… Признаны социально-опасными для государства по классовому признаку…

31 августа 2011

г. Тверь, школа №37, 9 класс.

Научный руководитель: В.А. Шарипова

«И вот в августе 1937 года Григория Михайловича в очередной раз арестовали. Когда его уводили, то ни Евдокия Никандровна, ни Михаил не подозревали, что видят его в последний раз. На этот раз Васьковский обвинялся согласно пунктам 2, 7, 10, 11 статьи 58 УК РСФСР. Как видно в самый жестокий год репрессий власть ему припомнила все». Эта работа основана на устных и письменных воспоминаниях П.Г. Васьковской-Матушанской, а также использованы фотодокументы из архива ее семьи

Полина Григорьевна Матушанская, жительница нашего поселка, прожила долгую и трудную жизнь, в 2005 году ей исполнилось 87 лет. Ее отец Григорий Васьковский когда-то был в числе крестьян-переселенцев из Центральной России в Сибирь.

И мне было очень интересно услышать рассказ человека, чьи родственники и она сама были свидетелями исторических процессов в жизни России.

Подолгу беседуя с ней, я узнала, что в судьбе ее семьи, как в капле воды отразилась история судеб многих и многих крестьянских семей России, которые в поисках лучшей доли заселяли просторы Урала, Сибири и дальнего Востока.

В поисках лучшей доли…

По рассказам Полины Григорьевны в Псковской губернии в Опочецком уезде Глубоковской волости было село Васьково. Село это получило свое название по имени здешнего помещика Васьковского. Многие из жителей села тоже носили эту фамилию. Отсюда ведут свой род Васьковские, предки Полины Григорьевны по отцовской линии. Ведь, как известно, фамилии крепостным крестьянам в стародавние времена давали по фамилиям их владельцев-помещиков. И эти сведения, и воспоминания о крепостном детстве бабушка Анна Павловна Васьковская рассказывала внучке Полине в конце 20 годов. Сама она родилась в 1840 году. Полина Григорьевна помнит, что в 1930 году в семье справлялось 90-летие Анны Павловны. Вообще род Васьковских – это род долгожителей. Так дочь Анны Павловны Агафья прожила 110 лет!

Отмена крепостного права была самым важным событием в ХIХ веке в нашей стране. И недаром Александра II называют царём «освободителем». Но после его реформы, когда крестьяне получили право на собственную землю, оказалось, чтобы прокормить немалую семью крестьянам выделенной земли не хватало, а денег на покупку других участков не было.

От безденежья и безземелья, чтобы не погибнуть от голода, людям приходилось наниматься в батраки к более богатым и зажиточным, или работать на помещика. Борьба шла за каждый клочок земли, и крестьяне часто бунтовали. В этой ситуации царское правительство, еще до начала «столыпинских» реформ стало переселять безземельных крестьян в Сибирь и на Дальний Восток. При этом переселенцы получали ряд существенных льгот.

Но вернёмся к семье Васьковских. Анна Павловна, выйдя замуж за Михаила Васьковского, родила четырнадцать детей, но в живых осталось только четверо: сыновья Григорий, Филипп и дочери Агафья и Анна.

Вот эта семья Васьковских вместе с семьями родственников Воронинских и Мягковых и другими односельчанами в 1900 году и решили переселяться в Сибирь, в Енисейскую губерниюНыне Красноярский край.

С Воронинскими и Мягковыми семья Васьковских породнилась через детей. Дочь Агаша вышла замуж за Андрея Мягкова, а Аня – за Михаила Воронинского.

То есть, из Пскова они ехали в специальных составах до Красноярска, а дальше могли выбирать место своего поселения и брать земли по количеству членов семьи мужского пола.

Полина Григорьевна упомянула, что в тех местах переселенцев называли чалдонами или попросту первопроходцами. Значит, их было много, раз появилось такое определённое название.

После Красноярска некоторые переселенцы направлялись дальше за Енисей. Семья Васьковских и другие их односельчане остановились в районе реки Бирюсы – одного из притоков Енисея.

В начале жизни в Сибири крестьянам-переселенцам приходилось трудиться от зари до зари, чтобы освоить новые земли. «Первым делом все принялись корчевать деревья: толстые брёвна шли на строительство мельницы, средние были предназначены для домов, а ветви и корни использовались как топливо», – так рассказывает Полина Григорьевна.

А вот что она пишет о тех временах в своих записках:

«Этих людей – переселенцев можно смело назвать героями. Только представьте себе: зимой трескучие морозы 40–50 градусов. Летом миллиарды гнуса (комары, мошки, оводы, слепни) – все кровососущие, да ещё при жаре 30–35 градусов.

Переселенцы должны были в самом начале выкопать землянки, где была расположена «вечная» мерзлота, которая начиналась всего в 10–15 сантиметрах от поверхности. Да ещё нужно было сперва спилить (почти под корень) вековые сосны, лиственницы, ели и другие деревья. Затем нужно было из этой массы срубленного леса заготовить брёвна (одно дерево на несколько частей) в зависимости от его назначения: для стройки домов, дворовых построек – средние стволы, для мельницы наиболее длинные и толстые.

Да ещё необходимо было ошкурить эти брёвна от смолистой коры, и всё это доставить к месту назначения. Затем надо было выкорчевать все пни, на месте которых сразу же проводили распашку земель под посевы зерновых и огородных культур. Кругом была нетронутая тайга…

Здесь-то мой отец Григорий Михайлович и проявил себя с лучшей стороны, – продолжает свой рассказ Полина Григорьевна, – он закончил всего четыре класса церковно-приходской школы и был не очень силён в грамоте, но руки у него были просто «золотые». И столяр, и слесарь, и механик – всё умел делать.

Он построил паровую мельницу, и, причём жернова нужно было везти за семьдесят километров. Ну, тут уж собрались все родственники и помогли в перевозке жерновов-глыб. Их тащили от деревни к деревне, по две лошади с частыми отдыхами, но всё-таки работа была сделана».

Вот такими неимоверными трудами была основана деревня Долгий Мост. И одними из основателей ее были и псковские крестьяне Васьковские.

Встретились Григорий Васьковский и Евдокия Федотова и поженились в 1910 году. Было им по 20 лет, они оба родились в один год – 1890. И если Григорий покинул Псковский край в 10-ти летнем возрасте, то Евдокия перебралась в Сибирь вместе с родителями, когда ей было 16 лет.

У семьи Васьковских к тому времени уже была мельница, они вели торговлю и были зажиточными людьми. Григорий Михайлович по торговым делам ездил в северные районы Енисейской губернии, занимался и скупкой мехов.

Григорий Михайлович был работящим, предприимчивым и, как считает Полина Григорьевна, талантливым в технике человеком.

Он сам усовершенствовал разную сельскохозяйственную технику. И даже пытался собрать подобие современного комбайна. Два брата Васьковских – Григорий и Филипп и их семьи работали, не покладая рук. И Полина Григорьевна уверяет, что работников у них не было. Работала вся семья. Никто не жалел своего здоровья, и ни на кого не надеялся.

Меж тем, как и сейчас, так и тогда в России было расслоение людей на бедных и богатых. И часто в одной деревне, люди, приехавшие и осваивавшие новую землю на одинаковых условиях, потом жили по-разному.

Некоторые односельчане завидовали зажиточным крестьянам, а сами работать не хотели.

По словам Полины Григорьевны, был в селе такой человек по фамилии Шаренда. Имя его за давностью лет стерлось из памяти, но фамилию Шаренда она запомнила на всю жизнь. Этот Шаренда принес много зла семье Васьковских и, по мнению, Полины Григорьевны, все из-за зависти.

Меж тем, в октябре 1918 года в семье Васьковских родилась младшая дочь. При крещении девочка получила имя Пелагея, но позже ее стали именовать, более благозвучным на взгляд окружающих, да и самой девушки, Полиной.

Но мирная и спокойная жизни семьи переселенцев Васьковских закончиться очень скоро. На это повлияет череда событий, случившихся как в стране, так и в селе Долгий Мост

Годы гражданской войны

В Сибири гражданская война была ожесточенной. Большевистскую власть в тайге представляли партизаны. Такие отряды действовали во многих районах Енисейской губернии, в том числе и в Абанском районе, к которому относилось село Долгий Мост. Руководителями партизанского движения в губернии были командиры Кравченко и Щитинкин. Петр Щитинкин известен тем, что взял в плен барона Унгерна. Позже Щитинкин написал книгу воспоминаний, в которой всячески клеймил колчаковский террор, и ни слова не упомянул о методах партизанских расправ.Щитинкин П.Е. Борьба с колчаковщиной. Новосибирск, 1929

Большевикам противостояла армия Колчака, которая состояла не только из царских офицеров. В отрядах адмирала были представители разных сословий, которым не по душе новая власть.

Так для ориентации в сибирской тайге колчаковским отрядам необходимы были знающие местность люди. Таким был Григорий Васьковский, и он стал проводником у «белогвардейцев».

«Когда эти отряды были уже очень близко от Долгого Моста, отец стал уходить почти каждую ночь…».

Крестьянам, составлявшим тогда большинство населения Енисейской губернии, трудно было сделать выбор: какую власть поддержать? Немало было тех, кто намеревался переждать смутное время и не поддерживал ни ту, ни другую сторону. Но логика гражданской войны требовала от каждого определенных поступков. И человек поневоле втягивался в противостояние.

Два противоборствующих лагеря образовались и в семье Васьковских.

В самом селе Долгий Мост появился партизанский отряд, куда вступил восемнадцатилетний Иван, сын брата Григория Васьковского Филиппа.

Родные, а особенно дядя, Григорий Васьковский, не одобрили этот шаг Ивана. И это впоследствии повлияет на их отношения.

«Вся округа словно раскололась на две части – сторонников и большевиков, поэтому и убили моего дядю. Но отец не был ни на чьей стороне, хоть он и стал проводником у Колчака».

Стал «красным» партизаном и Шаренда. Свою ненависть к богатому односельчанину Григорию Васьковскому он пронес через годы.

Тогда, 1919 году в сибирских селах, как и по всей России, большевики развернули борьбу с состоятельными крестьянами (кулаками). Началось перераспределение земельных участков, изъятие излишков, с точки зрения новой власти, зерна и других продуктов. В стране тогда проводилась политика военного коммунизма и внедрение продразверстки.

Первой жертвой этой борьбы в семье наших героев стал Филипп Васьковский.

«Однажды вечером отец с братом возвращались после работы на мельнице домой. Вдруг отец вспомнил, что забыл кое-что сделать и решил вернуться, Филипп не стал его ждать и пошёл один. И вот его подстерегли за углом и подстрелили. Весть об этом быстро разнеслась по деревне, так как все друг друга знали и переживали. Через некоторое время кто-то добежал до нашего дома и сказал его жене, что Филиппа убили. Вскоре у женщины сразу отнялись ноги (потом отец сделал ей деревянную тележку). Моему отцу пришлось взять всех под свою опеку, теперь ему приходилось работать за двоих».

Кто убил Филиппа Васьковского, так и осталось неизвестным. Как предполагают в семье, убить должны были Григория Михайловича. Они с братом были очень похожи, одного роста и, возможно, убийцы приняли одного брата за другого. Братья в сумерках возвращались с мельницы, и один из них был убит из-за угла.

В 1919 году Григорий Васьковский был признан социально-опасным элементом.

И под угрозой расправы он сам и его семья вынуждены были спешно бежать из села в город Канск. Так семья Васьковских в первый раз потеряла все нажитое имущество.

Из записей Полины Григорьевны:

«О бегстве из насиженного места от разбоя и партизанского нашествия я узнала, когда стала школьницей от своей 90-летней бабушки Анны Павловны Васьковской (матери моего отца – Васьковского Григория Михайловича). В конце лета 1919 года, глубокой ночью началась стрельба, крики людей, лай собак, ржание лошадей…»

Подробности о том, как семье пришлось бежать из села, Полина позже узнала из рассказов своей бабушки Анны Павловны.

«Сбор побега возглавила наша мама, и помогали ей в этом деле мои подрастающие родственники и двоюродная сестра Анастасия. С трудом удалось достать две повозки, хозяйские были реквизированы то ли партизанами, то ли колчаковцами…В одну из запряжённые с грехом пополам повозок поместили нашу бабушку, меня, брата, сестру и маму. В другую повозку посадили жену убитого дяди Филиппа, у которой отнялись ноги, с ней посадили старшую нашу дочь – Анастасию Филипповну.

А в это время стая погромщиков расстаскивала вещи, били стёкла, рвала картины и всё, что висело на окнах и дверях. Как всегда бывало в таком положении, набежали прежние друзья, враги, всё тащили, ломали, скот уводили, ящики разбивали, и что попадало под руку, забирали в свои дома.

Я очень трудно перенесла дорогу, всё время кричала и плакала, бабушка меня старалась успокоить, а мама даже предложила оставить меня на дороге: найдёт кто-нибудь – хорошо, не найдёт – будь, что будет. Теперь, думая, что такое могло произойти, я упрекаю свою маму, хоть и её можно понять. Ведь в столь короткое время ей пришлось очень многое пережить, и нервы были на пределе».

Городок Канск находился в семидесяти километрах от Долгого Моста. Сюда и добрались теперь уже вынужденные переселенцы Васьковские. Начиналась новая жизнь, но с чего она начиналась? Не было ничего, семья приехала в чужой город, на пустое место, но назад пути не было, а значит, надо было срочно искать выход.

И он нашёлся, а точнее нашлись добрые люди. В Канске у Григория Михайловича был партнер по торговле по фамилии Гусев. Он и выделил семье Васьковских баньку.

Григорий Васьковский вернулся к семье только после разгрома колчаковской армии, который произошел в том же 1920 году. А вскоре и сам Колчак был расстрелян.

Начало репрессий

После возвращения домой, Григорий Михайлович устроился слесарем на Канский чугунно-литейный завод. Там ему платили неплохие деньги, но главным было то, что на заводе рабочим выделяли участки земли. Семья Васьковских получила небольшой надел земли недалеко от города на берегу реки Кан. Вскоре Григорий Васьковский на заработанные деньги или на оставшиеся от прежней жизни купил в Канске большой пятистенный дом. В этом доме разместилась его семья и семья брата Филиппа.

Григорий Михайлович содержал не только свою семью, но и семью погибшего брата, его жену и дочь Анастасию.

И будто бы жизнь стала налаживаться. Дети Анна и Михаил стали учиться в школе. А Полина была еще мала и большую часть времени проводила с бабушкой Анной Павловной.

Между тем семье требовалось все больше и больше средств. Ведь на содержании Григория Михайловича, как уже говорилось, было большое семейство: мать, жена, трое детей, жена брата и его дочь.

В 1923 году уходит с завода и становится закупщиком пушнины конторы Сибторга, так как и это дело он знал хорошо.

Через три года, в 1926, он, накопив денег, как раз в разгар НЭПа Григорий Михайлович на паях со знакомым покупает мельницу в с. Шеломки. Позже он становится членом товарищества, которое держало несколько паровых мельниц в округе. Кроме того, Григорий Михайлович по просьбе компаньонов стал обслуживать мельницы, как механик.

Часть зарплаты, по уговору с компаньонами. Григорий Васьковский получал деньгами, а часть мукой. Это давало возможность излишки продавать.

В 1926 году настала пора Полине идти в школу. О первой учительнице Софье Поликарповне Каргополовой она всё время вспоминает с благодарностью.

«Это была высокая, статная женщина, очень серьёзная и строгая. Она ещё при царе работала в школе. Всегда ходила в чёрном платье и никогда не повышала голос».

Потом, когда в школе стала работать сама Полина Григорьевна, она старалась быть похожей на свою первую учительницу.

«Ещё в 1926 году Асылиха, жена одного из компаньонов отца, пронюхала, что скоро настанут плохие времена, и быстро нашла место для жительства подальше от этих мест. Они переехали в Свердловск. Первые два компаньона долго уговаривали отца бросить всё и уехать с ними, даже дом ему подыскали. Но папа не соглашался, он считал, что ничего плохого государству не сделал, и его не тронут».

Но, к сожалению, Григорий Михайлович Васьковский оказался не прав.

«Осень. Начало сентября, я только стала ходить в четвёртый класс. Софья Поликарповна как всегда встречала нас у крыльца. Но сегодня что-то было не так. Она не дождалась, пока я взойду на крыльцо, и сама вышла мне на встречу.

Я поздоровалась, но учительница взяла меня за руки и сказала: «Полина, ты только не плачь. Сегодня в школу не ходи и завтра тоже. Вообще, ты в этой школе больше учиться не будешь. А теперь иди домой, там у тебя что-то с отцом случилось. Только не плачь!» А ведь в тот момент она сама чуть не плакала».

В 1927 году Григория Михайловича арестовали. Обвинение ему предъявлялось по ст. 58–8 УК РСФСР«Ст. 58-8. Совершение террористических актов, направленных против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов, хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации…».

Но 2 сентября 1927 года выездная сессия Сибкрайсуда в г. Канске оправдала Григория Михайловича Васьковского.

Но передышка была недолгой, уже 1928 году Григория Михайловича снова арестовали.

Снова был суд, но Григория Васьковского судили по уголовной ст. 107 ч.2 УК РСФСР, как спекулянта, обвиняя в том, что он продавал излишки муки по цене выше государственной.

Никакие доводы Григория Михайловича о своей невиновности, на суд не подействовали. Тем более, что против него свидетельствовали не только «красный» партизан Шаренда, но собственный племянник, тоже бывший партизан, Иван Васьковский.

1928 год стал годом, когда начались репрессии против крестьян.

Как известно, в начале этого года Сталин начал рассылать местным партийным работникам телеграммы, в которых требовал применять жестокие меры по отношению к кулакам.

А на местах власть старалась указания по уничтожению зажиточного крестьянства выполнить и перевыполнить.

«ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА

Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от «11 мая 1928 года»

Слушали: Дело № 56843 по обвинению гр. Желякевич Петра Михайловича, Мельникова Василия Ивановича, Васьковского Григория Михайловича по 2 ч. 107 ст. УК.

Постановили: доп. 3.

Желякевич Петра Михайловича, Мельникова Василия Ивановича, Васьковского Григория Михайловича – выслать через ППОГПУ на Урал, сроком на три года, считая срок с 17/1 28 года. Войти с ход. в През. ЦИК СССР о конфискации хлебопродуктов и мельницы.

Дело сдать в архив».

В деле Григория Васьковского есть и выписка из протокола № 61/К Заседания Президиума ЦИК СССР от 22 августа 1928 года.

На этом заседании, рассмотрев ходатайство ОГПУ о конфискации, постановили:

«Изъять у гр-н

   1. Набель Густава Индриковича
   2. Искакова Асылгарея Фаткудина
   3. Жилякевич Петра Михайловича
   4. Мельникова Василия Ивановича

10) Васьковского Григория Михайловича, осужден по делу № 56843 Пост. ОСО. СОВ. при Колл. ОГПУ от 11/5 к высылке из Канского Округа на Урал сроком на ТРИ года каждый по 2 ч. 107 ст. УК.

Изъять хлебопродукты и мельницы»

Подписал протокол заседания президиума секретарь ЦИК СССР Авель Енукидзе

Григория Михайловича приговорили к трём годам ссылки в селе Берёзово. Тогда это село входило в состав Уральской области, а теперь находится на территории Тюменской. И хотя формально Васьковского судили как уголовника, но тогда он во второй раз был признан «социально-опасным элементом». Вместе с Григорием Васьковским «социально-опасными элементами» были признаны и другие его компаньоны.

А вскоре, в 1929 году, были раскулачена и вся семья Васьковского. У них во второй раз отобрали все нажитое имущество: дом, сельхозпостройки, сельхозинвентарь, лошадей, коров и другую домашнюю живность. Тогда же пострадала не только семья Васьковских, но и семья Федотовых, братья Евдокии Никандровны Васьковской. Петр Федотов был участник русско-японской войны, вернулся с дальневосточного фронта инвалидом. Федор Федотов самый младший в семье, так и не успел жениться.

И семья Петра Федотова, и семья его родителей, с которыми жил Петр, тоже были раскулачены.

Мать Петра и Федора Агафья Харитоновна отказалась ехать на поселение и осталась без крова и еды. Вскоре ее и других таких же бездомных людей собрали и вывезли на Север. Там условия для пожилой и больной женщины были невыносимы. Кормили ее местные люди, но у них кроме рыбы другой еды не было.

И пожилая женщина решила вернуться домой, ей не хотелось умирать на чужой стороны. Невероятно, но она преодолела огромное расстояние пешком: к концу пути вся обувь стёрлась, до дома Агафья Харитоновна дошла практически босиком и умерла буквально на пороге дома своих родственников. Полина Григорьевна вспоминает, что и Петр и Федор были участниками крестьянских восстаний, но в какие годы, не помнит. До того, как я начала розыск сведений о крестьянских восстаниях в Сибири, я и не представляла, что борьба с советской властью, а по сути «гражданская война» велась до начала 30 годов. Ведь официально, она закончилась в 1924 году.

Наиболее значимым было восстание летом 1931 года, охватившее Дзержинский, Тасеевский, Абанский и Канский районы Енисейской губернии. Особенностью этого восстания было то, что возглавили его бывшие красные партизаны. Участники партизанско-крестьянского движения (так называли себя повстанцы) написали и приняли документ, который назвали «Требование», где они объясняли, почему взялись за оружие. Это «Требование» раздавалось и читалось по деревням Канского округа.

Именно в Абанском районе Канского округа находились села и Долгий Мост и Нижняя Пойма. Но неизвестно, в каком из восстаний принимали участие Федор и Петр Федотовы. Арестованы они были в 1929 г.

Сведений о том, где отбывал ссылку или срок наказания Федор Федотов, нет. Но известно, что в 1931 году он был отправлен на строительство Беломорско-Балтийского канала. Первой великой стройкой с применением массового труда заключенных стал именно Беломоро-Балтийский канал имени И.В. Сталина, который построили руками репрессированных очень быстро (1931–1933 гг.) На его строительство бросили заключенных СЛОНа – первого лагеря ГУЛАГа. Был ли сам Федор Федотов на Соловках, можно только гадать.

О Петре с 1929 года ничего не было известно. Но со временем до родственников окольными путями дошла весть о том, что и Петр, и Федор были расстреляны в 1937 г.

Дальнейшая судьба его дочерей Петра Федотова, оставшихся без близких родственников отца, матери и бабушки, сложилась по-разному.

Марфу Федотову, которая называла себя Машей из детдома взяли дальние родственники Федотовых. В годы войны Марфуша потеряла продуктовые карточки, и скрыла это от родственников. В результате переживаний и голода, она вскоре умерла. Было это в 1942 году.

А Анфиса воспитывалась в семье Васьковских. Сами члены семьи Васьковских после раскулачивания стали жить у разных родственников.

Полина в то время нигде не училась, так как ее из-за ареста отца исключили из школы. А в это время Григорий Михайлович отбывал ссылку. Сначала он вместе с другим механиком Густавом Набелем пытался искать работу в селе Берёзово. Но там работы для ссыльных не было, только зимой дороги расчищать от снега или чинить, что попросят местные жители. Поэтому там они пробыли не долго, вторым местом их ссылки стало село Самарово той же Тюменской области. В районе этого поселения стали строить рыбный завод на реке Оби, и нужны были рабочие. Туда и устроились Григорий Михайлович и Густав Набель, и всё последующее время работали на этом заводе. «Папаня пересылал нам деньги, что было огромной помощью в нашем положении» – рассказывала Полина Григорьевна.

В 1932 году Григорий Васьковский вернулся из ссылки.

После ссылки Григорий Михайлович решил поселиться с семьей в Тюмени. Перед тем, как забрать семью, он обошёл все близлежащие к городу поселения и выбрал место недалеко от города. Приехав в Канск, он отметился в местном ГПУ, и стал собираться на новое место жительства. Родственники его уже ждали и скоро все вместе, Васьковские, перебрались в Тюмень. Вместе с ними поехала в новые края и воспитанница Анфиса Федотова.

«Скажите Полина Григорьевна, а ваш отец что-нибудь рассказывал вам о ссылке?»- спросила я.

«Папаня никогда не обижался на это незаслуженное наказание, но не любил вспоминать о нём, хоть это было и несправедливо».

Наверное, при детях об этом не говорили, да и сами старались не обсуждать такие вопросы. Теперь у Григория Васьковского стояла всё та же самая задача – прокормить семью. Григорий Михайлович стал работать механиком машинно-тракторной станции (МТС) недалеко от города. Как механик он отвечал за рабочее состояние машин, а значит за ход полевых и уборочных работ.

Юность Полины

«Тюмень нас встретила неплохо. И крыша над головой была, и у отца работа, и мы учиться стали», – вспоминает Полина Григорьевна.

Здесь, в Тюмени, Полина поступила в железнодорожную школу в пятый класс. Наконец-то, она снова могла учиться, в классе она была старше своих одноклассников на два года.

Почти все воспоминания Полины Васьковской о 1932–1934 годах связаны со школой.

«Ну, во-первых – говорит она, – в этой школе меня немножко приодели. Мы же, как одевались? Старые штанишки брата надела, подвязала, чтобы не спадали, рубашонку нацепила и побежала. А у учителей у всех свои дети были, вот они и принесли мне кому, что не жалко было. Кто валенки, кто платьице, кто туфли, хоть старые, поношенные, но всё же. Даже два пальто нашли, одно серое, другое синее и костюмчик с шапкой в придачу».

Учиться Полина Григорьевна любила, была прилежной и послушной ученицей, и это замечали учителя. Так она проучилась пятый класс.

«А в шестом классе по школам пошёл указ, организовать самоуправление учениками. Требовались хорошие ученики в ученический комитет, и кого же туда назначили? Полю Васьковскую. Уж не буду врать, не знаю, за какие такие заслуги меня туда выбрали, но все учителя проголосовали единогласно. Я учителей очень уважала и не могла им перечить, раз назначают, значит надо, но сама поначалу очень стеснялась приходить на собрание. Я долго не могла привыкнуть, что меня преподаватели ставят наравне с собой, спрашивают совета, выслушивают мнение».

Для четырнадцатилетней девочки это было в новинку, к тому же собрания требовали принятие сложных решений, на плечах висела ответственность, но Полина справлялась.

«Меня даже иногда с уроков снимали, – продолжает она свой рассказ, – чтобы решить какой-нибудь вопрос. А когда вся школа собиралась в актовом зале, то непременно я выходила на сцену и говорила объявления».

Полю (так её стали называть учителя) также посылали проверять проведение каких-нибудь мероприятий, например, спортивных соревнований

Так прошло два года. Наступил 1934 год.

Однажды в школу приехала комиссия из института, ищущая хороших учеников в студенты. В школе весь день обсуждали случившееся. Полину (к тому времени она уже перешла в восьмой класс) встретили в коридоре и привели в учительскую.

Там сидело несколько человек – мужчин и женщин, с серьёзным видом, которые рассказали, что в городском университете открылся новый факультет географии, а студентов катастрофически не хватает. Все или не знают что это такое, или не хотят туда поступать. Набор на все факультеты уже прошёл, а геофак оказался в трудном положении: преподаватели есть, указание из Москвы есть, а студентов нет.

Всё это приводило к нехватке географов в Тюменской и Красноярской областях. Требовались люди, чтобы строить заводы и фабрики, дома и дороги, чтобы добывать полезные ископаемые. Их приглашали из Москвы. Поэтому стояла срочная необходимость в обучении географов.

Посмотрев на оценки Полины, а они были очень хорошие, в комиссии решили, что она им подходит, и объявили ей: «Никакого восьмого класса не будет. Ты идёшь учиться в институт!»

Таким образом, без экзаменов она стала самой настоящей студенткой.

Полина Григорьевна рассказывала, что в институт на факультет географии были набраны люди разных возрастов, а главное, с разным уровнем знаний.

«Моего возраста там было ещё две девушки, а остальные – старше. Учились люди даже среднего возраста, уже много лет работавшие в школе. И, естественно научить нас всех хотя бы азам было очень трудно, тем более срок был маленький – около двух лет. Программа была сокращена».

И действительно, у Полины Григорьевны сохранились фотографии студенческих лет, на них некоторых студентов легко можно перепутать с преподавателями.

«Почти все предметы (геологию, географию, петрографию и другие) преподавал профессор Юрий Петрович Иорданский. И только астрономию, которую никто не понимал, вела старушка «времён царя Гороха», закончившая ещё при царе Московский институт.

Поначалу учиться было очень сложно, часто оставались после лекций, задавали вопросы. Потом нам сделали рабочими днями субботу и воскресенье, но по желанию. Я всегда приходила на эти занятия, потому что понимала, знания надо получать сейчас.

Частенько заглядывал профессор под видом каких-то своих дел. Но сам всё равно старался нам помочь, давал рассматривать и изучать горные породы и полезные ископаемые. Потом мы быстро обедали и возвращались в аудиторию, где обычно сидели часов до десяти вечера», – говорит Полина Григорьевна.

Вскоре, однако, Иорданский был арестован, а позже расстрелян. А вместо Иорданского в институте стал преподавать молодой парень.

В Книге Памяти Тюменской области о репрессированном профессоре приведены следующие сведения:

«Иорданский Юрий Петрович. 1883 г., с. Городня Тверской губ. Ссыльный. Зав. кафедрой тюменского пединститута, профессор. Арестован 5.11.1937 г. Осужден «тройкой» Омского УНКВД 15.3.1938 г. Расстрелян в Тюмени 21.3.1938 г. Реабилитирован 14.8.1956 г.»

На выпускной вечер отец привёз Полине туфли, которые были ей велики и неаккуратно покрашены, а платье сшили из грубой ткани. Но всё равно на душе у неё было тепло. После выпускного все поехали на экскурсии, а она осталась дома собирать вещи. У нее уже было направление на работу.

1936 год. Полину направили на Северный Урал в город Тавду. С небольшим количеством вещей (одеяло сатиновое, простыня, пододеяльник, подушка, кружка и платье) ее в дорогу провожал отец.

До Свердловска на поезде ехала двое суток. Прибыв на место, до школы дошла, спрашивая дорогу у прохожих.

«Завуч – пожилой человек Сельменский Алексей Алексеевич очень обрадовался: «Ой, мне смена приехала!» – всё время повторял он. Пришёл заведующий горроно Кучин Юрий Алексеевич. Познакомились. А в это время ученики открывали дверь и говорили: «Новая учительница приехала!»

В этом городе было очень много ссыльных политических, и поэтому в школе они тоже работали. Это были бывшие «белые» офицеры – литератор и физик, а их жёны вели литературу. «Вы бы видели, какие они доброжелательные и воспитанные. Я довольна и счастлива, что с самого начала была в окружении такого коллектива».

О своей работе в Тавдинской школе Полина Григорьевна вспоминала с удовольствием.

В это время как раз в школе готовили поход, транспорт к которому должен был предоставить Лазарь Борисович Матушанский, инженер лесокомбината, который шефствовал над школой № 1.

Через мгновение в комнату кто-то вошёл. «А вот и он»,- сказала Зарихина, и они поздоровались. Полина Григорьевна испугалась, схватила со стола первую попавшуюся газету (она оказалась на немецком языке) и стала делать вид, что читает, хотя сама старательно прятала своё лицо.

Вошедший обратился к Зарихиной со словами: «А у нас что, новая учительница, так надо познакомиться, а зовут-то её как?» «А вы сами спросите», – ответила учительница.

Лазарь Борисович подошел к Полине, и только тут она заметила, что газета перевёрнута вверх тормашками.

«Это я понимаю, человек недавно приехал, а уже газеты читает, да ещё на немецком языке. Только вот почему она перевернута?»

Полина Григорьевна не растерялась, она ответила:

«А я уже всё прочитала, а теперь картинки рассматриваю». Вот так и познакомились.

1937 год

Полина жила своей молодой и по-своему счастливой жизнью, а меж тем семью ее родителей ожидала трагедия.

Михаил Григорьевич продолжал работать в МТС механиком. Вместе с Григорием Михайловичем и Евдокией Никандровной в те годы жил сын Михаил и какое-то время дочь Анна.

И вот в августе 1937 года Григория Михайловича в очередной раз арестовали. Когда его уводили, то ни Евдокия Никандровна, ни Михаил не подозревали, что видят его в последний раз. На этот раз Васьковский обвинялся согласно п.п. 2, 7, 10, 11 ст. 58 УК РСФСР. Как видно, в самый жестокий год репрессий власть ему припомнила все.

Насколько серьёзными были обвинения по этим статьям, я убедилась, познакомившись с их расшифровкой:

«58–2.Вооружённое восстание или вторжение в контрреволюционных целях и, в частности, с целью насильственно отторгнуть от Союза ССР и отдельной республики какую-либо часть её территории…

58–7. Подрыв государственной промышленности, транспорта, торговли, денежного обращения или кредитной системы, а равно кооперации, совершённый в контрреволюционных целях…

58–10. Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений…

58–11. Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений…»Росси Ж. Справочник по ГУЛАГу. 2 ч. М., 1991

Таким образом, Григорий Михайлович Васьковский, был признан не только социально-опасным элементом для государства по классовому признаку, но и врагом народа. Григория Михайловича Васьковского обвиняли, в том числе и в том, что он привёл сельхозтехнику в состояние негодности и сорвал посевную, а также в участии в контрреволюционной организации. Всего по этому делу проходило около сорока человек.

10 октября Тройкой УНКВД по Омской области Григорий Васьковский был приговорен к высшей мере наказания. Расстреляли его 12 октября 1937 года вместе с другими осужденными по этому делу.

Как сообщили по нашему запросу из Тюменского «Мемориала», расстрелы в городе совершались в подвале так называемого «Дома НКВД», расположенного на ул. Семакова, 18. Сам дом НКВД, несмотря на усилия мемориальцев, был разрушен, на его месте возведен учебный корпус Тюменского госуниверситета. Напомню, что тогда в 1937 году были уничтожены не только Григорий Васьковский и братья Федотовы. Григория Михайловича уже не было в живых, а его жена Евдокия Никандровна продолжала носить ему передачи в тюрьму НКВД. Носила до тех пор, пока один пожилой охранник не сжалился над ней и не сказал: «Мать, не ходи сюда больше, убили их всех, расстреляли!»

С этого момента семья жила в ожидании собственного ареста. Все очень тяжело переживали раннюю смерть отца. Григорию Михайловичу было всего 47 лет. Но, конечно, больше всех переживала Анна Никандровна. Вскоре она осталась в доме вдвоем с воспитанницей Агашей. В этот момент ей помогла семья священнослужителей, которые сами пострадали от советской власти.

Анна Никандровна пережила своего мужа больше, чем на сорок лет. И вспоминая Григория Михайловича, всегда плакала и приговаривала: «Ни за что убили хорошего человека…»

А Полина Григорьевна вспоминает, что расстрел отца как врага народа не отразился на ее судьбе.

«В моей школе все сразу узнали, что мой отец враг народа, но ни единого вопроса и упрёка, касающихся этой темы я не услышала. Наоборот, все переживали и говорили: «Какой ты, Полина, враг народа (ведь если в семье кого-то таким назвали, то и все члены семьи становятся врагами народа), всё ещё выяснится!».

Полина Григорьевна такое поведение своих сослуживцев объясняет тем, что в Тавде проживало много тех, кто сам невинно пострадал от советской власти.

В 1938 году Полина Григорьевна вышла замуж за Лазаря Борисовича Матушанского. Надо сказать, что семья Матушанских ранее проживала в Киевской области. Это была многодетная еврейская семья ремесленников. Матушанские перебрались на Урал, спасаясь от голода на Украине.

В 1939 году в семье Полины и Лазаря Матушанских родился первенец – сын Геннадий.

В том же году семья Полины и Лазаря Матушанских переехала в город Архангельск. Лазарь Борисович был направлен в Архангельскую лесотехническую академию. С собой в Архангельск они взяли Евдокию Никандровну и Анфису.

Лазарь Борисович стал учиться в академии, а Полина Григорьевна не захотела сидеть дома и устроилась работать в школе, за Гришей и за Анфисой присматривала бабушка.

Вскоре Лазарь Борисович стал учиться до самого вечера по ускоренной программе. И хотя обучение было рассчитано на три года, учился он в академии только год. Однажды он пришёл домой и сказал жене Полине: «Собирайся Полинка, домой едем!»

«Было 30 декабря 1940 года, вечер, когда к нам домой пришли мои ученики, Лазарь был в академии, решал последние дела, а я сидела дома с мамой и сыном», – вспоминала Полина Григорьевна.

В этот вечер все её благодарили за работу и очень сожалели об её отъезде.

Полина Григорьевна до сих пор тепло вспоминает своих архангельских учеников и их родителей.

Как не хотелось уезжать из Архангельска, большого города, но пришлось вернуться в Тавду. Лазарь Борисович снова стал работать на лесокомбинате, но уже главным инженером, а Полина Григорьевна вернулась в свою школу.

Война и новые испытания

Так жили до 22 июня 1941 года. Когда началась Великая Отечественная война, стали разносить повестки, на второй день на завод принесли повестку и Лазарю Матушанскому. Но там её спрятали и дали время сдать производство до 10 августа.

Именно в августе Лазарь ушел на фронт.

«Набрали целый состав военных. Где-то часов в пять вечера этот состав тронулся в сторону фронта. Кажется, что его провожали всем городом», – вспоминает Полина Григорьевна.

Но так как её муж имел высшее образование, его оставили на переподготовку в городе Свердловске. Там по ускоренной программе Лазарь Матушанский закончил Уральское военно-политическое училище, и на фронте служил политруком в артиллерийских войсках.

Проводив мужа на фронт, Полина вскоре родила дочку Ольгу. И опять для семьи Васьковских-Матушанских начались тяжёлые времена. На ее руках сталось двое малолетних детей, мать и воспитанница.

Она вспоминает: «Когда муж уходил на фронт, он сказал, что запрещает нам запасаться продуктами, так как должно достаться всем, а мы не пропадём. Но он не подумал, как нам будет трудно выживать».

Чтобы прокормить семью, Полина Григорьевна вынуждена была кроме преподавания в школе работать на заводе, делать тару для снарядов. Детьми, как и раньше, занималась Евдокия Никандровна.

Полина Григорьевна вспоминает:

«На заводе нас подкармливали. Обычно принесут большую тарелку с горячим кипятком, а на самом донышке несколько разбухших зёрнышек. Я нисколько не преувеличиваю, правда, водичка была подсоленная, и туда добавляли капельку масла.

Эта тарелка была на двух человек, я обычно сидела за столом с другой учительницей, и мы всё время считали, сколько зёрнышек в тарелке, обычно было от четырёх до десяти.

Но, правда, давали ещё по маленькому кусочку недопеченного хлеба, сделанного из не перемолотых зёрен или вообще из зерновых отходов. Половину я съедала на заводе, ведь надо было ещё до вечера работать, а оставшуюся часть приносила домой».

В 1942 году в Тавду стали всё чаще прибывать составы с эвакуированными детьми из Ленинграда.

«На них было страшно смотреть. Из вагонов их снимали на руках и доносили до скамеек. Бледные, они были похожи на обтянутые кожей скелеты, от голода они не могли ходить.

Детей раздали по квартирам, нам досталась девочка Милочка. Кормить её надо было осторожно, понемножку, чтобы ей не стало плохо. Кое-как девочка ожила».

Слушать военные новости запрещали, и поэтому ходили разные слухи, например, что скоро будут бомбить Свердловск. Ещё Полину Григорьевну пугали слухи о том, что особенно жестоко немцы расправляются с евреями. Она очень боялась и за мужа и за детей, и боялась, что немцы могут дойти и до Урала.

Но тут случилось несчастье в семье старшей сестры Анны, был арестован ее муж Алексей Никифорович Несмеев. Об этом Полина Григорьевна узнала из Аниного письма. В своем письме она просила сестру и мать срочно приехать в Новую Еруду, и взять под свою опеку детей.

Сама Анна со дня на день ожидала увольнения с работы. Учительнице, муж которой признан опасным для государства, было не место в советской школе

Позже выяснилось, что муж Анны Алексей Несмеев собрал самодельный приёмник и слушал новости, что было в то время запрещено. Соседи об этом узнали и донесли, его арестовали и отправили в лагерь под Норильск. Там Алексей Несмеев пробыл четырнадцать лет.

Когда я узнала, что муж сестры Полины Григорьевна был заключен в ГУЛАГ только за то, что просто слушал радиоприемник, то с трудом в это поверила. Почему власти во всем видели какой-то умысел? Почему пытались закрыть рты и заткнуть уши у людей?

Но вернемся к воспоминаниям Полины Григорьевны.

«Мы с мамой посоветовались и решили, что и нам в Тавде оставаться опасно. Надо ехать к сестре. Врач из больницы узнал, что мы собираемся уезжать, и выделил нам килограмм сахара и крупы.

Быстро собрали необходимые вещи, сложили их в ящик, который всё время несла мама, так как я отвечала за детей. Оля на руках, Гена за пальто держится, мама еле тащит ящик с вещами, вот таким я запомнила наш переезд. Особенно мне было жаль маму, ведь вещей было немало, ехали вначале осени, и надвигалась зима»,- вспоминала Полина Григорьевна.

Сначала они доехали до Красноярска, потом до Новой Еруды надо было плыть по Енисею на пароходе. Полина Григорьевна запомнила, что погода была очень плохая, штормило, дул сильный, порывистый ветер и шёл холодный дождь. Плыли долго, несколько дней, а сходить на берег пришлось ночью, но к пристани нельзя было приблизиться из-за плохой погоды.

На новом месте Полину Григорьевну сразу взяли директором школы, но от уроков она отказалась, предоставила возможность работать сестре. Но на сестру, как вспоминает Полина Григорьевна, не давали хлебных карточек. И на Евдокию Никандровну тоже не давали. Обе, и мать и дочь, являлись близкими врагов народа.

В итоге хлеб получала лишь Полина Григорьевна, да дети, которых в семье оказалось пятеро, включая и воспитанницу Анфису. Хорошо еще, что Полина Григорьевна получала деньги, которые полагались жене офицера-фронтовика. Иначе бы эта большая семья не выжила. Удивительно, какой мелкой и мстительной может быть государственная власть, лишая слабых и беззащитных куска хлеба. Там, на Севере, Полина Григорьевна получила легочное заболевание, дети тоже постоянно болели. Сказывались и нехватка витаминов, и долгая зима и тяжелые условия. Сестры жили тяжело и мечтали выбраться на Большую землю.

24 апреля 1945 года Лазарь Борисович написал письмо, примерно такого содержания:

«Полина, знай, что мы с тобой уже живём в Киеве. Война кончается! Мы гоним Гитлера в хвост и в гриву…»

Это письмо семья получила 9 мая.

«Мы все забегали по соседям… Сколько радости тогда было! А когда об окончании войны объявили по радио, то все танцевали и пели весь день», – говорит Полина Григорьевна.

В своем письме Лазарь Борисович просил жену, как можно скорее ехать в районный центр, получать документы на выезд на Украину. Лазарь Матушанский, видно, уже жил предвкушением победы и не мог дождаться того дня, когда он вывезет семью на свою родину.

Полина Григорьевна отправилась в районный центр выполнять указания мужа. В мае на Севере еще лежал снег, а на реке был лед. Вот по хрупкому весеннему льду Полина и отправилась в дорогу. Ехать было страшно, так как, бывало, что санки с людьми проваливались под лёд, но другой дороги не было.

«Но вместо документов мне вручили похоронную… Лазарь Борисович погиб 24 апреля 1945 года под Кёнигсбергом, было написано там. Сколько слёз я пролила в тот день! Как я не хотела расстраивать родных!».

Майор Лазарь Матушанский погиб именно в тот день, когда написал письмо семье, когда строил планы на будущее… Первый бой он принял в битве за Москву в декабре 1941 года, воевал и на Калининском фронте, а значит, мог быть в Твери. А погиб в Восточной Пруссии под Кенигсбергом.

Послевоенные годы. Реабилитация

Как пережила Полина Григорьевна гибель мужа, ей вспоминать тяжело до сих пор. Но она была женой погибшего фронтовика, а это давало некий статус, некую охранную грамоту…

Такой «грамоты» не было у ее сестры Анны. Ее статус – «жена врага народа». Как бы то ни было, но сестры решили перебираться на Большую землю.

Летом 1945 года Полина Григорьевна одна выехала в Красноярск искать пристанище и работу. Жить на Севере семья уже не могла из-за болезней, которые преследовали там и детей и взрослых. В Красноярске в то время обосновалась семья родственников Воронинских. Полину приютила родная сестра отца Анна Михайловна.

Позже в Красноярск выехала Евдокия Никандровна с внуками Геной и Олей.

А в 1946 году туда же переехала и Анна Григорьевна Несмеева со своими детьми и воспитанницей Анфисой. В Красноярске собрались осколки когда-то большой семьи Васьковских. Оставшись без поддержки мужа, Полина Григорьевна была согласна на любую работу. В 1945 году её приняли учителем в железнодорожную школу на станции Енисей (первая станция от Красноярска). Недалеко от школы семье выделили двухкомнатную квартиру.

С 1947 по 1950 год работала инспектором железных дорог. Однажды в контору, где она работала, пришла девушка, которая хотела устроиться на работу. Девушка была уроженка Долгого Моста и узнала Полину.

Подойдя к ней, она шепотом сообщила, что в селе

«до сих пор на вашем доме висит табличка – дом кулака Васьковского Григория Михайловича».

И совсем тихо рассказала, что начальник отдела кадров расспрашивал и про саму Полину и про ее родственников.

Полина Григорьевна знала, что начальник отдела кадров собирал о ней сведения, и потому была встревожена сообщением малознакомой девушки.

Но все обошлось и на этот раз.

А 1950 году Полина Григорьевна поступила в педагогический институт Красноярска (учительский институт, который она закончила в 1936 году, давал только среднее образование) и закончила его в 1954 году. После окончания института, она осталась там работать, обучала учителей географии.

Мужа Анны Григорьевна Алексея Никифировича Несмеева освободили из ГУЛАГа только 1956 году.

Вернулся Алексей Никифорович много пережившим человеком. Дети встретили его как чужого. Ведь эти четырнадцать лет, что отец провел в ГУЛАГе, они прожили врозь и по-разному. Только один раз в 1948 году, когда Несмеев уже жил на поселении, они могли увидеться за все эти годы.

Вскоре после освобождения, Алексей Несмеев как геодезист уехал в Бурятию, звал с собой Анну Григорьевну, но она не согласилась покидать Красноярск. Так семья Несмеевых распалась.

Но еще до отъезда в Бурятию Алексей Никифорович стал хлопотать не только о своей реабилитации, но и о реабилитации своего тестя Григория Михайловича Васьковского. И самого Алексея Несмеева и Григория Васьковского реабилитировали тогда же, в 1956 году. И Григорий Васьковский и Несмеев были признаны пострадавшими от политических репрессий. Семьи Васьковских тогда получила небольшую компенсацию.

Но Григорий Михайлович был реабилитирован только по делу 1937 года.

Ведь то, что сам Григорий Васьковский, как кулак, и вся его семья в 1920-е гг. подвергалась репрессиям, и после смерти Сталина считалось правомерным и законным.

И только с наступлением перестройки и выходом закона «О реабилитации…» в 1991 году семьи Васьковских, Федотовых, Матушанских, Несмеевых стали хлопотать о реабилитации. На сбор документов по фактам репрессий ушло несколько лет.

Но так как, по мнению компетентных органов, не хватало доказательств для установления самого факта таких репрессий семьи Васьковских, Полина Григорьевна вынуждена была обратиться в суд.

«Судья нам попалась плохая, все время упрекала, меня в том, что документов не сохранилось, свидетелей тоже мало осталось. Она говорила, что я специально ждала смерти всех родственников, чтобы одной получать деньги, и всё время откладывала судебное разбирательство. Но после того как в 2000 году нашлись два тома личного дела моего отца, присланные из Тюмени, разбирательство началось».

Вскоре вместо Полины Григорьевны в суд стала ходить её дочь Ольга Матушанская.

По свидетельству Ольги Лазаревны Матушанской, особенно противились реабилитации Васьковских прокуратура Тавды и Красноярска.

В 1996 году Матушанской Пелагее (Полине) Григорьевне была выдана справка о признании её пострадавшей от политических репрессий.

В документе об этом говорится так:

«Установить факт применения политических репрессий к семье Васьковских: Григорию Михайловичу, 1890 г.р., Евдокии Никандровне, 1892 г.р., Анны Григорьевны, 1911 г.р., Михаила Григорьевича, 1914 г.р., Пелагеи Григорьевны, 1918 г.р. в 1919 году в селе Долгий Мост Абанского района Красноярского края как к лицам социально опасным для государства по классовому признаку.

Установить факт изъятия дома, сельхозпостроек, сельхозинвентаря, домашней утвари, лошадей, коров, свиней, овец и кур…

Установить факт применения политических репрессий к семье Васьковских…в 1929 году в городе Канске Красноярского края, выразившейся в виде раскулачивания.

Установить факт изъятия ½ дома, сельхозинвентаря, домашней утвари, лошадей, коров, принадлежащих Васьковскому Г.М., 1890 г.р., проживающему в городе Канске Красноярского края».Из решения суда Московского районного суда г. Твери от 30 августа 2004 г.

К сожалению, до признания семьи Васьковских пострадавшими от репрессий не дожили ни мать, ни брат, ни сестра Полины Григорьевны. Евдокия Никандровна умерла в 1977 году. Она так и не приняла советскую власть, которая принесла столько горя ее семье.

Михаил Григорьевич Васьковский умер в 1979 г. Анна Григорьевна Васьковская-Несмеева скончалась в 1986 г.

И тем более они не узнали о том, что их самих власть признала жертвами репрессий!

Только в 2004 году Полину Григорьевну Матушанскую признали репрессированной и выдали справку о реабилитации. Компенсацию за утраченное имущество Полина Григорьевна, как единственная оставшаяся в живых из семьи репрессированных Васьковских, пока так и не получила.

Ведь до сих пор ни бывшие раскулаченные, а тем более участники «белого» движения не вызывают понимания и сочувствия не только у власти, но и у обывателей.

Да и взять самих родственников репрессированных. Некоторые старались быть более советскими, чем окружающие их люди. Полина Григорьевна свое время была активной комсомолкой. А после реабилитации отца вступила в партию. Ни мать, ни сестра, ни брат не одобрили ее поступок. Кроме всего прочего, родные опасались, что этим Полина может привлечь к себе излишнее внимание. А если кто-то бдительный дознается, что биография ее отца такая несоветская?…

Сама она говорит так: «Я никогда не верила, что мой отец враг народа!».

Но в анкетах, по ее же признанию, Полина Григорьевна никогда не упоминала о том, что отец был колчаковцев, что был из зажиточных крестьян, и писала, что он был «крестьянином-середняком, наемных работников не имел…».

Но это тема деликатная, и не мне судить Полину Григорьевну за то, что поддалась соблазну быть, как все. Ведь вступала она в партию после хоть и частичной, но реабилитации отца. А реабилитация как бы означала тогда, что партия исправляет свои ошибки. Да и многие ли знали тогда о масштабах репрессий?! Ведь и сейчас немало тех, кто не верит, что репрессии такие были!

В декабре 2004 года Полине Григорьевне пришло письмо из Тюмени.

В конверте были фотографии памятника жертвам репрессий. Как позже выяснилось, этот памятный знак установлен на окраине Текутьевского кладбища Тюмени.

Это было место массовых захоронений в 1930-х годах Предположительно, именно там был похоронен и Григорий Васьковский. Открытие памятника состоялось 30 октября 1998 года. Памятник представляет собой каменную глыбу, на глыбе крест из белого мрамора, на мраморной плите надпись:

«Памяти жертв сталинизма 1937–1938 год.

Покоятся здесь в тишине

Обычные граждане, мирные люди,

Убитые не на войне…»

В Тюменской Книге памяти, где есть сведения о профессоре Иорданском, есть запись и о Григории Васьковском.

«Васьковский Григорий Михайлович. 1890 г., д. Васьково Псковской губ. Мастер тюменской МТС. Арестован 27.8.1937 г. Осужден «тройкой» Омского УНКВД 10.10.1937 г. Расстрелян в Тюмени 12.10.1937 г. Реабилитирован 13.10.1956 г.»

Послесловие

И сколько же ушло лет на восстановление попранной справедливости! Многим не хватило и целой жизни, чтобы дождаться тех времен, когда власть, хоть и сквозь зубы, признала совершенные деяния в годы репрессий произволом против своих граждан. Таких крестьянских семей, как Васьковские и Федотовы, как семья моего прадеда и деда Лисицына, в годы репрессий пострадало сотни тысяч по всему бывшему Советскому Союзу.

Именно по этой причине из этих родов остались единицы. Так случилось с семьей Петра Федотова. Из всей семьи выжила одна Анфиса Федотова! От Федора Федотова осталось только имя, и помнят его только родные. Ни Петра, ни Федора Федотова, ни Андрея Мягкова нет ни в красноярской, ни в иркутской Книгах памяти. Где затерялись их следы? Думала ли крепостная крестьянка Анна Михайловна Васьковская, что ей, ее детям придется пережить восстановление крепостного права по-советски?

И Михаил Григорьевич Васьковский, и мой прадед Феоктист Михайлович Лисицын были великими тружениками, на которых держалась Россия. Чем эти работящие крестьяне могли угрожать Советскому государству? Тем, что мыслили иначе, чем коммунисты, имели свой собственный взгляд на жизнь и не хотели ходить строем? Неужели эти люди и были врагами народа? Некоторым людям, в семье которых были репрессированные, приходилось менять фамилии, чтобы скрыть своё происхождение, нередко они меняли место жительства и переезжали туда, где о них никто не знал.

Именно после уничтожения тех, кто кормил и обеспечивал сам себя, сельское хозяйство в нашей стране пришло в упадок. Его не могут поправить и новые законы, которые дают право сельским жителям иметь большие наделы земли.

Мой отец, Николай Егорович Лисицын, поверив в перестройку, в начале 1990-х гг. захотел возродить хозяйство своего деда и отца в деревне Поповка, где когда-то жили его предки, и решил заняться фермерским хозяйством.

Но жители Поповки были против этого намерения и пытались призвать администрацию сельского округа не давать землю Лисицыным, мотивируя это тем, что Николай Лисицын – внук и сын кулака. Отцу удалось все-таки получить землю в своем родовом селе, он завел большое хозяйство, так как не разучился много и хорошо работать. Он получил кредит в банке, но вся прибыль от хозяйства пошла на выплату по этому кредиту. И теперь отец занимается только выращиванием картофеля. Не получилось стать фермерами и у многих других жителей Тверской области. Против возрождения крестьянства были и власти и многочисленные потомки, таких как Шаренда.

Работа позволила мне задуматься о том, что такое власть, и как она влияет на жизнь целого народа и каждого отдельного человека. И понять, что основа государства – не безликое «население», а каждый человек в отдельности.

Мы советуем
31 августа 2011