и мы ее ели или делали «пляцики». Правда, от этого животы сильно болели. Потом пришла весна… И стало легче: весенняя зелень спасла, но особенно стало хорошо, когда созрели сады.
Те люди, у которых было зерно, старались спрятать его, чтобы пережить это время. Специальные отряды ходили по дворам и выявляли такие потайные склады. У них были специальные железные щупы, они протыкали ими землю и стога сена. А если находили, то выкапывали спрятанное зерно и увозили».
Алексей Епифанов (г. Пугачев Саратовской области)
Голод 1921 года в Пугачевском уезде В дореволюционное время наш край считался житницей не только Самарской губернии, но и всероссийской. Купцы Мальцевы, Аржановы, Шихобаловы вывозили миллионы пудов отборного зерна (в основном – твердой пшеницы) на всероссийский рынок.
В годы Гражданской войны, естественно, посевы зерновых резко сократились. Если посевные площади 1918 года взять за 100%, то в последующие годы кривая их падения будет такова: 1919 год – 73%, 1920 г – 56% и 1921 – 38%. На территории уезда, где голод станет особенно сильным, долгое время велись боевые действия, и крестьянские хозяйства пришли в упадок. Из-за этого во многих местах уезда пропали целые рабочие сезоны. На селе не хватало рабочих рук, так как значительная часть крестьян была призвана как в Красную, так и в белую армии. Но самый значительный урон крестьянскому хозяйству нанесла система продовольственной разверстки.
Александра Степановна Щебетова (1911 года рождения, с. Успенка) рассказала мне о голоде 1921 года: «С весны мы питались травой, кореньями. Мама посылала, а я ходила по оврагам собирала мослы. Жерновами их мололи. С этой муки делали лепешки. Собрали, съели все. К осени целые семьи в Успенке вымирали. Голодные дети, опухшие, раздетые, разутые бродили по селу. Осенью кормиться стало нечем…» В записях студентки о своей прабабушке Ксении Васильевны Лукиной я нашел строки о голоде 1921 года: «Когда у прабабушки в 1921 году было двое детей, начался голод: «Детей заставили отдать в приют, а сама я с сестрой и племянником уехала за Волгу, где собирала милостыню. А муж со свекром не поехали: «Останемся умирать здесь». И умерли от голода в Новичках (Успенке). В 1923 году вернулась домой, но было уже поздно. Детей вывезли в Белоруссию. Я искала, но не нашла».
Больше всех страдали дети. «Из с. Пестравки (Пугачевского уезда) телеграфируют, что «дети мрут с каждым днем; трупы подбираются на улицах». Из Новосергиевки сообщали, что «есть случаи умышленного замораживания детей на полях и дорогах».
«Пугачевский уезд в данное время переживает смертельную агонию, пораженный страшным бедствием – голодом. На почве голода развиваются эпидемии, уносящие тысячи человеческих жизней (суточная смертность достигает 15–20 человек). Все средства, даже самого голодного существования исчерпаны. Суррогатное питание подошло к концу, так как снег закрыл землю и собирание их невозможно. Скот почти весь уничтожен и хозяйство крестьянина приходит в упадок.
Докладывая вышеизложенное, Укомпомголод обращается с ходатайством о возбуждении перед Центром срочного ходатайства губернских властей о немедленно скорой и неотложной помощи гибнущему уезду. Просит не ограничиваться только одними уведомлениями, что там-то и там-то переадресовано столько-то вагонов, или там-то и там-то назначено и отправлено столько-то вагонов. Нужно, чтобы такие переадресовки достигали цели и отправления действительно делались. Нужна немедленная реальная помощь в виде небольшого куска хлеба.
Нравственное воздействие на население путем разъяснения безнравственности и опасности для общежития трупо- и людоедства. Надлежит путем обсуждения вопроса на общих собраниях, митингах, публичных судах и т.д. добиться отрицательного отношения к ним широких масс»1.
Я боялся посылать эти материалы. Их невозможно читать.
Но машина, именуемая советской системой, не заплакала, не содрогнулась, повторила, организовала голод 1933-го года. В книге «Здесь наши корни» А.П. Куртасова2, журналиста р.п. Духовницкое, недавно умершего, прямо говорится об организаторах голода 1933 года: «В селах Духовницкого района ходили упорные слухи, что конфискованное зерно отбирают, чтобы вывезти за границу. Именно тогда появились в народе такие вот невеселые частушки и поговорки: «Рожь, пшеницу отправим за границу, а цыганку-лебеду – крестьянам на еду»; «Дранку, барду, кукурузу – Советскому Союзу, а рожь и пшеницу отправим за границу». Бесчеловечные хлебозаготовки и наступивший вследствие их голод многие крестьяне связывали (…причина не тотальная коллективизация, а результат принудительных хлебозаготовок в 1932–1933 годах …это мое мнение о нашем регионе…) с именем Сталина и Калинина. В одной из частушек, за пение которой грозила тюрьма, были такие вот слова:
Когда Ленин был жив,
Нас кормили.
Когда Сталин заступил,
Нас голодом морили!
«Нужно пойти навстречу и государству, государство берет на свое обеспечение еще несколько тысяч голодных с Поволжья, но государство не может беспрерывно заниматься только одной благотворительностью. Дайте же государству свои силы, лучшие из которыx, быть может, погибают сейчас, сжатые голодом и не находя выхода. ВЫХОД ЕСТЬ. Воспользуйтесь призывом добровольцев и пошлите на Командные курсы желающих и достойных этого, тем самым облегчите Вы свое положение, облегчите революционным, достойным Вас путем».
Советская власть нашла оригинальный способ помощи голодающим: и армию в количественном отношении укрепит, и пополнит ее ряды вечно благодарными советской власти, спасенными от голода добровольцами.
Екатерина Сергиенко (с. Новая Сыда Краснотуранского района Красноярского края)
В далекой сибирской глубинке (Мои земляки-краснотуранцы в годы Великой Отечественной войны)
Постоянное недоедание, а то и голод присутствовали среди населения. Чтобы хоть как-то поддержать слабеющих на глазах ребятишек, в школах стали организовывать горячие завтраки. В апреле 1943 года начали сбор семян. В школах вскапывали лопатами пришкольные огороды.
В Краснотуранской средней школе посеяли десять соток свеклы, моркови, 2000 корней капусты, гряды лука, чеснока. Огород получился площадью в гектар.
Кроме этого огорода и картофельного поля – 2 га рыжика, 3 га проса, 1,5 га гречихи, сахарной свеклы.
Учителя и ученики сами заготавливали дрова.
Чтобы спасти ребятишек от голода и смерти, приходилось на некоторое время отдавать их в детские дома. Особенно много было детей немецких, из семей, выселенных с Волги, чьи родители находились в трудармии. Обустраивали дома по принципу «с миру по нитке». По дворам собирали, отдавали, кто что мог. Организован был детдом в Кортузе. Кровати – обшивка с церкви. Матрацы – набитые соломой мешки. Чашки – обрезанные консервные банки. Скудное питание.
Ксения Любимова (г. Пермь)
История спецпереселенцев в Ныробском районе
Среди спецпереселенцев начался страшный голод, цинга. Ели все, что попадалось более-менее съедобного: похлебки из листьев, крапиву, писаны, грибы, ягоды, ботву картофеля и свеклы. Спецпереселенцы гибли не только от голода, но и от холода: климат резко сменился, и организм часто не выдерживал этого. Дети были свидетелями смерти своих родителей, сестер и братьев, родители – смерти детей. Что может быть страшней этого?!
«…Утром мать стала будить семилетнего брата, он спал на полати. А он мертвый. Никогда не забуду, как умер 10-летний брат Анатолий. Я носил его на руках, мы все ждали маму. Поглядывали в окно: когда она придет, принесет еду. Толя все просил: «Миша, дай хлеба…» Так и умер у меня на руках. Только струйка слюны вытекла изо рта…»
Ольга Туровская (г. Байкальск Иркутской области)
По ту сторону войны…
А в это время Агнея, пока братья работали, старалась держать хозяйство. «Она была очень терпеливой, никогда не жаловалась, в мать пошла. Бывало, придешь с работы уставший уже, сил нет, она тебя ждет, на стол накрывает наш бедный ужин. Мы как-то сильно не разговаривали в то время, если только по работе, по делам. Но я ее любил – добрая она была – эта худющая девчонка с блестящими голодными глазами. Ходить вот только ей совсем не в чем было – последние лохмотья братьям да Таньке отдавала. Тогда взял я украдкой с работы мешок с-под пшеницы, приволок ей, гляжу – на следующий день смастерила себе не то платье, не то кофтешку. Радостная была, все мне спасибо говорила. Жалко мне всех их было, сил нету». Агнея даже развела небольшой огородик в две грядки, где посадила немного моркови и помидор – у детей был, как они считали, однажды «царский ужин» – к середине лета здесь выросли пять больших спелых помидоров. Эти пять помидоров они запомнили навсегда – тогда было праздником, если у семьи был свой скот, пусть даже маленькая корова, лучшим подарком на праздник могла стать буханка хлеба или кулек муки, пара картошек. Как же все-таки далеки реалии того времени от наших представлений, как мы далеки от понимания, переживания тех проблем и нужд, которые приходилось испытывать тогда, и как плохо, что зачастую это становится причиной непонимания между поколениями сегодня.
Наталья Белоусова (г. Барабинск Новосибирской области)
Сибирью связанные судьбы… Спецпереселенцы-калмыки на территории барабинского района Новосибирской области
«У нас в деревне (Квашнине) был калмык, которого мы звали Сережа. Они страшно голодали, поэтому он ходил по помойкам и собирал то, что вываливали на них деревенские хозяйки. Весной, когда потеплело и на улице появились куры, он стал ловить их с помощью самодельной удочки. Наденет на сделанный из проволоки крючок приманку и, дождавшись, пока курица проглотит ее, хватает, прячет добычу под шубу и бежит, чтобы не поймали…». Конечно, это страшный голод толкал людей на воровство. Не нужно обвинять моих земляков в жестокости и бесчувственности. Сибирские крестьяне в военные годы тоже очень голодали. Большая часть квашнинских семей ели хлеб, в котором было больше лебеды, чем зерна. Документы тех лет рассказывают: «В Северном, Убинском районах имели единичные случаи употребления трупов павших животных семьями колхозников, совершенно не имеющих хлеба…»
Из воспоминаний Дружининой Александры Григорьевны: «…Мы жили в деревне Басово, когда привезли калмыков. Они очень сильно голодали. Однажды к нам в дом вошел высокий, крепкий калмык. Мать сказала: «Проходи», но он остановился у порога, хотел что-то сказать, зашатался и упал. От голода. Я была небольшая, помню не очень хорошо, но моя мама говорила, что они от голода падали, как мухи».
1 «На помощь!» Самарское отделение Госиздата, 1922. С.124.
2 Куртасов А.П. Здесь наши корни. Саратов: Детская книга, 1998. С.84–85.