творческое объединение «Юный музеевед» ДДЮТ «На Ленской» ГБОУ № 233, г. Санкт-Петербург
научный руководитель Анжелика Александровна Войт
Мы часто слышим слова из стихотворения Ольги Берггольц: «Никто не забыт – ничто не забыто». Но так ли это? Многие герои войны отмечены государственными наградами, их подвиги воспеты в песнях и стихах, истории напечатаны в книгах и газетах, но были и те, о чьих подвигах знают только самые близкие. К сожалению, есть много незаслуженно забытых имен, людей, событий. Я считаю, что наша задача не только сохранить эту память для будущих потомков, но и попытаться помочь в устранении «белых пятен» в истории кровопролитной войны.
В своей работе я расскажу о Галине Генриховой. Это обычная советская девушка, жительница Ленинграда. Именно эти слова пришли мне в голову, когда я первый раз увидела материалы о ней в школьном музее «История детского движения Красногвардейского района». Их было немного, среди них:
– написанная кем-то от руки очень короткая биография
– зачетная книжка
– удостоверение об окончании курсов медсестер 1941 г.
– «Красная тетрадь» (тетрадь со стихами)
– удостоверение редакции газеты «Смена» 1944 г. о том, что Галина является ее сотрудником
– газета «Ленинградский университет» от 11 мая 1945, где опубликованы стихотворения Галины о Победе.
Эти материалы касались только военного периода в жизни Галины, но они меня потрясли! Девушка, инвалид, сражающаяся на полях войны?! Никогда в жизни я не слышала подобной истории и решила окончательно начать собственные поиски, ведь очень сильно хотелось узнать о ней больше, найти ее родственников и выразить им свое восхищение, отдать дань памяти девушки!
Вот что мне удалось узнать.
Детство. Семья. Школа
Галина Ивановна Генрихова родилась 30 января 1922 года. Жила в Центральном районе на улице Моховой в доме 22.
Иван Федорович, отец Гали, был рабочим до революции, добровольцем Гражданской войны. С 1925 года работал на партийно-административной работе и органах просвещения, был членом Ленинградского совета XIII созыва. В июле 1941 года ушел добровольцем в Народное ополчение (ЛАНО). После ранения стал инвалидом II группы. Мать была фельдшером.
У девушки с детства были проблемы со здоровьем. В два года она стала инвалидом ІІ группы. У нее был искусственный пищевод. Несмотря на это, судя по всему, Галина была очень жизнерадостным человеком!
Нам, живущим сейчас, трудно представить, каким было детство Галины, детство 30-х годов. К сожалению, сама Галя на этот вопрос ответить не может. Возможно, оно было похоже на то, каким описал свое довоенное детство Даниил Гранин в книге «Ленинградский каталог»: «…больше всего времени мы проводили во дворе. Во дворе все друг друга знали, и с удовольствием обсуждали других жильцов. Во дворе водились разные компании, и они все объединялись против другого двора. Чужой двор был плохой, свой – хороший.
Девочки обычно играли в куклы. Правда, настоящие куклы были очень дорогими, поэтому они нянчили матерчатых матрешек, возились с бумажными куклами, которые сами рисовали и вырезали с ручками, ножками, вырезали для них платья. Самое интересное было создать для своей куклы гардероб платьев, раскрасить их цветными карандашами. Да еще и пальто, манто, шубы-все что угодно!»
В 1930 году Галина поступила в среднюю десятилетнюю школу № 7 Красногвардейского района. Школа, в которой училась Галина, не была обычной. Она была построена в 1869 году при доме призрения Андрея Ивановича Тименкова и Василия Александровича Фролова. Через полвека после постройки в здании была открыта 7-я женская гимназия, где и училась Галя.
В школе она начинает проявлять интерес к литературе, знакомится с творчеством Анны Ахматовой и других поэтов Серебряного века. Но ее первые стихи, опубликованные в газете «Ленинские искры» 6 ноября 1936 года, в духе того времени называются «Вождю»:
Великий Сталин! Вождь всего народа!
Дорога широка перед тобой.
Восславил с Лениным свободу
И с ним ты шел в последний бой…
Галина принимала участие во встрече детей из Испании. Об этом она вместе с товарищами написала в газету «Ленинские искры» 15 ноября 1936 г.: «10 ноября, когда вы вступили на почву города Ленина, мы встречали Вас с радостью в сердцах. Когда Вы вышли из вокзала, в воздухе раздалось громкое “ура!” Это “ура” не так сильно звучало, как наши чувства. Нам, пионерам, хочется сказать сынам героической Испании что-то теплое, светлое, чего мы даже не можем выразить словами, но Вы нас поймете.
Скоро Вы опять поедете в Испанию, чтобы бороться с подлыми поработителями испанского народа. Когда Вы вступите на землю Испании, передайте трудящимся наш искренний пионерский привет!»
К сожалению, в подшивках за 1936–1940 годы не нашлось других стихотворений Галины. В 30-е годы газета «Ленинские искры» часто устраивала Городской конкурс по литературе. Галина принимает в таком конкурсе участие и оказывается в числе победителей. В этом конкурсе участвовало несколько тысяч человек, а премии присуждались лишь десятой части детей. Именно их зачисляли в специальный Детский Литературный университет (позже Дом Детской литературы и Дом литературного воспитания).
Вот что писал о Доме детского воспитания Самуил Маршак, один из его создателей: «К нам в Союз писателей были присланы многочисленные рукописи поэтов-школьников… Из круга юных авторов, представленных к премиям, я с моими товарищами по работе отобрал человек 50–60. Перед нами встал вопрос: как помочь дальнейшему развитию этих талантливых детей? … Для ребят, получивших премии по литературе, была создана хорошая библиотека-читальня. При ней было организовано нечто вроде детского клуба, где читались и отдельные лекции по различным научным дисциплинам, и целые циклы лекций по литературе, истории и т. д. Задачей этих лекций было вызвать у ребят интерес к тем наукам, с начатками которых они знакомятся в школе».
Из воспоминаний Александры Исааковны Воеводской, бывшей воспитанницы университета, я многое узнала о Доме литературного воспитания. Для него были отведены четыре комнаты на верхнем этаже здания Института истории искусств на Исаакиевской площади (бывшей площади Воровского), 5. «Поднявшись по лестнице, вы попадали в две проходные комнаты, не имевшие окон. На полу – ковры; мягкая мебель, рояль, одним словом что-то вроде гостиных. Здесь мы находились во время перерывов, здесь же происходили музыкальные вечера, велись разговоры. Через проходные попадали в классные комнаты. Там не было ни парт, ни кафедры, стоял один большой стол, вокруг которого мы усаживались, а наш руководитель вставал у торца стола. Зеркальные окна смотрели на Иссакий, на угол крыши, где зеленоватый ангел, поддерживающий светильник, норовил улететь в голубое небо…»
Встречи в этом необычном университете проводились два раза в неделю. Для общих занятий дети были разбиты на две возрастные группы: в университете обучались школьники от 5-го до 10 классов, от 12 до 17–18 лет. Творческие занятия проводились обычно для всех вместе. Их вел сам Самуил Яковлевич Маршак. Авторы читали свои стихотворения, и все вместе их разбирали. Самуил Яковлевич выносил на суд и собственные стихотворения, хотя соглашался с критикой редко. Но больше всего удовольствия ребята получали от самого общения с Маршаком. Он, бывало, отвлекался и тогда устраивал для ребят целые лекции о литературе. «Кроме Самуила Яковлевича, в литературном университете преподавал Александр Слонимский. Немолодой человек с большим лягушачьим ртом, в коричневом костюме вставал во главе нашего стола и говорил, говорил о Пушкине, как о живом, как об очень близком человеке», – вспоминает Александра Исааковна.
По воскресеньям для воспитанников университета устраивались экскурсии в Эрмитаж, где они изучали отдел за отделом, начиная с искусства древнего Египта.
Для ребят проводились и лекции-концерты в Детском Литературном университете, и эпизодические лекции. Александре Исааковне особенно запомнились встречи с переводчиком М. Л. Лозинским.
Летом ребята отправлялись в поездки по стране. Александра Исааковна ездила лишь в одну из поездок, летом 1936 года. Тогда они побывали в Запорожье, на Днепрогэсе, потом плыли вверх по Днепру в Киев.
Мне кажется, Галина тоже была в этой поездке, и как раз в это время, в 1936–1937 гг., написан ее «Марш советских туристов»:
Мы шагаем по торным дорогам,
Мы проходим по диким лесам
Проплывем по Днепровским порогам
И пройдем по кавказским горам.
Под Украинской черною ночью
Разобьем мы свои лагеря
Мы узнаем, как Днепр рокочет,
Как костры над водою горят…
Возможно, к одной из таких поездок относится и стихотворение «Из окна вагона»:
…Снова луга, черноземные степи
Быстро летим мы вперед
Знаю, с тобою, Украина прекрасная,
Встретимся в будущий год.
В архиве нашего музея сохранилась фотография от 12 июля 1939 года, где изображена Галина в окружении пяти молодых людей. Может быть, эта фотография была сделана во время поездки по стране?
Из воспоминаний Александры Воеводской я узнала, что в Детском Литературном университете обучалась Наташа Мандельштам, «тургеневская или гончаровская девушка, но только с пионерским галстуком», как описывает ее Александра Исааковна. Ее воспитывала бабушка, потому что Наташина мама рано умерла, а отец был женат и жил где-то в Средней Азии. Скорее всего, Наташа и Галина общались, потому что много времени проводили вместе на занятиях в ДДЛ. «В основном собирались у Наташи Мандельштам, потому что у нее была отдельная комната. Очень маленькая такая, узкая, пеналом, кровать, стол, но набивались туда, как могли. И чем занимались? Читали стихи».
С. Я. Маршак говорил о своих воспитанниках: «Не знаю, многие ли из них всецело посвятят себя литературному искусству. Быть может, их пафос, наблюдательность, настоящее поэтическое вдохновение уйдут в другое русло». Действительно, из всех воспитанников ДДЛ немногие стали литераторами: Лев Друскин, Леонид Хаустов, Надежда Полякова, Георгий Капралов. Большинство избрало себе другие профессии, но тяга к литературе оставалась у многих.
Меня волновал вопрос: почему Галина пошла на юридический факультет, а не на филологический? Одно из объяснений можно найти в том, что Александра Воеводская тоже пошла на истфак, чтобы не идти на филфак: так настоятельно советовали в Доме детской литературы: «От литературы литературы не бывает. Если хотите писать, приобретайте другую профессию, она даст необходимый жизненный опыт». Вполне вероятно, что Галина, как и многие другие, послушалась такого же совета.
За три года до окончания школы Галю принимают в комсомол в Калининском райкоме ВЛКСМ г. Ленинграда. В архиве нашего музея сохранилась фотокопия комсомольского билета Галины. На другой стороне своего комсомольского билета Галя выписала слова Максима Горького: «Не жалей себя – это самая красивая, самая гордая мудрость на свете. Да здравствует человек, который не умеет жалеть себя! Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные выберут первую, мужественные и щедрые – вторую». Я думаю, эти слова стали девизом девушки по жизни.
Университет. Война
В 1940 году Галина окончила школу и Детский Литературный университет. Она сдала все экзамены со средней оценкой 4,5 балла (довольно хороший результат) и поступила в 1-й Ленинградский Юридический университет. Он размещался на улице Смольного, дом 1/3. В июне 1941 году оба юридических института с сохранением всех прежних помещений были объединены в единый Ленинградский юридический институт (ЛЮИ) имени М. И. Калинина.
В июне 1941 года Галина окончила первый курс ЛЮИ. И тут началась Великая Отечественная война.
Галина Генрихова
Тишина
Страшный век, век насилья, разбоя.
Нет конца безрассудства людей.
Мир корежится, стонет и воет,
Смерть владеет планетою всей.
С чем справится кровавая бойня,
В ней все жертвы и все палачи
И придуманы страшные войны,
Чтобы смертью раны лечить.
Разрушая, громя и сжигая
Из окопов заразой плюя,
По полям смрадом трупным воняя,
Жизнь ползет костылями гремя…
Для чего пересказывать повесть
Всем прекрасно известна она,
Мир бросается в страшную пропасть
Только в ней тишина, тишина.
Галина бездействовать не могла. На третий день войны, 24 июня, она уехала с первой партией комсомольцев на оборонные работы. К сожалению, где она работала – неизвестно. Можно предположить, что на Лужском рубеже – приказ о начале его строительства вышел 23 июня 1941 года. Но это только предположение.
На строительстве в основном работали женщины, молодые студентки и студенты. В начале войны, в июне–июле, строительство велось за пределами Ленинграда, и люди на долгое время были оторваны от дома. С собой из вещей у них был лишь заплечный мешок, в котором лежали нехитрые пожитки: одеяло, ложка, смена белья. Лопаты и кирки (одна на всю группу) выдавались под расписку. Провизией снабжали ближайшие военные части, для которых они, собственно, и работали. Жили в окрестных колхозах, откуда давно эвакуировались местные жители. Студенток будили в 5 часов утра. Они успевали только позавтракать, взять лопаты, и уже надо было выходить. Приходилось работать по 12 часов в любые погодные условия. Перебрасывали в другое место их лишь тогда, когда фронт подходил слишком близко к окопам. Люди, рывшие окоп, уходили по ночам пешком (о транспорте для них никто не заботился) и ждали дальнейшего приказа.
Через некоторое время Галина покидает оборонные работы (возможно, из-за здоровья) и уходит добровольно дружинницей на санитарные машины. Во время войны использовались, как правило, обычные грузовые машины. На дно кузова насыпали слой песка толщиной в несколько сантиметров, а сверху стелили солому или иной мягкий материал. А всего в машине можно было перевозить 4 лежачих и 2 сидячих больных, или 2 лежачих и 5 сидячих, или 10 сидячих.
Через 2 месяца после начала войны Галина возвращается в институт, но вскоре уходит на специальные комсомольские курсы медсестер. В архиве нашего музея сохранилось временное удостоверение Галины, выданное взамен военного билета, – по нему она получила квалификацию «медицинская сестра». Удостоверение было выдано 11 ноября 1941 года. В то время курсы были двух видов: 2-месячные и 6-месячные. Как раз после 6-месячных присваивалось квалификация «медицинская сестра».
По окончании медицинских курсов она была мобилизована и отправлена в распоряжение Ленинградского фронта. Галина была скромной девушкой и не стала подробно рассказывать в биографии, написанной при поступлении в ЛГУ, о своей службе во время войны, поэтому многие подробности ее жизни остаются неизвестными.
На печати удостоверения о прохождении по Ленинграду стоит подпись начальника эвакогоспиталя – из нее понятно, что Галина служила в эвакуационном госпитале № 88, который начал работать 10 декабря 1941 года. В воспоминаниях Надежды Петровны Черкасовой-Чернявской говорится: «квадрат корпусов госпиталя выходил с одной стороны на набережную реки Мойки, с другой – на улицу им. М. И. Глинки, вблизи Академического театра оперы и балета им. С. М. Кирова». Cкорее всего, имеется в виду здание Военно-Транспортного университета железнодорожных войск.
В этом же эвакогоспитале служила студентка Анна Дмитриевна Лисютина (кто знает, может, она знала Галину?!), в ее воспоминаниях говорится: «Красивое старинное здание госпиталя было обито внутри красным деревом. Всё пожгли. Холодно было. И есть нечего. Это была первая, самая страшная зима. Все мы, медсестры, тогда заработали вторую группу дистрофии».
В госпиталь не поступала вода. Продовольствия катастрофически не хватало, и порции с каждым разом уменьшались. Из освещения – только один фонарь на всё отделение (в перевязочной или в буфете), остальные помещения кое-где освещены коптилками. Все батареи были ледяными. Стекла в окнах заменены фанерой или картонкой. Ледяная корка покрывала пол и стены. Тепло бывало только днем около печки.
Нелегко приходилось медсестрам в то время. Их служба приравнивалась к военной. Девушки были обязаны носить военную форму и соблюдать строгую дисциплину. Нельзя было просто так уйти домой, нужно было получить командировку.
У медсестер было много обязанностей: разносить обеды; мерить температуру, делать уколы, подрезать бинты, ослаблять повязки; принимать срочные меры, если состояние больных ухудшалось; раздавать лекарства и т. д. Одной из главных обязанностей медсестер было ночное дежурство. Это само по себе тяжело, а после дежурств часто приходилось носить кирпичи, месить глину, помогать складывать печи, пилить дрова, стоять на крышах во время воздушны налетов. Несмотря на все эти обязанности, медсестры повышали свою квалификацию. Их учили промывать желудок, делать внутривенные вливания, ставить капельные клизмы, брать желудочный сок. Но кроме основных обязанностей у медицинских сестер были неформальные, негласные обязанности. Они разговаривали с больными, принимали их жалобы. Они выпускали стенные газеты, где были опубликованы письма больных, стихи. Они проводили политинформации, читали вслух газеты, делали политические доклады, принимали участие в выпуске газеты. Также в госпитале часто устраивались концерты, где больные, санитары, медсестры показывали различные номера.
Жили по отделениям. Каждое отделение занимало одну–две комнаты. Всё свободное время девушки проводили в общежитиях. Там было очень холодно и приходилось спать одетыми, укрывшись одеялами и теплыми вещами подруг, дежуривших в это время.
Военная дисциплина предусматривала строгие наказания. За провинности, опоздания, ошибки медсестрам назначались наряды, в исполнение которых приходилось чистить уборные, убирать морг, работать в кочегарке и выполнять другую тяжелую и неприятную работу. Бывало, что провинившиеся спали под замком и за решеткой. В 6 часов утра их будил начальник и отправлял на работу.
В архиве нашего музея сохранился отзыв о работе Галины (скорее всего, начальника госпиталя): «Товарищ Генрихова Галина Ивановна, работая младшей медсестрой III-его отделения, показала себя, как лучшая медсестра, проявляющая заботу к больным и раненым бойцам и командирам Красной Армии. Товарищ Генрихова Г. И. сумела мобилизовать всю молодежь на выполнение задач, поставленных командованием и партийной организацией».
Обычно после активных операций с фронта поступало много раненых. В такие дни госпиталь был заполнен до отказа. Часто не хватало мест на отделениях, разворачивалось специальное – сортировочное отделение. Состав раненых менялся ежечасно. Как только освобождались места, сразу привозили новых. Иногда сестра не успевала даже перестилать постель. В такие дни не хватало белья, подушек, костылей, чаю, газет, книг, порошков от кашля и так далее. Как только заканчивались периоды массовых поступлений, жизнь госпиталя становилась прежней.
Иногда происходило обратное. Больных в госпитале оставалось так мало, что некоторые отделения вообще закрывались. Но тогда для сестер находилась новая работа: генеральная уборка отделений, ремонт, заготовка дров. Часто освободившихся медсестер посылали на огород или в лесное хозяйство. С ними проводили военные, политические и медицинские занятия, тренировки по стрельбе, по ходьбе в противогазах, физкультурные состязания.
Война продолжалась, и госпиталь не раз бомбили. По сигналу «воздушная тревога» все поднимались на ноги. Медсестры вскакивали с постели и бежали в отделения. Там уже все находились на своих местах. Одни шли дежурить на чердаки и лестницы, другие собирали и относили истории болезни, а остальные поднимали больных и сопровождали их в бомбоубежище. Последнее было самым трудным, потому что больные не хотели подниматься, приходилось быть непреклонными и стаскивать с них одеяло. Иногда приходилось по несколько раз за ночь подниматься после бессонной ночи и идти на работу.
3 февраля 1942 года Галина получила благодарность от лица службы Рабоче-крестьянской Красной Армии. Позже была награждена за свою самоотверженную работу в госпитале медалью «За оборону Ленинграда», учрежденную 22 декабря 1942 года. Этой награды были удостоены защитники блокадного Ленинграда, в том числе и лица гражданского населения, которые участвовали в уходе за больными и ранеными.
В марте 1942 года во всех госпиталях (и эвакогоспиталь № 88 не исключение) начались восстановительные работы. И почти всё легло на плечи медсестер. Они скалывали топорами лед на полу, лопатами выгребали нечистоты, корзинами выносили мусор, швабрами обметали копоть с потолка; щетками скребли стены, смывая зимнюю блокадную грязь, белили стены и потолки, остекляли забитые фанерой окна, смывали грязь с пола, вытирали пыль. Медсестры понимали, что наведенный порядок стоил больших усилий и старались его поддерживать. Правда, убирать приходилось не только госпиталь, но и двор, и прилежащую улицу. Поэтому свободного времени у девушек почти не оставалось.
Я уже упоминала про здоровье Галины. Изучив внимательно некоторые источники, я пришла к выводу, что ее работа была действительно подвигом. С ее группой инвалидности связано много серьезных болезней. Например, сужение пищевода, бронхолегочные осложнения и другие. Общие симптомы у этих болезней одинаковые: утомляемость, слабость, похудание. Лечение зависит от болезни и от больного, но общие не осложненные расстройства могут быть успешно устранены следующими мероприятиями: режимом питания, щадящей диетой и т. д. Не думаю, что Галина делала что-то для себя, да это было и невозможно в тяжелых условиях войны, где медицинские работники постоянно заняты уходом за ранеными; где ешь то, что есть, а не то, что хочешь; где надо думать о других, а не о себе. Нежелание щадить себя стало роковым и для Галины.
Работа в палате была не единственной обязанностью медсестер. Каждый период работы госпиталя проходил под определенным лозунгом: «на снег», «на уборку», «на щавель», «на погрузку», «на дрова». Последний лозунг означал либо разгрузку дров в госпитале, либо их заготовку в лесу. Галина вместе с другими медсестрами принимала участие в заготовке дров на Синявинских болотах. Жили девушки в небольшом отдалении от лесозаготовки. Обычно на месте поселения стояло несколько палаток и несколько избушек: кухня, штаб, общежитие сестер дровосеков. В избушке было довольно неприглядно и тесно. По обеим сторонам тянулись сплошные нары, на которых и спали медсестры. Вещи висели на толстых палках над нарами. Обедали тоже сидя на нарах, потому что в избе больше не было места. Условия напоминали условия на оборонных работах. Что ж, в военное время некогда было думать о комфорте. В 6 часов утра девушек будили. Они завтракали и выходили на работу. Одеты были в гимнастерки и брюки, на голове платок, на ногах бутсы в обмотках. В первые дни их распределяли по бригадам: пильщики, трелевщики, дорожная бригада; бригада, работавшая «на сучках». Работали с семи часов утра до двух с маленькими перерывами. Девушки старались выполнить норму до обеда, чтобы осталось время заняться собой. Особенно тяжело было работать под дождем. Негде было сушить промокшую одежду, негде было самим обсушиться. Они сами разводили костры и сушились вокруг них, хотя это было очень неудобно. Связь с городом осуществлялась лишь раз в пять дней, когда приезжала машина с продуктами из города.
Неудивительно, что на лесозаготовках Галина простудилась, начался воспалительный процесс в легких. Во время этой болезни температура поднимается до 39–40 градусов, начинается сильный кашель, бывают боли в груди, одышка, слабость. Болезнь быстро прогрессирует и без лечения может привести к летальному исходу.
В мае 1942 года Галине было предложено выехать в тыл, в Самарканд. Скорее всего, что эвакуировалась она вместе со своей семьей.
В столице Узбекистана Галина тоже не собиралась бездействовать. Она устроилась на работу в госпиталь, также стала инструктором горкома и организатором агитбригады. В отзыве по работе о ней говорится: «Товарищ Генрихова является инициативным работником, хорошо справляющимся с ответственными поручениями».
Галина Генрихова
За тобой
…И какие ни встанут преграды,
Даже самая страшная – смерть,
Я скажу тебе только лишь правду,
Что согласна с тобой умереть…
Снова фронт и военные будни
Захлестнут пусть тебя и меня,
Как бы ни было горько и трудно,
Я нигде не покину тебя…
В Самарканде Галина начала заниматься в Медицинском институте. Ее обучение в этом вузе длилось всего полгода, а потом у нее появилась возможность вернуться в родной город.
Поэтическое творчество Галины
Галина со школы писала стихи. Немалую роль в этом сыграл и Детский литературный институт. Тетрадь стихотворений, которая хранится в нашем музее, потертая (видимо, Галя с ней никогда не расставалась), бордового цвета. На первой странице написано: «Галина Генрихова. Красная тетрадь». В ней несколько разделов:
I. «Начинаю… (1936–1940)»
II. «Война (1941–1943)»
III. «Страница из лирического дневника (1938–1943)»
IV. «Заключительное (1936 по 1946). Критикам»
Галя собиралась написать еще один раздел – о блокаде Ленинграда. Она назвала его «Ленинград (1941–1942). Очерки. Война объявлена…». Но в нем ни единой строчки…
В тетради стихи на совершенно разные темы – о политике, о любви, о дружбе, о войне. Она писала о том, что ее волновало в данный момент. Девушка взрослела, и менялись ее интересы.
Мне кажется, что Галина очень любила творчество Анны Ахматовой и считала ее своим литературным идеалом.
Я предполагаю, что Галина, выступая перед бойцами в Самарканде, читала и свои стихи тоже. Почти под каждым стихотворением стоит печать со словом «разрешено», подписью и датой. Очевидно, ее тетрадь проверял военный цензор. Не все стихотворения ему понравились: в стихотворении «Капитан» ножницами вырезана целая часть. Может, и раздел, посвященный блокаде, остался не написанным из-за цензуры или самоцензуры?
После войны Галина не забывала родную школу. Последнее стихотворение в «Красной тетради» посвящено именно ей и датировано 19 апреля 1946 года:
Мы снова вместе в школьном зале,
А за спиною трудный путь.
Мы все не только возмужали,
Но и старились чуть-чуть.
И между нами нет здесь многих,
И не придут они сюда…
Стихи Галины мне понравились. Они наполнены любовью, встречами, разочарованиями, отчаянием, что неудивительно. Галина уже была взрослой девушкой и, конечно же, мечтала о настоящей любви.
1944–1946 годы
В январе 1944 года девушка вернулась в Ленинград. Первые полгода после возвращения она продолжила обучение в Медицинском институте, но потом решила вернуться к специальности юриста.
Осенью 1944 Галина поступает в ЛГУ и с 13 сентября 1944 года начинает обучаться на ІІ курсе (I она закончилась в 1941).
В ее университетском деле лежат два приказа:
1) об освобождении Генриховой Галины, студентки ІІ курса, от военной подготовки (от 26 апреля 1945 года),
2) об освобождении Генриховой Галины Ивановны от оплаты за обучение, как инвалида Отечественной войны (от 5 декабря 1944 года). Война оставила тяжелый след на здоровье Галины.
В это же время ее направляют на работу в газету «Смена». В архиве нашего музея, к сожалению, сохранилась только одна газета от 6 февраля 1944 года. В ней красным карандашом подчеркнуты две статьи и Галиной рукой написано (скорее всего, маме): «Моя дорогая, прочитав две эти статейки, ты поймешь, что мне доверяют в родном Ленинграде. Это мое начало работы, ты увидишь много интересного материала. А, пожалуй, такой дочкой можно гордиться. Галя» (видимо, ее родители остались в эвакуации).
Первая заметка, написанная Галиной, носит название «Отдадим все силы фронту», где она описывает работу цехов ленинградских заводов, молодежь которых перевыполнила план работы на 200–250%. Вторая заметка посвящена отчетно-выборному комсомольскому собранию, где был выбран новый состав комитета комсомола Н-ского завода. Я искала другие заметки Гали, напечатанные в этой газете, но не нашла ни одной, подписанной Галиным именем. Возможно, какие-то ее тексты остались неподписанными.
Однако в газете часто встречается имя Льва Друскина. По воспоминаниям А. И. Воеводской можно судить о том, что воспитанники Детского Литературного университета общались и после его окончания. Может быть, Лев Савельевич и устроил Галину на работу?
В университете работал свой литературный кружок. Труды кружковцев печатали в газете «Ленинградский университет», и в 1945 году здесь начали появляться стихи Галины Генриховой. Всего в библиотеке СПБГУ мы нашли 5 выпусков этой газеты с ее стихотворениями. Примечательно, что этих текстов нет в Галиной «Красной тетради», а значит, они писались специально для газеты.
В 1945–1946 годах здоровье Галины ухудшается. Зимой, во время сессии, она сдает лишь 3 экзамена. В марте – еще один, пропущенный зимой, но болезнь не отпускает ее и она снова перестает посещать занятия.
Всё же, в апреле она находит в себе силы и приходит на встречу выпускников в родную школу, где читает свои стихи.
26 апреля выходит приказ о предоставлении Галине отпуска с 18 мая по 18 июля 1946 года для лечения в санатории. Галина в своем заявлении просит перенести ее сессию на осень и оставить на стипендии. Она надеется, что всё сдаст. К сожалению, ее планам не суждено было сбыться.
В медицинской справке написано, что она была больна активной формой туберкулеза. Для активной формы характерны высокая температура, недомогание, быстрая утомляемость, слабость, сухой мучительный кашель, одышка при умеренной физической нагрузке, похудание.
13 августа 1946 года Галина умерла. Девушка была похоронена на Большеохтинском кладбище, на Единоверческой дорожке.
К сожалению, мне так и не удалось найти родственников Галины. Я обзвонила всех Генриховых в Петербурге, но безрезультатно. Жаль, потому что очень хотелось сказать ее родственникам спасибо за то, что такой человек когда-то родился в их семье!
Мне трудно судить: сделала я все, что могла или нет? Возможно, где-то есть еще материалы. Суждено ли мне их найти? Неизвестно. За время поисков я поняла, что иногда всё зависит от случая, поэтому не хочу думать, что моя работа закончена. Я надеюсь, что однажды мне встретятся новые данные, которые позволят вернуться к этой работе.