г. Няндома, Архангельская область
Научный руководитель Татьяна Михайловна Костикова
Няндома – маленький городок в Архангельской области. На его окраине есть поселок с необычным названием – Уксусный. Почему Уксусный? Никакого уксуса там не производят. Когда попадаешь туда, невольно обращаешь внимание на сохранившиеся стены полуразрушенного здания из красного кирпича, на берега измельчавшей речки, засыпанные рыжими опилками. У человека приезжего эти неживописные картины, конечно, вызывают вопросы. Местные же жители прекрасно знают, что все это руины местного уксусного завода, который здесь всё-таки был. Сегодня поселок Уксусный живет совершенно непримечательной жизнью. Нет там, как в прежние времена, ни завода, ни лесопромышленных организаций, а сохранился лишь скромный жилой квартал.
В местном архиве я не нашла информации об этом поселке. Поэтому в поисках о прошлом Уксусного пришлось обратиться с вопросами к жителям поселка, которые помнят его историю.
Как всё начиналось?
В 30-е годы ХХ века в некотором отдалении от станции Няндома образовался поселок, который стали называть «Уксусный». Название поселку дал основанный на берегу реки уксусный завод. Заводу требовались рабочие руки, поэтому из ближайших деревень в поселок стали съезжаться люди. Приезжие работали и на уксусном заводе, и на смолокурне, и на подсочке и т. д. Так стал расти, шириться и пополняться новоселами рабочий поселок Уксусный, а все его предприятия получили общее название – промышленная артель (промартель) «Первенец Севера».
У каждого из моих собеседников есть история, объясняющая их появление в поселке.
Вот что рассказал мне Михаил Александрович Хробинский (родился в 1929 году в деревне Мальшинской Архангельской области): «Семья у нас была большая. Кроме меня, в семье было еще 4 сестры. Родители занимались сельским хозяйством. Имели свой участок, выращивали картофель, лук. Дом остался от прадеда. Самим дом было не построить, леса не заготовить. Дров и то не давали рубить, дрова заготавливали по-тихому, кто как мог. В домашнем хозяйстве держали корову, кур, овец. Но в коллективизацию у нас всё забрали. Народ в колхозы шел неохотно, хотя людям наобещали очень много. Да обещания остались лишь обещаниями. Такое время было в 30-е годы. Отец работал председателем, так ему немножко платили. А мать в колхозе только трудодни зарабатывала. Деньги-то у отца были, а купить-то нечего было.
С 13 лет подростков отправляли зимой в лес, весной – на сплав, а летом – в колхоз. А за работу опять же не давали ни денег, ни хлеба. Большинство людей было занято на лесозаготовках. Взрослые валили лес, а подростки пилили сучки поперечками да лучковками. (Это пилы такие были: поперечка – широкая, а лучковка – тоненькая. – А. Б.). Подростки же и вывозили на лошадях спиленный лес.
Отца призвали на службу в 1942 году. С войны он не вернулся, пропал без вести.
В 1949 году меня взяли в армию. До 1953 года я служил в Латвии. С будущей женой Фаиной встретился перед армией. У нее ни отца, ни матери не было. Пока я служил, четыре года мы переписывались. За это время к ней не раз сватались, даже мой двоюродный брат сватался. Но она меня дождалась. Я с армии пришел, мы сразу поженились. Я сказал ей, что в колхозе делать нечего, надо перебираться в город. После армии получил паспорт, знакомая помогла устроиться в Няндому, в депо. А жене на Уксусном работа нашлась. Так мы и стали жить на Уксусном».
Василий Михайлович Шалгинский (родился в 1933 году в деревне Конинская Архангельской области) тоже рассказал свою историю переселения на Уксусный: «В семье было четверо детей. Две старшие сестры и младший брат. Мать, Анастасия Афанасьевна, работала в колхозе, а отец, Михаил Дмитриевич, ездил по сплавам; лес заготавливали и сплавляли по реке в Архангельск. В колхозе жилось тяжело, денег не платили, а только трудодни учитывались. Как-то знакомый отца сказал, что на подъезде к Няндоме построили уксусный завод, туда можно устроиться на работу. Вот в 1935 году и переехали мы всей семьей на Уксусный».
Рассказывает Серафима Никитична Калитина (в девичестве Суровцева, родилась в 1927 году в деревне Луптега Архангельской области): «Сейчас уже этой деревни нет, да и тогда-то всего 12 домов во всей деревне было. Жили трудно. Отец 1885 года рождения, мать на 12 лет моложе. Было у них две дочери: я да сестра двумя годами старше меня. В 1937 году родители продали дом в деревне и переехали в Няндому на Уксусный. Пожили поначалу в “бухенвальде”, а потом решили строить дом. Я тогда училась в 6-м классе. Строительных материалов никаких не было. Пилорам не было, всё пилили сами ручной пилой. Вдвоем, папа и мама. Запомнила я этот момент, потому что он напоминает о начале войны. В воскресенье, 22-го июня, с утра мы с подружкой бегали в город. Когда уходили, мама с папой пилили тёс. Крыша была почти готова, оставался потолок, пол да стены. Когда я пришла домой, то мама сидела на бревнах. Соседи, которые тоже строились, стояли вокруг. Все были мрачные. Я спросила, что случилось. Оказалось, что началась война».
Екатерина Андреевна Бахарева родилась уже во время войны, в 1944 году, в деревне Шултус Няндомского района Архангельской области): «Жили мы в деревне Шултус, это в 12 км от Няндомы. Недалеко от Шултуса была деревня Илокса, где располагался спирто-порошковый завод. Там жила моя мама, Клавдия Тимофеевна Шахова. Таких заводов вокруг Няндомы было много. А в Няндоме на Уксусном была головная контора всех этих предприятий.
Наша семья, а точнее, мама, бабушка и две моих сестры переехали в Няндому на Уксусный в 1947 году. Мне было 3 года. Переехали, как я теперь понимаю, по личным причинам. У отца, Андрея Васильевича, помимо нас, была еще одна семья: и жена, и дети. Мама надеялась, что отец будет жить с нами, но отец остался в другой семье. Тогда она увезла нас подальше, и больше отца в нашей жизни не было. Мама сама поднимала трех дочерей».
Мария Дмитриевна Прялухина родилась в 1928 году в деревне Малое Верховье Няндомского района (сейчас этой деревни, располагавшейся на берегу реки Канакши, уже нет). «Родители хоть и жили в деревне, но колхозниками не были, – рассказывает она. – Точнее, в колхоз их не принимали, потому что у них не было скотины. Мать со старшими дочерьми работала на подсочке, добывала сосновую смолу для няндомской “Лесохимии”. А отец был хорошим сапожником и бондарем, делал из сосновых дощечек бочки, кадушки, ушаты, плел из бересты корзины под ягоды, туеса для хранения продуктов.
Чтобы прокормить детей, мама 14 километров по болоту ходила в соседнюю деревню к своим родителям за молоком. Носила молоко в берестяном пестере. Конечно, туда его не лила, на низ ставила латки (так называли горшочки с молоком), их закрывала дощечкой, сверху еще ряд латок, снова дощечка и еще один ряд. Помню, она уйдет на Погостище, а мы встанем в горенку на окно и ждем».
В 1936-м году «филиал» няндомской «Лесохимии» в Малом Верховье закрыли, поэтому семья переехала в поселок Уксусный.
Первые дома, улицы и быт поселка
Чтобы представить Уксусный, каким он был в самом начале, мы попросили наших собеседников коснуться в своих воспоминаниях вопроса об имевшемся в поселке жилье. Вот что мы услышали.
«В те годы на поселке народу жило немного, – вспоминает Анатолий Никитич Суровцев, – все друг друга знали. Сначала появился первый большой барак – “бухенвальд”, это его так народ прозвал. Сейчас его уже нет. Почему “бухенвальд”? Он был длинный, огромный. Людей в нем жило много, все друг друга знали. Стали приезжать на Уксусный люди из близлежащих деревень. В колхозах-то ничего не платили, трудодни только. Вот за хорошей жизнью народ и потянулся. Потом люди на поселке закрепились, стали создавать семьи и началось строительство других домов, 12-квартирных. В главном доме (двухэтажное здание у дороги) находилась школа, контора артели “Первенец Севера”, медпункт».
Все наши собеседники в своих рассказах упоминали промартель «Первенец Севера». Эта промышленная артель включала в себя побочные предприятия. О времени ее возникновения у нас нет точных сведений.
Из рассказа Василия Михайловича Шалгинского: «Сейчас на Уксусном есть разные улицы, а раньше и сам город-то имел не улицы, а поселки: 1-й поселок, 2-й поселок и т. д. Уксусный был самый развитый. Я здесь живу с 1936 года, с 3 лет. Когда наша семья приехала в поселок, в нем было лишь несколько домов, один из них жители поселка называли “бухенвальдом”. Буквально каждая уксусная семья начинала свою жизнь с “бухенвальда”. Там же располагался маленький магазин. Поселок не освещался. Паровая машина освещала только завод. А когда появилось дизельное освещение, свет давали до 12 часов. Через речку был проложен деревянный мост. Лес вокруг поселка тогда был дремучий, а река глубокая, чистая. Ловили в ней щук. В город тогда не ездили».
Из воспоминаний Зинаиды Леонидовны Морозовой: «Жилых домов было очень мало. Два частных домика у речки. Три больших дома вместе с “бухенвальдом”. Первый двухэтажный дом, на первом этаже которого располагался детский сад. А на втором этаже были квартиры. Там жили и мы. Комната у нас была небольшая. Жили все вместе: мама, папа, шестеро детей и бабушка. Второй двухэтажный дом был у дороги. В нем располагались администрация, Красный уголок, школа, медпункт. Третий жилой двухэтажный дом – “бухенвальд”. Почему “бухенвальд”? Не знаю. Наверно, потому что люди в нем жили густо».
Поскольку поселок Уксусный начал отсчет своей жизни в 30-е годы XX века, то вполне понятно, что основным видом транспортных перевозок тогда были лошадиные упряжки. Это объясняет и наличие конюшни в поселке. «Конюшня была, лес-то на лошадях возили. Ведь дальше нашего поселка ничего и не было», – говорит Михаил Александрович Хробинский.
Уксусный завод
Точной даты открытия уксусного завода мне выяснить не удалось. Но в одной из газетных статей читаю: «По словам Клавдия Федоровича Белозерова, в тридцатом году в поселке имелся канифольный цех. Он был деревянным и вскоре сгорел. Потом построили кислотный цех лесхимсоюза»[1].
Почему производство уксуса стало возможным в глухом таежном поселке, мне стало понятно из найденной в интернете статьи «Производство уксуса». Оказывается, наличие древесины обеспечивает наиболее несложный способ изготовления «продукта».
«Было обнаружено, что уксусную кислоту – главный компонент уксуса – можно получать не только путем брожения вина, сусла, меда, соков и других спиртосодержащих жидкостей, но и химическим путем из природного газа, промышленных отходов и продуктов сухой перегонки древесины. Именно полученная последним путем и разведенная водой уксусная кислота стала основой уксусов, производимых в Советском Союзе»[2].
Беседы с моими респондентами помогли мне собрать информацию о работе завода.
«Работал я на Кислотном заводе, – рассказывает Василий Михайлович Шалгинский. – Клей делали, бочки затаривали. Уксусную эссенцию отправляли на фабрики, где делали игрушки. А вот уксусную кислоту разливали сначала в 10-литровые банки, а потом по бутылкам. Сначала покупали большие банки, потом привезли маленькие баночки и стали их фасовать».
Лидия Николаевна Травникова приехала на практику в поселок Уксусный в 1954 году, потом вышла замуж и осталась здесь навсегда. Ее практика имела прямое отношение к Уксусному заводу и к производству продукции, она была лаборантом. Вот что она нам рассказала: «Со спирто-порошковых заводов (из Мехреньги, из Шултуса) на Уксусный завод поступал порошок – результат сухой перегонки березы. Серная кислота, с которой приходилось работать женщинам, была очень вредной. Капля прожигала всё. Поэтому женщины работали в черной суконной спецодежде. Этот порошок заливался серной кислотой и в результате реакции вырабатывалась уксусная кислота. Сначала получалась техническая уксусная кислота, потом ее еще раз перегоняли и из технической получали пищевую. Сам завод был не очень большим, но и немаленьким. Рядом были котельная и камедный цех.
Работницам выдавали противогазы. (Пары уксусной кислоты раздражают слизистые оболочки верхних дыхательных путей). Их использовали так: к противогазу был привязан длинный шланг, ведь внизу воздух был чище. Но женщины рисковали своим здоровьем и работали без противогазов. Конечно, противогаз сколько-то защищал, но не совсем. Когда горячий уксус доставали, запах шел по всему поселку. Даже жители поселка ощущали запах уксуса, а каково было работницам!»
Анатолий Никитич Суровцев вспоминает: «Уксусный завод располагался у речки. Это было маленькое помещение, поделенное на две части. На заводе было два цеха: камедный и кислотный. Изготовляли клей (камедь) и уксусную эссенцию.
Заготовляли лиственницу, привозили к заводу, пилили на чурки, корили ее, кололи на поленья. Поленья рубили на щепу. В специальные деревянные баки загружали эту щепу и выпаривали камедь из щепы, а потом заливали ее в бочки. Горы опилок у речки – это отходы, останки от выпаривания.
Второй цех был кислотный. Там изготовляли уксусную эссенцию, которая в магазинах продавалась. (И по сей день продается, но уже не с нашего завода). Для заготовки подходящего леса были отведены специальные лесные участки. В основном в Моше, там люди жили и заготовляли березу и осину. Жили как медведи, никаких условий для нормальной жизни у них не было: ни света, ни тепла. А целые рабочие бригады в лесу жили годами.
Двухметровую березу и осину загружали в закрытую печь без воздуха и получали порошок. Порошок заливали кислотой. И шел процесс, как производство самогона. Конечно, такое производство уксуса было вредным для здоровья. В кислотном цехе работа адская. Запах немыслимый. Механизации никакой. Всё вручную, лопатой. Вычистят печь, тележку с отходами вывезут на улицу – дышать нечем! Так это на улице, а в цеху?! Но когда люди стали уходить на пенсию, им пришлось доказывать, что это производство вредное».
Камедный цех
Некоторые из наших респондентов имели прямое отношение к камедному цеху.
Нина Федотовна Воюшина вспоминает: «Я в 16 лет работать пошла в камедный цех. В камедном цеху вырабатывали клей, а в соседнем – уксус. Отправляли нас, работников, в лес, где мы вручную пилили лиственницу, потом ее надо было распилить на пни, а эти пни доставить в цех. Лиственницу привозили в цех и запихивали в рубилки, которые превращали ее в щепу. Чтобы за смену выработать норму, надо было две лиственницы спустить. Норма называлась поденкой, стоила 3 рубля. Затем щепу перерабатывали, получали клей. Клей разливали по бочкам. Одежды рабочей не было, работали кто в чем придет. Зимой и летом – в резиновых сапогах. В смене было два аппаратчика. Бригада состояла из трех человек. Делили нас на 3 смены: 1-я смена – с 00:00 до 8:00, 2-я – с 8:00 до 16:00, 3-я – с 16:00 до 00:00».
В районной газете «Лесной рабочий» от 21 февраля 1958 года в статье «На Уксусном заводе» читаем: «Зеленым золотом называем мы наш северный лес. И действительно, что только не изготавливается и не вырабатывается из древесины: искусственный шелк, шерсть, спирт и много других ценных продуктов, в том числе уксусная эссенция и камедь… Флакончики уксусной кислоты с этикетками Няндомского завода можно видеть на полках гастрономических магазинов многих городов».
Смолокурня
Вспоминает Анатолий Никитич Суровцев: «Смолокурка начала работать с конца 30-х, может, года с 39-го. И после войны еще долго работала. Отец мой, Никита Прохорович, работал на смолокурне, был мастером. Проработал там до пенсии.
Женщины-работницы дежурили в смолокурке по очереди. С 4-х вечера до утра. В печь надо было подкладывать дрова, поддерживать температуру. А днями разделывали, пилили пни. На месте нижнего склада было небольшое озерко. У озерка и поставили смолокурку. Провели железнодорожную ветку, чтобы можно было к самой смолокурке подвозить сосновые пеньки.
Смолокурня – обыкновенный деревянный сарай. Там стояло две печки – металлические казаны. То есть по бокам были печки, а в середине металлический ящик. Вот этот бак – казан заполняли сосновыми пеньками, замазывали глиной щели, чтобы внутрь не поступал воздух. А пни добывали взрывами. Со временем добычу смолы прекратили. Смола нужна была для разных нужд. Смолили лодки, бревна и тому подобное. А сейчас дефицит смолы.
Смолокурня была у озерка, потому что надо было смолу охлаждать. А вода там всегда была теплая и чистая. Мама разрешала мне там купаться.
От пня в печи оставался только один уголь, а в специальные отверстия вытекали смола и деготь. Смолу и деготь затаривали в бочки и отправляли к месту востребования. А оставшийся древесный уголь использовали потом на растопу. Использовали в кузнице и в быту для самоваров».
Бондарка
О таком месте производства как бондарка мы впервые услышали из рассказов наших собеседников. Вот что вспоминает Василий Михайлович Шалгинский: «У нас спичечная фабрика была придумана. Спичек же в войну не было. Под горой, у реки, стояла бондарка. Там плотник Василий Баличев изготавливал бочки для камедного цеха. В этой бондарке недолгое время было налажено производство спичек. Работали там ребята-подростки, чуть постарше меня, с 30-го года. Лаборантка разводила селитру, пацаны в нее макали палочки. Но мы работали там только летом, осенью нужно было учиться. Мы делали спички, и за это нам давали рабочую норму хлеба». Изготовление бочек было связано с конкретным человеком – Василием Баличевым. Действительно, этот человек жил и работал на Уксусном, к сожалению, встретиться с ним лично мы не успели, совсем недавно он умер, доживая свой век в доме престарелых.
Аммональный цех
Еще одно производство, которое находилось в ведении промартели, называли Аммональным складом.
«В Тульской (это в стороне от Уксусного) находился Аммональный склад, – рассказывает Анатолий Никитич Суровцев. – Мужиков не хватало, поэтому там работали женщины. Это были сезонные работы. В лесу стоял вагончик, где хранили взрывчатку. Ее надо было охранять. Женщины сами и охраняли».
Вспоминает Зинаида Леонидовна Морозова: «На горе у Тульского был Аммональный склад. Папа, Леонид Кубенин, работал подрывником, взрывал сосновые пни. Эти пни увозили на смолокурку. Там были печи. В печь загружали пни, замуровывали ее, чтобы не поступал воздух. Гнали деготь и смолу. Мы там всегда брали уголь для самоваров. Когда аммонал вынимали из тары, оставалась бумага и папа приносил эту бумагу нам, детям. Мы ее использовали вместо школьных тетрадок».
О Книге почета
В ходе сбора материала об истории поселка мне пришлось побеседовать с большим количеством людей. Все они были связаны с Уксусным: либо сами являлись свидетелями описываемых событий, либо рассказывали о родственниках, работавших на предприятиях поселка. Я понимала, что, к сожалению, время упущено. Нет фотографий, утрачены документы, связанные с людьми, фамилии которых упоминали мои респонденты. И вдруг мне улыбнулась удача. Мне подсказали, что у Нины Федоровны Окрепиловой сохранилась Книга почета людей, связанных с поселком. Оказалось, что Книга содержит сведения 1947–1953 годов. Этот период приходится как раз на все действующие предприятия промартели «Первенец Севера».
Записи в Книге почета выполнены красивым каллиграфическим почерком. Под каждой фотографией, помимо фамилии, имени, отчества, указана еще и профессия работника. Таким образом, я убедилась, что на предприятиях поселка работали лесорубы, смолокуры, аппаратчики камедного цеха, корзинщики, медники, рабочие спирто-порошкового завода, возчики на быке, грузчики (в основном женщины!), трелёвщики[3], шоферы, трактористы.
Школа
Если о своем пребывании в детском саду мои респонденты почти не вспоминают, то о школе говорят все. Рассказывает Василий Михайлович Шалгинский: «В школу до 4 класса я ходил на Уксусном. Школа располагалась в двухэтажном здании. В этом же здании находилась контора промартели, медпункт. Занимались с керосиновыми лампами, так как электричества тогда еще не было. Отопление было печным. Дрова возили на лошадях. Тетради нам выдавали, учебники передавали от старших к младшим, они были старые, потрепанные. Писали чернилами в школе, а дома – разведенной сажей. Бумаги мало было, не хватало, так писали на книжках. В книжном магазине я покупал книжечки подешевле, например, про растительность или что-то подобное. В этих книжках между строк и писал. В 4 классе мы сдавали экзамены по всем предметам. После четырехлетки, уже в конце войны, я продолжил учебу в Пушкинской школе».
Об учебе в школе поселка Уксусный (и не только об учебе) вспоминает Мария Дмитриевна Прялухина: «В 3-м классе нас было 10 девочек. Кроме учебы, нам, конечно же, хотелось чем-то занять себя. И тогда мы после учебы в классе маршировали и строили “пирамиды”. Что такое “пирамида”? Я и еще одна девочка хорошо делали “мостик”. На нас вставала моя соседка по парте Сима Елизарова. В руках она держала плакат, два свешивающихся конца которого держали внизу еще две девочки. Что на нем было написано – не помню. Перед нами стояла еще одна девочка и показывала что-то спортивное. А откуда мы этому научились? Моя старшая сестра была вожатой в железнодорожной школе и носила в портфеле журнал “Вожатый”. И однажды показала мне этот журнал. Вот по этому журналу мы и учились маршировать и “пирамиды строить”».
Четвертый класс Маша и Сима Елизарова окончили на отлично и с похвальными грамотами. Дальше им предстояло учиться в школе Пушкина. Мария Дмитриевна хорошо запомнила первый свой визит в ту школу: «Вход был сразу со ступенек. В первый коридор зашли, там Пушкин во весь рост нарисован. Стоит, полы пальто ветер раздувает, волосы каштановые ветер треплет. С правой стороны плакат большой с надписью: “Здравствуй, племя младое, незнакомое”».
Что интересно, «уксусных» девчонок не приняли в класс с городскими. Их определили в 5-й «д», где учились «уксусники», «лесопильники» (с улицы Лесопильной), «андреевские», «манушкинцы» (из поселков Андреевский и Манушкино), «лещевские» и из спецпоселка Икса, где жили высланные украинцы.
Великую Отечественную войну Мария встретила ученицей Пушкинской школы. Ее старшая сестра 21 июня 1941 года ушла на выпускной вечер. Воскресным утром 22-го выпускники танцевали в Уксусном поселке на мосту. «У них был свой гармонист – Аркадий Пудогин. Он играл на гармошке, девчата танцевали, пели песни. Парни принесли девчатам из леса большие букеты душистой черемухи. И вдруг им сказали: «Война». Так прекратилось гулянье».
Из рассказа Зинаида Леонидовна Морозовой: «Школу начальную я заканчивала на Уксусном. После 4-го класса продолжили учебу в Пушкинской школе. Там 7 классов окончили. Чаще всего ходили в школу пешком. Очень редко механик Иосиф Иосифович Козловский или Сергей Васильевич Аншуков возили нас на машине (имена обоих упомянуты в Книге Почета – А. Б.) С нами училась дочь Козловского – Лелька, потому нас и подвозили иногда. Какая машина? Машина – “самовар”. Это такая машина, которую топили рюшками. Подкидывали в топку, она и работала. Брали с собой копейки, покупали хлеба, солили и такую вкусноту ели».
Говорит Серафима Николаевна Виноградова: «В начальных классах мы здесь учились, в поселке. Учила меня Валентина Михайловна Шавалова. Приходили к нам и дети с Лесопильного (Лесопильный – жилой квартал между Уксусным и Няндомой. – А. Б.). Учились в две смены».
С помощью социальных сетей мне удалось разыскать сына Валентины Михайловны, который проживает в Латвии в городе Лиепая. Он прислал отсканированный документ – трудовую книжку Валентины Михайловны Шаваловой с записью о трудовой деятельности. Неожиданным для меня стало название школы: «Уксусно-кислотная школа»!
Умеешь работать – умей и отдыхать!
По словам Василия Михайловича Шалгинского, в поселковом здании конторы был клуб. А в столовой, где кормили рабочих, крутили немое кино. Смотреть кино народ ходил с удовольствием.
О досуге упоминает и Михаил Александрович Хробинский: «Культурная жизнь была. Клуб был, но маленький. Библиотека была, люди читали».
Мария Дмитриевна Прялухина хорошо запомнила, что каждую субботу по няндомскому радио была передача, в которой сообщали о том, какие интересные мероприятия будут проводиться в городском парке. «Тогда народу в парке было очень много, и все находили себе развлечение, – вспоминает она. – Любители футбола собирались на футбольном поле. За полем стояли качели, карусели. Справа была баскетбольная площадка. А недалеко от входа стояла парашютная вышка, за ней – сцена для выступления художественной самодеятельности, а рядом – большая танцевальная площадка. Вход в парк стоил 10 копеек для детей и 20 для взрослых».
В парк, школу и на работу с Уксусного «в город» ходили пешком, поскольку налаженного транспортного сообщения между городом и поселком не было.
«Жили и были» поселка Уксусный
Мои респонденты, жители поселка Уксусный, в своих воспоминаниях не ограничивались ответами на поставленные вопросы. Волей-неволей они возвращались в прошлое и в своих воспоминаниях касались личной жизни. Каждая история заслуживает внимания, поэтому мне показалось, что без этих рассказов описание жизни поселка не будет полным.
Поделился своими воспоминаниями Василий Михайлович Шалгинский: «После переезда мать работала на Уксусном заводе разнорабочей, иногда в лесу, так как надо было заготовить дров для завода или сырья для производства. Отец работал то в кочегарке, то в гараже, то корил лес. С 35 года по 39-й. А летом, в июле 39-го, его забрали на службу в армию. Не пожалели, что четверо детей, две бабуси да два брата. Мать потом одна всю эту ораву тянула. И попал он как раз в финскую кампанию. Писал письма с фронта. Писал, что морозы страшные. А в марте его убили. Я от почтальона узнал, что похоронка пришла. Это уже июнь месяц был. Мне тогда 7 лет было, потому я и запомнил это. Запомнилось, как прихожу домой, а мамка плачет. Очень грустно было. Отец был пулеметчиком и его подстрелил снайпер. Об этом мы узнали уже позже от его товарища-сослуживца, который специально в начале июня заезжал к нам, чтобы рассказать об отце. Его похоронили на Карельском перешейке. Участникам финской войны там был установлен памятник. Я, семилетний, остался в семье за старшего. Худо без мужика жить. Я всему сам научился. И гвоздь заколотить, и топорище заострить, всему выучился. Смотрел, как другие делали, и учился. А как иначе? Надеяться не на кого было, а матери надо было помогать. Жили как все. Не лучше и не хуже. Хорошо, хоть корова у нас была. В 1941 году я пошел в школу, в этот же год началась война. Я был единственный мужчина в доме. Всего натерпелись. И голодовали, и мерзли.
По весне, едва трава покажется, мы давай травку собирать, которая съедобная, травку бабушка смешивала с мукой и готовила лепешки. А как пойдут грибы да ягоды – все в лес! Ребятишки одни, без взрослых, соберутся компанией и идут. Лес рядом. Грибов много было. По два раза на день ходили за грибами. Грибов наносим, два ушата насолим да насушим мешок. Потом с картошкой – главная еда. Ягоды разные брали: чернику, голубику, бруснику тут рядом брали, а за морошкой далеко ходили. Хлебушка давали по карточкам. Сначала по 400 грамм, а кто работал, тем больше давали. Плохо жили. У нас хоть корова была, а у других-то ничего.
В предвоенные годы, если были деньги, можно было купить что-нибудь в местном магазине. Но выбор товара был невелик. Чаще всего брали материал, брали целыми рулонами. Складывали в сундуки. В войну эти запасы пригодились, конечно. В деревнях меняли на хлеб, на картошку. Мать у нас тоже выменивала. Шла пешком до Вельска. От Вельска в Ровдино. Там народ лучше жил, богаче. Вот туда и отправлялись для обмена. Мать всё сносила на обмен. У дяди забрала всю одежу хорошую, добротную.
Во время войны приезжали в поселок эвакуированные из Карелии. Семьями приезжали. Ничего у них с собой не было, они еще беднее нас жили. У некоторых, правда, были с собой хорошие финские инструменты, так они их на картошку выменивали.
Вот с ними у меня произошел такой неприятный случай: пропали у нас хлебные карточки. Ребятишками мы все вместе бегали, бывали друг у друга, играли, потом побежали на улицу с горки кататься. А паренек один, видимо, заприметил, где мы хлебные карточки храним, и потихоньку вернулся в дом. Бабушка лежала на печи, ничего не видела, не слышала. Мать пришла с работы, обнаружила пропажу и завыла. Вот было горе так горе. Чем семью кормить? Столько едоков! Детей четверо, да родственники – пацаны, да бабуси, да дядя тоже у нас. Тогда мать решила ехать менять вещи на еду. Насобирала ветоши, вот, говорит, авось не помрем. В стороне от Тамозера (в 7 км) жили ссыльные поляки. Жили они хорошо, не бедствовали. Построили себе бараки. Выращивали картошку, брюкву, сеяли зерно. Мать у них отоварилась, целые санки нагрузила, в основном, картошки да брюквы. А дело было зимой, в январе. Тащила, тащила она эти сани, до Кобыльей горы их доволокла, и силы кончились. Тогда закопала она сани с грузом в снег и дальше пошла. Пришла домой поздним вечером, а нас с Анной отправила за санями. Рассказала примерно, где у Кобыльей горы поклажу схоронила, и вот мы с Анной ночью, не дожидаясь утра, пошли в лес. А что делать? Не сходить, так унесут, или люди, или звери.
Про День Победы мама узнала на работе, прибежала домой, сказала, что война кончилась. В тот день всех жителей Няндомы собрали на Советской площади. Митинг устроили. День был теплый-теплый. Кто-то плакал, а кто-то радовался. А 46–47 годы были еще хуже. В 1946 году давали коммерческий хлеб. Хороший хлеб. Очередь занимали с ночи. С Уксусного ходили в Горпо за хлебом. Карточки-то отменили, вот и ходили покупать хлеб. Толпа собиралась с ночи. Того и гляди задавят в очереди. Очередь ночь отстоим, а утром надо в школу. Некогда спать. Хорошо – во вторую смену учились».
Вспоминает Екатерина Андреевна Бахарева: «Мама зарабатывала немного. Но купить особо и нечего было. Запомнилось, что привозили треску в бочках. Такой вкусной рыбы я и не едала потом больше. Запомнилось, что стояли в очереди за хлебом. Подолгу стояли. Пекарня была в Няндоме, за хлебом для Уксусного уезжали на лошади, запрягали дровни и на дровни грузили хлеб. Бывало, что в очереди за хлебом я и до 9 вечера стояла, мама не выдержит, пойдет искать. Выращивали в основном картошку, еще сажали грядку лука и морковки. Ничего другого не растили. За грибами, ягодами ходили обязательно. С начала июля до самой осени ходили сенокосить в лес. Надо было и накосить, и высушить, и вынести. А после семилетки я пошла работать на Тоншаевскую пилораму. Она как раз через линию за смолокуркой была. Всю жизнь на пилораме и проработала. Награждена медалями за многолетний добросовестный труд».
1960–1970-е годы стали расцветом для поселка. Директором химлесхоза (так стало называться промышленное предприятие) в 1961 году назначили Клавдия Федоровича Белозерова, который провел огромную работу по благоустройству поселка. Уксусный полностью обновился. Появились новые дома, столовая, почта, баня, новый детский сад, построили бетонный мост и многое другое.
В районной газете от 14 декабря 1971 года читаем: «Няндомский химлесхоз ежегодно успешно выполняет планы и социалистические обязанности, дает народному хозяйству страны ценное химическое сырье – живицу, древесину и разнообразные пиломатериалы, производит товары культбыта и ширпотреба. Вместе с выполнением производственной программы на предприятии ведется большое строительство и капитальный ремонт производственных объектов и жилья, возводятся новые дома и здания культурно-бытового назначения, благоустраивается и озеленяется территория, обновляется поселок. Рядом с конторой – новая кирпичная столовая. Расширен и перенесен на новое, более удобное место клуб. На левом высоком берегу речки Няндомки построено благоустроенное, гостиничного типа общежитие для рабочих. Отремонтировано и обновлено немало других домов. Квартиры газифицированы, имеют центральное отопление».
Вплоть до перестройки поселок Уксусный жил полноценной жизнью. Там не было только школы, так как в связи с налаженным автобусным сообщением не представляло проблемы доехать до ближайшей школы, которая располагалась гораздо ближе школы Пушкина.
Потом всё разом пошло на спад. Стали закрываться предприятия, учреждения культуры. Жизнь поселка заметно изменилась. Многие жители переехали в Няндому, чтобы жить поближе к работе. Сегодня из всех бывших предприятий поселка существует только пилорама, принадлежащая частному лицу, нет ни детсада, ни клуба, ни кинотеатра, ни бани, ни столовой – ничего, что делало бы жизнь в поселке приемлемой и удобной. Поселок изменился. Строения обветшали, обновляется лишь частный сектор, да и то не слишком активно. А так называемый «бухенвальд» сгорел много лет назад, так как его постоянным контингентом стали люди, ведущие асоциальный образ жизни.
Мне удалось составить собственное представление о жизни целого поселка. Я бы даже сказала – о расцвете и угасании поселка. Нельзя не признать, что время накладывает отпечаток не только на человека, но и на целый населенный пункт.
[1] Родин В. Вклад няндомских лесохимиков // Авангард. 07.11.1981.
[2] Производство уксуса [Электронный ресурс]. URL: https://membrane.nethouse.ru/static/doc/0000/0000/0231/231282.a61io8x4mk.pdf
[3] Трелёвщик – лесозаготовитель, работающий на трелёвке (доставке древесины с лесосек к местам погрузки).