г. Волгоград, 11-й класс
научный руководитель Н. Е. Архипова
Человек, о котором я хочу рассказать, — моя родственница, судьба которой тесно связана с героическими и трагическими событиями в истории моего города. Это одна из моих прабабушек — Серафима Федоровна Воронина, старшая сестра моей прабабушки, Ирины Федоровны Ворониной. О судьбе Симы (так звали ее родные) семья узнала лишь через много лет после окончания Великой Отечественной войны — в 1973 году.
Семья Ворониных жила в Царицыне — Сталинграде. Ее глава — Федор Ерофеевич Воронин работал на мартене на металлургическом заводе «Красный Октябрь» с его основания французами в 1898 году. Завод расположен на правом берегу Волги, в семи километрах к северу от центра Царицына. К началу Великой Отечественной войны это был уже один из крупнейших металлургических заводов страны. Семья жила на улице Станичной, между двумя крупными заводами — «Красный Октябрь» и «Баррикады». В годы советской власти все пятеро детей Федора Ерофеевича получили высшее образование, чем родители очень гордились. В семье было четыре инженера и одна учительница русского языка и литературы — Серафима.
По воспоминаниям моей бабушки (Татьяны Петровны Лопатиной), запомнившимся ей из рассказов ее матери (Ирины Федоровны Ворониной), Серафима, старший ребенок в семье, прекрасно училась. Ее в виде исключения приняли в гимназию, после окончания которой она работала учительницей начальных классов. Позже Серафима поступила на заочное отделение Сталинградского педагогического института, диплом учителя она получила 25 июня 1941 года.
Когда фронт приблизился к Сталинграду, Серафима ушла из школы и поступила на завод «Баррикады», считая, что так она поможет защитить свой город. К началу кровопролитных боев на улицах города ей пришлось остаться с родителями, которые не могли эвакуироваться из-за ранения Федора Ерофеевича в ноги во время обстрела завода. После освобождения Сталинграда оставшиеся в живых соседи рассказали, что Сима была смертельно ранена и умерла, а о судьбе родителей никто ничего не мог сказать, их считали пропавшими без вести.
В 1973 году газета «Волгоградская правда» напечатала заметку, в которой сообщала, что в Волгоградский музей «Обороны Царицына и Сталинграда» поступил дневник неизвестной сталинградки. Его прислал бывший офицер, а после войны — учитель истории Я. И. Бридихин, который подобрал тетрадку, исписанную карандашом, освобождая в феврале 1943 года улицу Станичную. Он пронес ее через всю войну. Выйдя на пенсию, он решил передать эту тетрадь музею.
Тетрадь представляет собой дневник, где описываются страшные дни Сталинградской битвы в сентябре–октябре 1942 года. Запись заканчивается 25 октября 1942 года. На страницах тетради упоминаются фамилии и имена родственников, соседей, знакомых, по которым музей установил автора дневника. К сестрам Ирине Федоровне и Евгении Федоровне посыпались звонки: бывшие соседи, знакомые, да и сами сестры, сразу узнали сестру. Дневник сейчас хранится в музее «Сталинградская панорама», он является неопровержимым свидетельством страданий простых людей, оставшихся в пылающем городе.
Из «Хроники огненных дней. 17 июля 1942-го — 2 февраля 1943 года»1:
«12 июля, воскресенье. 6-я полевая армия под командованием генерал-полковника Ф. Паулюса, выйдя к большой излучине Дона, вторглась в пределы Сталинградской области».
17 июля — официальная дата начала Сталинградской битвы.
Из воспоминаний секретаря обкома А. С. Чуянова:
«19 августа Паулюс отдал приказ о наступлении на Сталинград. На всех без исключения улицах, во дворах, в городских садах и парках, у трамвайных остановок, на территории предприятий — всюду рыли земляные щели, сооружали блиндажи. К началу августа 1942 года в Сталинграде было вырыто 174 тысячи погонных метров щелей укрытий, в них могли укрыться не менее 350 тысяч человек»2.
Рассказывает моя бабушка Татьяна Петровна Лопатина (Алексеева) (65 лет):
«Со слов мамы, Ирины Федоровны Ворониной, я знаю, что, когда фронт приблизился к Сталинграду, все население сооружало блиндажи, их называли „щели“. Сооруди ли и в нашем дворике такую щель. Отец и дядя были хорошими инженерами, они так укрепили щель, что разрушить ее могло только прямое попадание бомбы. В этой щели спасались при всех бомбежках члены нашей семьи и соседи. После освобождения Сталинграда родственники нашли ее засыпанной, откапывать боялись, так как везде было много воронок, боялись неразорвавшихся снарядов».
Из «Хроники огненных дней»:
«23 августа, воскресенье. Выполняя приказ Гитлера, фашисты подвергли Сталинград массированной бомбардировке. В течение дня было произведено две тысячи самолетовылетов. Город был разрушен, десятки тысяч жителей ранены и погибли».
Вспоминает моя бабушка Татьяна Петровна:
«Мама много раз рассказывала мне о страшных днях августа–сентября 1942 года. Мне в то время было три года четыре месяца. Вот что я помню из этих рассказов. Когда немцы стали продвигаться к Сталинграду, все заводы перешли на особый режим работы. Рабочие и служащие сутками не выходили с завода, даже женщины, имеющие маленьких детей. 23 августа маму отпустили на несколько часов домой. Только вышли из проходной завода, началась бомбежка. Она с подружкой расцеловалась на прощанье и упала под какие-то кусты. Вокруг творилось нечто страшное, ужас охватывал от мысли о том, что с ребенком и родителями. Как только появилась передышка, бегом помчалась домой. Родные были в щели, я (Татьяна) завалена подушками, только начинают их снимать, я начинала плакать и кричать: „Закройте ушки, мне страшно!“ Мама убедилась, что все живы и назад — на завод.
Эвакуационный листок ей выдали 12 сентября. Прибежала домой, одела почему то все самое нарядное — шелковое платье, летнее пальто, модельные туфли, в сумку положила дипломы — свой и мужа, Сима собрала кое-какие вещи в небольшой чемодан. И так с ребенком на руках и чемоданом мама пошла на берег Волги. Только спустилась, началась бомбежка. Вокруг много женщин с детьми, военных. На берегу лежали трубы большого диаметра, не успели выполнить какие-то работы. Кто смог — залезли в эти трубы. Остались живы. Выползли на воздух, уже почти темно. Последние лодки с военными отчаливают от берега, никого из гражданских с собой не берут. Женщины плачут, умоляют. Вдруг один военный сказал: „Возьмем вот эту женщину (маму), у нее самый маленький ребенок, но без вещей“. Мама бросила чемодан, села со мной в лодку, и мы поплыли. Когда доплыли до се редины Волги, стало совсем темно. Вдруг — гул самолетов, появились осветительные ракеты, стало светло, почти как днем. Самолеты летели так низко, что мама хорошо видела летчиков. Застрочили пулеметы. Солдаты стали прыгать в воду, лодка перевернулась, и мама со мной оказалась в воде. Я сразу пошла ко дну, мама нырнула, схватила меня и попыталась плыть. Сделала несколько гребков и почувствовала, что тонет. Но тут нащупала ногами песчаное дно (на Волге часто бывают перекаты дна), стала идти по дну и вышла на небольшую песчаную косу. Самолеты продолжали стрелять, она закрыла меня своим телом и так лежала, пока фашисты не улетели. По Волге продолжали плыть люди, кто на чем: лодки, плотики, бревна. Все стонало, кричало, звало на помощь. Какая-то лодка взяла и нас. Так мы оказались на левом берегу. Обстрелы продолжались до утра. Всех, кто добрался до Заволжья, собирали в оврагах до утра. Мама со слезами рассказывала, как я молилась, меня научила бабушка молитве „Живые помощи“, часть молитвы я забыла и очень просила, чтобы мама подсказала. Но мама не знала ни одной молитвы. Так мы с ней и шептали: „Живые помощи, живые помощи…“ За Волгой нас нашел отец, и мы уехали с заводом на Урал».
«Дневник сталинградки» начинается 10сентября 1942 года.
Из дневника Серафимы Ворониной:
«10 сентября 1942 года. Четверг. Сегодня уже 19 дней, как мы сидим в окопе. Второго сентября опять сильно бомбили наш район. Сбросили бомбу в тонну в проулке у Мизина дома, захватила воронка несколько щелей, и погибло много людей. Дома вокруг разнесло все в щепки, и много домов так растрепало, что жить в них уже невозможно. Так было страшно, так страшно, что описать невозможно.
В магазины и рядом стоящий дом были сброшены зажигательные бомбы, и поднялся пожар. К вечеру поднялся ветер, так стало страшно: горят магазины, дом. Мужики сбежались, пожарники приехали, стали растаскивать горящий дом, затушили.
Мы со страху все ушли ночевать в яр, в нем Вася с Сергеем Ивановичем вырыли щель, а отца перенесли в щель во дворе.
Листовки немец бросает каждый день, но мне ни одной не приходилось читать. А разговоры идут разные про написанное: воззвание к гражданам, что жители пусть ничего не боятся, будут работать, как работали, на своих местах. Не знаю, что будет с нами?
А дни стоят теплые, солнечные, ясные. Волга прекрасная, тихая, светлая, как зеркало.
Фронт находится недалеко, в Северном городке, на Мамаевом кургане и на Тракторном, за Мечеткой».
Северный городок — до сих пор существующая часть жилого поселка у завода «Красный Октябрь», примерно в 1,5 км северо-западнее бывшей улицы Станичной; Мамаев курган (высота, господствующая над городом, 102,0) примерно в 3 км на юго-запад от улицы Станичной; Тракторный завод (СТЗ) — в 10 км северо-восточнее улицы Станичной. Мечетка — речка чуть севернее СТЗ. На восток от Станичной, примерно в 500 м, — река Волга.
Из «Хроники огненных дней»:
«13 сентября, воскресенье. Официальная дата начала уличных боев. Гитлеровская армия начала штурм Сталинграда. К исходу дня враг продвинулся на севере к окраинам поселков завода „Баррикады“ и „Красный Октябрь“. Разрушены основные цеха заводов. Начались бои в самом Сталинграде.
14 сентября, понедельник. Один из самых тяжелых дней эпопеи Сталинградской битвы. Противник бросил на город семь своих лучших дивизий, 500 танков, несколько сот самолетов, более тысячи орудий. Ценой больших потерь гитлеровцы овладели господствующей над Сталинградом высотой 102,0 — Мамаевым курганом, вокзалом Волгоград-1, прорвали оборону на стыке 62й и 64й армий и вышли к Волге.
15 сентября, вторник. Борьба за город велась непрерывно, днем и ночью. Теперь она развертывалась на улицах и площадях Сталинграда.
16 сентября, среда. Под прикрытием передового отряда 13-я Гвардейская стрелковая дивизия за две ночи (с 14-го на 15-е и с 15-го на 16-е) переправилась в Сталинград и неожиданно для фашистов ударила по врагу, после яростного боя отбросила противника из района центральной переправы, очистила от него многие улицы и кварталы. Гвардейцы вышли на железную дорогу, захватили вокзал и овладели Мамаевым курганом. Борьба за эту высоту продолжалась с невероятным ожесточением до конца января 1943 года.
17 сентября, четверг. Основной удар противника приняла на себя 13-я Гвардейская стрелковая дивизия. В дивизиях осталось по 500–1000 человек. Резервов нет. Утром командующий 62-й армией В. И. Чуйков доложил Военному совету фронта, что части истекают кровью, резервов нет, тогда как противник все время вводит в бой свежие войска. К вечеру из резервов Ставки прибыли хорошо укомплектованные стрелковые и танковые части. На предприятиях Сталинграда ухудшилось положение с продовольствием, на СТЗ его осталось всего на пять дней. СТЗ, не имея возможности выпуска новых танков, организовал особый ремонтно-восстановительный батальон, взялся за ремонт танков для фронта».
Из «Дневника»:
«17 сентября 1942 года. Четверг. С 13 сентября, с воскресенья, идут сильные бои. Со стороны немцев летят мины, и с нашей стороны бухают тяжелые орудия, бьют из „Катюш“. С самого воскресенья пять дней бомбят по-страшному. По ночам затишье, но спим тревожно, самолеты летают всю ночь. Самолет-разведчик вешает на парашютах фонари и освещает все пространство. Делается так светло, как днем. Разведчик все высматривает, а днем уже начинается бомбежка. Мы с мамой и знакомыми живем в балке, Вася вырыл там щель. Пять дней не вылезаем из этого убежища. Отец находится в щели дома, с ним знакомый — Сергей Иванович.
Из всех дней бомбежки самый страшный был вчера — 16 сентября. Какой был вчера ужас, какой ужас! Бомбил с восьми часов утра до восьми часов вечера, и все бомбил наш район, так как недалеко от нашей балки находится рабочий сад, а в нем стоят войска, машины. По саду и садил он. Вокруг находятся индивидуальные домики с садиками, тут же и наш дом. Вчера попала бомба в сад к Кузовым и упала у кухни, убило хозяина дома Илью Ивановича и двух красноармейцев. Илья Иванович бежал в щель, и по дороге его убило. Екатерина Александровна, его жена, сильно плакала. Вчера его схоронили в саду, в воронке упавшей бомбы. Боже мой, какой был ужас! Останемся ли мы живы? Если останемся, то постареем лет на 20.
К вечеру затихло, поужинали с мамой и понесли папе щей домой. Поднялась в гору, ночь была лунная, кроме того, по небу висели на парашютах фонари, было светло, как днем. Вдруг раздались выстрелы из ружей, и фонари потухли, их сбил снайпер. В районе центра города было большое зарево. Два дня горели нефтяные баки. Большое пламя было и по направлению к Федоровскому саду, там большой поселок, горело и там. Все разрушено, города не существует, одни развалины остались. Фронт в городе.
Приказ Сталина — не отступать и не сдавать Сталинград, а наши войска уже на Северном городке, на улицах поселка, на стадионе, в заводах. Немцы бросают листовки с призывом к красноармейцам, командирам, комиссарам сдаваться, им ничего не будет. Приказ Сталина — не отступать!
14 сентября информбюро сообщило о сдаче Новороссийска, как-то там наши сватья, живы ли? Кончаю писать, начинается стрельба. Закутываемся в подушки, одеяла и лежим ни живы ни мертвы.
Дни теплые, солнечные».
Из «Хроники огненных дней»: «19 сентября, суббота. Противник к исходу дня потеснил некоторые части центра 62-й армии. Авиация бомбит район завода „Красный Октябрь“, центр города, Бекетовку».
Из «Дневника»:
«19 сентября 1942 года. Суббота. 12 часов дня. Вчера было тихо весь день. Мы с мамой из балки ушли домой в свою щель. Встала сегодня поздно, в девять часов. Собралась идти за водой. Мама не пускала, но я пошла. Вода в кранах на „Баррикадах“. Набрала воды, вдруг зашумели самолеты, я побежала бегом с ведрами, забежала в барак, в нем было две женщины, девочка и два красноармейца. Началась бомбежка, я прижалась в коридоре барака к углу, девочка легла на пол, женщины побежали по бараку, красноармейцы легли на пол. Штукатурка сыплется, грохот. Такой страх я пережила, что описать невозможно.
Когда ночью затихло, я схватила ведра с водой и бросилась домой. Добежала до своей улицы — дом Фоминых расщеплен, в него попала бомба. Заворачиваю за угол, и о ужас! Наш дом весь расщеплен, крыши нет, ставни сорвало, внутри дома штукатурка упала, балки попадали, шкафы расщеплены, стекла у горки вы пали. Вошла в дом и вышла на улицу. Оказалось, что бомба упала у окон дома, в том месте, где посажена сирень. Собрали кое-какие доски с улицы во двор. Сосед помог забить забор, забили окна. Мама меня все уговаривает идти в балку к знакомым, но я никуда не хочу идти, будь что будет.
Вчера приходил молоденький красноармеец, говорил, что фронт находится в разных местах. Приказа отступать от Сталинграда нет, из-за Волги перебрасывают новое подкрепление. Много войск стоит на Матросской улице, на Большой Франции, на Малой Франции.
Дни стоят теплые, солнечные, как летние».
Завод «Красный Октябрь» был основан французами в 1898 году и назывался «Французский завод». Жилой поселок этого завода назывался «Большая Франция» (в нем жили инженерно-технические работники) и «Малая Франция» (в нем жили рабочие). Эти названия сохранялись несколько лет и после войны. В настоящее время он переименован в поселок «Металлургов».
Из «Дневника»:
«21 сентября 1942 года. Понедельник. Десять часов утра. Сегодня праздник — Рождество Пресвятой Богородицы. Пришла Рита со своей девочкой, просятся к нам в щель, так как пещера в балке дала трещину, а соседнюю пещеру завалило, упала большая бомба. Рита, ее сестра Зоя и Галочка перешли к нам. У соседей Коротковых во дворе упала бомба и ранила их сына Володю. Бомбы упали во двор к Пахомовым, Левкиным. Приходили соседи Мокровы, говорят, что бомбят наш район из-за „зелени“, так как в ней прячутся „Катюши“, минометы, машины с боеприпасами. Что-то еще будет с нами дальше? Хорошо, что Женя с крестной уехали и Ира тоже. Останемся ли живы?
Вчера двое военных заходили напиться, мы спросили: „Скоро ли конец?“ Ответили, что сами не знают, ни у одного города так долго не стояли, как у Сталинграда. У каждого города стояли дней 5–6, а у Сталинграда стоят уже 30 дней. „Как у Севастополя?“ — спросила я. „Да, как у Севастополя, у него стояли 40 дней“, — ответили.
Сегодня уже 30 дней со дня первой бомбежки. 30 дней, как мы не вылезаем из щели. Что-то будет с нами?»
Из «Хроники огненных лет»:
«С 13-го по 26 сентября немецко-фашистские войска потеснили 62-ю армию, ворвались в город, захватили значительную часть высот, в центре вышли к Волге, но овладеть Сталинградом полностью им не удалось. В Сталинграде сложилось тяжелое положение с продовольствием. Приняты особые меры по снабжению продуктами питания бойцов МПВО, рабочих заводских формирований и населения города. Лондонское радио передавало: „Наши симпатии к русскому народу растут с каждым днем. Нам хочется сражаться с такой же сумасшедшей энергией, с которой наши союзники ведут бои на улицах Сталинграда“».
Из «Дневника»:
«26 сентября 1942 года, суббота. Одиннадцать часов утра. Ночью было что-то невероятное. Самолеты летали всю ночь, началась бомбежка. В три часа ночи стало слышно рубку деревьев во дворе. Оказывается, пришло много наших войск, разместились во дворах, стали рыть себе щели, и деревья срубили для прикрытия. Во дворе у нас было много брусьев для дров, их все рас таскали для покрытия. Ну да ничего не жалко. Утром спросили пожилого бойца: „ Как нам быть? Уезжать или оставаться? Отгонят ли немца?“ Он сказал мне, что уезжать не стоит, за Волгой очень плохо, много народа. Немца отгонят скоро, пришло подкрепление с Дальнего Востока. Дня два–три и его отгонят. В городе немца нет и не было, несколько десятков десантников. Сейчас из города десант выбили.
Сегодняшний разговор с военным вселил в меня уверенность, что Сталинград не будет взят немцами, их отгонят. Полон двор военных, а на стадионе стоят дальнобойные орудия и минометы. Бухают всю ночь и весь день, вся щель дрожит. Словом, мы живем на фронте уже 35 дней.
Вчера ходила на „Баррикады“ за эвакуационным листком, на всякий случай не мешает его иметь, может быть, придется все бросить и бежать в чем есть. Как не хочется ехать, да и вещи жалко бросить, с таким трудом все это наживалось.
Не знаю, где наши: Женя с крестной и Игорьком, Ира с Петей и Танечкой, Вася. Где теперь знакомые и родные: Захаровы, Маруся и Нюра Несытовы, Матрена Васильевна, Вера с девчатами, Горшенины?»
Из «Хроники огненных дней»:
«29 сентября, вторник. Обстановка в Сталинграде усложняется. Противник вышел в район СТЗ и начал мощное наступление на правое крыло 62-й армии. Сталинградский тракторный завод в эти дни стал основной ремонтной базой танков, доставляемых прямо с поля боя. Оккупирован немецко-фашистскими войсками Краснооктябрьский район Сталинграда».
Из «Дневника»:
«29 сентября 1942 года, вторник. Девять часов утра. Третий день идет бомбежка, не вылезаем из щели. За водой ходим на Волгу по вечерам, так как к вечеру немного затихает. В воскресенье была такая сильная бомбежка, что я решила уехать. Но Оля Жабина стала уговаривать, что ехать никуда не стоит, что переживать везде придется, а потому надо переживать в одном месте. В ней много оптимизма, с ней легче переживать страх.
В воскресенье убило шесть лошадей, и жители стали растаскивать их на еду. И мы с Олей пошли через стадион и нарсад. Весь нарсад разбили, летний театр сгорел, деревья выкорчеваны. Несколько раз нас останавливал патруль в саду и военные. Мы объяснили, что ищем убитых лошадей на мясо. Удивительно, но нас не задержали, сказали, что идти надо в садик около Сталинской школы (она уже сгорела). Пошли туда. Лошади были уже растащены, только у одной остался передок. Оля стала рубить, а я держать, но у нас ничего не получалось. Подошла Клавдия Тараханкина, отрубила нам и себе переднюю ногу. Свалили все в зембель и пошли назад. Но патруль нас не пропустил, пришлось обходить улицей ниже. Мать уже беспокоилась, решила, что нас забрали. На другой день ели борщ и пирожки с кониной. Оказалось довольно вкусно.
События на фронте плохие. Вчера прибежал молоденький красноармеец с Мамаева кургана, рассказывает, что в городе сидят автоматчики в разрушенных домах и строчат без перерыва, а на берегу находятся наши войска.
Бомбит все время, а в перерыве между бомбежкой садит минами. Вчера сгорел еще один мансардный дом, так было страшно, что мы с Олей и за водой не пошли. Сегодня уже 39 дней, как мы сидим в окопах, что-то будет с нами дальше?
Вчерашний красноармеец рассказал, что на днях наш самолет бомбил по своим. Еще рассказывали, что из-за Волги „Катюши“ били по Мамаеву кургану и много уложили своих. Что-то делается невероятное. Из всех разговоров только вчерашний красноармеец сказал правду, что положение на фронте плохое, остальные только успокаивают, что отгоним немца.
Немец идет упорно и главным образом берет воздухом. На нашем поселке тоже есть немецкие автоматчики. Слышна пулеметная стрельба. Мы сначала не обращали на нее внимания, но потом бойцы рассказали, что это стреляют немецкие автоматчики и подают самолетам сигнал, где бомбить.
Сегодня я шла к Марусе, и около дома Роговых лежит убитый красноармеец. Я от испуга шарахнулась в сторону. Бедный, бедный человек, сложил свою голову, где-нибудь у него есть семья.
Маруся вышла куда-то. Я сижу и записываю эти слова, может, кто-нибудь прочитает и узнает, какие страхи мы пережили и переживаем.
Вот сейчас летит самолет, сердце замирает, сирена самолета приостанавливает работу всех органов тела, все холодеет».
Из воспоминаний секретаря обкома А. С. Чуянова:
«В светлое время суток над Волгой беспрерывно висят бомбардировщики, перед причалами то и дело поднимаются косматые столбы воды от взрывов. „Мессеры“ гоняются даже за одиночными лодками, остервенело поливают из пулеметов подходы к причалам. Тяжело смотреть ночью на горящий город с восточного берега. Просто не верится, что там есть люди»3.
Из «Хроники огненных дней»:
«1 октября — 9 октября. В начале октября борьба за Сталинград возобновляется с нарастающим ожесточением. Гитлеровские войска усиливают натиск в центре города. Одновременно авиация и артиллерия бьют по переправам, уничтожая паромы и баржи. Противник продолжает сильные атаки с высоты 107,5 — в направлении завода „Красный Октябрь“. Верховный Главнокомандующий потребовал от командующего Сталинградским фронтом А. И. Еременко принять все меры и обеспечить оборону Сталинграда, чтобы город ни при каких обстоятельствах не был сдан врагу. 62я армия отражает массированные атаки противника при мощной поддержке авиации в районе поселка СТЗ. Войска 62-й армии ведут боевые действия против врага на рубеже — рынок, рабочий поселок тракторного завода, заводов „Баррикады“ и „Красный Октябрь“, на северо-восточных склонах Мамаева кургана, в районе вокзала Сталинград-1».
Из «Дневника»:
«1 октября 1942 года, четверг. Весь день сильно бомбили. К вечеру затихло, но поднялись пожары. Горело два мансардных дома. Поднялся сильный ветер, и искры тучей неслись по направлению к нашим домам. Был такой ужас, такой был страх.
Добежала до Орешкина дома, я увидела, что у них загорелась крыша, искры летели тучей, и не только искры, но и головешки. Затушить не удалось. Орешкин дом загорелся, от него загорелся наш разрушенный, потом загорелся Жабин дом, Фомин. Образовалось море огня. Такой ужас, такой ужас, меня знобило.
Мы с матерью взяли продукты и побежали в мансардный дом к Анне Моисеевне. Всю ночь не спали. Отца оставили в щели, закрыли дверь плотно железными листами. В три часа ночи пошли проведать двор. Там было море огня. Старик-сосед растаскивал забор, чтобы не загорелся его дом.
Подошли к щели — она цела. Спросили отца, как он себя чувствует. Ответил, что хорошо. У щели начали тлеть брусья у входа, затушили их землей, натаскали валы земли к брусьям, закрыли щель и пошли обратно. Утром вернулись на свое пепелище. Все сгорело, но щель цела, отец жив, надо покопаться, может быть, что-нибудь осталось из вещей. Но копаться сейчас нельзя, так как все горячее, надо ждать, когда остынет.
Сейчас сидим в своей щели и решили никуда больше не ходить. Теперь кругом нас образовалось поле с обгорелыми печами. Сидим и думаем, что будет с нами?
Красная Армия вся сдвинулась на берег Волги. На стадионе стоят зенитки, тяжелые орудия увезли. Коля настаивает на отъезде за Волгу. Оля против отъезда, так как за Волгой бомбят, и с собой ничего взять не сможем. Останемся ли живы? Говорят, что на поселке немец занял Краснооктябрьский мост.
Сегодня уже 40 дней, как мы сидим в щели. Бомбежка идет каждый день.
2 октября 1942 года, пятница, два часа дня. 41 день, как мы сидим на фронте. Конца не видно, каждый день идут бои. Мины летят каждый день, нельзя высунуть головы из щели. Сегодня утром только собрались завтракать, как начали лететь мины. Вдруг раздался страшный треск, гром, посыпалась земля с потолка щели, ну, думаем, пропали. Прошла минута, прояснилось — живы. Коля, выглянул из щели, оказалось, летела мина, ударилась в акацию, разорвалась, и осколки посыпались во все стороны. Если бы не было акации, мина упала бы на щель, и мы бы погибли. А мама каждый год настаивала срубить эту акацию, но я была против.
Утром ходили с Олей за водой на Волгу и вчера ходили. Самолеты летают, пули визжат, а за водой идти нужно, без воды не проживешь. Один день мы не ходи ли за водой и были целый день не пивши, невозможно было вылезть.
Шесть часов вечера. Вот уже вечер, а бомбежка не прекращается. С утра до двух часов летели мины, а сейчас началась бомбежка. Боже мой! Когда все это кончится? Сил уже больше нет никаких. Хорошо, что Женя, Ира и крестная уехали. Женя в Ульяновске, а Ира не знаю где, добралась ли она до Магнитогорска? Не знаю, придется ли нам увидеться, останемся ли в живых?
41 день сидим в щели, грязные, немытые, уже насекомые стали заводиться в голове и в белье. Все сожжено, все разбито, мы сидим в щели, которая находится в открытом поле, кругом груды угля, обгорелые печи. В подвале у нас все сгорело. Утром мама с Колей копались в подвале, отрыли немного тыквы, она испеклась, сегодня мы ее ели. Нашли один самовар, который растопился. В углу наш ли бак, в котором была рожь. Придется еще покопаться, может быть, еще что-нибудь найдем.
3 октября 1942 года, суббота. 4–20 часов. Рано утром ходили за водой с Олей и ее матерью Александрой Федоровной. Только набрали воды, начали лететь мины на Волгу, бежали с водой бегом. Такой ужас мы переживаем, что описать невозможно, и когда конец будет, неизвестно.
Выстрелы немецких автоматчиков слышны по всему поселку. Бои идут ожесточенные, то немцы бомбят и сыпят из минометов, то наши начинают садить из „Катюш“ и тяжелых орудий. Сначала сердце замирало, все отнималось, а теперь все окаменело, сердце уже не болит, будь что будет.
Boвремя не уехали, теперь уехать невозможно, положимся на Бога и на судьбу. 42 дня сегодня, как мы переживаем этот ужас. Кругом пожары, все горит. Сейчас бомбит мансардные дома и Баррикадный район. Когда все это кончится? Сил уже нет терпеть, а деваться некуда. Вот опять летят самолеты. Захлопали зенитки.
Александра Федоровна занимается у нас варкой обеда. Ходит целый день по двору, варит у щели, как только летит самолет, Оля кричит ей: „Мама! Скорее в щель!“ Но Александра Федоровна не торопится бежать, а спускается в щель, когда самолеты пролетят или сбросят бомбы. Оля начинает ругать ее, а она так спокойно отвечает: „Что, он в меня, что ли, бомбы бросает, нужна я ему!“ И смех и грех на нее смотреть, такая она бесстрашная.
Бомбежка не прекращается. Оля всех подбадривает. Коля все время говорит, что надо уехать, а куда ехать, когда бомбежка идет целыми днями и мины летят так, что из щели вылезти нельзя.
Погода стоит чудная. Теплые летние дни и вечера.
4 октября 1942 года, воскресенье. Девять утра. 43 дня, как идут ожесточенные бои в городе Сталинграде и рабочих поселках. Сегодняшняя ночь была очень напряженная и жуткая. Накануне вечером ходили за водой на Волгу. До Волги дошли хорошо, а обратно шли под пулями. Был такой страх, ноги отнимались, еле дошли до дома.
А вечер был такой дивный, теплый. Волга красивая и тихая. Такая чудесная стоит погода. Дни жаркие, солнечные. Вечера лунные, тихие, только бы гулять да отдыхать, а мы не вылезаем из щели вот уже полтора месяца, и не видно конца.
Думали, что утром встанем и будет немец, но утром все было по-старому: зенитки стреляют в самолеты, начали бухать тяжелые орудия. С утра началась бомбежка.
В три часа ночи в напряженной тишине раздались звуки радио. Коля вылез на приступки слушать, потом Оля, потом я. Передавали сначала на немецком языке, потом на русском. После передачи раздались звуки музыки, чудная была музыка, по-видимому, передавало немецкое радио. Коля рассказал, что сообщили что-то о Воронеже, он не расслышал.
Пришел один боец за водой, принес полведра густого пшенного супа, спросили его: „Далеко ли фронт?“ Ответил, что отогнали немца, а сам в глаза не смотрит. Словом, положение плохое.
Коля прочитал сообщение «Информбюро» от 28 сентября, в котором сообщается, что идут бои в районе Сталинграда. Расплывчатое сообщение. На самом деле бои идут во всех рабочих районах и на улицах Сталинграда.
6 октября 1942 года, два часа дня. Боже мой, какое мучение, сегодня 45 дней, как мы находимся в страшных мучениях, когда конец нашим страданиям? Фронт в нашем районе. Отогнали немца или нет, об этом никто из военных тол ком не говорит.
Случилось несчастье, ранило Александру Федоровну. Она пекла хлеб на соседнем дворе, пролетела мина, разорвалась, и осколком ее ранило. Приглашали военную медицинскую сестру, она осмотрела рану, смазала йодом и установила в ране осколок. Сказала, что осколок может вынуть только врач. Александра Федоровна сильно стонет, говорит, что у нее сильно болит грудь и бок. Потом она кашлянула и мокрота с кровью, страшно испугалась. У нее мнение, что осколок находится в легких. Уговариваем ее, немного соглашается с нами.
Сегодня рылись с Олей в выходе. Все сгорело.
Очень жалко кастрюлю электрическую и медикаменты. Теперь заболеет кто-нибудь и лечить нечем. Оля говорит, что не надо ничего жалеть, лишь бы остаться живыми.
Нервы стали сильно напряжены, стала раздражительная, но слез нет, все окаменело.
А дни стоят теплые, солнечные, ясные. По народным приметам будет теплая долгая осень. Как бы хотелось уехать далеко-далеко, в лес, в глушь и отдохнуть от всех переживаний и волнений.
Каждый день ходим за водой под пулями, конца нашим мученьям не видно. Сейчас пока есть хлеб, а вот съедим, тогда не знаю, что будем делать, голодной смертью помирать придется».
Из воспоминаний секретаря обкома А. С. Чуянова:
«5 октября противнику удалось овладеть Мамаевым курганом. На отдельных участках городского фронта защитники Сталинграда оттеснены на узкую полоску вдоль Волги. Ожесточенные бои ведутся за каждый метр земли, за каждый дом, улицу, цех, лестничную площадку. Только за 6 октября на боевые порядки 37-й дивизии, обороняющей Тракторный завод, противник сбросил свыше шести тысяч бомб. Кажется, силы защитников заводского района Сталинграда на исходе. Но нет, идут упорные бои перед заводом „Баррикады“, в цехах Тракторного, в поселке „Красный Октябрь“».
Из «Хроники огненных дней»:
«14 октября, среда. Оккупированы Тракторозаводской и Баррикадный районы Сталинграда. Тракторный завод помогал танкистам 62-й армии восстанавливать подбитые танки до 14 октября 1942 года.
16 октября, пятница. Армия Паулюса продолжает яростные атаки в районах заводов. Судьба Сталинграда висела на волоске. В 13 часов Ставка Верховного Главнокомандующего приказала командующему Сталинградским фронтом не медленно усилить гарнизон островов на Волге — Зайцевский и Спорный.
17 октября, суббота. Из оперативной директивы командующему войсками Донского фронта: „Противник, прикрываясь прочной обороной с севера между Доном и Волгой, силами четырех–пяти пехотных и до трех танковых дивизий ведет яростные атаки на Сталинград, стремясь овладеть заводскими районами… В течение дня войска 62-й армии вели тяжелые и кровопролитные бои…».
Из «Дневника»:
«14 октября 1942 года, среда, 11–20 часов. Сегодня большой праздник — Покров Пресвятой Богородицы. С утра началась бомбежка. Сидим и не вылезаем из щели. Нельзя согреть чаю, пожевали сухого хлеба и сидим. Всю ночь была бомбежка и стрельба, жутко было спать.
Эта война — необыкновенная война, воюют не в степи, а в городах и населенных пунктах. Немцы заняли город, Тракторный завод, наши находятся в Краснооктябрьском районе.
17 октября 1942 года, суббота, девять–десять часов утра. Боже мой, как мы остались живы, одному Богу только известно. Вчера была такая сильная бомбежка, ни одного дня не было такого. Бомбежка началась в десять часов утра и до пяти часов вечера. Щель дрожала, молились все. Боже мой, боже мой, что с нами будет, останемся ли мы живы? А конца нашим мучениям и страданиям не видно.
Сегодня 56 дней находимся в великом страдании, и конца не видно. Я не знаю, как мы остались живы. Это просто чудо.
Немец бомбил без отдыха, сыпал бомбами буквально, так вся улица изрыта воронками. Около Суховатиковых на середине улицы огромная воронка, тонная бомба сброшена.
Военные говорят, чтобы мы выселялись из щели, так как на стадионе находятся орудия и около них не разрешается быть частным лицам. Предлагают переехать за Волгу, там якобы есть машины для перевозки эвакуированных. Но это, конечно, только разговоры, никаких машин за Волгой нет, все переехавшие передвигаются собственными силами. Кроме того, военные говорят, что, если Сталинград будет оставлен, то с оставшимися жителями будет жестокая расправа, вплоть до расстрела, так как их будут считать предателями Родины, желающими перейти на сторону немцев.
Оля против переезда за Волгу, но перейти в другую щель, говорит, надо. Пошли искать заводскую щель, нашли за вышкой около топливного склада, но переходить уже нельзя, началась минометная стрельба, теперь ждать до утра. Грязь, пыль, вши заели».
Из «Хроники огненных дней»:
«19 октября, понедельник. Противник продолжает атаки танками и пехотой на всем фронте 62-й армии. Особенно сильные атаки при поддержке массированного огня артиллерии и минометов противник ведет на заводе “Баррикады„ силой до двух пехотных дивизий с 50–60 танками».
Из «Дневника»:
«19 октября 1942 года, понедельник, десять часов утра. Два дня не писала. Не успела закончить записи, как поднялась сильная бомбежка. Упала бомба у нас во дворе, в щели стало так темно, все посыпалось с треском. Ну, думаем, все кончено, погибли, засыпало. Оказалось, завалило выход, но не сильно, откопались, перешли в щель к Ленгасовым. Сейчас сидим в этой щели уже два дня. По ночам все время сыплет минами. Сегодня весь день идет осенний дождь, грязь невылазная. Целый день бьют из минометов, автоматов, снаряды летят, высунуть нос нельзя.
У нас кончилась вода, где будем брать? На Волгу идти нельзя, опасно, решили поискать воду в соседних погребах.
Проход нашей щели завалило, и дождь льет в проход, образовалась грязь. Никто не хочет ее выгребать, в щели стало холодно. Оля стала такая худая, что страшно смотреть. Коля, ее муж, не двигается с места, да еще ребенок только и знает, что целый день: есть, пить, писать и опять сначала. Это просто пытка. Я такая терпеливая, так люблю детей, но и у меня начинает лопаться терпение.
Мы все истерзались, измучились, вшей развели тучи.
Фронт находится в нашем поселке, Краснооктябрьском. Сейчас одна мысль у всех — остаться живыми, только живыми, ничего не жалко. Как я жалею, что не уехала с девчатами. Вещи осталась караулить, да ничего не укараулила, все сгорело. Мы находимся в кольце, Тракторный и Баррикадный районы заняты немцами, на Красном Октябре все сдвинуто к Волге. Отступать нет приказа, и бьются на небольшом клочке земли.
Наш район не узнать — все вспахано, бугры и ямы — страшно смотреть на улицу. Идет бойня, истребление людей. Это безобразная война. Воюют в городах, селах, превращая все в развалины, уничтожают мирное население. А мирного населения погибло много. Погибли наши соседи — все Орешкины: Василий, Николай, двое маленьких детей, а Тамаре перебило обе ноги, осталась жива одна Нина и старик. Жалко бедных погибших людей.
Вот и мы будем ли живы и дождемся ли конца нашим страданиям? Еще хлеб есть, а как съедим, что будем делать? Оля и Коля настаивают, чтобы всем перейти в общественную щель за парашютной вышкой, но нам нельзя бросить отца, а дойти он не сможет, во дворе грязь и идти невозможно. Без нас они не хотят идти».
Из «Хроники огненных дней»:
«20 октября, вторник. Войска 62-й армии отбивали атаки врага в районе Спартановки, заводов „Баррикады“ и „Красный Октябрь“. В связи с прибытием в район „Баррикады“ 138-й дивизии И. И. Людникова враг усилил свою ударную группировку четырьмя пехотными и одной танковой дивизией.
21 октября, среда. Противник увеличил налеты авиации до двух тысяч самолето-вылетов в сутки. Под прикрытием авианалетов немецко-фашистские дивизии ведут бои за заводы „Баррикады“ и „Красный Октябрь“. Усилены атаки и бомбовые удары по переправе через Волгу.
22 октября, четверг. Политотдел 62-й армии в своем донесении сообщал, что войска армии в течение дня удерживали занимаемые рубежи. Однако противник постепенно занимал многие улицы и кварталы. Позиции гитлеровских войск настолько приблизились, что воины 62-й армии вынуждены были применить огнеметы, действовавшие на расстоянии 100 метров».
Из воспоминаний секретаря обкома А. С. Чуянова:
«Напряжение всех сил защитников заводского района и центра города не спадало до 22 октября. Прижатые к Волге, обескровленные тяжелыми боями, части 62- армии держались на узкой полоске земли. Казалось, еще одно усилие врага, и эта полоска будет разрублена. А это означало бы, что 62-я армия и остатки населения заводской части города обречены на уничтожение. Военный совет, штаб фронта, обком и горком партии делали все, чтобы этого не случилось».
Из «Дневника»:
«22 октября 1942 года, четверг, десять часов утра. Шестьдесят один день (61) нашим страданиям и конца не видно. Сидим в щели Ленгасова три семьи: мы, Жабины, Сергей Иванович с Анной Максимовной. Отец находится в своей щели, и с ним ночует Коля. Фронт то приближается, то отодвигается, вернее, не фронт, мы находимся на фронте, а немца то отодвигают, то он опять придвигается.
Четыре дня идут ожесточенные бои, мины рвались около нашей щели, бомбы тоже рвались, мы сидели в щели и дрожали. Вчера ходили втроем за водой в балку. Мины рвались вправо от нас, бежали с водой бегом.
Сегодня затишье, но это затишье что-то страшит, мины летят, а бомбежки нет. Не дождаться конца страданиям. Вши заели, прямо сил нет. Вчера один военный сказал Оле, что осталось немного ждать, дней четыре–пять и все решится, немца разобьют. Но что-то плохо верится. Немец сидит на новом базаре. Что-то нас ожидает? Будем ли живы? Боже мой, как все устали и настрадались. Все стали злы, нервны, ругаются. Коля каждый день ругается с Олей, все очень устали.
С водой плохо, едим один раз в день. От воды в балке у всех расстроились желудки, да и привкус горьковатый.
Молюсь Богу, слов нет, сердце как в тисках. Боже мой, боже мой, как тяжело, когда конец нашим страданиям?»
Из «Хроники огненных дней»:
«25 октября, воскресенье. Из боевого донесения Военного совета Сталинградского фронта в Ставку Верховного Главнокомандования: Бой в районе заводов „Баррикады“, „Красный Октябрь“ и Купоросное — Зеленая поляна отличается исключительной интенсивностью и напряжением с обеих сторон… Благодаря исключительному упорству войск 62-й армии, организованному и массированному огню нашей артиллерии, Р (реактивных систем) и авиации, наступавшему противнику в составе пяти дивизий, поддержанному сильной группой авиации, удалось продвинуться между заводами „Баррикады“ и „Красный Октябрь“ всего на 200–300 метров».Из «Дневника»: «25 октября 1942 года, воскресенье, два часа дня. Три дня продолжается бомбежка, сил нет терпеть. Сидим в щели и не вылезаем, такая тоска, вши заели, ночью спим сидя, так как щель маленькая, а народу много. Пытка, сил нет терпеть, конца не видно. Спрашивали одного красноармейца, как положение на фронте? Ответил, что через пять дней все кончится, сегодня пятый день его предсказаниям. Сегодня спрашивала другого красноармейца, который ответил, что дело долго продлится. Боже мой, когда кончатся наши страдания? Кругом выжженная степь, так страшно, и каждый день пожары. Поселка Краснооктябрьского не существует, мы сидим в голой степи и каждый день бомбежка. В пятницу был такой страшный бой, думали, что не останемся живыми. Молимся Богу, просим его оставить нас живыми. Вылезаем из щели только вечером, и так страшно, так страшно. Кругом голая степь, изрытая ямами, развалины кругом. Мансардные дома все сожжены и развалились. Так долго тянутся события, 64 дня сегодня нашим страданиям. По-видимому, у немцев мало сил и у наших.
Вчера рано утром был у нас один старик и говорил, что Баррикадный район весь в руках немцев, остались наши войска на небольшой полосе: от железнодорожной линии и до Волги на полосе, на которой мы сидим. Мы сидим на самом огне, и идти некуда, сидим и ждем своей судьбы.
Пишу эти строки, а бомбежка продолжается. Сейчас бомбит завод, что-то горит там.
Верно, у немца сил мало, что он так долго не может нас взять. Наша армия стала в кольце, осталась небольшая полоска территории, не занятой немцами: Матросская улица с переулками, наша Станичная с ближайшими улицами и у Старого базара частица».
На этом обрывается дневник Серафимы Ворониной.
Из «Хроники огненных дней»:
«31 октября, суббота. Воины 39-й и 45-й дивизий 62-й армии при поддержке авиации и артиллерии фронта решительно контратаковали врага и выбили фашистов из крупнейших цехов завода „Красный Октябрь“. Ожесточенные бои продолжались днем и ночью, но немецко-фашистские войска не сумели овладеть территорией всего завода и выйти к Волге.
7 ноября, суббота. Гитлеровские войска пытались прорвать нашу оборону в районе „Глубокая балка“ между заводами „Красный Октябрь“ и „Баррикады“. Бой длился весь день. Фашисты не сумели прорваться к Волге, их атаки были отбиты.
14 ноября, суббота. Глубина обороны войск 62-й армии от берега Волги до переднего края составляла 200–250 метров. С появлением „сала“ на Волге снабжение продовольствием, боеприпасами, перевозки пополнения происходят исключительно напряженно, а с учетом воздействия огня противника и его авиации положение с переправами становится близко к катастрофическому.
19 ноября, четверг. Началась стратегическая контрнаступательная операция под кодовым названием „Уран“ по окружению и разгрому фашистских агрессоров под Сталинградом.
31 января, понедельник. Немцы начинают переговоры о капитуляции. Ультиматум советского командования о немедленном прекращении огня и полной капитуляции южной группы немецких войск принят. Паулюс вместе со штабом пленен.
2 февраля, среда. В подвале механосборочного цеха Тракторного завода пленен штаб северной группы войск противника под командованием генерала Штреккера. Свыше 40 тысяч немецких солдат и офицеров сложили оружие».
Битва на Волге, продолжавшаяся 200 дней и ночей, завершилась.
«Дневник сталинградки» — еще одно свидетельство войны, ее беспощадности и чудовищной жестокости. В дневнике описывается тяжелое душевное состояние людей, как оптимизм сменяется отчаянием, отчаяние доходит до безразличия к своей судьбе, но прорывается вновь и вновь желание остаться в живых!
Когда я читаю дневник моей прабабушки, то меня поражают строки, когда после описания ужасов бомбежек, страха, убийств, следуют записи о том, как прекрасна Волга, какие чудесные стоят дни. Как хочется тишины, хорошо бы оказаться в лесу, где покой и красота. Это крик о том, как хороша жизнь и как молодой еще женщине хочется жить! Какая несправедливость, что жизнь «висит на волоске», что каждую минуту ждешь смерти. Серафиме в 1942 году было 37 лет. Не уехав вовремя, она позже не могла это сделать, под пулями ходила за водой, переживала все беды, выпавшие на долю оставшихся во фронтовой зоне людей. Она не совершила никакого подвига. И хотя память о ней живет только в сердцах родных, поклониться ей, как и другим простым людям, безвременно ушедшим из жизни во время войны, наш долг.
В Волгограде есть памятник мирным жителям, погибшим в Сталинграде. Он стоит на высоком берегу Волги на Набережной имени 62-й Армии. Это обелиск, на котором изображены силуэты женщин и детей. Сверху обелиск накрыт разорвавшейся бомбой. В памятный для сталинградцев день, 23 августа, к обелиску всегда кладут цветы.
Мы, родственники, не знаем могил Ворониных — Серафимы Федоровны и ее родителей, Федора Ерофеевича и Матрены Сергеевны. Этих могил нет. Как нет могил и тысяч других простых сталинградцев. По памятным дням и в день 25 октября (последняя запись в дневнике) мы, родственники, тоже ходим к обелиску погибшим родным.
Примечания
- Хроника огненных дней. 17 июля 1942 го — 2 февраля 1943 года. Волгоград, 1993.
- Чуянов А.С. На стремнине века: Записки секретаря обкома. М.: Политиздат, 1976.
- Там же.