при партнёрстве с сайтом polit.ua
Известно, что, как все романтические мальчики, Голиков из штаба просился на фронт – но отпустили его только на командные курсы, в Москву, которые скоро оттуда переехали в Киев. Учились по программе двухгодичного офицерского пехотного училища, которую ужали до шести месяцев, но выпуск случился ещё раньше: летом 1919-го как раз решалась судьба всей гражданской. Пойдут ли белые на Москву, возьмут ли её? Так что выпускников отправили на передовую, сразу – причём рядовыми.
Да их и так-то дёргали в горячие точки, когда где-то что-то сваливалось в форс мажор – так нас студентами гоняли в колхозы на картошку.
Куда, кстати, дёргали курсантов? Интересно? Что касается чоновца А. П. Голикова, то в его послужном списке есть скромная фраза: «Комиссар отряда курсантов, усмирявших кубанских казаков. Август 1919 года». После это деликатно и лживо назвали словом «расказачивание». Ну, как казаков усмирять? Душеспасительной профилактической беседой? Или всё-таки расстрелом заложников?
В декабре 1919 уже на Польском фронте Аркадий командовал взводом. Ну, это ещё туда-сюда. В рамках каких-то приличий: воевали с чужой страной. Всё не своих безоружных расстреливать. А дальше – опять… Тимур писал:
«Командир батальона подписал аттестацию 29 июня 1920 года. Вскоре весь 303-й полк, поднятый по тревоге, грузился на станции Дагомыс в теплушки. Пункт назначения – станица Белореченская. Снова пылала Кубань».
Пылала – это значит братва снова ехала проводить карательную операцию по так называемому «расказачиванию». Или что? Избу читальню строить и там про добрых детей сказки читать вслух?
Много чего вообще Солоухин накопал. Не буду ходить за ним проверять, я вам не историк, не архивист, мне тут дорого знание о том, какими словами один русский писатель вписывает другого в историю Литературы. (Тем более что правды про 1919-й мы, наверно, не узнаем никогда). Далее Солоухин припоминает и припечатывает Якова Свердлова с его декретом «О расказачивании России».
«То есть, – поясняет Солоухин, – об истреблении донских и кубанских казаков. И окружены были области Войска Донского и Кубанское казачество, и жгли станицы и расстреливали за одну ночь всё население той или иной станицы вместе с детьми и женщинами. Две недели длилось это бесчинство. Кто же это всё делал? Не строевые, не полевые, не боевые части Красной Армии. Это делали Части Особого Назначения. Сокращённо – ЧОН».
И вот значит посылали пацанов после теории – на практически занятия. Классовая борьба, туда-сюда… Понимать надо. Стоп, стоп, что там написано в послужном списке про Голикова? Комисса-а-ар? Ого. Это круто. Это немалая ответственность, тяжёлый груз, на расказачивании – особенно. Вдруг не захочет кто голову рубить казачку, или рука не поднимается станицу подпалить – тут товарищ комиссар должен сделать строгое лицо, надуть щёки и политику партии разъяснить, прочистить мозги слабонервному – или напротив эти мозги выпустить выстрелом в голову. Что революция в белых перчатках не делается, это мы слышали, а что террор после неё ещё суровей – это ещё понятней. Не скрою, нравится мне стыдливый термин «расказачивание», сказали б прямо – «геноцид этноса, самого важного в русском народе». Я уже не раз критиковал этот термин, который наш пипл почему-то схавал, а по мне это всё равно как вместо «холокост» говорить «разъевреивание».
И вот что мне интересно, господа-товарищи. Как же так получилось что все репрессированные эффективным менеджером народы реабилитированы, и им возвращены их территории, – чеченцам например, а казакам земля Войска Донского не отдана обратно? Да и северней Терека жили казаки. И во многих других местах…
***
Бывшие курсанты стали красными командирами. Командирские ксивы им вручил лично наркомвоенмор Украины Николай Подвойский. Который и сказал речь, которую Аркадий после передал такими словами:
«Вы отправляетесь в тяжелые битвы. Многие из вас никогда не вернутся из грядущих боёв. Так пусть же в память тех, кто не вернётся, кому предстоит великая честь умереть за Революцию, – тут он выхватил шашку, – оркестр сыграет „Похоронный марш“. Оркестр начал играть… Мурашки бежали по телу. Никому из нас не хотелось умирать. Но этот похоронный марш как бы оторвал нас от страха, и никто уже не думал о смерти».
Думал, не думал – но это без сомнения психотравма. Нешуточная. А если на неё потом наложить ещё контузию? И водку? И убийство людей – война ж всё-таки, и не простая, не какая-то, а гражданская?
Пацану-смертнику было 15. Точнее 15 с половиной, 15 лет и 7 месяцев. Дальше он сделал невероятно быструю карьеру. При том что блата у него точно не было. Вот как он заскочил в социальный лифт? А так, что когда в бою был убит командир их полуроты, Аркадий заорал «Вперёд!», и растерявшиеся поначалу бойцы пришли в себя, побежали за ним и противника отбили. Логично, что новым командиром выбрали именно его, именно – выбрали; ещё ж не было «Единой России», которая б ввела назначение всех и вся сверху. Конкуренции, кстати, и не было, взводный (грубо говоря) – это должность незавидная, вот уж кто смертник так смертник. (Вы не находите, что это напоминает ситуацию с премьерством Егора в 1991-м, когда никто не хотел брать на себя ответственность? Смешно… И 19-й, и 91-й, циферки-перевёртыши, – гражданская война. Исход которой неясен. Никто ничего никому не гарантирует). Ну и дальше Аркадий быстро стал ротным, по той же логике – ну а кому ж типа ещё? В том же 1919-м он получил ранение в ногу и – внимание! – тяжелую контузию, то бишь закрытую черепно-мозговую травму; рядом взорвался шрапнельный снаряд.
Стоп, стоп! Где это случилось? В каком бою? Может, с регулярной белой частью наконец удалось сразиться Голикову, поучаствовать в настоящей войне, а не в расстрелах русских патриотов? Не из «кулацкого» (тоже мне нравится слово) обреза был он ранен, а вон под артобстрел попал! Но, скажу я вам, ЧОН под пушки не попадал, это могла быть своя пушка, которая сдуру пальнула по своим. А может казаки припрятали где-то трёхдюймовку и встретили комиссаров. В общем, не исключено, что красных командиров кинули обратно на то же самое расказачивание-раскулачивание, на котором они уже набили руку ещё курсантами. Зачем, кстати, нужна рота, состоящая сплошь из командиров? Не потому ли, что простой солдатик, призванный из деревни, не сильно захочет расстреливать своих, крестьян? Тут нужны люди твёрдые – латыши, китайцы или вот комиссары. Которым чем хуже, тем лучше.
Тонко подмечено друзьями Голикова, что о своем «боевом» пути он если и рассказывал, то какие-то путанные и взаимоисключающие истории. Ну а что рассказывать-то? «Вывели мы их в овраг, и по пуле в затылок, а станицу спалили. Чего тут особенного? Обычная история…» Выходить из этих щекотливых ситуаций с расспросами можно было разве только на чекистской секретности, типа – не могу распространяться, подписку давал. С другой стороны, в те времена мало кто лез к чекистам (про которых говорят, что бывшими они не бывают) с неудобными вопросами, и так всё было понятно.
Слово за слово, летом 1920-го Аркадия отправили в Москву. Подлечиться и подучиться в школе «Выстрел». В феврале 1921-го, в 16 лет, он там заканчивает отделение командиров полков. И тут же ему как раз дают полк! 23-й резервный, а это ни много ни мало 4000 штыков. Голиков, трезво взвесив свои возможности, просит должность пониже, но ему не дают. Никак нельзя! Что так? Нешто нету в целом полку кого постарше и поопытней? А нету. Поскольку все командиры полка арестованы. Сталинский террор? Куда, ещё ж Ленин жив. Арестовали краскомов по обвинению в том, что собирались перейти с полком к противнику. Ай-ай-ай, как же так? Да и что за война, что за противник, гражданская же кончилась? Вроде как.
А было вот что, и вот как. Полк хотел перейти от красных палачей, от маньяков которые убивали даже малых детей в деревнях, которые были за повстанцев Антонова – на сторону народа. Армия-то не коммунистическая, не карательная, а – см. название – рабоче-крестьянская, правильно? Ну вот и надо было им, по совести, перестрелять комиссаров и перейти к знаменитому Антонову, вступиться за крестьян. И что ж сделали с совестливыми красными командирами, которые приняли единственно верное решение? Шлёпнули наверно…
Защитники Голикова пишут, что он мог бы продолжить дознание и аресты, но он не стал – и на том спасибо. Вместо поиска «врагов народа» он подготовил следующие документы:
«1. о сверхобязательном и немедленном мытье в бане всех бойцов и командиров полка;
2. о способах проварки и прожаривания обмундирования красноармейцев для истребления в одежде вшей;
3. о строительстве новых, чистых, относительно комфортных общественных полковых уборных…, дабы уменьшить риск распространения холеры в результате прямого контакта бойцов с заражёнными каловыми массами в старых, занавоженных сортирах…»
Эти сортирные подробности убойны. Они очень важны для понимания того, что происходило. Камов, биограф Голикова-Гайдара, в своей книге «Мальчишка – командир» пишет:
«Голиков желал знать, как произошло заражение холерой у каждого – грязные руки, другие проявления антисанитарии, или диверсия, преднамеренное заражение, о возможности которого предупреждала разведка?»
Простодушный наш биограф пытается всё свалить на наивность и гипертрофированную ответственность Аркадия, типа вот же забота о людях, отец солдатам и проч. Но, думаю, всё было куда серьезней. Полк просто не хотел идти воевать против Антонова. Это ведь был тот самый полк, который уже почти перешёл на сторону повстанцев! Люди сознательно устроили эпидемию! Чего ж проще, лето, жара, 19-й к тому же год. Самоубийство нешто хуже предательства? (Кому версия кажется надуманной, те пусть прочитают записки дочери поэта Игоря Холина о том, как он с друзьями нашёл способ покинуть часть перед наступлением: пожевали земли, взятой из-под ног – и такое хлынуло изо всех дыр! Их, конечно, отправили в госпиталь. В часть они вернулись нескоро и узнали, что в том бою, от которого они так находчиво уклонились, потери были кошмарные). В подтверждение моей версии приведу слова того же Камова. Он сообщил, что 23-й полк в боевых действиях (а я скажу, в карательной операции) участия не принимал – и был вовсе расформирован. И то сказать – ушли б к антоновцам, и всё.
Ему пришлось повоевать там. И там тоже. Это ж всё в самый разгар так называемой антоновщины.
«Здесь, на Тамбовщине, шла самая жестокая за всю историю гражданской войны борьба… Невиданное упорство повстанцев объяснялась просто: в борьбе участвовали местные крестьяне. В бунт оказались вовлечены семьи. …50 000 «лесных братьев», которым некуда было отступать, потому что за спиной – родная изба, стали устрашающей по упорству силой» (Камов).
«Партия принимала решительные меры, чтобы ликвидировать мятеж быстро и с наименьшими человеческими жертвами. В областях, охваченных мятежом, раньше чем в других районах страны продразвёрстка заменена продналогом. Развёрнута широкая разъяснительная работа. В губернию направлены подкрепления. Бежал и был убит Антонов, угасала антоновщина. Выходили из лесов обманутые крестьяне…»,
– это написал Тимур. Тонко он загнул про крестьян, конечно обманутых, – но кем? Легко догадаться. За это можно простить казенную фразу про партию бу-бу-бу…
Служить Голикову выпало под началом того самого Тухачевского. Который как раз командовал подавлением восстания. Что, интересно, чувствовал бывший офицер, который изменил присяге и чести и пошёл служить негодяям и убийцам? Видя, как простые крестьяне воюют за родину и за справедливость? Интересно… Трудно поверить, что это его не волновало! Когда вспоминаешь о том, что Тухачевский был вскоре опозорен и застрелен как иностранная шпионская собака, на ум в который раз приходит простая мысль: есть всё-таки Бог. Больше повезло Жукову, который на Тамбовщине в 1921 году командовал кавалерийским эскадроном в 150 сабель.
Солоухин вот писал про это с чувством, как деревенщик, заединщик и левый патриот:
«Россия, хотя уже и смертельно раненная; полурастерзанная, всё ещё агонизировала. Не успели отгреметь залпы расстреливателей на Дону и Кубани, восстало крестьянство в Тамбовской Губернии. Не выдержали грабежа, продразвёрстки, продотрядов, голода, доводившего до людоедства и детоедства, – восстали. В Тамбовском восстании участвовало около двухсот тысяч человек, а возглавил его тридцатичетырехлетний Александр Степанович Антонов… Против тамбовских мужиков двинули регулярную армию под командованием Тухачевского. Но так как главным средством борьбы с восставшими была система заложничества, то Тухачевский не мог обойтись без Частей Особого Назначения. Делалось так. Ушёл мужчина из семьи к Антонову, арестовывалась вся его семья. Ушло из деревни к Антонову несколько мужчин, арестовывалась (а то и просто сжигалась) вся деревня. А ведь заложников надо потом расстреливать. «5 сентября сожжено 5 сел; 7 сентября расстреляно белее 250 крестьян»… (а расстреливал ЧОН, то есть и тов. Голиков в том числе. – В.С.)… …расстреливали и детей и родителей. И мы найдем засвидетельствованные факты, когда расстреливали детей в присутствии родителей и родителей в присутствии детей. Как же тут обойтись без ЧОНа? К Тухачевскому послали Аркадия Голикова».
И вот, значит, Тухачевский ставит Голикова командовать полком. Уже не 23-м, но 58-м, отдельным. Полк – это навскидку 4 000 штыков. «Дед Егора командовал полком» – это такой штамп. Мы по привычке не задумываемся над этой строкой из послужного списка. Ну и как бы выходит, что он своим полком громил, например, регулярные белые части, знаете, отбивал офицерские психические атаки, мужественно сражался под артиллерийским огнём противника… Ан нет! Война у него была попроще: ловить по лесам партизан и «брать» деревни, где оставались одни бабы и малые дети. В общем, речь шла о карательным операциях…
Службу эту Голиков нёс, видимо, хорошо, раз его повысили в должности – поставили и. о. командующего боевым участком. А это уже не 4000 подчиненных, а 6000.
Что же это такое – боевой участок? Странный какой-то термин, не очень фронтовой, не сильно армейский… А я вам расскажу. Я знаю. Мой приёмный – или уж как его назвать – дед, отчим моей матери (родной отец которой погиб под Сталинградом) после фронта, когда кончилась война, был отправлен дослуживать на Западную Украину. И там был у них боевой участок. Это кусок леса с раскиданными по нему деревнями. И вот как находили убитого милиционера, или чекиста, или предсельсовета – так красноармейцы сразу вычисляли ближайшую деревню и сжигали её. При помощи огнеметов. Красная армия пускала красного петуха. Жгли, конечно, не как фашисты, не с людьми – что вы, конечно, жгли только пустые хаты! А бывших крестьян, которые превратились в бомжей, не трогали, как можно – есть же совесть. И такое – лет 10 после войны.
Похоже, у Аркадия Голикова служба была вот приблизительно такая, только пожёстче, с поправкой на куда более суровое время.