«Тише! Я сына встречаю…»

Автор: Надежда Данилова, г. Братск, Иркутская обл.

Научный руководитель Л. Н. Корюкина

Титры. Фильм «Бегущий за ветром». Режиссер – Марк Форстер.

В классе царит тишина. Американские подростки с глазами, полными ожидания объяснений уведенного, смотрят на меня, студентку по обмену из России, и Лиду Зафар, чеченку, которая уже шесть лет живет в Соединенных Штатах. Кино о войне в Афганистане и ее последствиях произвело сильное впечатление на всех присутствующих в классе. Режиссер изобразил советских солдат варварами, которые разрушили жизни тысячи людей.

«Неужели все было именно так?» – эта мысль не давала мне покоя. Но вместо того чтобы что-то объяснять своим одноклассникам, я повернулась к Лиде и задала ей вопрос: «Чечня. Ведь там тоже была война. Ты застала ее, ты видела, что там происходило. Всё было именно так, как в этом фильме? Русские солдаты вели себя с вами так же, как режиссер изобразил их поведение в Афганистане? Вы тоже ненавидите русских?» Ответ был краток: «Да». Лида рассказала классу о том, что пришлось пережить ей и ее семье в годы войны. Их дом был разрушен, им пришлось нелегально пересекать границу, чтобы попасть в Москву, а потом улететь в США. Винит девушка в случившемся только русских: «Они пришли и сломали всё». В ее памяти простые ребята, солдаты, навсегда останутся воплощением зла и разрушения… Но так ли это? Варвары ли те молодые парни, которые за год войны старели на десять лет, или заложники ситуации, вынужденные подчиняться приказу?

Через три месяца после этого я вернулась домой, в город Братск Иркутской области. Тот разговор с Лидой Зафар не давал мне покоя, поэтому я решила разобраться, что происходило в Чечне. Разрушила ли та война жизни только чеченских семей? Что чувствовали русские матери, когда встречали сыновей в цинковых гробах? Как военные события девяностых годов в Чечне повлияли на судьбы молодых братчан? Какими они росли, о чем мечтали? По каким причинам стали участниками боевых действий в Чечне?

Можно долго спорить о том, можно ли было не начинать военные действия, но факты от этого не изменятся: в 1994 году российская армия численностью в 40 тысяч солдат вошла на территорию Чечни.

На войну крайне редко забирали детей высокопоставленных чиновников и генералов. Как правило, в Чечне служили выходцы из простых российских семей. В горячие точки попадали призывники, контрактники и военные врачи. Кого-то из них обязали воевать, потому что они проходили срочную службу в рядах вооруженных сил РФ, кто-то хотел улучшить материальное положение своей молодой семьи, получить квартиру, кто-то мечтал о подвиге. Причины, по которым оказались молодые люди в Ичкерии, были разные. Но далеко не всем было суждено вернуться домой.

Среди тех, над чьими цинковыми гробами плакали матери, были служащие и из города Братска, который расположен в тысячах километров от Чечни.

Виктор Анатольевич Капитанов

Виктор Анатольевич родился 17 июня 1968 года в леспромхозе в Красноярском крае. Когда ему исполнился год, родители переехали в Братск. Город тогда был совсем молодым (построен в 1955 г.) и перспективным. Капитоновы получили квартиру и без проблем устроились на работу: Альбина Федоровна, мама Вити, стала оператором по учету выработки в почтовом отделении, а отец – бульдозеристом в управлении механизации. В Братске, где в то время было много таких же молодых семей, жизнь «кипела». Капитановы благодарили судьбу за то, что она занесла их именно в этот сибирский городок.

13 декабря 1975 года в семье Капитановых родился еще один сын, Константин. Младшему брату, как и старшему, пришлось самому «опробовать» вкус войны в Чечне. Правда, к счастью, жизнь Кости сложилась менее трагично: он вернулся домой, смог адаптироваться в новой России и создал семью.

Из рассказа Константина, младшего брата Виктора: «Я неимоверно рад тому, что судьба связала меня с замечательной девушкой. У нас двое детей: Вика (8 лет) и Настя (11 лет). Семья – самое настоящее счастье. Чечня дает мало хорошего; чтобы забыть весь тот ужас, с которым ты там столкнулся, требуется много времени. Без родных, без любимых людей мне было бы гораздо труднее вернуться к нормальной жизни и больше не видеть в снах раненых и убитых».

У будущих солдат были самые обычные советские родители. Воспитывались Виктор и Костя так же, как и большая часть их сверстников, некоторые из них потеряли свои жизни там же, где и Виктор, – в Чечне…

Могла ли в 70-х годах XX столетия Альбина Федоровна предположить, что ее сыновья пройдут через ужасы войны за «сохранение государственной целостности и неприкосновенности России»?.. Конечно, нет, ведь какая мать думает об этом, смотря на то, как растут ее дети?

Из рассказа Константина (брата погибшего Виктора):

«Когда передо мной стал выбор: ехать или нет в Чечню, я согласился. И потому, что брат собрался туда, и потому, что сам был романтиком. Казалось, что воевать за Родину – проявить мужество. Думал, вернусь домой с медалями, гордый за себя и свою Родину, выполню главный долг перед Отечеством. Молодой был, глупый…»

Анализируя рассказы матери и брата, можно прийти к выводу: многие мальчишки во времена СССР считали себя людьми неполноценными, ущербными, если только не проходили службу в армии.

Окончив 8 классов школы № 37, Виктор поступил в ПТУ, где в течение трех лет учился на слесаря по ремонту оборудования. В 1986 году Виктор отправился в армию, где два года служил в танковых войсках под Читой.

Из воспоминаний матери: «Витя армии не боялся, поэтому отслужил нормально. Мне он никогда не жаловался на порядки или дедовщину. Ему повезло, что он служил в тогда еще Советской Армии. Всё-таки она сильно отличалась от российской».

Историческая справка. Время службы Виктора, с 1986 по 1988 год, стало началом перемен в жизни советских людей. Горбачев ввел новое понятие для обозначения общественно-политического процесса – «перестройка». Впервые он употребил его 8 апреля 1986 года во время своего визита на Волжский автозавод в Тольятти: «Начинать надо прежде всего с перестройки в мышлении и психологии, в организации, в стиле и методах работы. Скажу откровенно, если мы сами не перестроимся, я глубоко убежден в этом, то не перестроим и экономику, и нашу общественную жизнь в духе решений съезда. Но в таком случае мы не справимся и с поставленными задачами, масштабы и новизна которых беспрецедентны». Страна находилась в предкризисном состоянии: уменьшилась выручка от экспорта нефти, наукоемкое производство отставало от мировых темпов развития, а в 30% сельского хозяйства было убыточным. Люди ждали чего-то нового, многие видели необходимость в переменах.

До Сибири реформы всегда доходили медленно, поэтому тогда политика Горбачева еще не сильно сказалась на службе молодого пехотинца. В 1988 году Виктор вернулся домой, где его ждали мать и младший брат Костя. Но долго в Братске он оставаться не мог. Причиной тому была и безработица, охватившая тогда большую часть Сибири, и боль, нанесенная предательством девушки, которая не дождалась Виктора из армии и вышла замуж за его друга.

Из воспоминаний матери: «Он вернулся из армии, послонялся здесь немного и решил, что надо уезжать. И я его поняла. В то время молодому парню было совершенно нечего делать в этом городе, который начинал разваливаться. И я не хотела, чтобы из-за меня сломалась его жизнь».

К тому времени отец Виктора, разведясь с его матерью, уехал жить в Витебск, куда и отправился наш герой. Но в Белоруссии он прожил всего год. Времена были трудными для всех, поэтому он вернулся домой, чтобы помогать матери. Уже в 1991 году Виктор женился: связал свою жизнь с Натальей, которая через несколько лет существенно повлияла на его решение служить в Чечне…

«Поженились они в 1991 году, когда в стране начался бардак!» – вспоминает Альбина Федоровна. В 1993-м у пары появился сын Саша. Весь период начала 90-х ассоциируется у Альбины Федоровны с ужасными переменами в стране, которые кардинально изменили жизнь молодой семьи.

Из воспоминаний матери: «С жильем было очень туго, поэтому молодожены жили вместе с родителями Натальи. Постоянные ссоры, непонимание… Всё это давило и на нее, и на него. И ладно бы люди просто не понимали друг друга. У них, как и у многих других, совершенно не было денег. А ребенка воспитывать надо было».

Начало 90-х стало тяжелым временем не только для семьи Капитановых. В новой России начался передел собственности. Кто-то умело воспользовался критической ситуацией в стране, а кто-то, как Виктор, искал возможные способы выжить.

Виктор устроился работать в компанию Бийской спецавтоматики. Зарплату он получал очень маленькую и думал, как поменять свою жизнь.

В это время младший брат Виктора, Константин, уже служил в армии.

Из рассказа Константина: «10 января 1994 года я попал в танковую учебку под Читой. До апреля прослужил там, а потом был отправлен в Гусиноозерск. Нам говорили, что называется наш полк 39 Мотострелковым Иркутским Казачьим полком миротворческих сил быстрого реагирования. Помню, меня так удивило это название, что я сразу запомнил его на всю жизнь».

В 1995 году Виктор отправил запрос в Калужское военное училище. Ему пришел положительный ответ. Сын Альбины Федоровны уже был готов ехать и получать именно то образование, о котором всегда мечтал, на что Наталья сказала: «Ты можешь отправляться, но ждать я тебя не буду». Слова жены изменили всю дальнейшую судьбу будущего бойца: он не поехал в Калугу, но в январе 1995 года заключил контракт с войсками РФ на поездку в Чечню… Это решение мужа Наталья не стала оспаривать.

И вот в мае того же года Виктор отправился в первую командировку.

Из рассказа Константина: «Когда я узнал, что Витя едет в Чечню, не задумываясь, принял решение тоже туда отправиться. Страха никакого не было. Не знал я тогда, на что шел.

Служил я в составе медицинского пункта полка. Сначала были небольшие учения в Свердловске, а уже оттуда меня и многих других солдат отправили в Чечню. 21 января 1995 года я оказался в Грозном.

Не скажу, что мои впечатления от увиденного в Чечне были приятными. Вот говорят, что армия, война прибавляют мужественности. Не совсем это так. На войне страшно. Сначала очень боишься за жизнь, потом борешься с остатками страха, а потом… меланхоличное отношение ко всему происходящему: тебе уже без разницы, что будет дальше.

Я был командиром отделения сбора и эвакуации раненых. Из-за хорошего почерка всегда заполнял журнал, в который вносились сведения об умерших солдатах. За 4 месяца моей службы причины 35 из 70 смертей были объяснены как «неосторожное обращение с огнем». Всем понятно, что на войну не отправляют тех, кто автомат не умеет в руках держать. Истинная причина этих смертей – сведение личных счетов между служащими…»

Под влиянием военных действий, постоянного напряжения и непонимания того, ради чего русские и чеченцы стреляют друг в друга, у некоторых солдат возникали серьезные проблемы с психикой: любая мелкая ссора могла вывести из себя и заставить взять оружие для расправы со служащими из собственного полка. Такое нередко случается тогда, когда воюющие не понимают происходящего и перед ними нет высокой цели освобождения своего Отечества от оккупантов, когда, говоря словами Л. Н. Толстого, в них отсутствует «скрытое чувство патриотизма».

Историческая справка. «Анализ поведения солдат и офицеров в экстремальных условиях войны, в том числе в Афганистане и Чечне, обращает внимание на то, что наряду с реальным героизмом, взаимовыручкой, боевым братством и другой относительно позитивной атрибутикой войны, грабежи и убийства, средневековые пытки и жестокость по отношению к пленным, извращенное сексуальное насилие в отношении населения (особенно на чужой территории), вооруженный разбой и мародерство составляют неотъемлемую часть любой войны и относятся не к единичным, а к типичным явлениям для любой из воюющих армий, как только она ступает на чужую землю противника», – пишет российский врач и психолог М. М. Решетников в статье «Психопатология героического прошлого и будущие поколения» (kuchaknig.ru/show_book.php?book=8661).

Костя вернулся домой в мае 1995 года, Витя же приехал только в июле. Оба сына Альбины Федоровны сильно изменились. Война поменяла не только выражение их лиц, но и внутреннее восприятие мира.

Из воспоминаний матери: «Нет у меня слов, чтобы описать мою радость, когда они вернулись. Оба приехали серьезные и задумчивые. Витя стал больше уважать Костю. Они уже были не просто младшим и старшим братом. Война их как-то сблизила».

Виктор, в отличие от Кости, был «солдатом-контрактником». Возможность служить и получать за это деньги появилась у российских солдат именно в 90-е годы ХХ столетия.

Историческая справка. Вот что о «контрактниках» пишет историк Борис Соколов в статье «Российская армия в 90-е. Победы и поражения», опубликованной на сайте «Уроки девяностых»: «В 90-е годы в российской армии появились первые солдаты-контрактники, однако это обстоятельство, к сожалению, ни в малейшей степени не привело к повышению ее боеспособности. В условиях, когда зарплата офицеров-профессионалов была крайне низкой, такой же оставалась и зарплата контрактников. Ведь не могли же рядовые или сержанты получать больше лейтенантов и капитанов. Контрактники были в основном из числа безработных или, в лучшем случае, из слесарей-сантехников, и по уровню своей подготовки, а также мотивации к добросовестному и умелому несению службы несильно отличались от призывников».

Именно из-за плохой подготовки многих ребят, служивших в Чечне, очень высоко ценились такие солдаты, как Виктор, которые отслужили два года в Советской Армии. Им чаще всего приходилось выполнять самые ответственные задания.

Наталья мужа не дождалась. Виктор был одинок, ему было тяжело находиться дома после того, что он видел в Чечне. Он чувствовал, что оставил там «своих». В Чечне воевали его друзья, а он не знал, как ему продолжать жить здесь. И он принял решение снова отправиться на войну. В сентябре 1995 года Виктор вновь оказался в Грозном.

Константин же возвращаться в Чечню не хотел. Он хотел устроить свою жизнь здесь, на «гражданке», в Братске, что у него получилось, пусть и далеко не сразу.

О том, как проходила война, Альбина Федоровна узнавала лишь из газет и теленовостей. Сын почти не писал. Да и нельзя ему было рассказывать про какие-либо военные действия.

Из воспоминаний матери: «Я получала от него мало писем. Он отправлял весточки, но как-то очень редко. Может, не хотел расстраивать… А если и писал, то чаще всего всё ограничивалось скупыми строчками: „Жара неимоверная. Дела вроде нормально… Вот и все. Писать больше не о чем“».

Из тех немногочисленных писем, которые Альбина Федоровна получала от сына, ей особо дорого последнее, отправленное им 31 октября 1995 года:

«Здравствуйте, Мама, Баба и Костя.

Вчера отпечатал фотки, а сегодня пишу письмо, чтобы их отправить. Новости вам расскажет телик, который вы, наверное, смотрите сами.

Здоровье отличное, кормят хорошо, здесь жарко. Новый Год, наверное, встречу здесь. Командировка, наверное, затянется.

До свидания, Витя».

В словах Виктора чувствуется сухость и неуверенность. Никто не мог сказать определенно, когда закончится война и что будет дальше. Отсюда и частое употребление Виктором слова «наверное». Не хотел он никого обнадеживать.

Нет в этом письме надежд на победу, нет никакой уверенности – есть только ожидание. И с таким настроением воевал не только Виктор. Из писем многих других солдат можно понять, что они ждали не столько победного конца, сколько окончания срока своей службы.

Мать Виктора ждала сына домой, переживала и постоянно проверяла почтовый ящик. Но в ноябре, когда в Братске уже стояла холодная зима, в двери дома Альбины Федоровны постучался почтальон. Пришла телеграмма: Вити больше нет. Он погиб 18 ноября 1995 года при сопровождении представителей ОБСЕ (Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе).

Виктору два раза выстрелили в голову: первый был сделан из автомата снайпера, скрывавшегося в ущелье, а второй – из проезжавшей мимо машины.

Привезли мертвого Виктора 29 ноября. Его бабушка каждый день спрашивала дочь о том, где Витя. Альбина Федоровна решила, что Варвара Николаевна не перенесет смерти внука, поэтому попросила Наталью, чтобы гроб привезли к ней. Бывшая жена Вити дала свое согласие.

Из воспоминаний матери: «Мне тяжело говорить о похоронах сына. Нам помогали. Я помню, что приезжал человек из его части. Люди, которые работали со мной, также оказали большую помощь. А потом началась другая жизнь. Полгода после его смерти я существовала. А еще его бабушка всё задавала вопросы о том, когда же он вернется… На работе кто-то относился с пониманием, а кто-то… Не было у них такого горя. Как им понять? Не спрашивайте. Было тяжело. Без Кости я бы вообще этого не пережила».

Из рассказа Константина: «После смерти брата стал жалеть, что не вернулся в Чечню. Такое ощущение, что оставил там что-то, что что-то не сделал. Казалось, я тут живой, а он… Его уже не вернуть, поэтому я делал всё, чтобы матери было легче перенести смерть Вити».

Через маленькое отверстие в цинковом гробу мать могла видеть лицо Виктора. Смотрела на его закрытые веки, перебинтованную голову и не верила, что это случилось именно с ним.

Из воспоминаний матери: «Один сон приснился мне. Стоит у подъезда. Я его начала упрашивать вернуться, а он мне: „Я не хочу. Здесь тяжело, но я останусь“. Мне казалось, что он все равно где-то живой».

Вот соболезнование, присланное матери от ОБСЕ:

Коменданту Чеченской Республики

Генералу Великанову Геннадию Сергеевичу

Уважаемый Господин Генерал,

В связи с трагической смертью сержанта Виктора Капитонова, погибшего 18 ноября 1995 года на посту у здания Миссии ОБСЕ в Грозном, Группа Содействия ОБСЕ в Чеченской Республике выражает глубокое соболезнование родным, близким и друзьям погибшего.

От имени Группы Содействия ОБСЕ

полковник Карлос Рей.

Из рассказа Константина: «Только лет пять назад я почувствовал, что Чечня „отпускает“. Думаю о ней всё меньше. Но смысла в войне не вижу. Конечно, только единицы понимали, за интересы каких людей мы воевали. Что хорошего дала мне Чечня? Научился окопы в асфальте рыть. У меня есть статус ветерана боевых действий. Сейчас я работаю инженером, поэтому денег мне хватает, и моя семья живет хорошо. Но такое редко случается. Многие ребята, которые служили в Чечне, так и не смогли жить после войны».

Почему среди ребят, отслуживших в Чечне, есть такие, кто так и не смог адаптироваться в мирной жизни после войны? Они увидели смерть, они знают, что такое сидеть в окопах по несколько часов. Сильнейшее напряжение «ломало» человека и разрушало его психику. Из памяти солдат никогда не сотрется то, что они видели на Кавказе.

Историческая справка. «По свидетельству многих, на фронте человеческая смерть со временем воспринималась как обыденное явление, чувство отчаяния и невосполнимости потери притуплялось. Психологическая разрядка наступала уже потом, и тогда случайные события из мирной послевоенной жизни вызывали в памяти болезненные ассоциации с тем, что пришлось пережить в войну» (Сенявская Е. С. Психология войны в ХХ веке – исторический опыт России. modernlib.ru/books/senyavskaya_elena/psihologiya_voyni_v_xx_veke_istoricheskiy_opit_rossii/read).

О войне Альбина Федоровна говорит так: «Зачем же была эта война? Кому она нужна? Не знаю. Но точно не нам, тем матерям, которые потеряли своих сыновей навсегда. Тем, кто их отправлял туда, не понять нас. Ведь на войну не ехали дети генералов».

Сейчас Альбина Федоровна живет одна. Костя заботится о ней. Альбина Федоровна старается регулярно посещать встречи матерей, чьи дети погибли в Чечне. По ее словам, общение с людьми, у которых похожее горе, как-то облегчает непоправимую боль.

Дмитрий Леонидович Бурнин

Еще одна обычная семья. Еще одна жизнь, которая оборвалась на чеченской земле…

Димка, как называет его мама Лилия Михайловна, родился в 1976 году в обычной молодой семье города Братска. Леонид Дмитриевич, его отец, работал электриком на ЦРМЗ (Центральном ремонтно-механическом заводе). Мама Дмитрия занимала должность телеграфиста в почтовом отделении. В семье Бурниных было еще двое детей: Юра и Саша. Воспитывались мальчики в любви и заботе. Дети считались самым главным счастьем семьи.

Из воспоминаний матери: «Будучи средним ребенком, Дима общался и с друзьями старшего брата, Юры, и младшего, Сашки. Когда мы переехали из своего дома в квартиру, число гостей ничуть не уменьшилось! Юрка читал книжки в своей комнате, а его одноклассников всё время развлекал Димка. Он был душой компании. Я иногда даже называла его домовенком. Яркий, светлый и очень жизнерадостный мальчик. Вся детвора в округе знала нас. И все это только из-за Димки».

Школьные годы пролетели для Дмитрия очень быстро. Он и сам не заметил, как уже в 1992 году оказался на собственном выпускном. Дима не отличался особой прилежностью в учебе, но был хорошистом и без проблем поступил в Братский технический университет на факультет информатики и математики, где проучился два года до ухода в армию.

Дима был абсолютно здоров, обладал крепкой физической силой, поэтому понимал, что армии ему не избежать. Желания «откосить» не было.

Из воспоминаний матери: «В детстве он любил кирзовые сапоги и пилотки. У него даже футболки любимые были цвета хаки. Играл в солдатиков, „стрелял“ из игрушечных пушек. Димке нравилось всё, что было хоть как-то связано с армией».

И вот в 1994 году он уходит со второго курса университета, чтобы скорее отслужить в армии 2 года, а потом вернуться к учебе. Отправили Дмитрия в Шелехов, где он прослужил до зимы 1996 года…

Из воспоминаний матери: «Мы приезжали к Диме часто. Но уже после первого свидания с сыном, я поняла, что он больше не мой… Ты его вырастила, воспитала, а потом он – их. Он принадлежит государству, которое тебя как мать ни во что не ставит. Дима пошел в армию абсолютно здоровым. В армии же он похудел на 11 килограммов!

А однажды мы приехали… Димка был весь в синяках. Я понять не могла, что случилось… А он не объяснял. Среди его друзей был паренек, родом из Новосибирска, которому мы всегда привозили сигареты, конфеты еще что-нибудь. Ведь его родственники далеко все… Так вот мы сидели с ним в красном уголке, и я задала ему вопрос: „За что? Ну вот за что его могли так сильно побить?“ И он мне ответил: „А за то, что разговаривает не так, как все, – без матов“».

Служба в армии ее сыну далась очень нелегко: он, как никто другой, столкнулся с «дедовщиной». На фотографиях, сделанных матерью солдата, видны синяки от побоев, на лице Дмитрия можно прочитать только усталость и боль.

Дедовщина, которая и раньше была в армии, в 90-е годы приобрела широкий размах и жестокие формы.

Историческая справка. «Несмотря на переизбыток в армии офицеров, порядка в ней стало значительно меньше. Причина заключается в том, что финансировать вооруженные силы России стали во много раз хуже, чем во времена СССР. В то же время уволить большинство из тех, кто уже выслужил полную пенсию, не было реальной возможности. Ведь согласно действовавшему законодательству, увольняемых в запас или в отставку бесквартирных офицеров (а таких среди потенциальных военных пенсионеров было едва ли не большинство) требовалось обеспечить жильем. Средств на строительство или покупку офицерского жилья катастрофически не хватало. Вот и приходилось многим офицерам, уже выслужившим пенсию, оставаться на службе в ожидании вожделенной квартиры. Наличие такого большого числа сверхштатных офицеров еще больше затрудняло повышение зарплаты всему офицерскому корпусу.

Поэтому многим офицерам приходилось подрабатывать охранниками, грузчиками на железнодорожных станциях, вышибалами в кабаках и т. п. А многие инициативные и думающие офицеры ушли на гражданку, чтобы попробовать себя в бизнесе или попытаться найти свое место в бизнес-структурах. Те же, кто остался в армии, зачастую относились к своим обязанностям спустя рукава (да и порой не имели времени на исполнение своих обязанностей по военной службе из-за необходимости искать дополнительные заработки). Офицеры в своих частях появлялись редко, фактически переложив всю заботу о поддержании дисциплины в частях и подразделениях на старослужащих и тем самым негласно поощряли «дедовщину»» (Соколов Б. В. Российская армия в 90-е. Победы и поражения).

Уже во время службы Дмитрия российская армия обнищала. В армии теперь трудно было стать настоящим мужчиной и сохранить чувство собственного достоинства: там выживал сильнейший. Многие солдаты таких отношений не выдерживали и даже были готовы, скорее, отправиться проходить службу в Чечне, чем оставаться в свой части… Так потом и поступил Дмитрий.

По словам Лилии Михайловны, в армию нельзя было ехать без «подачек» и подарков начальникам части.

Из воспоминаний матери: «Даже чтобы увидеть сына, я иногда должна была кому-то привезти подарок или заплатить. Больно мне. Больно и тяжело от одной мысли, что ему приходилось там переносить. Мы привозили еду и вещи не только Димке. Ребята, к которым не могли приехать родители, просили нас купить им сигарет, конфет или еще чего-нибудь. Всех их было жалко. И как им откажешь? Мы были только рады помочь».

Несмотря на нелегкую службу в армии, Дмитрий не потерял любовь к жизни за полтора года службы. Но взгляд его потускнел. Мир ему не казался уже столь светлым и ярким.

31 декабря 1995 года. Семья Бурниных, как и многие другие российские семьи, готовилась к Новому Году. Но веселья в ту ночь не получилось… Как потом выразился сам Дима, весть о том, что его отправили в Чечню, стала «ложкой дегтя в бочке меда их праздника».

В Чечне уже год шла война. Страх и ужас овладели матерью Дмитрия. Она даже предположить не могла, что Диму смогут забрать в Чечню. Ведь это так далеко от сибирского города Братска!

Беседы с родителями погибших убеждают в том, что отцы и матери, находясь далеко от Чечни, где проходили военные действия, серьезно не задумывались о том, что происходило в Ичкерии в это время. Они и предположить не могли, что их сыновья окажутся в эпицентре событий. И только после всего, что пережили, приходили к понимаю того, что, живя в одном государстве с людьми других национальностей, нельзя остаться в стороне от чьих-то проблем.

Многие сибиряки узнавали о событиях в Чечне только из сводок новостей. Мало, кто боялся этой войны, пока она не коснулась их семей…

Из воспоминаний матери: «Я пошла на рынок, чтобы купить хоть что-то к праздничному столу. Вернулась домой часом позже с одними бананами в руках. Я ни о чем не могла думать. Мне было страшно».

Дмитрий старался успокоить семью. Он писал: «Да что вы переживаете? Я тут постараюсь устроиться в отдел документов. Я хорошо владею компьютером. Им нужны такие люди. Всё будет хорошо. Здесь не то, что армия! Намного лучше…».

В 3695 воинской части Дмитрий служил младшим сержантом. Он часто писал семье письма, в которых чувствуется тревога, надежда на то, что время будет идти быстрее, что он скоро снова окажется дома…

Из писем Дмитрия:

«У меня всё нормально. Жив, здоров, настроение нормальное. Погода здесь такая, что не разберешь: зима здесь, весна или осень. Работы хватает всем, просто так в роте посидеть трудно. И это хорошо, потому что время летит быстрее и голова занята. Ну когда появляется свободное время, сразу начинаешь думать о своих, о родных. Думаешь, когда тебя уволят. Мы здесь всего месяц. Время вроде пролетело быстро, но кажется, что здесь я уже месяца три» (9 февраля 1996 года).

«У меня всё нормально. Жив, на здоровье не жалуюсь. Скучновато только. Телевизор смотрим мало, да еще бывает, что не хватает напряжения – он глохнет.

Да и то центральные каналы ловятся неважно, а местные – почти полностью на чеченском языке. Хорошо хоть фильмы показывают. Короче, новости почти не слышим. Что сейчас творится в стране, мы не знаем» (27 января 1996 года).

Ребята были изолированы от внешнего мира. Всё внимание солдат сосредотачивалось на том, что происходило непосредственно с ними в Чечне. Никакой психологической разгрузки, лишь ожидание окончания службы.

Из писем Дмитрия: «Ну а так-то теперь в Грозном стало значительно спокойнее. К тому же рядом с нашим полком, метров через 300–400, стоит еще один, так что к этой „сладкой парочке“ почти никто не лезет. И то, это почти: вчера какой-то пьяный дед, местный чеченец… пьяный в стельку, грудью пер на наш пост. Ничего, положили его на землю, доложили в дежурку… В результате этот старый „хрыч“ заночевал у нас в бане, а утром, отоспавшегося, отпустили. Не полк, а вытрезвитель. Как бы мужику не понравилось у нас» (14 мая 1996 года).

Дмитрий был настолько оптимистичным человеком, что, даже находясь в условиях войны, мог по-доброму смеяться над происходящим вокруг. Это жизнелюбие и помогало ему самому сохранять спокойствие и внушать через письма родным уверенность в том, что он вернется живым.

В письмах домой Дмитрий называет себя и российских солдат оккупантами, вторгшимися на территорию Чечни. Именно таким он себя ощущал, так как даже мирное население Ичкерии воспринимало российских военнослужащих как врагов и относилось к ним достаточно враждебно.

Из писем Дмитрия:

«Чувствуешь себя, как захватчик на оккупированной территории. Не очень приятно» (Дата не указана).

«Все-таки если раньше у меня было ощущение, что находимся в разрушенном городе на оккупированной нами территории, то теперь ощущение, что мы в Ленинграде или Москве сразу после войны: кругом банды…» (14 мая 1996 года)

Из воспоминаний матери: «Для меня эти полгода были страшными. Я не знала, как он там, что с ним происходит. Еду утром на работу, думаю только о нем. Мысленно защищала его, боялась, как никогда в жизни».

Все переживания, все мучения, через которые прошли матери ребят, отслуживших в Чечне, невозможно изложить на бумаге: эти женщины знают, что такое страх и душевные муки. Думали ли об этом те, кто отправлял молодых парней на смерть?..

Ведь эта война за «суверенность России» сломала не одну сотню судеб.

Конечно, Дима, вся его семья и тысячи других российских матерей ждали конца войны. И вот в мае 1996 года Борис Ельцин прилетает в Чечню…

Историческая справка. 27–28 мая 1996 года в Москве прошла встреча российской и ичкерийской (возглавляемой Зелимханом Яндарбиевым) делегаций, на которой удалось договориться о перемирии с 1 июня 1996 года и обмене пленными. Сразу же после окончания переговоров в Москве Борис Ельцин вылетел в Грозный, где поздравил российских военных с победой над «мятежным дудаевским режимом» и объявил об отмене воинской обязанности.

Из воспоминаний матери: «Дима писал: „Мама, мы ждали этого перемирия. Да, Ельцин приезжал. Только за переделы аэропорта он навряд ли выходил. С нами он не встречался. Не знаю, стоит ли говорить о смысле этого перемирия“. После этих слов и я перестала сильно надеяться на скорый вывод российских войск из Чечни».

Что изменило это перемирие? Русские солдаты не могли стрелять в чеченцев. Но война-то всё равно продолжалась… А в семье Бурниных в то время близился праздник: 9 июня – последний день службы Дмитрия. Все ждали его домой.

Жарким вечером того самого 9 июня Дмитрий со старшим сослуживцем отправились в город. Оба были с оружием. К ним подъехала машина с чеченцами, которые попросили продать им автоматы, на что сослуживец Дмитрия ответил грубостью. Горцы не стали долго разбираться… Они расстреляли солдат.

Именно так звучит версия о смерти сына, рассказанная Лилии Михайловне офицером, сопровождающим гроб ее сына. Но никакого официального документа о том, как погиб Дмитрий, она так и не получила.

Из воспоминаний матери: «Эта телеграмма. Я вообще ничего не помню после того, как прочитала ее. Если бы не собрались все родственники, если бы не дети, если бы не муж, я бы „ушла“ за сыном. Кто не чувствовал этого, не поймет. И дай Бог, чтобы не поняли…

Ваш сын Бурнин Дмитрий Леонидович героически погиб 9.06.96 Грозном при исполнении воинского долга о прибытии гроба с телом будет сообщено дополнительно командир в/части 3695 карпович

В день, когда привезли Димино тело, в нашем доме были все. Вой и плач вокруг. И вот летит тот вертолет… Я поняла, что это он, что он летит домой. Противна мне стала грусть. Я даже радость внутри почувствовала. Ведь это он, Димка! „Тише! Я сына встречаю“, – сказала я всем. И вышла на улицу».

Лилия Михайловна живет, но с болью в сердце, которую уже ничем не залечить. Не видит она смысла в этой войне и не понимает, почему у нее и тысячи других матерей отобрали сыновей.

«Однажды, уже после смерти Дмитрия, я смотрела поздравление Ельцина всех женщин с праздником 8 Марта. Как он смел? Как он смел говорить нам, женщинам, судьбы которых он разбил: „Поздравляю вас, дорогие мои“?» – со слезами на глазах спрашивает Лилия Михайловна.

Сергей Валерьевич Козлов

Кроме Дмитрия Бурнина, из 3695 части не вернулся домой еще один призывник из Братска – Сергей Валерьевич Козлов, который восемь с половиной месяцев, в период с мая 1995 по январь 1996 года, служил в Чечне.

Родился Сергей 23 ноября 1976 года в городе Вихоревка Братского района. Рос восприимчивым, добрым и эмоциональным ребенком, увлекался музыкой, мечтал стать музыкантом, сам освоил игру на электрогитаре. В детстве его называли «очкариком»: у Сергея почти не видел правый глаз.

Но все же в восемнадцатилетнем возрасте он сам изъявил желание служить в войсках Российской Федерации.

Окончив 9 классов, поступил в музыкальное училище г. Братска на отделение игры на саксофоне. Сергей подавал большие надежды, но продолжить обучение не смог из-за возникших материальных трудностей при покупке инструмента. Долгое время он вместе с матерью, Галиной Петровной, копил деньги, чтобы приобрести саксофон, но из-за инфляции суммы хватило, как говорит Галина Петровна, «только на мундштук от него».

В 17 лет бросив училище, Сергей устроился на низкооплачиваемую работу в городе Вихоревка, что находится рядом с Братском.

25 декабря 1994 года Сергея призвали в армию, оказался он в учебке в городе Ангарске.

Первое письмо Сергея домой: «Приехал на службу 25.12.1994 поздно ночью, попал в город Ангарск, в войска МВД. Сейчас мы находимся в карантине…»

В мае 1995 года он оказался в Чечне, а 30 января 1996 года погиб при исполнении воинского долга в г. Грозном.

Находясь в Ичкерии, очень скучал по матери, ласково называя ее в письмах «мамулька», «мамулечка», просил писать почаще, жаловался на то, что ее письма почему-то не доходят и на постоянное недосыпание. Наверное, чтобы не огорчать мать, о военных действиях не писал.

Даже на войне Сергей о любимом увлечении не забывал. Из письма Сергея домой: «С музыкой я не завязал. Здесь бренькаю потихоньку» (10 сентября 1995 года).

Во врачебном свидетельстве о смерти отмечается, что смерть наступила в результате «множественных огнестрельных, пулевых ранений, сквозных ранений в груди с повреждением сердца, бедра, с переломом бедренной кости».

Мать-одиночка, Галина Петровна Козлова, после гибели сына осталась совсем одна. Ни мужа, ни ребенка… Еще одна трагично сложившаяся судьба как результат войны в далекой Ичкерии…

Из воспоминаний Галины Петровны: «Я была одна дома, когда мне принесли телеграмму о смерти сына.

Звонок в дверь. Я открываю. «Вам телеграмма, распишитесь». Что за телеграмма? Родственников у меня дальних нет… Я расписалась, взяла телеграмму. Открыла ее… и как закричу! Весь подъезд слышал мой вопль».

Извещение

Ваш сын, водитель химвзвода, младший сержант Козлов Сергей Валерьевич 1976 года рождения, погиб при исполнении воинского долга в республике Чечне, город Грозный.

(Основание: извещение командира воинской части 3695. г. Ангарск от 5 февраля 1996 года, № 16)

Одинокая, но сильная женщина смогла не только перенести смерть сына, она сумела заново полюбить эту жизнь. Галина Петровна занимается спортом, общается с интересными ей людьми и с радостью принимает гостей.

Как и все матери, Галина Петровна не ожидала получить такую весть. Первый год после смерти сына жизнь ее будто стояла на месте. Но она нашла в себе силы жить дальше и не озлобиться.

Алексей Александрович Леуткин

Двадцатисемилетнего Алексея Леуткина смерть настигла в момент, когда он оказывал медицинскую помощь своему сослуживцу…

Родился Алексей 26 сентября 1973 года в Братске. Его семья мало чем отличалась от многих молодых семей нашего города и страны.

Из воспоминаний матери: «Первое время вместе с родителями мужа мы жили в маленьком доме с кривыми окошками. Я работала фельдшером в городской больнице № 2, а отец Леши – инженером-электриком. Нам на все хватало. Я бы даже сказала, что жизнь была интересной и разнообразной».

Леша был талантливым и разносторонним мальчиком: он много времени уделял чтению книг, изучению естественнонаучных дисциплин, занимался фотографией, писал стихи и прозу.

Из воспоминаний матери: «Самым страшным наказанием для него было не читать. Однажды я разозлилась на него и сказала, чтобы ничего из художественной литературы не брал в руки! Прихожу с работы, а он лежит на диване с книжкой… выкрутился из ситуации и вместо художественной взял научную. Он не мог жить без книг».

Классный руководитель Леши, Светлана Николаевна Слободчикова, вспоминает его как очень эрудированного, интеллигентного и чуткого молодого человека: «С его классом мы часто ходили в походы. Леша очень любил биологию, поэтому знал название почти каждой травы в лесу! С ним всегда было интересно общаться. А снимки наших „путешествий“, которые делал Леша, – единственная память тех замечательных дней!»

В 1990 году Алексей окончил школу № 41 города Братска. Полный уверенности в своих силах, он поехал в Иркутск поступать на педиатра в медицинский институт. Ему не хватило лишь нескольких баллов, чтобы попасть на специальность, о которой он когда-то сильно мечтал. Не унывая, Алексей вернулся домой и весь год проработал медбратом в городской больнице № 2.

Из воспоминаний матери: «Однажды Леша зашел в какую-то палату, и один из пациентов спросил: „Вы и есть доктор?“ – „Пока что нет…“ – важно ответил тот. Он всегда знал, что надолго в нашей больнице не задержится и обязательно реализует себя как высококвалифицированный врач».

И Алексей добился своего. Уже в 1991 он стал студентом Саратовской военной академии. Учился он на лечебном факультете на отделении хирургии.

В январе 1996 года Алексей приехал домой специально, чтобы жениться на Юлии, которая впоследствии родила ему дочку Диану и вместе с ней ждала мужа домой…

Из воспоминаний матери: «День их свадьбы, 11 января, я до сих пор считаю одной из самых счастливых дат в жизни нашей семьи. Времени на приготовление и приглашение гостей у нас совсем не было. Свадьба была „склеена“ за 3 дня! И всё прошло очень хорошо».

В 1997 году Алексей окончил академию. Первое время он работал в Гусиноозерске. Как и многие другие матери, Людмила Капитоновна не думала, что ее сына могут отправить в Чечню. Она узнавала о событиях в Грозном только из новостей и даже не предполагала о том, что ее сын может быть отправлен в горячую точку.

Из воспоминаний матери: «У меня и мысли не было переживать по этому поводу. Как кого-то из Сибири могут отправить в такую даль? Оказалось, что могут… После смерти Алексея я общалась с его подругой, которая вместе с ним училась и приезжала к нему на свадьбу. Сама она из Петербурга. Так вот, по ее словам, военных врачей из больших городов в Чечню очень редко посылали. А вот из группы моего сына… отправили всех!»

В 1999 году Алексея и многих других военных врачей поставили перед выбором: или служба в Чечне, или 5 лет в магаданской тюрьме за неподчинение приказу…

22 сентября 1999 года Алексей уехал в Чечню. Сначала он попал в Моздок, а оттуда его отправили в Шали.

И уже 19 января 2000 года Людмила Капитоновна узнала, что сын не вернется домой живым.

За годы службы в Чечне Алексей Леуткин спас жизнь не одному солдату. Ему приходилось выполнять сложнейшие операции в экстремальных условиях. «Уже после смерти Леши ко мне приезжали его сослуживцы, Роман и Руслан. Они рассказывали о том, сколько людей благодарны моему сыну за то, что он своими руками спас их», – вспоминает Людмила Капитоновна.

Алексей делал все, чтобы родственники не волновались и не переживали. В его письмах много юмора, описаний местности, но совсем нет боли или обиды. Сколько сил требуется человеку, чтобы в условиях войны сохранить человечность и не потерять надежду на лучшее?!

Из воспоминаний матери: «Когда читала его письма, невольно улыбалась. Он рассказывал и о том, как его налысо обривали, и о том, как красиво в Чечне, но никогда не упоминал о боях или перестрелках. Только если вскользь, как факт того, что там на самом деле идут военные действия».

Из писем Алексея:

«Простите, что долго не писал и не звонил – не было возможности. Стоим в Чечне. Возле Горагорска (километров 30 от Грозного), почта ходит редко.

Полк, точнее, его управление с несколькими спецподразделениями и охраной долго стоял в лощине под селением Кирово. Там нас посетил Путин и остался доволен. Приезжала и Матвиенко, заходила в наш МПП (медицинский перевязочный пункт), тоже осталась довольна и навострила на нас отдел медицинского снабжения в Моздоке, так что в госпиталь мы возим теперь только тяжелых больных. Их, слава Богу, мало. Раненых практически нет, всего двое из 1600 человек. Да и возить нет особого желания: дороги – в поле, машина далеко заметна. Наверное, через два–три дня перейдем на авиатранспортировку.

Пять суток, с 16-го по 21 октября, я провел во втором артдивизионе нашего полка. Они стоят под Первомайским и изо всех сил лупят по нему. Оттуда же хорошо виден Грозный. Его почему-то пока не трогают. Днем дорога на Грозный пустынна, зато ночью фары только и мелькают. Стреляем по ним, а утром сталкиваем в кювет сгоревшие машины. Сразу успокаиваю: мирных жителей еще никого не убили.

За голову нашего командира боевики обещают 10 тысяч долларов. Раньше дешевле было» (31 октября 1999 года).

«Развернули мы собственную баню, полностью оборудовали автоперевязочную, запустили обогреватели. Теперь полный порядок. Но из-за того, что стоим мы на вершине, ветер обдувает со всех сторон. Почти все простыли.

Из Бурятии пришла гуманитарная помощь: спортивные шапки и теплые свитера. Теперь все щеголяют в них. А от постоянной слякоти спасают резиновые сапоги. Все прикалываемся: приедем домой и к жене в постель – в одежде и с оружием, потому что не расстаемся с ним никогда.

Надеюсь, к Новому году мы вернемся, но ходят слухи, что можем задержаться до марта.

Около 40 боевиков взяли в плен. Все почему-то как на подбор – жирные, мордатые, лысые, в кожанках и темных очках, а лапы в перстнях. Так что насмотрелся я на них…

Юленька! Не беспокойся, я никогда не променяю вас с дочкой на войну, сколько бы мне ни предлагали. Я бы и на эту не поехал, но у меня, можно сказать, не было выбора» (Письмо без даты).

В письмах и Леуткина, и Бурнина невозможно не заметить желания солдат быстрее оказаться дома. Если бы они понимали значимость происходящих событий, то у них, думаю, по крайней мере было бы желание довести дело до победного конца.

Из писем Алексея: «По снегу соскучился – сил нет! И ненавижу сырость. Милые мои, как же я мечтаю с вами увидеться! Почти каждый вечер представляю, как я выйду из вагона на заснеженный перрон, увижу вдалеке вас, брошу сумки, подбегу к вам, обниму вас обоих, расцелую изо всех сил, а дальше… Дальше всё будет ужасно хорошо» (Ночь с 6-го на 7-е января 2000 года).

Даже в условиях военного ада солдат может остаться человеком, сохранить способность к состраданию. Алексей не раз доказал это на своем примере. Однажды на его глазах у беременной чеченки начались схватки. Недолго думая, военный врач из Сибири оказал ей необходимую помощь.

Из воспоминаний матери: «Когда мой сын написал мне о том, что принимал роды у чеченки, я по-настоящему гордилась им. Ведь помогать своим просто, а чужим… не каждый решится».

Из дневника Алексея:

«6 октября.

Из центральной районной больницы Грозного пропавшего лейтенанта направили в военный госпиталь Моздока. По пути, по словам сопровождающего, лейтенант умер. Во время вскрытия трупа в госпитале обнаружилось, что у него отсутствуют печень и почки. Донор? А сопровождающий уже уехал…

<…>

А еще меня чуть не пристрелил мой же шофер, молодой солдат-срочник. Когда я выходил из госпиталя, он ждал меня у КПП. Я подошел к машине слишком быстро, и в лицо мне уткнулся ствол автомата. Слава Богу, парень узнал меня, а то могло быть и хуже».

Анализируя действия шофера Алексея, понимаешь, что, живя в постоянном страхе, человек порой перестает контролировать свое поведение: он подчиняется рефлексу самосохранения. Когда такой солдат чувствует опасность, начинает действовать быстро, но необдуманно – им правят эмоции.

Время шло… Алексея ждали домой, а он продолжал нести службу. И вот 2000 год…

5 января товарищи поздравляли Алексея Леуткина с присвоением ему звания капитана. Накануне в расположение части приезжали братчане, которые доставили из Сибири новогодние подарки для военных. Среди тех, кто доставлял подарки, был отец капитана – Александр Сергеевич Леуткин. И встречу Нового года на войне с отцом Алексей Леуткин воспринял как добрый знак. Он охотно рассказывал о своих планах на будущее: сын увлекся полевой хирургией и намерен был специализироваться по ней и учиться дальше. Алексею было всего 26 лет, он рассчитывал, что многое еще успеет сделать. А уже 15 января 2000 года в Аргунском ущелье на высоте 950,8 начался бой, в котором и погиб Алексей Леуткин…

Хирург был вместе с остальными 39 бойцами, чтобы оказать медицинскую помощь в случае необходимости. Этот бой не забудут матери многих солдат, ведь после него только 17 из 40 бойцов остались живыми. Алексей Леуткин, который во время перестрелки спасал жизнь молодого солдата, был сражен пулей снайпера в голову.

Из воспоминаний матери: «Всё черное. У меня только такие воспоминания от года после смерти сына. Он снился мне. Часто. Всё время просил не считать его мертвым».

Во время похорон дома у Леуткиных постоянно звонил телефон, но как только кто-то брал трубку, на другом конце провода ничего не было слышно… Людмила Капитоновна пыталась узнать, откуда шел вызов, но на телефонной станции ей сказали, что приборы не могут этого определить. «От этой мистики я чуть не сошла с ума. Если бы не Юля и вся родня, друзья, Лешины сослуживцы, перенести все это было бы гораздо труднее», – вспоминает Людмила Капитоновна.

На вопрос о том, как Людмила Капитоновна относится к войне, она, не задумываясь, отвечает: «Никому она не была нужна. Только Ельцину. Он свое получил, а мы, матери, потеряли самое дорогое. То, что никогда и ничем не заменить, – наших сыновей».

Алексея Леуткина помнят в нашем городе. В его честь в школе № 41 открыт музей и установлена мемориальная доска. Но возможно ли этим восполнить все то горе, которое принесла война семье Леуткиных и тысячам других российских семей?..

Александр Александрович Воскобойников

Два братчанина: Алексей Леуткин и Александр Воскобойников – погибли в бою в Аргунском ущелье 15 января 2000 года. Казалось бы, на войне, где служили ребята отовсюду, невозможно было встретиться солдатам из одного маленького сибирского городка. Оказывается, в Чечне и такое было…

Александр Воскобойников родился 13 июня 1980 года в городе Ейске Краснодарского края. В Братск семья Саши приехала в 1990 году, когда мальчик учился в третьем классе. Причиной переезда стала погода на Черноморском побережье. Из-за сырости Александр постоянно болел, в Сибири же состояние его здоровья значительно улучшилось.

С 1990 года по 1995 год семья Воскобойниковых жила в Червянке, одной из деревень, расположенных недалеко от Братска. Мама Саши, Ольга Владимировна, работала поваром в местной столовой, а ее муж, Василий Александрович (отчим будущего бойца), – пожарником. В 1995 году Воскобойниковы переехали в Братск. Ольга Владимировна устроилась гардеробщицей в школе № 45, а Василий Александрович стал работать водителем в автотранспортном предприятии.

Из воспоминаний матери: «Если скажешь Саше не ходить никуда – он будет терпеливо ждать разрешения играть или гулять. А когда ему было пять лет, он настолько отличался своим примерным поведением от остальных мальчишек, что порой мне казалось: он был гораздо старше своих лет.

Мы всегда учили его быть настоящим мужчиной, уметь постоять за себя, но других просто так никогда не обижать. С шестнадцати до восемнадцати лет он даже занимался кикбоксингом.

В школе же мой сын учился довольно хорошо, но не отличался особой прилежностью».

Самыми интересными предметами для послушного и сильного Саши стали история, география и биология. Александр много читал. Из-за его сильного увлечения армией, боевыми искусствами и историческими сражениями «Война и мир» Л. Н. Толстого стала у него любимой книгой.

Окончив 8 классов в 1995 году, Саша решил уйти из школы. Он поступил в учебный комбинат на специальность автослесаря, где проучился всего несколько дней. Воскобойников не видел смысла в дальнейшем получении образования, поэтому решил работать водителем вместе с отчимом в АТП-2.

И вот настал 1998 год. Александру скоро 18. Перед ним стоит выбор: идти в армию или воспользоваться связями родителей, чтобы «откосить». Но Саша твердо решил служить. Он планировал связать свою будущую жизнь с армией, хотел стать военным.

Выбор Александра пойти в армию и в дальнейшем связать свою жизнь именно с военным делом можно объяснить не только его патриотизмом и желанием стать настоящим мужчиной, но и тем, что на момент его совершеннолетия в российской экономике наступил дефолт. Пришли времена, когда простому молодому парню было трудно найти работу, может, именно поэтому многие и были рады уйти в армию.

14 июня 1998 года, на следующий же день после своего совершеннолетия, Александр отправляется служить – отдавать свой долг Отечеству.

Из воспоминаний матери: «Сашка всегда говорил: „Я буду настоящим мужиком, если пойду в армию!“ Мы все были абсолютно спокойны, когда провожали его служить. Мы даже радовались этому. О войне в Чечне я знала, но совсем не думала, что Сашку могут туда отправить. Горцы ведь так далеко от нас!»

Служба у Александра проходила спокойно, ровно, как он писал, «нормально». Ольга Владимировна сильно не переживала, потому что Саша довольно часто писал. Он хорошо знал армейские порядки, поэтому дедовщина его не коснулась. Конечно, он скучал по дому, но в армии ему было тоже неплохо. После возвращения из Кубани в 1999 году Ольга Владимировна получила от Саши очередное письмо, которое не предвещало ничего плохого…

Письмо Александра Воскобойникова:

«Привет из Бурятии!

Здравствуйте, дорогие папа, мама, Люба и братик Димка. С большим приветом ваш Сурик. Служба у меня идет нормально, только домой охота – караул. Еще немного осталось, уже домой готовлюсь, собираю все помаленьку. Ужас закончился три дня назад, полевой выход, жили в палатках. Учения были, стреляли, бегали, короче, занимались всякой фигней. Ну вы как все отдохнули в отпуске? Чем сейчас занимаетесь? Напишите, как там на Кубани. Мама, когда вы писать будете письмо, вы фотографии вышлите свежие. Мама, папа, я напишу вам, что мне нужно, вы передайте, если сможете, Витьке всё. Вы встретьте его нормально, он классный пацан» (Дата не указана).

Саша готовился к поездке домой, он был занят обычными для армейской жизни делами, с нетерпением ждал встречи с родными. Кто же знал, что тот самый Витя принесет в дом Воскобойниковых страшную весть? «Саня в Чечню уехал», – всё, что передал знакомый сына Ольге Владимировне.

Из воспоминаний матери: «И ведь поначалу сам он нам не писал о том, что уже в Чечне, не хотел расстраивать. А когда наконец-то признался, у меня истерика началась, я сразу в военкомат побежала, где мне сказали: „Долг Родине надо исполнять!“ Страшно, конечно, страшно мне стало. Что там с ним? Как? С того дня я каждый вечер смотрела все новости и очень внимательно слушала о событиях в Чечне».

Решение Александра служить в Чечне сильно повлияло на состояние Ольги Владимировны и всех членов ее семьи. Каждый переживал за Сашу по-своему. Особенно тяжело было Димке и Любе, младшим детям Воскобойниковых, которые очень ждали возвращения Александра домой.

Из письма Александра Воскобойникова:

«Привет из Чечни!…Мама, вы спрашиваете, как я сюда попал. Я же написал, что наш полк отправили сюда, нашего мнения не спрашивали. Вы сильно не переживайте за меня, мы этих ваххабитов мочим в путь, они такие же люди, как и все остальные. Наш полк чеченцы называют „звери“. Нас на камеру снимали, когда мы брали Урус-Мартан. По радио передают, что Урус-Мартан будут сегодня брать, а мы два дня его уже бомбим, короче, врут.

Сейчас мы стоим около Грозного, федералы взяли город в кольцо, сейчас перемирие» (Дата не указана).

По событиям, которые описывает Александр, можно заключить, что это был декабрь 1999 года. По словам Саши, СМИ лгут о датах захвата Урус-Мартана, что можно объяснить тем, что телевидение, радио и пресса боялись говорить о победах до тех пор, пока они не были подтверждены специальными органами. Но ведь главная цель СМИ – рассказать людям о последних новостях, может, именно поэтому день захвата очередного села, города или точки «переносился» на другое время.

В строках, написанных Александром матери, нетрудно заметить его агрессивность и злобу по отношению к боевикам. Воскобойников не зря служил в полку, название которому чеченцы дали «Зверь».

Уже 15 января 2000 года Александр погиб. Четыре дня его тело не могли вынести с поля боя из-за постоянных обстрелов в Аргунском ущелье. Только в ночь с 19 на 20 января российским солдатам удалось это сделать. Мать о смерти сына узнала только 28 января.

Из воспоминаний матери: «И за что нам такое наказание? Я долго не могла поверить в его смерть. Любашка, Димка, его сестренка и братик, очень переживали. Всем было тяжело. Но надо было жить дальше… Вот и живем. А Санька всё равно с нами, в наших сердцах. А похоронили мы солдата 1 февраля 2000 года».

За время службы в Чечне Александр Воскобойников был удостоен звания сержанта и был награжден медалью Суворова. Но стоила ли эта награда жизни молодого и жизнерадостного парня?..

Рабоче-крестьянская армия…

«Они пришли и сломали всё», – так о русских солдатах говорила Лида Зафар, чеченка, которая сейчас живет в США.

После встреч с матерями, чьи слезы по погибшим в Чечне сыновьям не смогло осушить ни одно выраженное Б. Н. Ельциным соболезнование, я поняла, что мы, русские, войной в Ичкерии «сломали» многое не только в горах Кавказа.

160 тысяч человек погибли в результате двух чеченских «кампаний». А ведь у каждого не вернувшегося домой солдата была мечта, планы на будущее. Кто знает, если бы не было этой «необъявленной» войны, то, наверное, Алексей Леуткин стал бы высококвалифицированным врачом, которому без опаски можно бы было доверить свою жизнь, Сергей Козлов смог бы всё-таки купить себе саксофон и радовать игрой маму, а Виктор Капитанов и Александр Воскобойников стали бы настоящими защитниками Отечества и врагами преступников, Дмитрий Бурнин дарил бы людям свет своей доброй души, стал бы прекрасным мужем и отцом…

Анализируя письма солдат, рассказы их матерей и исторические документы, можно выделить четыре основные причины, по которым ребята оказались в Чечне:

• тяжелая экономическая ситуация в стране: рискуя собой, контрактник мог прокормить семью;
• прохождение срочной службы («Наше мнение не спрашивали», как писал маме Саша Воскобойников); призывники, военные врачи – все те, кто давал присягу, были вынуждены проходить службу в «горячей точке»;
• бегство от дедовщины;
• чувство патриотизма, желание отличиться: некоторым хотелось, как и младшему брату погибшего Виктора Капитанова, Константину, «вернуться домой с медалями».

Страшно становится, как представишь, что совсем еще юных, не готовых ни психологически, ни физически к боевым действиям солдат бросали в пекло сражаться с опытными боевиками.

Живя в условиях войны, зная, что пуля может поразить тебя в любую минуту, многие молодые ребята, чья психика не была готова к тем потрясениям, которые им пришлось пережить, становились озлобленными по отношению к врагу. А ведь большинство этих «врагов» были просто гражданами одной страны – России.

Но были в Чечне и те, кто, как Дмитрий Бурнин и Алексей Леуткин, ощущали себя «оккупантами» на чужой территории. Такие солдаты понимали, сколько горя они принесли мирным жителям, поэтому сохраняли чувство сострадания по отношению к чеченцам, которые не принимали участия в военных действиях. «Сразу успокаиваю: мирных жителей еще никого не убили», – писал Алексей Леуткин.

Российские солдаты неодинаково вели себя на войне, поэтому назвать их всех варварами нельзя, так же как и нельзя считать, что все они в Чечне проявляли гуманность и благородство по отношению к «противнику».

Многие из них считали себя патриотами. Сергей Козлов, который из-за сильной близорукости правого глаза был не годен к военной службе, сам настоял на том, чтобы его взяли в армию. «Приказ есть приказ, его не обсуждают», – говорил он матери. Пройдя службу в армии, испытав на себе унижение дедовщины, оказавшись в самом пекле, кто-то из них изменил свои взгляды на происходящее в стране.

Всех военнослужащих объединяло желание скорее оказаться дома. Ни один солдат из Братска не писал о победном исходе войны – все ребята считали дни до конца их «командировки». Непонимание того, что происходит, кто какие интересы имеет в Чечне, непоследовательность приказов вызывали у некоторых солдат негативное отношение к тем, от кого зависит их пребывание в Ичкерии. «Если этим маразматикам ничего не взбредет в голову, то дома буду уже к маю», – надеялся Дмитрий Бурнин.

Работа над темой убедила меня в том, что наша армия стала «рабоче-крестьянской». Те, у кого не было «связей», чьи родители и сыновья считали военную службу обязанностью каждого, и оказались в Чечне.

* * *

Страшным испытанием для матерей (и всех близких) было отсутствие информации в то время, когда сыновья воевали в Чечне. Все письма вначале приходили в Ангарск, а затем уже пересылались родителям. «Они же были в командировке, именно так нам, матерям, говорили», – рассказывает Галина Петровна Козлова.

Ужасным горем стало известие о смерти сыновей, сама встреча их дома. Еще более страшным испытанием для матерей стала жизнь после того, как они похоронили своих детей. Продолжать жить – это свидетельство постоянного проявления воли, мужества и терпения. О многом говорит тот факт, что матери три года после ухода сыновей не могли надевать цветные платья.

Им пришлось столкнуться с равнодушием тех, кто отправлял телеграммы с извещением о гибели бойцов. Работники военкоматов часто оставались в стороне от горя матерей и отцов.

«Я была одна дома, когда мне принесли телеграмму о смерти сына.

Звонок в дверь. Я открываю. «Вам телеграмма, распишитесь». Что за телеграмма? Родственников у меня дальних нет… Я расписалась, взяла телеграмму. Открыла ее… и как закричу! Весь подъезд слышал мой вопль. А она вручила телеграмму и ушла…» – говорит Галина Петровна.

Поражает равнодушие к горю женщин «властей» на местах и руководителей предприятий, где они работали. Галине Петровне Козловой нечем было помянуть сына на 40 день после его смерти: ей не выдали зарплату за несколько месяцев, ее еще и сократили на работе. «Как живу? … В 90-е годы меня сократили. Никаких поблажек не было для меня. С Вихоревки такая „счастливая“ мать была я одна!» – с иронией и со слезами на глазах вспоминает она.

С той же горькой иронией некоторые из матерей замечают, что они еще по сравнению с другими находятся в лучшем положении: их сыновья «опознаны», похоронены на родной земле. «Захаровы похоронены под колышком, под номерком, в Москве, а мне-то ведь привезли домой», – со слезами говорит мать погибшего Сергея Козлова.

Матери верят в то, что смерть их сыновей не была напрасной. По словам Ольги Владимировны Воскобойниковой, Людмилы Капитоновны Леуткиной и Галины Петровны Козловой, когда их сыновей отправляли в Чечню, эта война казалась им страшной, но не бессмысленной: нужно было сохранить единство страны.

Но в то же время ни одна из них не может согласиться с тем, что уничтожение мирных жителей и молодых солдат, разрушение городов и сел может быть залогом будущей благополучной жизни.

Смена власти, тяжелое экономическое и политическое положение в стране, проводы сына в Чечню, получение телеграммы о том, что он больше не вернется… Тысячам русских матерей пришлось пережить все это в 90-е годы. Десять лет… Сколько горя принесли им эти десять лет…

«Хотя и говорят, что время лечит, но нет… Сейчас не так остро ощущаешь боль, но душа до сих пор болит», – говорит Галина Петровна.

Происходившее в Чечне стало настоящей трагедией для России. Две войны, начиная с 1994 года, принесли стране, ее народу одни лишь потери и страдания.