Школа, п. Батецкий, Новгородская область
Научный руководитель: Юлия Леонидовна Киселева
Я живу на земле Новгородской,
Край Батецкий, Деревня Смыч
Тут пейзаж твоей жизни неброский
И людей твоих судьбы, Смыч…
Человек неотделим от своей Родины, от своего Отечества. И огромную роль играет при этом его соотнесенность с малой Родиной, с теми людьми и местами, которые ты видишь с самого детства.
Моя малая Родина – это деревня Смыч Батецкого района. Это самое дорогое и милое сердцу место на земле. Сюда я тороплюсь из школы, сюда меня тянет, когда я нахожусь в дальней дороге.
Я решил проследить историю моей деревни, судьбу ее жителей, живших ранее и нынешних, соотнести их с судьбой страны.
Заглянем в архив…
Обычная, ничем непримечательная, как сотни других таких же, деревня. На сегодняшний день в Смыче 19 домов. Но каждый дом – это чья-то судьба. Что мы знаем о тех, кто живет рядом с нами, кроме имени и фамилии? А порой не знаем и этого… Сколько себя помню, ни разу не слышал, чтобы соседа нашего иначе, как дядя Коля Пычихин, кто-нибудь называл, а оказывается, он Николай Иванович Михайлов. А Пычихины это такое прозвище у этой семьи. А все потому, что дед их, когда разговаривал, как-то по особому «пыкал» будто заикался на букве «п»: «пык, пык…» Так и прозвали его – дед Пыка, а жену его – Пычиха. Так и стали они все – Пычихины.
Семья Никитиных «потеряла» свою фамилию, построив второй дом. В новый перешел жить брат Федор с родителями и своей семьей. Среди родственников жены его кто-то был фельдшером. Так и прослыли они как «Фершеловы».
А в старом доме остался жить другой брат, Михаил, с дедушкой и бабушкой. И когда он привел в дом молодую жену из деревни Войново, то и окрестили их семью «Войновские».
Анна Семеновна Неклюдова, она же, по матери, Яковлева, она же «Сенькина». Отца звали Семен, проще Сеня. Чьи дети? А их было пятеро: да Сенькины… Так и прижилось.
Главное событие, которое повлияло на жизнь деревни, на ее судьбу и судьбы ее жителей – это, конечно же, Великая Отечественная война. Она делит события на до войны и после войны. Сегодняшний день деревни начался примерно с 1988 года, когда начали наконец-то строиться в Смыче первые послевоенные дома.
Первый дом построили мои родители (мама – родом из деревни Смыч, а отец приехал в наши края из Белоруссии после окончания техникума по распределению). Начали они строить дом в 1988, а закончили строительство в 1992 году.
Сейчас в деревне Смыч 19 домов. 13 из них – это дома дачников, и лишь 6 – местных жителей. Причем, в четырех живет «костяк» деревни (6 человек, которым за 74…) Самый молодой из них – мой дедушка, 1941 г. рождения. И лишь в двух, возможно, будущее деревни: хозяевам – 40–50 лет, детям да невесткам – 15–27, внукам – 2–8 лет. Но… не будем загадывать, а окунемся в прошлое нашей деревни.
Смыч в 1930–40-е
В 30-е годы в Смыче было 29 домов. И это был небольшой, первый здесь колхоз «Боевик». В хозяйстве имелись коровник, свинарник, амбары, где хранилось зерно, гумна, в которых сушили и мяли лен (одно, кстати, пережило войну – даже моя мама, 1986 г. р., помнит его огромную кирпичную печь – ригу; в начале 80-х его разобрали за ненадобностью). В колхозе держали лошадей, чтобы обрабатывать землю, заготавливать да подвозить сено и дрова. Сеяли пшеницу, сажали брюкву. Каждый клочок земли обрабатывался, сено косили и на лесных полянках, и вдоль речки, и на ее островных участках. Работали от зари до зари, за трудодни, получая потом на них натуральную оплату – хочешь питайся, хочешь обменивай на что или продай…
Война, так или иначе, коснулась каждого жителя деревни Смыч, будь он местный или дачник, напрямую или через родственников.
На начало войны семь домов сгорели (в основном от прямых бомбовых ударов с самолетов). 16 домов были проданы и вывезены из деревни сразу после войны или чуть позже. То есть костяк деревни – это 10 домов, повидавших войну, построенных еще в XIX веке или в начале XX века в 20-е годы. Их, конечно, ремонтировали: подрубали, обшивали, меняли крыши (кто солому на дранку, кто дранку на шифер), меняли или ставили новые окна…
Война и судьбы жителей Смыча
В 1941-м все здоровые мужчины ушли на фронт. Кто-то на этот момент был в Ленинграде. Уходил на войну оттуда.
Оставались старики, женщины и дети. В деревню быстро пришла беда. В начале войны сгорел первый крайний дом – бомба, сброшенная с самолета, угодила прямо в него. Некоторые на случай бомбежек начали рыть окопы. Назаровых, бабку с внуком, она и настигла в их окопе: фашистский самолет будто специально пролетел между домов, сбросив бомбу прямо на них, когда они его рыли.
Анне Семеновне Яковлевой сейчас почти 80 лет. Половину из них она прожила тут, в Смыче. У нее диабет, почти пропало зрение, но память отменная. Она рассказала мне, кто где жил, где чей дом был, их судьбы. Опираясь на ее рассказ, я расспрашивал других жителей, пытаясь найти подтверждение ее словам. Когда всё собралось воедино, получился этот рассказ – история моей деревни Смыч и ее жизни в ХХ веке.
Зайцевы: отец – Федор Николаевич, мать – Екатерина Федоровна; дети – Михаил, Иван, Петр, Василий, Дмитрий, Георгий. Зайцевы отправили на фронт пять сыновей, трое из них не вернулись: Михаил, Иван и Петр. Василий вернулся, но через год после войны тоже трагически погиб, подорвавшись на мине. Сын Дмитрий был в плену. После войны он окончил институт и всю жизнь проработал учителем истории в Псковской области, покинув родной край. Сын Георгий, 1931 г. р., вместе с родителями был угнан в Литву.
Вернулись в Смыч, а дома нет – сгорел. Их дом, кстати, был на том месте, где сейчас стоит наш. Приютили родственники, Никитины. А в 1946 году Зайцевы купили дом Анастасии Кошиной. Этот дом напротив сгоревшего был. Георгий окончил курсы трактористов после войны, привел в дом невесту и ушел служить в армию на три года, потом, в 1952 году, они поженились. Его жена, Антонина Ивановна, по матери Антонова, 1928 г. р., – наша землячка, родом из соседней деревни. Во время войны она ушла в партизанский отряд. Совсем девочка, маленького роста, винтовка была выше ее. На боевые задания не брали, но в караулах стояла, готовить помогала, ухаживала за ранеными, хоронила вместе с другими погибших… Как хоронили? Просто складывали тела в одну яму – на низ мужчин, сверху женщин – и закапывали… Плакать – никто не плакал. Смерти видела много. Помнит груду обгорелых тел жителей деревни Доскино. Они кольями отрывали от промерзшей земли закоченелые трупы, просто складывая их в кучу. Видела подлость и предательство. Партизаны жили в землянках. Однажды поздним вечером к ним в отряд пришел мужчина с сыном своим, лет 5–7; убежали из деревни от немцев, долго плутали по лесу, пока не набрели на партизан. Просились переночевать, мужчина просил обогреть хотя бы ребенка, но некто, не буду называть имени, не пустил их в землянку, мол, и без вас тесно.
Те устроились под деревом (а это было зимой, мороз ударил). В итоге отец к утру замерз, умер от переохлаждения; жизнь в мальчике еще теплилась, но он отморозил обе ноги и стал инвалидом…
Смотрела Антонина и сама смерти в глаза не раз. Уже после войны Антонину вместе с другими девчатами батецкими отправили в Литву за коровами. Три месяца они гнали стадо коров из Литвы сюда к нам, в Батецкий район. И ведь они не просто шли, коров в пути надо было доить, кормить, поить. Они часто разбегались, бывало их специально кто-нибудь пугал, потом откуда ни возьмись вбегали в стадо. Отобьется корова – местные заберут ее потом себе. А ведь поля кругом были заминированы. «Побежали коровы – мы за ними, а там мины… И коровы взлетали, и дедушка, что главный у нас был, подорвался… а меня бог сберег». Знает Антонина Ивановна, что такое голод и что такое работать. Детей в их семье было семеро, она самая старшая. Когда окончилась война, ей было полных 16 лет. Отец погиб на фронте. Мать вернулась из Литвы с остальными детьми. Кругом разруха и голод. Дети ходили на поле, ели мерзлую тухлую картошку… Мать сказала ей: «Тонька, куда тебе учиться. Надо младших поднимать. Мне одной не под силу». И Антонина пошла работать: летом в колхозе, зимой на лесозаготовках… Потом мамы не стало. Здоровая, крепкая женщина, она держалась до последнего, превозмогая боль, тянула детей – не до больниц, как их одних оставишь? Итог – гнойный аппендицит и смерть… Детей, кого куда разобрали родственники, двое попали в детский дом. Тоня попала в Ленинград. Потом всё вернулось на круги своя, и она, выйдя замуж, снова оказалась в Батецком районе, но теперь в Смыче.
Сейчас Антонине Ивановне почти 87 лет. Она плохо помнит, что было вчера, но спросите ее о войне – ничего не забыла…
Кругловы: родители – Петр, Мария (умерли до войны); дети: Катерина, Василий, Евдокия, Маруся, Любовь.
Старшая дочь Катерина еще в 30-е уехала в Ленинград на заработки. Оттуда ушла на фронт, где судьба свела ее с будущим мужем. Им стал Трофим Иванович Дроздов, поженились после войны. У них родился сын Борис и дочь Надежда. У Нади личная жизнь не сложилась. Она одна. Борис был женат, у него двое взрослых детей, но сейчас он тоже один. Точнее живут все вместе: отец, Трофим Иванович (ему уже почти 100 лет), и дети. Борис давно пенсионер – ему за 70, но держится молодцом. Каждое лето приезжает в Смыч к Василию Белову, своему двоюродному брату. Купается в любую погоду (утром и вечером обязательно), будь то жаркое лето или холодная поздняя осень. Он замечательный химик. Его ценят на родине и в Китае, куда он часто и надолго командируется по работе.
Евдокия вышла замуж в деревню Доскино, родила там двоих сыновей, а третьего уже тут; вместе с мужем и детьми вернулась в Смыч, в родительский дом, чтобы приглядывать за младшими сестрами.
Поподробнее о семье Евдокии, по мужу Беловой: отец – Алексей Антонович, мать – Евдокия Петровна; дети – Александр, 1936 г. р., Николай, 1939 г. р., и Василий, 1941 г. р.
Алексей, как и все, ушел на фронт, но почему-то осенью 41-го был в деревне; между собой шептались, что сбежал, наверное, а вслух спросить – не до того было. Вернулся, живой, и хорошо, значит так надо. Уже потом его сын, пытаясь узнать правду, делал запросы, писал куда-то, но везде ответ был один и тот же: погиб в августе 1941 г.
Что случилось тогда в августе 1941, никто объяснить не смог точно, но из рассказов можно предположить, что был страшный бой и часть, в которой Алексей служил, была разбита. Как он очутился в Смыче – не было возможности прорваться к своим? Почему документы остались на поле боя? Но дезертиром и трусом он не был. Кстати, не хотел об этом говорить, чтобы не подумали о моем предвзятом отношении к этому человеку, но все-таки скажу: Алексей Белов – мой прадед.
Действительно, он был полицаем приблизительно с апреля по июнь 1942 г. – не больше. Служить немцам он пошел не потому, что предал своих людей или изменил Родине, а из гонора, показать свое «Я», как говорится. Его младший сынок Василий, мой дед, когда выпьет – стучит себя кулаком в грудь: «Да, Я – Белов», гены… Но он настоящий патриот, один из немногих, оставшихся на всю жизнь верным своей деревне Смыч. Его мечтой было, чтобы и дети, и внуки жили именно здесь. Обеим дочкам дома помог поставить (сам срубы делал), а сыну завещал свой отчий дом.
Но вернемся к прадеду. Действительно, была история с золотыми украшениями. Полицаи собирали золото у людей и сдавали немцам, но однажды Алексей оставил пару колец себе, о чем незамедлительно и донесли нацистам. Чем он так успел насолить за два месяца, кому так мешал? К тому же, как все говорят, никто всерьез его не воспринимал: «Пускай в начальника поиграет…» Но донос сработал: немцы арестовали и увезли Белова из Смыча. Все думали, что его расстреляли.
На самом деле Алексея Белова немцы отправили в лагерь в Печоры, в Псковской области. А оттуда, говорят, он попал в Литву. Там его видели уже после войны. Женщина одна из Смыча встретила случайно. Навстречу, в длинном плаще, прихрамывая, мужчина ведет за уздечку лошадь с телегой. На телеге сидит литовка. Поравнявшись, они узнали друг друга. Тот накинул на голову капюшон плаща, прыгнул на телегу и помчал… Придя в село, женщина стала расспрашивать, живут ли тут русские мужчины. Ей ответили, что есть тут один русский, хромой, что живет с литовкой. Но больше она его не встречала. А еще в 1953 году, а может, чуть позже жену его Евдокию Белову вызывали в Батецкий военкомат на допрос. Показав фотографию мужчины с лошадью, спросили: «Вы знаете этого человека?» Она так и обмерла, признав в нем своего мужа, но ответила, что не знает такого человека. Вызывали и старшего сына, но и он не признал отца. Вернувшись из Батецкой, Дуня сразу побежала к своей крестной – Екатерине Яковлевой. Ей-то она все и рассказала. И что узнала Алексея, и что боится сказать об этом. Время-то какое? Только перед смертью Катерина рассказала об этом своей дочке Анне. А потом, уже в 70-е, Антонина Зайцева случайно встретила Белова в Ленинграде. Стоял около магазина у машины – номера прибалтийские, похоже было, что кого-то ждет. Вышла женщина с покупками. Они сели в машину и уехали. Мужчина прихрамывал. Я спросил: «Столько лет прошло, может, Вы обознались, ведь он изменился, наверное”». Антонина Ивановна ответила, мол, уверена в том, что видела Алексея. Она тоже шла в магазин, но от страха забыла про всё и бегом вернулась домой, как же – с того света человека встретила. Долго даже мужу не говорила, в деревне вообще молчала об этом. И только два года назад Зайцева поведала об этом моей маме.
Думаю, нужно обратиться в архив военкомата, найти протокол допроса моей прабабушки и начать с этой точки отсчета. Где, когда, кем сделано фото? И, кстати, Пычихины говорят, что его уводили из деревни не нацисты, а два красноармейца, своими глазами видели, мол.
Выслушав всё, мой дед Василий как будто подвел итог:
«Приезжал в 60-е к нам в Смыч Василий Петрович Михеев, подполковник НКВД. Он вел дело о предателях, в частности, по деревне Доскино, всех жителей которой сожгли. Я подошел к нему с просьбой пролить свет на темное прошлое моего отца. И он, не задумываясь, ответил (дед строго взглянул на меня: пиши дословно): „Плюй всем в лицо. Он работал по нашему заданию“.
И в это можно поверить… Но что с ним сталось на самом деле? Ведь он не погиб в августе 1941 года и не хоронили его в деревне Мановка Ленинградской области, как значится в «Книге памяти» и в архивах…
Но вернемся в 1945-й. Мать Евдокия вернулась из Литвы в родной Смыч с мальчишками. Старший, Александр, женился на девушке из деревни Остров, что за рекой Лугой, а потом они вместе уехали в Мурманск. Нечасто, но навещали Смыч.
Назаровы: отец – Сергей Васильевич (18.04.1904–20.03.1937), мать – Ксения Ивановна – дожила до глубокой старости в Смыче (01.08.1905–20.12.1985), дети: Николай (помогал своей бабушке рыть окопы, а тут как раз бомбежка, погибли оба), Михаил (ходил вместе с другими мальчишками в лес, там нашел гранату, бросил ее тут же, а она взорвалась – погиб), Василий (был еще совсем маленький во время войны), дочка Нина. Четверо детей. В живых остались только двое.
Васильевы: хозяин дома – Васильев Александр Иванович, 1894 г. р., погиб на фронте; жена его умерла перед войной. Дочь Наталья жила с отцом. Вышла замуж за сына деда Юзы – Алексея. Он пришел жить в дом Васильевых. Образовалась молодая семья: мать – Наталья Александрова; отец – Алексей Александрович – на фронте не был, так как в финскую войну ослеп. Он и два его товарища выпили спирта из цистерны, наверное, технического, те двое умерли, а он выжил, но потерял зрение; дети: сын Виктор и дочь Лиза, 1939 г. р. Семья была отправлена в Литву, все вернулись, но деревню покинули.
Ивановы: все знали их как Яровых, но почему их так прозвали, не помнят.
Родители: Анна Васильевна, Александр (погиб на фронте). Мужчин его возраста, старше 50 лет, уже не брали воевать, но его почему-то взяли. Когда уходил на фронт, купил коробку конфет и угощал всех ребятишек – раздавал, прощаясь со всеми. Это врезалось в память ребятишкам, да так, что помнят до сих пор…
Дети: сын Иван и две дочери – Мария и Антонина. Мать с детьми тоже была в Литве. Все вернулись в Смыч. Старшую, Тоню, после войны отправили на лесозаготовки – не выдержала она такой нагрузки, там и умерла. А когда не стало матери, брат и сестра поделили родительский дом, сделали разные входы с разных сторон, и стали Иван да Марья жить раздельно.
Создали семьи. Мария – инвалид с детства (одна нога была вывернута чуть ли не наоборот), работала в Теребонской больнице в столовой. Вышла замуж, стала теперь Петрова. Родила дочь Марину в 1964 году. Но мужа вскоре сбила машина насмерть. Дочку растила одна. Выручала пенсия по потере кормильца. Марина окончила Косицкую 8-летнюю школу, уехала в Новгород – там выучилась на повара-кондитера, вышла замуж и уехала с мужем на Украину. Лишь один раз навестила больную старую мать-инвалида, показав ей внучку. Даже на похороны не приезжала.
Иван женился дважды. Первая жена родила ему дочь. Работал трактористом, всё было хорошо, пока не начал попивать, и жена с ребенком ушла от него. Второй раз женился он на женщине, так сказать, себе под стать. Вместе пили, друг друга били, любили родители двоих детей: сына Александра и дочку Анну. Но их лишили родительских прав, а детей отправили в детдом. Там они воспитывались до 18 лет. А после их отпустили к родителям. Но к тому времени тем уже ничего, кроме водки, было не нужно. Совхоз «Воронино» выделил брату и сестре жилье в соседней деревне Теребони. Саша, пусть и глуповат, но, молодец, работает – не пьет совсем, деньгам счет знает. Пока был совхоз – работал на скотном дворе. Потом устроился лесником в лесничество. Сейчас в соцзащите помогает одиноким старым людям воды, дров, продукты принести. Да и «подшабашивает» – то дров поколоть, то еще что-нибудь…
А сестра его, Аннушка, пошла в родителей – пьет, гуляет. Родила двух дочек: Вику и Ольгу. Вика – умственно отсталая; Ольга, слава Богу, нормальная. Детей от нее забрали, но в детский дом они не попали – хорошо, дядя Анин взял их на опеку.
Иван своими пьянками совсем угробил здоровье и умер. Вслед за ним ушла из жизни и жена Галина – замерзла пьяная на обочине дороги. Вслед за хозяевами рухнул и дом, ведь за ним никто не следил. Крыша протекала, всё гнило… В общем, XXI век дом этот не встретил.
Федоровы – все их знали и звали, как Родины, так как дед их был Родион, Родя попросту, а они все Родины дети. Родители: Прасковья (Паня), Иван (у него была «волчья пасть», все звали его дядька Ваня Безнебый, на фронте из-за этого недуга не был). Дети – трое сыновей: Михаил, Николай, Василий, две дочери: Люба и Маша. Михаил был на фронте, прошел всю войну, вернулся. Затем уехал в Ленинград. Оба родителя с остальными детьми были отправлены в Литву. Все благополучно вернулись в Смыч. Дети пошли в школу. Выучившись, поразъехались из деревни. Николай подался в Ленинград, Люба оказалась в Иваново, Мария вышла замуж в деревню Остров, что напротив Смыча – по другую сторону реки Луга. Василий окончил курсы и переехал жить к жене Людмиле в деревню Теребони. У него родилось трое сыновей: Александр, Николай и Сергей.
Всю жизнь он проработал в колхозе, а затем в совхозе трактористом, умер от сердечного приступа. Жена его тоже до самой пенсии работала в совхозе дояркой. Сын Александр жил вместе с родителями и тоже, как отец, был трактористом. Это он – отец Ольги, дочери Анны Ивановны Ивановой (Яровой). Она и записала на его фамилию – Федорова. Но мать запрещала сыну приводить в их дом такую непутевую сноху (ведь всё пропьет, говорила). Они стали жить отдельно в доме родных, который пустовал в той же деревне. Но вскоре Саша умер от болезни, и Анну с девочкой выгнали оттуда, а то еще дом спалит по пьяни… Ольгу брала к себе жить и бабушка, и родственники в Батецкую, но как-то не прижилась она нигде. Тогда и взял ее на опеку Николай, двоюродный брат Анны. Младший, Сергей, 1965 г. р., окончил Косицкую школу, выучился в Новгороде в ПТУ на тракториста и ушел в армию. Отслужил, как полагалось, два года и возвращался домой, да не доехал – скинули с поезда парня, погиб. Третий сын, Николай, и по сей день живет и трудится в поселке Батецком. До пенсии работал шофером в Батецком ОВД, сейчас – тоже шофером, но в лесхозе. Женат. Вырастил замечательную дочку.
(Кто-то подумает: зачем это писать сейчас? Но, представляете: живет в городе девушка; знает, что родом из поселка Батецкий, дедушка с бабушкой из деревни Теребони, а прародители, оказывается – из Смыча… Как тесен мир. А сколько людей, наверное даже не знает, что корни их тут – в нашей деревне! А мне стало очень интересно всё это. Ау, смычевские, где вы, отзовитесь…)
Михайловы: родители – Евдокия, Александр (дед Юза, так его звали в деревне); дети – Феня, Петр, Александр, Алексей, Ирина.
Дочь Ирина еще до войны покинула отчий дом, выйдя замуж за Михаила Данилова, военного из Новгорода; он воевал на фронте, какое-то время был в партизанском отряде, потом снова вернулся в действующую армию. После войны у них родилось трое детей.
Сын Петр, будучи на фронте, получил ранение. Остался жить под Барнаулом, создав семью. Сын Алексей (муж Васильевой Натальи); тот, что ослеп во время финской войны, жил в Смыче отдельно от родителей. Сын Александр (зять Михайловой Аграфены Михайловны) жил в Смыче в своем доме. Родители были отправлены в Литву. Младшая дочь Феня ушла в партизанский отряд. Когда война закончилась, уехала в Ленинград. Дом их сгорел. Вернувшись из Литвы, родители поселились в доме Александра, так как тот остался жить в Литве с семьей.
Журины: задолго до войны этот дом опустел. Когда-то, еще в XIX веке там жил брат Тимофея Журина, но никто теперь уже не помнит ничего об этой семье. В начале XX века дом заняли под магазин. Там продавались продукты питания, хлеб, мыло, хозяйственные товары. Судьба дома тоже забыта, и самого его сейчас в Смыче нет.
Никитины: родители – Мария, Михаил Александрович (погиб в 1939 г. на финской войне), дети: Василий, Петр, Александр и дочь Нина. 10-летний Александр погиб в начале войны прямо в деревне – его убило осколком при бомбежке. Василий воевал на фронте, дошел до Германии, вернулся домой живой. Хвастался односельчанам, что сделал себе зубы в Германии: так прихватило, что «хоть волком вой», а немецкие доктора вылечили. В мирное время работал в милиции в Ленинграде до самой пенсии. В Смыч приезжал только в отпуск. По походке и манерам сразу было видно, что милиционер. Как ответственный участковый, каждый день обходил деревню – со всеми поговорит, обо всем расспросит. Где только, бывало, соберется больше двух человек – тут как тут Василий Михайлович: «Что делаем? Как? Зачем? Почему?», но тихо, спокойно, ненавязчиво…
Мать с сыном Петей и дочкой Ниной были отправлены в Литву. Вернулись обратно, и жизнь пошла своим чередом. Мать работала в колхозе, дети учились, а Нина вышла замуж, но осталась жить с престарелой матерью и привела в свой дом мужа, Владимира Преймана. Он работал трактористом, она – почтальоном. Всегда такая кроткая, улыбчивая. Никогда никому не жаловалась, всё держала в себе. Бывало, муж напьется и сидит у соседей пьяный, идти уже и не может. Она придет за ним и стоит в дверном проходе, улыбается: «Володя, пойдем домой. Пойдем домой». Так и умерла она тоже тихо – от рака. Всё капли сердечные пила, пока уже метастазы по всему телу не пошли. Детей у них не было.
У Василия тоже не было детей. У его жены случился инсульт, ее частично парализовало. Он ухаживал за ней, на лето привозил в деревню. Ушел из жизни раньше нее – сердечный приступ…
Единственный продолжатель рода появился у Петра – сын Александр. Жила их семья в Ленинграде, летом в отпуск приезжали в Смыч. Петр работал в трамвайном депо. Его жена, Любовь Ивановна, – на чулочно-носочной фабрике. Когда вышли на пенсию, переехали в деревню в отчий дом. Тут оба и умерли. Сын их, Александр, был женат четыре раза. Имеет двух взрослых дочерей. Недавно женился пятый раз, вероятно, последний. Ему 55 лет, ей почти столько же. Долгое время Александр работал там же, где и его отец, в трамвайном депо. Сейчас – дальнобойщик, колесит по всей России и за ее пределами. Жену Татьяну привез в Смыч. Всё лето и осень она со своей матерью живет в деревне, а на зиму уезжает в Ленинград. Мечтают наконец-то пожить в деревне вместе, когда он выйдет на пенсию. Да и дом требует ремонта (надо и крышу ремонтировать, и подрубать, и фундамент поднять – просел совсем в землю, и утеплить, печь ставить новую. Лет 50 ведь дом ремонта не видел).
Фёклины – сразу скажу, что это прозвище, настоящей фамилии никто не помнит. Отец Тимофей, так значит дети – Тимошкины. Семен – так Сенькины. А тут мать Фёклой звали, и дети – Фёклины, так и прижилось… У Фёклы было две дочери. Младшая, Шурочка, в самом начале ХХ века уехала в Петроград, создала там семью, выйдя замуж за Артема Шканаева. Родила двоих детей: сына Николая в 1919 г. и дочь Нину в 1922 г. Старшая дочь, Мария, всю жизнь прожила в Смыче вместе с матерью. Вышла замуж, но неудачно. У мужа произошло какое-то помутнение рассудка: еще до войны, когда сад цвел и благоухал весенней порой, когда жить бы да радоваться, он вдруг взял и повесился на яблоне. Детей у них не было. Так всю жизнь Мария и прожила одна. Все звали ее тетя Маня Царевна… Она тоже побывала, как и все смычевские, в Литве, вместе с матерью. Работала за трудодни. Вела свое хозяйство, как же без этого в деревне. Радовалась, когда к ней в гости приезжали питерские родственники: сестра с детьми. А после войны – племянница Нина со своей семьей. Именно она стала хранительницей семейного очага в этом доме.
Семья Голуб: отец – Павел Иосифович (26.05.1916–23.04.2002), мать – Нина Артемьевна, 1922 г. р.; дети – Алевтина, Николай. Всю жизнь (а сейчас Алевтине Павловне уже почти 70 лет) все в деревне называют ее Аллочка. Именно так звал ее отец и называет мать. И только в этом году случайно выяснилось, что по паспорту она Алевтина.
Николай, как и его дядя, погиб, навсегда оставшись в памяти молодым и красивым. Он получил смертельное ножевое ранение от каких-то хулиганов, возвращаясь вечером домой.
ХХ век для Нины Артемьевны – это, прежде всего, Великая Отечественная война. Именно она отняла отца, заморив его голодом в блокадном Ленинграде. Лишила брата Николая, не дав дожить ему до Победы всего-то несколько дней. Он дошел до Германии и погиб 27 апреля 1945 г. Но эта проклятая война, будто возмещая утраты, подарила ей и любовь. Именно на фронте она встретила свою половинку. 13 января 1945 г. стала женой офицера и уже в 1946 г. родила дочурку. Правда, какое-то время им с мужем пришлось пожить в разлуке, и отец увидел дочку, только когда той уже исполнился годик. Но это лишь еще больше сблизило молодых. Война закалила Нину, сделала ее мужественной и стойкой. Страна отметила ефрейтора Шканаеву медалью «За оборону Ленинграда», медалью «За боевые заслуги», медалью «За взятие Кенигсберга», орденом Отечесвенной войны. Страшные события тех грозных лет живут в памяти и по сей день. А ведь Нине Артемьевне сейчас уже 93 года.
Как и всегда, это лето она провела в Смыче, в доме своей бабушки Фёклы. Сама сажала картошку (немного, всего ведро), кабачки, огурцы, укроп с луком. Сама поливала грядки и пропалывала (в ее-то возрасте!), объясняя это тем, что хочется помочь дочке: «Ведь ей одной трудно справляться со всеми делами. А я привычная».
Эта женщина работала с 14 лет. Сперва, чтобы помочь родителям; потом, чтобы дети ни в чем не нуждались. Затем, чтобы снять нагрузку с больного мужа. Сейчас, оберегая здоровье единственной дочери. «Мы живем, пока трудимся», – таков девиз ее жизни. Но, увы, дочь Аллочка – Алевтина думает иначе.
Лето 2015 года – последнее, которое мать с дочерью провели в Смыче. Осенью дом был продан абсолютно неизвестным в деревне людям.
Ивановы: мать – Федосья Гавриловна, отец – Павел Алексеевич; дети: Кира, Вера, Зина, Антонина.
Единственный дом в Смыче, в котором во время войны не было на постое немцев. Возможно потому, что глава этого семейства, Павел, стал старостой деревни. И родители, и дети были отправлены в Литву. Все, кроме Антонины. Она ушла в партизаны.
В мирное время девчата ходили в школу, помогали родителям по хозяйству и в огороде… И потихоньку, одна за другой улетали из родного гнезда. А его, кстати, Ивановым пришлось отстроить заново в 1959 году, – старый дом сопрел и жить в нем было совсем невозможно.
Разлетелись кто куда после окончания школы: Вера вышла замуж за эстонца и уехала с ним Нарву. У них родились два сына: Константин и Валерий. Сейчас Вера Павловна уже счастливая прабабушка. Здоровье не очень, но молодец – каждое лето навещает родной Смыч, сестру, племянников… Зина живет в Омске. Вырастила замечательную дочь Евгению. Родную деревню тоже любит и регулярно навещает. Киру Павловну волею судьбы занесло в Грозный. Там она вышла замуж, родила сына Евгения… И все было бы хорошо, если бы в Чечне не началась война. Было принято решение – вернуться на родину, в Смыч. Здесь они с мужем Геннадием в конце 90-х построили дом. Сын тоже переехал сюда. А невестка с внуком не пожелали жить в деревне. Но это их выбор. В деревне, действительно, нелегко жить. Антонина выпорхнула из гнезда первой, но не так далеко улетела: всего-то за 7 км от Смыча – вышла замуж в деревне Обколи за Яшу Баранкова. У нее родилось две дочери. Но счастье длилось недолго – она ушла от мужа, вернулась в родительский дом, да так и прожила здесь всю свою жизнь.
* * *
Подводя итоги, обрисую «неброский пейзаж» жизни деревни Смыч в прошлом столетии. Всё, что происходило с деревней и в деревне, ее судьба и судьбы ее жителей напрямую связаны с историческими событиями, происходившими в нашей стране.
Итак, начало ХХ века. В деревне Смыч стоят 27 домов. Это единоличные хозяйства. В каждом имеются дворовые постройки, земельные наделы. Люди держат коров, овец, коз, свиней, куриц и, кто побогаче, лошадей. Сажают овощи, сеют зерно. У всех имеются фруктовые деревья (в основном яблони, груши) и кусты смородины. В домах живут деды, родители и дети, внуки. Тесновато… Люди строятся: братья Ефимовы отделились от родителей. Никитины осилили построить отдельный дом для второго сына; Назаровы и Михайловы поставили новые дома.
Но площадь самой деревни не очень-то велика. Да и земли вокруг нее немного. Посевных площадей, в общем, не хватает, чтобы вырастить достаточное количество зерна и овощей на содержание людей и скотины. Многие начинают покидать деревню: кто в поисках заработка, чтобы помочь родителям поднять младших детей; кто, чтобы просто выжить. Девочек (лет 12–15, а то и младше) пристраивали в городские семьи няньками; мальчиков – подмастерьями (тех, что помладше), а более старшие (лет 14–16) шли на заводы в Ленинград и в порт.
В 30-е годы по всей стране начали создаваться колхозы. Не обошло это явление и Смыч. Деревня в это время насчитывала уже 34 дома. Все объединились в колхоз «Боевик», начали трудиться сообща под председательством Семена Егоровича Яковлева. Построили коровник, свинарник, телятник, овощехранилище, еще несколько амбаров. Создали бригады: полеводческую, животноводческую, разнорабочую. Государство давало план: колхозники определенное количество всех выращенных овощей, зерновых должны были сдавать на специальные пункты приема. Также давались нормы сдачи мяса, шерсти, молока, яиц. За это государство выделяло деньги на развитие колхоза, например, приобретение плуга, конской грабилки… Люди работали за трудодни, за что получали натуроплату. Живых денег катастрофически не хватало на одежду, домашнюю утварь и прочее.
Люди по-прежнему продолжали покидать деревню. Кроме того, на жизни деревни сказывались и последствия тех войн, в которых принимали участие мужчины из Смыча: Первой Мировой, Советско-финской. А тут началась и Великая Отечественная, которая принесла больше всего горя и разрушений в Смыч, больше всего сказалась на судьбах его людей. Уже в августе 41-го здесь горели дома и жители погибали от бомбежек. Погибали наши мужчины на фронте. А в ноябре сюда пришли немцы – больше года Смыч был под оккупантами. В конце 1943 года всех жителей деревни отправили в Литву, несколько человек ушло в партизаны. Деревня опустела. Лишь ветер завывал под крышами, да скрипели оторвавшиеся ставни.
Покидая деревню, люди закапывали свое добро и продукты в землю. Вернувшись обратно, обнаружили эти схроны разграбленными. Ни пуда зерна, ни ведра картошки, ничего… В домах пустота, окна выбиты, соломенные крыши протекали. Холодно и голодно. А 7 домов сгорели подчистую. Погорельцы первыми, помыкавшись по чужим домам, ушли из Смыча. Отстроиться сразу после войны было нереально. Большинство мужчин с фронта не вернулись, а ведь это чьи-то мужья, сыновья… Всё легло на женские плечи. Кое-как латали дыры, сажали огороды, помогая друг другу.
В послевоенные годы люди тоже покидали деревню, но теперь уже навсегда. Они продавали свои дома на вывоз, то есть разбирали и перевозили в другие деревни. Всего было вывезено 16 домов. Половина – сразу после войны. Другая половина – в 60-е годы. Это объясняется тем, что дети, рожденные до войны, подросли и разлетелись кто куда.
У одних – родители умерли; у других родители стали совсем немощными, и дети забирали их жить в свои семьи, а оставшиеся дома продавали за ненадобностью. В 80-е в деревне осталось всего 12 домов. Молодежь покинула деревню за исключением шестерых. Это дети Беловых: Николай и Василий; Михайловых: Николай; Ивановых: Иван и Мария (Петрова – по мужу); Ивановых: Антонина (Баранкова – по мужу). И лишь у Беловых две дочери остались и живут по сей день в Смыче: Наталья Валь (по мужу) и Елена Гавриловец (по мужу). Отток местных жителей продолжается и сейчас.
Какие блага цивилизации, когда и как приходили в нашу деревню? Что можно сказать о ее культурной жизни? До войны, в начале ХХ века, в Смыче было две общие бани, магазин и часовня.
Справа от деревни (между Смычем и Покровкой) находился так называемый «ключик» – святой источник, родник, за которым ухаживали, брали оттуда святую воду, бросая взамен монетки. Но в 70-е годы его варварски разорили – разрыли, раскорчевали, выкрали все монетки – хвастались, что нарыли целое ведро, говорят, были там монетки даже XVIII века.
Слева (250 м от нашей деревни, между Смычем и Радовежем) была сопка (XIV–XVI века, как значится в исторических справочниках), но ее тоже варварски раскопали еще раньше, в 50-е годы. Местные мальчишки лет 10–12 мечтали найти там драгоценности. Оказалось, что это было захоронение древнего воина. Сейчас там проходит дорога…
В центре деревни стояла часовня. Деревянная, с крестом, с фонарем с разноцветными стеклышками у входа, с замечательным убранством внутри. Но и часовню не пощадили – в 70-е годы ограбили, вынеся абсолютно всё. Моя мама, будучи ребенком, нашла в канаве, рядом с часовней икону, которую, видимо, потеряли грабители. Потом эту икону отдали в церковь. Рядом с часовней находился магазин, который после войны хозяева продали на вывоз. Больше в Смыче никогда магазина не было.
Электричество. Когда пришло оно в наше деревню? Оказывается, лишь в 1964 году. Моя бабушка, В. А. Белова, вспоминает, что когда в 1958 году она приехала работать медсестрой в больницу, света еще точно не было, что ее сильно удивило. А Анна Семеновна Неклюдова (в девичестве Яковлева) уточнила, что в тот год она как раз родила сына; приехала к матери в гости, а тут электричество дали. Высоковольтную линию тянул стройотряд из Челябинска, а в самой деревне – ставили столбы и тянули провода местные колхозники, в том числе и мой дедушка Василий.
Затем в дома пришло радио. Первый телевизор в деревне появился у Беловых. По вечерам вся деревня собиралась у них, как диковинку посмотреть «Новости». В 70-е проложили грунтовую дорогу, немного не там, где была раньше, срезав неудобные повороты и выровняв по возможности. В 80-е дорогу покрыли асфальтом. Тогда же в домах у некоторых появились телефоны.
В 90-е годы в деревне полным ходом пошло строительство, о чем я уже говорил. И пусть большинство из построенных домов – это дачи, но хоть летом здесь будет повеселее. А то зимой в Смыче на сегодняшний день проживает всего 13 человек.
Как же культурно отдыхает наша деревня? Раньше, как и положено, с песнями, плясками, народными гуляниями. Тут были и свои гармонисты. Сейчас же дядя Коля Михайлов, когда выпьет, берет гармонь в руки у себя дома, а на улицу не выходит… Раньше все отмечали церковные праздники. Но гулянья устраивали в каждый праздник в своей деревне. Например, Казанскую гуляли в деревне Радовеж, Яблочный Спас отмечали в деревне Остров, а в Смыче гуляли в Петров день. Это был наш праздник. Но по мере уменьшения деревни все эти традиции и обычаи сходили на нет. Сейчас наш Смыч попросту вымирает…
Но что хотелось отметить относительно продолжительности жизни, люди здесь жили долго. Несмотря на тяжелые условия, голод, войну – 80–90 лет было нормой, а то и больше 100 лет жили. Хорошая экология? Другого объяснения не вижу.