В мае Мемориал совместно с Библиотекой Ф. М. Достоевского организовал лекцию Мартина Альмады, парагвайского диссидента, нашедшего архив операции «Кондор». О том, как один архив может перевернуть жизнь половины континента, рассказывает сам лауреат «Альтернативной Нобелевской премии мира» вместе с супругой Марией Касерес. Публикуется с сокращениями.
Мартин Альмада
Всем известно, что понятие прав человека всецело привязано к взаимоотношениям между человеком и государством: взаимоотношениям асимметричным, запутанным и основанным на постоянной напряженности.
В этом смысле права человека появляются для того, чтобы ограничить власть государства и наложить на него обязательства, которые в случае их невыполнения привлекут его к национальной и международной ответственности. Сегодя мы, в случае если в Парагвае вновь воцарится безнаказанность, сможем обратиться в суды других стран, чтобы всех преступников могли преследовать в судебном порядке, по всеобщим и общепринятым законам. Так, аргентинское правосудие недавно вынесло приговор аргентинским, а также уругвайским военным за их страшные преступления в рамках операции «Кондор».
Я выступал на суде в Италии 30 сентября прошлого года, по делу об аргентинцах и парагвайцах, пропавших без вести в Парагвае. И в настоящий момент итальянское правосудие ведет это дело и в итоге вынесет приговор участникам операции «Кондор». Также я работал с испанским судом, выступал с публичными лекциями в Париже – французский Сенат пригласил меня выступить с речью об операции «Кондор», о том, как она работала и функционировала. Мир хочет знать, что из себя представлял этот криминальный сговор.
Здесь мне бы хотелось упомянуть цитату из речи немецкого Генпрокурора Фритца Бауэра на «Освенцимских процессах», проходивших в 1961 году во Франкфурте: «Нужно обладать благородством, чтобы жить по справедливости. Необходимо разоблачить все преступления, совершённые государством, чувствовать страх перед варварством, пока сама боль не выплеснется в гнев, который даст людям освободительную силу и мужество обличить виновных, тех, кто несет ответственность, назвать их имена и фамилии, раскрыть их преступления, ведь только таким способом можно почтить память жертв и спасти их от забвения». Что вы чувствуете, услышав эти слова? Они наполнены силой. Всякий раз, читая их, я не могу сдержать слёз.
В Парагвае мы получили альтернативную Нобелевскую премию в 2002 году, после того, как в 1989 году пала военная диктатура. И здесь в России той же награды удостоился в 2004 году «Мемориал». Это означает, что мы идем по правильному пути, раскрывая правду об историческом прошлом, чтобы увековечить память жертв политических репрессий, осуществленных тоталитарными режимами.
1980 год был богат на важные события, потому что Альтернативная Нобелевская премия также была основана в 1980 году. Для чего она была создана? Для того, чтобы увековечить имена людей, которые предлагают образцовые решения актуальным мировым вызовам, чтобы никого из нас не оставить равнодушным перед болью и чтобы превратить эту тяжелую боль в мужество и смелость. Вот в чем состоит миссия этой организации – Фонда Альтернативной Нобелевской премии.
Сейчас мы войдем в «туннель времени», вернемся назад, в 1970-е годы, чтобы увидеть последствия, которые оставила Вторая Мировая война и, прежде всего, Холодная война между Советским Союзом и Соединенными штатами Америки. Эта схватка за мировое господство стала причиной создания в Сантьяго-де-Чили 25 ноября 1975 года плана операции «Кондор» – преступного сговора между правительствами Аргентины, Бразилии, Боливии, Чили, Уругвая и Парагвая, которая оставила после себя более ста тысяч жертв. Если бы на континент сбросили атомную бомбу, количество жертв было бы сопоставимым.
Кем были жертвы «Кондора»? Во-первых, профсоюзы, во-вторых, студенты, преподаватели университетов, юристы, врачи, социологи, философы, деятели искусства, священники, интеллигенция, в общем, «думающий класс» Латинской Америки в 1970-80-е годы. В этом заключалась операция «Кондор» – аппарат государства обрушился на народ, и операция проводилась, по сути, за счет народа и его налогов. Мы жили вне закона, многие права граждан буквально исчезли, приказы присылались напрямую из Вашингтона, и они вылились в законы, уничтожающие свободу. Установилось единомыслие, а главным двигателем военных правительств-диктатур были невежество и страх. Несмотря на 20-30 летний период демократии, в Парагвае до сих пор чувствуются отголоски того страха, и это очень серьезная проблема.
Как говорил великий уругваец Марио Бенедетти, «все исчезло в тумане забвения», но когда туман рассеялся, ниша забвения наполнилась нашей памятью. Cегодня мы вспоминаем жертв и чтим их память по всему миру, потому что свободы всеобщей Декларации прав человека дали нам возможность прикоснуться к этой памяти. Память о жертвах, родственники которых не переставали требовать справедливости, просто необходима, так же, как было необходимо сопротивление вышедших на улицы, сидевших в тюрьмах, высланных из страны.
В этом году исполняется 24 года с момента открытия «архива террора» в Парагвае, и народу жизненно важна историческая память, чтобы виновные в страшных преступлениях не остались безнаказанными. Всех правозащитников в одинаковой степени мучает проблема безнаказанности властей, потому что именно безнаказанность порождает больше коррупции и больше репрессий.
В чем состоял смысл операции «Кондор»? Как я оказался в числе его жертв? Каковы были мотивы, побудившие меня начать расследование, которое привело меня в «гнездо „Кондора”», в его логово?
Этот план предполагал фактическое устранение границ между странами Латинской Америки для систематической ликвидации идеологических диссидентов. Это была глобализация государственного терроризма или, проще говоря, глобализация криминала.
Я никогда не был коммунистом и никогда не был антикоммунистом. Я был сторонником реформ. Будучи директором школы, хотел повысить зарплаты учителей. Мы требовали повышения зарплат, создали кооператив. И за то, что я выступал за улучшение условий для учителей, за просьбы улучшить их жилищные условия и материальное обеспечение меня обвинили в пособничестве коммунизму и терроризму.
План координированного террора включал в себя слежку, аресты, допросы с пытками, экстрадиции между странами, похищения и уничтожение людей, считавшихся режимом подрывными и опасными элементами для установленного порядка. Или лица, противные политическому мышлению, или несовместимые с интересами правительства США в регионе.
Как вовлекли меня в этот ужас, в этот ад?
В 1970-е годы, как уже сказал, я был директором начальной школы. В этой школе мы применяли методологию освобождения. Что это означает? Это методология, развивающая критическое мышление, и в то время это был большой грех. Я был руководителем учительского профсоюза и требовал увеличения нашего и без того скудного жалования, и, в конце концов, я получил степень доктора педагогических наук в университете Ла-Плата в Аргентине. Моя докторская диссертация называлась «Парагвай. Образование и зависимость». В ней я впервые рассказал о массовой слежке США в Парагвае, и мне этого не простили. Отдельную главу я посвятил общественно-политическому шпионажу США в моей стране, который проводился посредством анкет, включенных в документ, называвшийся «Детство, образование и общество». Я осознал, что речь шла о работе спецслужб, направленной на выявление на ранних стадиях потенциальных оппозиционеров, несогласных с военной диктатурой режима Альфредо Стресснера. Речь шла о плане «Камелот» («Kamelot»), запомните это название.
План «Камелот» являлся предшественником плана «Кондор», который пытались воплотить в Чили в 1965 году солдаты североатлантического альянса и который заключался в крупном социологическом исследовании для выявления социальной и политической конфликтности перед возможным вооруженным переворотом или кризисом. Этот проект по измерению и прогнозированию причин и последствий революций и восстаний в отсталых регионах мира полностью провалился в Чили из-за оппозиции чилийских университетов, но аналогичный план увенчался успехом в 1970-х в Парагвае.
26 ноября 1974 года меня похитила политическая полиция, и я подвергся допросу со стороны военных Аргентины, Бразилии, Боливии, Чили, Уругвая и Парагвая. Я провел в камере пыток 30 дней и был свидетелем более 1200 случаев жестоких пыток. Я повторяю, я никогда не был ни коммунистом, ни антикоммунистом. Однако военно-полевой суд идентифицировал меня как «интеллектуального террориста» на службе у Гаваны, Москвы и Пекина.
Когда я учился в Аргентине, там я познакомился с документами, связанными с образованием в Парагвае, попросив в секретариате какую-нибудь информацию о современном состоянии образования в стране. Я увез эти документы с собой, изучил их, хотя, надо сказать, читать в ту эпоху такие вещи было не принято. Когда я захотел узнать, кто составил эти документы, по возвращении в родной университет, у меня спросил директор: «Кто дал Вам эти документы?». Оказалось, что это секретные документы ЦРУ, в которых раскрывался план «Камелот». Я не знал тогда об этом. По этой причине я провел в колонии строгого режима больше трех лет.
В 1975 году меня перевели в первый комиссариат города Асунсьон (Парагвайской столицы), где находится штаб-квартира Интерпола. В Парагвае Интерпол служил целям операции «Кондор». Я сидел в одной камере с комиссаром секретной полиции, которого наказали за то, что он не выдал своего сына. Его сын был студентом Аргентинского университета, о чём полицейский не проинформировал свое начальство, и был наказан.
Я спросил у арестованного комиссара, как умерла моя первая жена Селестина Перес. Почему я это спросил? Потому что мне сказали, что она покончила с собой, и я был уверен, что она не могла этого сделать. Я спрашивал его, почему иностранные военные пытают меня в моей стране. И ответ был таков: «Мы находимся в когтях Кондора». Я спросил: «Птицы?» Он ответил, нет, это [Генри] Кисинджер из США, Пиночет и Контерас из Чили. В первый раз, когда я услышал «Кондор», «мы в когтях кондора», я не поверил.
Я спрашивал у комиссара, как погибла моя первая супруга. И он сказал мне: «Кондор». Он назвал мне имена и координаты. Первый, кто пытал меня, был военным из Чили, полковник. За что? Потому что я изучал социологию в католическом университете Чили. И чилийский полковник желал узнать, кто был моим сообщником. Но у меня не было никаких сообщников! Почему меня пытал аргентинец? Я учился в Ла-Плате, и у меня друзья оттуда (подрывные элементы). Я узнавал всех иностранных участников моих пыток по акценту, потому что чилийцы, парагвайцы, бразильцы говорят с разными акцентами.
Затем, комиссар сказал мне: «Первое, что вы должны сделать, это прочитать полицейский журнал Парагвая», потому что там написано все об операции «Кондор». И он произнес фразу, которая запала мне в душу на всю жизнь: «Вы умный». И военные называли меня «интеллектуальным террористом», пытали меня за мой ум (поэтому я не хотел, чтобы меня называли умным). И комиссар сказал мне: «Вы умный, и, прочитав это, вы сможете все понять, так как там можно найти данные о секретной полиции Парагвая». Там я нашёл информацию о работе охранной службы и пыточных камерах в многочисленных центрах пыток. Оттуда же я узнал имена всех тех, кто меня пытал.
Я изучил этот журнал уже в Париже. Меня отпустили после 30-дневной голодовки, благодаря помощи организации «Комитет Церквей». В течение почти 15 лет с одним французским священником я занимался исследованием. И в результате нашей работы мы пришли к выводу, что есть три места, где могли бы храниться секретные документы архива Парагвайских спецслужб.
2 февраля 1989 года пала диктатура, изменилась Конституция и появилось юридическое понятие Habeas data, которое давало гражданам доступ к архивной информации. И я воспользовался этим, чтобы узнать, как погибла моя жена и почему в моей собственной стране меня пытали иностранные военные. В конце концов, 22 декабря 1992 года, когда было обнаружено «гнездо Кондора», мы открыли двери прошлого, – в историю, которая была рассказана самими участниками репрессий. Там более 700 тысяч страниц документов, которые буквально загнали в угол всех участников геноцида в Латинской Америке. За важность содержания этого архива ЮНЕСКО занесло его в реестр документального наследия «Память мира». Это открытие стало плодом 15-летнего исследования. Я опирался на поддержку моей второй жены Марии Перес, она сейчас присутствует здесь, с нами. Она журналист и педагог, она из Аргентины. И я отправился также в Аргентину, там я разговаривал с одной правозащитницей. Моя супруга расскажет детали того, как мы добрались до этого места.
Это историческое открытие по-моему, воплощает известную библейскую истину: «Нет ничего сокровенного, что не открылось бы». Я повторю: нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и нет ничего тайного, что не было бы узнанным. Кто это сказал? Матфей. (Матфей 10:26) Библию обязательно нужно читать. Большое спасибо! Я передаю слово своей супруге и коллеге.
Мария Стелла Касерес
Нам необходимы в жизни всего две вещи: память наших чувств, сохранившаяся в сердце, и документированная история.
Когда я писала первый иск для Мартина в 1989 году, меня очень огорчало, что сами жертвы никогда не смогут подать иск в суд на государство; им нужна команда неравнодушных, способных помочь им найти и составить документы. И я счастлива, что существуют такие замечательные организации, как «Мемориал», которые собирают огромное количество документов и сведений и пишут таким образом Историю. История может помочь нам восстановить правду и не предать забвению ее героев.
Год назад было раскрыто 10 дел, которые представляют собой целый набор преступлений против человечности, попадающих под определение геноцида. Я написала в связи с этим книгу о геноциде индейских народов, проживающих в высокогорных местностях. Помимо этого, я решила основать Музей памяти, диктатуры и прав человека. Там не только выставляют различные экспонаты, но и составляют различные программы, сценарии мероприятий для того, чтобы рассказать задокументированную историю. Эти инструменты должны помочь нам услышать голоса жертв, чтобы их переживания оставались в памяти и имели право на слово, чтобы и те, кто проводил репрессии, и те, кто им подвергался, могли оставить наследие для новых поколений. Это самое главное в нашей работе, так как именно эти ценности ориентируют нас на соблюдение прав человека.
Как мы нашли этот архив? Открытие этого архива было задачей и работой не одного человека. Это была большая работа, которую проделал целый коллектив людей.
Те, кто знаком с социологией, антропологией, поймет, что в любой, даже самой глупой публикации можно найти бесконечное количество данных, которые могут вывести вас на важную и необходимую информацию.
В итоге исследований мы вышли на 2 или 3 места. По нашему возвращению в Парагвай Мартин представил три запроса по Habeas data, для получения доступа к этим документам. Но процесс затянулся на месяцы, и Мартин пошел в суд, чтобы потребовать доступ, пока не истек законный период.
Чтобы усилить давление, мы рассказывали о каждом своем шаге прессе. И нам повезло, что в Каракаcе нас сопровождала выдающаяся правозащитница Кармен Варго Кастро, которая была тогда председателем Комиссии по защите прав человека, на тот момент уже пожилая и тяжело больная женщина. Мартин вместе с этой госпожой, мной и другими представителями Ассоциации жертв подали судебный запрос на выдачу этой документации.
Полиция заявляла, что не располагает данными, в некоторых случаях говорили, что они сгорели. Но в прессе поднялся шум, и к расследованиям и поискам показаний жертв присоединились журналисты. 23 октября Мартин получил телефонный звонок, в котором ему сообщили важную информацию, которая могла вывести нас на правильный след в поисках документов. Мы отправились в город, находящийся в часе езды от парагвайской столицы, Асунсьона, и там нашли эти документы. Нас сопровождал судья, очень молодой человек, и начальник отделения полиции, который заявил, что мы не имеем права открывать документы, потому что необходима санкция более высокой инстанции. Но за нас вступился судья и сказал, что он является представителем той самой высшей инстанции и гарантирует законность проводимой нами операции.
Добравшись до дома, мы поднялись на первый этаж, в квартиру, где уже были обнаружены эти архивы. Документы были складированы в комнате 4 на 5 метров. Помимо этого, рядом с этим зданием был сад, где под одним из деревьев были закопаны другие особо секретные бумаги.
Мы поднялись на второй этаж этого здания, и на входе в квартиру с архивами висел большой замок, и, конечно, ни у кого из нас не было ключей, чтобы открыть его. В конце концов, судья сказал, чтобы мы нашли специалистов и связались с ними, чтобы нам удалось его открыть. Мы вошли в комнату и увидели: там висели фотографии, большое количество военных и полицейских книг, документов, изъятых книг, списков, писем, кассет, видеоматериалов, карточек, такого же типа, что у Штази. Все это происходило в один вечер, и мы увидели просто огромное количество документов и фотокарточек, которые затем погрузили в грузовик. Весь процесс работы снимали телевизионщики и журналисты. Архивные документы были отвезены в суд Асунсьона.
Наша операция началась в 8 утра, двери нам открыли в 11, и мы продолжили работу до 7 вечера (при жаре примерно в 55-60 градусов). У нас не было ни еды, ни воды, ни сна. Наше одиночество скрашивали лишь журналисты.
Это был и по-настоящему исторический день для нас, и, с другой стороны, это был момент страшного одиночества, повторюсь, работа проводилась лишь в присутствии журналистов. Документы цепочкой передавались из рук в руки, и когда мы уже спускались по лестнице, нас окружили телевизионные камеры и стали расспрашивать о нашей находке.
Работы по разбору документов продолжались примерно два года. В конце концов, в здании Верховного суда, на восьмом этаже этими документами были заняты две очень маленькие комнаты, и мы очень боялись, что с архивными файлами может что-то случиться: что они в какой-то момент могут «случайно» сгореть или их могут украсть, поэтому нам пришлось охранять их.
На следующий день нам пришлось проделать другую операцию в одном из муниципальных зданий. Его занимала Национальная дирекцией по техническим вопросам Министерства внутренних дел, орган, который был создан в 1956 году при поддержке Госдепартамента США и непосредственном участии американского полковника Роберта Тиерри. Он был одним из первых советников, которые приехали в Парагвай в течение двух 2 лет для обучения и внедрения новейших техник пыток: утопление, газ, инъекции и др. И благодаря совместным усилиям именно там было найдено то, что в прессе принято называть «Архивом террора».
Мы изначально стремились привлечь правительство к делу защиты и систематизации архивных документов, подтолкнуть его к тому, чтобы жертвы репрессий смогли получить доступ к документам этих архивов и требовать компенсации за причиненный ущерб.
Таким образом, мы публиковали, систематизировали эти документы, и в 2002 году смогли с помощью организации «National archive» («Архив национальной безопасности») выпустить выложить во Всемирную сеть специальный каталог-классификацию, а также копии найденных документов.
Сам архив носит официальное название «Архив высшего суда» и находится в его распоряжении. Он был почти полностью отснят на пленку и хранится на нижнем этаже Верховного суда Асунсьона в условиях особого микроклимата. Это место называется, точнее раньше называлось «Центр документации и архивов по защите прав человека». Этот архив считается самым большим, по крайней мере, в Латинской Америке по этой тематике.
Потом в 2002 году его стали называть «Музеем справедливости». В одном из его залов были развешаны огромные баннеры, фотографии от той эпохи и вплоть до сегодняшнего дня. Архив работает с 7:30 до 13:30 с понедельника по пятницу. Доступ к данным можно получить через Интернет, делая поиск по фамилии. Но в то же время доступ к документам для жертв репрессий ограничен определенными бюрократическими процедурами. Поэтому наш фонд, носящий название «Селестина Перес де Альмада», работает уже несколько лет, чтобы создать собственный центр документации и сделать копии архивов, а также новых документов, которые продолжает находить Мартин Альмада, ведь наша поисковая работа все еще не закончена. Было проведено еще 8 новых операций. В каждом случае найденные документы классифицируются, очищаются, приводятся в порядок, сканируются и присоединяются к делам, уже находящимся в Верховном суде.
Каково значение этих архивов? Каков результат этих находок? Во-первых, мы получили возможность пользоваться юридическим принципом Habeas data, дающий нам право на доступ к секретным архивам и документам. Во-вторых, было выпущено два закона, разрешающих жертвам репрессий требовать компенсацию за нанесенный им моральный и физический ущерб. В-третьих, правозащитные организации получили возможность морального осуждения ответственных за репрессии, подвергнуть их этическому суду. А также они приняли непосредственное участие в судебном преследовании одного генерала, который на тот момент был послом в Боливии. Этот посол занимался не только контрабандой наркотиков, но также был одним из главных организаторов террора в течение 10 лет. Его имя Рамондо Артевера.
Наконец, мы смогли организовать так называемую «Комиссию правды», которая работала 4 года и произвела на свет отчет в 7 томах, в нем собрано около 2 тысяч показаний жертв, в которых идентифицированы их преследователи. А также конкретные случаи, затрагивающие темы исчезновения людей, геноцида, преследования и насилия над девочками и мальчиками, преследование крестьян для захвата земли. В целом, там собраны самые резонансные случаи. И этот отчет считается важным в национальном масштабе, закрепленным на законодательном уровне, и на его основе строятся образовательные программы, чтобы наглядно рассказать людям о «Кондоре». Также на национальном уровне на основании этих архивов строятся музеи, в частности, тот музей, который создали мы, музей Правды, работающий в Парагвае. В целом, роль архивов внутри государства огромна.
На международном уровне архив так и не заинтересовал представителей правосудия, прокуроров и суде, поэтому нам самим приходится помогать в расследованиях. Но все-таки наши данные были очень важны при аресте Пиночета. Мартин оказал значительное содействие следствию, предоставив некоторые документы, в 1995 году. Затем Мартин участвовал в процессе в Риме, продолжающемся до сих пор (последний раз он выступал там осенью прошлого года). Мы помогали Аргентинскому суду, где несколько недель назад успешно завершилось одно из важных дел.
Наконец, архивные документы, касающиеся Чили и дискредитирующие Генри Киссинджера, играют не последнюю роль.
Еще надо сделать очень многое. Мы, как граждане, как защитники прав человека, принимаем на себя обязательство воплощать в жизнь такие инструменты ООН, как Конвенция для защиты всех лиц от насильственных исчезновений, Конвенция против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания, а также Декларация правозащитников, в которой подчеркивается важная роль правозащитного движения, а также резолюция ООН 60/147, в которой говорится об ответственности государства в деле реабилитации, компенсации, исправлении ущерба, а также принесения официальных извинений со стороны правительств и их обещания не допустить повторения исторических ошибок, чего, впрочем, никогда не делают. И действительно, некоторые государства уже начали выплачивать компенсации за репрессии, в частности, в Аргентине и Чили.
Мы хотим ликвидировать этическую безнаказанность, безнаказанность людей, участвовавших в репрессиях. Мы преследуем цель рассказать историю и сделать так, чтобы оказавшиеся в тюрьмах стали героями, пополняли ряды правозащитников, и победить историческую безнаказанность с помощью как раз таких организаций, как «Комиссия Правды». Это то, чем мы занимаемся, и считаем, что такая работа должна проводиться постоянно, так как, к сожалению, нарушение прав человека совершается каждый день во всех странах мира. Но нам необходимо пресекать пытки и похищения людей, их убийства и другие преступления. И это наш крест и наша обязанность. Благодарю Вас.
Перевод: Даниил Грицай, Татьяна Кононова
Лекция М.Альмады и М.Касерес полностью: