На постаменте снесённого 28 сентября в Харькове памятника Ленину нельзя было не заменить эмблемы, к которой украинские телезрители привыкли как к символу добровольческого батальона «Азов», которую министр внутренних дел Украины назвал похожей на «знак Нобеля», и которая самым очевидным образом является т. н. нацистским «волчим крюком» (Wolfshangel), популярным среди современных неонацистских движений. Из увиденного можно было легко сделать вывод о том, что именно ультраправая идеология предлагается как альтернатива идеологии советской, символом отказа от которой стал украинский «ленинопад».

14 октября украинская Верховная Рада с семи (!) попыток так и не смогла включить в повестку дня вопрос об официальном признании Организации Украинских Националистов (ОУН) и Украинской Повстанческой Армии (УПА). Стоит отметить, что авторы соответствующего законопроекта прибегли к некорректной с исторической зрения уловке по отождествлению ОУН и УПА. Но важнее другое: сторонники признания УПА в парламенте говорили о всё той же десоветизации, об интересах ещё живых членов подполья (напомню, что во многих западноукраинских областях решениями местных властей они уже признаны ветеранами войны), и даже о том, что УПА была фактически «союзником Красной армии», а боролась только с НКВД.

Попытки десоветизации Украины (к ним можно добавить судебный процесс о запрете Компартии, недвусмысленно приторможенный) можно легко свести к националистической и едва ли не фашистской угрозе. Что и было сделано, причём не только частью российских СМИ. Не намного сложнее утверждать, что история с признанием УПА, эмблемой батальона «Азов» или красно-чёрными флагами (флаг УПА, символически восходящий к немецкой идеологии «крови и земли» – Blut und Boden) на Майдане – не имеют ничего общего с идеологией интегрального национализма и являются лишь эмблемами десоветизации.

Иными словами, в области символической политики Украина оказалась в ситуации, которую предлагаю назвать ситуацией идеологического шпагата. Очевидные с начала 1990-х сосуществование и конкуренция пост(нео)советского и националистического нарративов достигли критической точки. Причём оказалось, что далеко не все сторонники признания УПА и использования красно-чёрного флага разделяют идеологию интегрального национализма (рискну даже предположить, что большинство не разделяет этих взглядов) или даже имеют о нём более-менее целостное представление.

Для многих, в том числе и русскоязычных, в Украине использование самоназвания «бандеровец» или «жидобандеровец» стало проявлением категорического неприятия российской пропаганды. Иными словами, это пример негативной и защитной идентификации. Не менее важно в этом контексте и то, что до сих пор в общественном пространстве Украины практически нет критиков интегрального национализма и его символики с демократических, плюралистичных, если говорить метафорическим языком, «европейских», позиций. Критика УПА до сих отождествляется, прежде всего, с советской пропагандой или выступлениями таких одиозных адептов «Русского мира», как бывший министр образования Дмитрий Табачник или депутат от Партии регионов Вадим Колесниченко, исчезнувших с украинской политической сцены в процессе «Еврореволюции»

В такой ситуации некоторые «публичные историки» предлагают Украине проект амнезии по примеру испанского. Перефразируя президента Кучму, можно сказать, что Украина – не только не Россия, но и не Испания. На мой взгляд, идея амнезии проистекает скорее из признания интеллектуальной неспособности нашего цеха предложить обществу такую историю войны, которая бы, с одной стороны, была историей консенсусной, а, с другой, не избегала трудных вопросов как истории УПА, так и советского нарратива «Великой Отечественной». Тем более что в ситуации поставленной на паузу, но не прекращённой войны, Украина, как и любая другая страна, нуждается в позитивных исторических символах. И опять же ситуация войны – отнюдь не идеальна для распространения критичного патриотизма. Игнорировать этот контекст в обсуждении вопроса представляется мне не просто неправильным, но и аморальным. Но не менее аморально «не замечать» исторических и современных коннотаций «знака Нобеля».

Не знаю, как Украина справится с вызовом 9 мая 2015 года. По большому счету, мы все оказались (со)участниками интереснейшего и трагичного эксперимента по построению демократии в бедной стране, раздираемой войной, и построения плюралистичной политии в глубоко гетерогенном обществе, где динамично сосуществуют три православные и греко-католическая церкви, два языка (без чётких географических границ между ареалами их распространения) и многочисленные памяти (в том числе, уже и память войны на Донбассе).

Усталость от сложности, которую можно почувствовать сегодня во всей Европе, – это дорога к насилию. Рискну предположить, что одна из задач Украины в такой ситуации – из последних сил усложнять своё внутреннее устройство и, тем самым удерживать весь континент от безумия, в пропасть которого он уже заглянул под Иловайском.

Мы советуем
4 ноября 2014