«Новэла – Новый элемент»

г. Москва

Научный руководитель Елена Георгиевна Губанова 

Эта небольшая работа рассказывает о жизни моей прабабушки Новэлы Степановны Волковой (Иовлевой). Я очень люблю ее и очень благодарна ей за те рассказы, которые позволили написать эту историю. Ее необычное имя – Новэла – я вынесла в название, потому что именно оно, как мне кажется, сыграло немалую роль в том, каким человеком выросла моя прабабушка.

Предыстория. Немного о корнях

Папа моей бабушки, Степан Андреевич Волков, родился 1879 году, в Белоруссии, в селе Лагишино Пинского уезда. Вышел из хорошей, зажиточной крестьянской семьи. В 1917 году он вступил в партию большевиков, так как обещали крестьянам землю, участвовал в гражданской войне 1918–1922 годов, а потом закончил в Ленинграде военно-инженерную академию и очень много работал. За знания и опыт его часто посылали в другие города, например, в Балаклаву, работать с фортификационными сооружениями.

Валентина Лопухина, мама моей бабушки, родилась в Богородицке. У нее был старший брат, Сергей, и три сестры – Антонина, Елена и Вера. Их отец, Петр Николаевич Лопухин, был поставщиком продуктов в Санкт-Петербург; сейчас бы мы назвали его мелким предпринимателем. В нашем семейном архиве сохранились прейскуранты продуктов с его пометками. Список довольно большой, и, несмотря на то, что чернила выцвели, названия большей части товаров и цены на них можно прочитать; вес, правда, дан в фунтах.

Семья жила в достатке. Валентина училась в женской гимназии, хорошо ладила с черчением, знала немецкий язык и в школьные года активно участвовала в школьных постановках и спектаклях. Сцены из них и сама Валентина в одном из сценических образов сохранились на фотографиях в нашем семейном альбоме. Качество фотографий довольно плохое, но мне всё равно нравится на них смотреть. Сегодня меня от Валентины и ее спектаклей отделяет 100 лет.

Прабабушка родилась в 1926 году, и ее назвали Новэла – «новый элемент». Такое имя она получила, потому что строилась новая жизнь, новое общество. Она была вторым ребенком, а брата, который был старше ее на два года, звали Луви («Ленин-Ульянов Владимир Ильич»). Жили они в Ленинграде, прямо на Дворцовой площади, в здании Генерального штаба, и их окна выходили на Зимний дворец. Это первый вид из окна в ее жизни. Открытка с видом на арку Генерального штаба тоже хранится в нашем семейном альбоме.

Семья переехала в Москву в 1929 году, когда прабабушке было 3 года. Ее папа получил работу в Кремле, ему поручили строительство на месте взорванного Чудова монастыря.

Прабабушка подчеркивает, что он не имел никакого отношения к разрушению самого монастыря, он строил караульные помещения уже после этого. Она рассказывает: «Помните, от Спасской башни вот так вот шли окошечки? Это папино строение. Караульные помещения для младших командиров, которые потом приходили и становились на пост к Ленину». То, что он строил, а не разрушал, прабабушка специально подчеркивает. Мне кажется, для нее это принципиально важно потому, что она в своей жизни и в восприятии своего времени всегда выделяет эту сторону – созидание нового, о чем бы речь не шла. Это касается и ее личной жизни, и ее участия в жизни общества. Само имя Новэла задает этот тон. Не случайно во время наших разговоров бабушка не раз говорила: «вот так строили коммунизм», «вот это был коммунизм».

«А из нашего окна Площадь Красная видна…»

В Москве семью Степана Андреевича поселили в доме, все квартиры в котором были выданы военным (Куйбышевский проезд, дом 3, тогда он был Богоявленский, а напротив их дома стоял Богоявленский монастырь). Им очень повезло; как правило, у всех были комната или две в общей квартире, а им отдельную квартиру выделили. Теперь из окна их комнаты была видна Спасская башня, и в детстве прабабушка вставала на колени на подоконник и сверяла часы, которые стояли у нее в комнате, с часами на башне. Она говорит, что таким образом всегда была уверена, что время у них правильное, ведь у кремлевских часов такое же было!

«Нам досталась отдельная квартира, это считалось привилегией. В одной комнате было два окна, и сделали перегородку, так что получились две полукомнатки, по одному окну в каждой. Окна на Кремль выходили. Я жила на одной половине с папой и мамой, которые спали на кровати, и братом; сама я спала на сундуке. На другой половинке спала моя няня Шура, а когда приехал ее брат, он тоже стал жить у нас. Шура была у нас как член семьи, и брат ее тоже.

Вторую комнату занимали дети папы от первого брака: дочь Ольга с двумя ее детьми, и за ширмой сын Георгий (маленькую часть комнаты с одним окном делили еще на две части). Так и жили все вместе…»

Получается, в двухкомнатной квартире жили: в одной половине комнаты – четыре человека (бабушка, ее брат и родители), во второй половине комнаты – няня Шура и ее брат, во второй комнате – Ольга и двое детей и за ширмой – Георгий; всего 10 человек. Такая уплотненность была очень типичной для Москвы, снять комнату в те годы было большой проблемой, их практически не было, население Москвы значительно выросло, а жилья до войны строили мало. Необычным было наличие отдельной квартиры, что объясняется достаточно высоким положением отца.

«Кухня у нас была – это смешно сказать: полтора на два метра. И там уже потом газовая плита появилась. А то сначала такая плита была, топить надо было. Во дворе у нас был кусочек сарая отведен, где дрова лежали… Отопление было уже общее, не от печи. На большом подоконнике мама рано-рано высаживала разные продукты, которые с наступлением лета можно было пересадить на дачном участке…»

Спасением от квартирной тесноты в этой ситуации для бабушкиной семьи, как и для семей других москвичей, становится дача.

В 1929 году папа моей прабабушки получил «Красковское поощрение». Ведь обещали давать землю, вот и дали земельный участок. Дом на этом участке Степан Андреевич строил сам. Прямо на участке росли деревья, а так как он был строителем и знал, какие подойдут лучше всего, он использовал их для строительства. И этот дом до сих пор стоит. На чердаке со временем были устроены две комнаты.

Но дача была важна не только как подспорье в хозяйстве, возможность сделать заготовки на зиму, но и как место, где вся семья могла чувствовать себя свободней. Места было много. Для детей в дачном поселке организовывали кружки. «И был также детский комбинат питания, куда дети ходили на целый день. Брат мой ходил туда, во всех кружках участвовал, а я не ходила, не помню, почему…»

1935 год был примечателен тем, что у моей прабабушки появляется няня Шура. По причине того, что и мама, и папа работали, а нужно было и за детьми, и за хозяйством присмотреть, стали искать подходящую кандидатуру. Отец в то время заведовал строительством военного госпиталя, и там, на строительстве, работала старшая сестра Шуры. То ли потому, что она была хорошей работницей, то ли потому, что она тоже была из Белоруссии, Степан Андреевич заметил ее, они разговорились, и он спросил, не знает ли она кого-то, кому можно детей доверить, кто мог бы за хозяйством приглядеть. Та и рассказала про свою младшую сестру, Шуру, которой еще 18-ти нет, но она очень хочет учиться, а также очень умелая в хозяйстве. И вот в 1935 году в семью моей бабушки вошла Шура. Она была няней, но с какой особой теплотой отзывается о ней моя прабабушка! Она также была человеком, на котором держался мир. Шура вставала с утра, готовила завтрак на всю семью, потом провожала Луви и Новэлу в школу, возвращалась домой, убирала, готовила обед, забирала детей из школы и после обеда отводила на различные кружки. А вечером, когда приходили родители, мама Валя готовила ужин и отпускала Шуру учиться в школу рабочей молодежи.

Няни и прислуга остаются в 30-е годы частью городской жизни с дореволюционных времен. После революции были даже созданы профсоюзы домашней прислуги. Но в семье прабабушки положение Шуры было принципиально иным – она стала членом семьи. Неслучайно ее брат также стал жить в семье Степана Андреевича после переезда в Москву.

Именно Шура стала первым учеником в жизни прабабушки. Ей тогда было всего 10 лет, но она уже помогала Шуре, учила ее русскому языку, потому что Шура говорила с белорусским акцентом и русской грамоте была не очень обучена.

Обстановка в семье была очень теплой и семейной. Прабабушка рассказывала, что когда они собирались на какие-нибудь праздники, то все вместе садились за стол большой дружной семьей.

«Первым делом, первым делом пианино, ну а школьные учебники потом…»

В музыкальную школу моя прабабушка пошла еще раньше, чем в обычную. И в обычную пошла со второго класса, потому что читать и писать уже умела, да еще и немецкий язык немного знала. Мама обучала.

В музыкальной щколе прабабушка училась вместе со своим братом Луви, только он был в классе постарше. С ними вместе обучался Мстислав Ростропович.

«В музыкальной школе был хор. В нем мы с братом были. С нами занимался и Слава Ростропович, потому что его отец преподавал виолончель. Но выпускницей музыкальной школы я не стала, седьмой год так и не доучилась. И вот мы ездили с остальными ребятами петь в хоре, даже на празднике в Колонном зале Дома Союзов выступали. Нас даже по радио передавали…»

Класс у них был очень дружный, со многими ребятами бабушка поддерживала связь даже после окончания школы. В семейном архиве сохранился ее школьный дневник: 6 дней в неделю по 6 уроков. «Формы не было, ходили кто в чем. Ребята по-всякому одевались, кто бедные, кто богатые, различия особого не было. Школа наша – греко-славяно-латинская академия, в которой был Ломоносов. У нас в главном зале даже висел его портрет. Все благоговели. Тут не до хулиганства было. На подоконниках были и птички и рыбки, мы ухаживали за ними. Дальше я уже в пионерах. Пионерский галстук был с тремя разными концами, вообще-то он был треугольный, но завязывался так, что тупой конец шел назад – это партия. Другой тоже туповатый конец был – это комсомол, а длинный – это пионерская организация. Вот мы были членами пионерской организации, носили вот так, чтобы один конец был длиннее другого».

В школе у них было много различных кружков, даже танцевальный. Так как напротив школы был театр, к ним часто приходила балерина, занималась с ними. Помимо посещения кружков, бабушка, так же как и ее мама, принимала участие в спектаклях, а одежду для этих спектаклей шила Шура.

«В школе кроме танцевальных кружков, сдачи ГТО (“Готов к труду и обороне”), было также ПВХО (“Готов к противохимической обороне”), еще нас обучали медицине. Мы все сдавали все эти нормы и получали значки. У нас также был авиационный кружок, потому что “если завтра война, если завтра поход, будь сегодня к походу готов”. И конечно, когда объявили войну, какой может быть 8 класс? Надо идти в техникум…»

А когда в 1936 году была принята Сталинская конституция, бабушка вместе со своим классом ходила на избирательный участок (как будущие избиратели) и выступали там.

В этой самой славяно-греко-латинской академии училось не одно поколение семьи. Сначала это был Георгий, сын от первого брака, затем Луви и Новэла, а позже ее дочь Валя, которая тоже успела поучиться там несколько лет.

Перед войной

Перед войной было тяжелое время. Прабабушка рассказывала мне, что особенно страшно стало после смерти С. М. Кирова в 1934 году. «Начали арестовывать, ночью приезжали и забирали. А кого арестовывали? Хороших конструкторов, работников. Ночью приезжали. Почему? А чтобы паники не создавать. Это началось при Сталине…»

Страшно было то, что арестовывали ни в чем неповинных людей. Папа прабабушки как раз в то время начал писать мемуары о гражданской войне. В 1938 году ее отец был награжден званием «Герой труда». К нему приставили работника НКВД и следили за тем, что он пишет.

«А папа начал писать мемуары! О том, как в гражданской войне было, как первые годы, как что. И он боялся, что за ним придут, потому что к нему приставили так называемого помощника, чтобы помогал редактировать и издать. И папа понимал, что его на крючок берут. Он понимал, что его или посадят, или так как-нибудь уберут.

Этот “помощник” приходил к нам домой, смотрел, что папа успел написать. А папа где-то написал про Сталина, что “Сталин там не был”. Сталин якобы во время гражданской войны вроде где-то участвовал или ему принадлежит какая-то победа, а папа в своих мемуарах пишет: “Он там не был. Я знаю точно, что там было так-то и так-то”. Вот тут он и подумал: придут за мной или не придут?»

Опасения Степана Андреевича были не напрасны. «У него был брат Миша, у которого было два сына: Степан и Петручок. В 1937 году он приехал из Белоруссии, Степан Андреевич его выписал. Они в то время участвовали в строительстве метро. Сейчас станция, в строительстве которой они участвовали, называется Театральная.

Степан, еще задолго до этого, ездил в Бразилию из Белоруссии, чтобы найти какую-то работу и зарабатывать, чтобы семье посылать. Так вот эта поездка принесла только одни беды. Из-за нее его начали подозревать в шпионаже, а вместе с ним и его родных. И когда позже его отец, брат Степана Андреевича Михаил и сын Михаила Петручок работали с ним в метро, их стали подозревать, что они шпионы и работают там только потому, что собираются подорвать метро. А они своим трудом там строили всё, рыли эти туннели. В итоге их втроем сослали в Сибирь».

Когда я узнала об этом, то сильно разочаровалась в нашем тогдашнем правительстве. Я раньше знала о репрессиях, но не задумывалась о людях, которых они затронули, это было далеко от меня. Но после разговора с прабабушкой стала воспринимать эту часть истории не так отстраненно. Реабилитирован был только старший сын Михаила Степан – в 1956 году. Ему предоставили какие-то деньги за родственников и всё. Отец и его брат погибли в ссылке.

Еще одним ужасным событием, которое я открыла для себя, стал рассказ про работу мамы дедушки Олега (будущего мужа Новэлы), Наташи. «Наташа, мама Олега, была врачом в Бутырской тюрьме. И к ней попал Якир – ему печенку и почки отбили во время допроса. Она, как врач, специализировалась по почкам. Почему отбили? Потому что их пытают там, вышибают признание. И вот он ей говорит: “Доктор, я ни в чем не виноват, я не предавал Родину”. А ей что было делать, она лечила. Старалась лечить, чтобы помочь им, как она может. Очень сложно это всё было…»

Война

В 1940 году, еще до войны, прабабушка заканчивает школу. Приблизительно в то же время ее брат Луви заканчивает музыкальную школу, сдает экзамены и поступает в два училища: в Гнесинское и при Консерватории. Однако продолжить обучение ему было не суждено.

«Десятилетку он так и не окончил, в 1942 году его направили учиться на подготовительные курсы, под Москвой, которые он успешно окончил. Он также окончил школу шоферов. В 1943 году пошел на фронт. Был и шофером и разведчиком. На войне брат убил советского офицера – за то, что тот насиловал полячку. За это все его предыдущие награды отобрали и судили. Не стали входить ни в какое положение, как что случилось. В ссылку в Коми АССР отправили…»

После возвращения из ссылки в 1953 году Луви в первую очередь идет в школу, так как до войны не успел окончить десятилетку. После школы он хотел выбрать профессию, связанную с космосом. Однако поступать на какую-либо специальность в этой области он не мог, так как из-за судимости его не допускали до экзаменов. Тут вмешалась прабабушка. Как член партии, она вступилась за него, ручалась. Доказывала, что Луви сделает только хорошее для общества. И его допустили, так что он успешно выучился и пошел работать. Хочется отметить, что, несмотря на все те ужасы, что видел и пережил Луви, он не сломался.

После начала войны прабабушка пошла в техникум. Шура работала на заводе Лихачева в приемке военной продукции, а ее брат жил с семьей бабушки в то время. Он как раз кончил техникум и работал на авиационном заводе, был специалистом по вооружению самолетов. А у прабабушки была мечта, еще со времен авиационного кружка, – создать бесшумный мотор. Вот она и пошла в авиационный техникум.

«А у меня мечта была, когда мы ходили в авиационным кружок, гнули бамбук как крылья, наклеивали папиросную бумагу, строили модели. Ну, они еще не очень летали, но мы были целенаправленны. И мечтала я, когда шла в авиационный техникум – именно в моторный! – создать такой мотор, чтобы его было не слышно, как он летит, потому что мы же атаковать будем, не защищаться».

Как раз когда она поступила в авиационный техникум, началась война.

«И вот я попала в техникум, до октября мы учились, ходили на лекции. А потом нас распустили, потому что Москва в панике. Документы летят, жгут. Кто бежит, кто еще чего, кто наоборот идет в ополчение, такой сумбур. Неизвестно, что делать. А мы никуда не побежали, ничего, остались.

Зиму пережили с коптилочками, электричества нет, газа нет, керосин стали по талонам выдавать, хлеб по талонам, другие продукты тоже. В общем, всё сразу полетело кувырком… На Большой театр сбросили бомбу, над Москвой летали кругом, ужас был, страшно. А мы никуда не бежали».

Вскоре здание техникума, в котором бабушка училась, решили снести, а землю отдать под строительство МИДа. Бабушку перевели работать в цех при авиационном заводе. «Летом посылали на сельские работы, убирать хлеб. Мы два лета ездили в каникулярное время, чтоб и помогать работать, и подкормиться заодно… В 1943 году мамы не стало и я, 17-летняя, стала взрослой, потому что мне надо было и в техникуме учиться, отец уже с палочкой ходил, и все эти невзгоды войны… А мне только 17 лет».

Победа и после

После войны прабабушка окончила техникум и в 1948 году пошла работать на завод № 476. Делала чертежи в конструкторском бюро, и, ответственная со школы, попала на комсомольскую работу. «А меня райком вызывает: “Мы вас посылаем, создаются фабрично-заводские училища, нет специалистов квалифицированных, чтобы те же самые гайки крутить, слесарей, автослесарей”. На шесть месяцев послали комсомол организовывать среди всей этой молодежи, которая из всяких-разных семей. И я там работала секретарем комсомольской организации, хотя организации сначала никакой не было, а потом мы приняли несколько человек в комсомол. Кончается у меня этот выпуск, звонок с завода в райком: “Верните Иовлеву!” Секретарь комсомольской организации, с которой я работала, не то замуж вышла, не то уезжает куда. И так как у меня был определенный уже навык работы с комсомольцами, я вернулась на завод».

В 1950-х годах, несмотря на свое прежнее образование, бабушка поступает на филфак в МГУ. Она с детства любила русский язык, еще когда начала учить Шуру.

«Так вот о моем имени. Когда я на филфак поступала в университет, экзамены сдавать надо. И что же писать? Тема для сочинения свободная была, но чтобы с использованием знаний по литературе и русскому языку. Я взяла свободную тему и назвала ее “Четыре ордена комсомола”. Я с этими четырьмя орденами была вплотную (сейчас, правда, все не назову): и за сельское хозяйство, и за индустриализацию, и другие. Написала эту работу, опираясь на книгу Островского “Как закалялась сталь”. И когда пришла сдавать русский язык устный, она нашла мое сочинение, посмотрела и говорит: “Ну хорошо, Новелла, вы с литературной темой справились, а теперь давайте посмотрим, что вы по грамматике можете мне ответить”. А я набралась смелости ей пояснить, что я не Новелла, а Новый Элемент. Новелла – это короткий жанр литературного произведения, а мое имя – это сложносокращенное слово, состоит из первых слогов слов “новый” и “элемент”.

Она вытаращила на меня глаза и сказала: “Давайте вашу зачетку”. Ставит мне “отлично”. И так меня приняли на заочное отделение в МГУ на филологический факультет».

С тех пор, и навсегда

С Олегом прабабушка была знакома давно. Они работали вместе и сначала ни о каких отношениях между ними и речи идти не могло. Однако каждый вечер он провожал ее до дома, и постепенно, но не сразу это переросло в нечто большее.

«Мы просто поняли, что так надо, и что это будет правильно. Мы поженились в 1949 году, будучи уже на заводе 476, куда я вперед пришла, на полгода раньше Олега, а он со следующим выпуском тоже пришел по распределению». Оказалось, что они вместе учились в одном техникуме, однако знакомы не были. «А я там уже работала в опытно-конструкторском бюро, тоже, как мама, чертила. И комсомольская работа уже была на мне, я была в комитете…»

Меня всегда поражали отношения прадедушки и прабабушки. Я считаю, они были поистине родственные души. Сколько я помню, они всегда поддерживали друг друга, всегда были рядом. Они прожили в браке более 60 лет! Теплота и любовь, которая исходила от них, которую они излучали, навсегда останется в моей памяти.

В 1950 году у них родилась дочь Валя.

Учитель

В 1953 году умер И. Сталин.

«Вся Красная площадь была в венках, цветах. С почестями хоронили к Ленину в Мавзолей… Очередь шла очень большая от Сретенки через Трубную площадь. И я пошла туда, встала, и шли мы долго, медленно, потому что понемногу запускали. А они шли потом по Малой Дмитровке до Дома Союзов».

В 1956 году, после окончания университета, бабушка пошла работать в школу рабочей молодежи при авиационном заводе. Первых своих учеников она взяла с шестого класса и довела их до конца.

Учениками были в основном не подростки, как мы привыкли думать о школьниках, а взрослые люди, в особенности те, кто не имел возможности учиться в годы войны.

Даже здесь бабушкино имя сыграло большую роль. Именно с него она начинала знакомство с учениками. На своих первых уроках она всегда спрашивала, знает ли кто-нибудь о сложносочиненных словах, а потом писала на доске свое имя и всё объясняла. Это помогало сохранять дружелюбную атмосферу.

В 1960-х годах открывается Высшая дипломатическая школа, куда поступает Олег. Прадедушка успешно оканчивает ее, защищает диплом, становится специалистом в этой сфере. Его часто отправляли за границу: в Америку, Пакистан, Вьетнам и другие страны. В некоторые поездки прабабушка ездила вместе с ним. Их дочь Валя тогда училась в интернате, однако, когда приходило время выпускных экзаменов, прабабушка приезжала к ней и помогала готовиться, особенно по русскому и литературе.

В 1961 году бабушка все еще работала в ШРМ, в том же году состоялся и первый полет в космос. Как делегат партийной организации этого завода, при котором была школа, прабабушка была приглашена на партийную конференцию Октябрьского района города Москвы, которую посетил Ю. Гагарин. Прабабушка до сих пор помнит это день.

В феврале 1965 года Олега отправили в командировку в Пакистан, и Новэла поехала с ним. В это же время 15-летняя Валя должна была сдавать выпускные экзамены. Прабабушка рассказывала, что муж полетел первым, а она только спустя полгода, потому что осталась, чтобы помочь дочке подготовиться к экзаменам.

«В Пакистане встретилась с учительницей, с которой была знакома еще с Советского Союза. Она вела русский язык среди пакистанцев. И я тоже начала у них работать в Доме дружбы. А вечера проводила с маленькими детьми наших дипломатов. Вроде детского садика. То место, где мы жили, в шутку называли Шанхай, хотя это не Китай, конечно. Там был зал с пианино – на нем я детям играла, давала и ритмику, и пение».

«Вперед в прошлое»

Не менее интересным, на мой взгляд, является тот факт, что прабабушка на протяжении всей своей жизни вела дневники. К сожалению, очень мало что сохранилось, так как в 2000-х годах при переезде наиболее важные части, где описаны послевоенные годы, оказались потеряны.

Однако сохранился дневник 1950–1952 годов, в котором она описывает взросление своей дочери Вали. При прочтении дневника можно заметить, какое большое место в жизни прабабушки занимало материнство. Она в деталях расписывает взросление Вали, начиная от первых шагов и первых болезней.

Помимо всего бабушка приклеивала в дневник фотографии бабушек и дедушек с подписями, кто есть кто. Не забывала и про семейные фото.

«6 июля 1950 года, четверг.

Вот и потекла новая жизнь в нашем семействе – нас трое и эта третья наша частичка – дочка потребовала к себе максимум внимания. Первый день нашей жизни дома был полон хлопот. Почти весь день прошел в хлопотах, стирке пеленок и кормлении Валюшки, а сама забыла поесть и попить».

Среди этих записей про пеленки и распашонки появляется неожиданная запись: «Вчера для меня был большой день – я получала партийный билет. Теперь мы оба в партии, правда, он еще кандидат, но одинаково нас принимали – на одном политбюро и собрании завода. Бюро было 12.10.1950 г., собрание 27.10».

Несмотря на рождение дочери, прабабушка продолжала учиться в институте на заочном.

«Август 1951 года, понедельник.

Ну вот и на нашей улице праздник!!! Я переведена на второй курс – сдала все экзамены. Это первая победа, которая принесла облегчение и сняла моральное напряжение многих лет».

А много лет спустя, через 40 лет, прабабушка неожиданно решила дописать в этом дневнике постскриптум.

«1 марта 2010 года.

Давно я обдумывала, как продолжить сей дневник, начатый в 1950 году. Думается, будет правильно именно сегодня начать вторую часть записей и назвать ее постскриптум (от лат. после написанного).

15 марта 2010 года.

Продолжу прослеживать ответ на вопрос – каким вырастет человек?

В жизни наших “человечков” есть определенные этапы развития. И, как ни странно звучит и довольно смешно определение, м. б. случайное, а ведь очень точное… Так что же это за период такой – детство?! Это не возраст. Это постоянное доброе заботливое общение с родителями, беззаботное познавание окружающего мира, постоянно с мамой и папой. А необходимость вовремя проснуться, встать, умыться, собраться и прийти в новую, не домашнюю обстановку и пробыть в ней определенное время – это уже новый этап, и он-то уже не “детство”.

Вот Валя это очень хорошо понимает, потому что сначала она была ребенком, который почему-то должен на какое-то время быть без мамы, а в следующий раз она сопереживала детям, приходившим к ней в группу, когда она работала воспитателем детского сада».

Бабушка Валя стала преподавателем английского языка в МАИ, проработала там почти 40 лет.

Своей историей я хотела показать и доказать то, что мне и говорила моя прабабушка, – она прожила достойную жизнь, и имя ее, Новэла, – полностью соответствует ее судьбе и ее цели в жизни.