Ученицы школы п. Первомайский Сысольского района Республики Коми
Научный руководитель: Т. А. Попкова
О замысле работы и авторах воспоминаний
Несколько лет подряд мы, две одноклассницы, посещали школьное краеведческое объединение «Ожинка». И всегда рядом с нами была Тамара Александровна Попкова.
Нам всегда хотелось узнать, откуда у Тамары Александровны такой интерес к истории репрессий, откуда она родом, каковы ее корни. Понадобилось несколько вечеров, чтобы записать рассказ Тамары Александровны, фрагменты которого мы будем цитировать в нашей работе.
«Я родилась в 1950 году, на лесоучастке «206-ой квартал», которого давно нет на карте. Детство мое прошло в поселке лесозаготовителей, на юге Прилузского района Республики Коми. В семье было семеро детей. Отец, Александр Иванович Ичёткин, прошел дорогами войны до Берлина, расписался на Бранденбургских воротах, и я горжусь этим. Вернувшись на родину в 1946 году, стал работать мастером леса. На одном из участков он познакомился с моей мамой; в Лихачёвке, его родной деревне, сыграли свадьбу. Через год на 173-м квартале родилась старшая сестра, Людмила, а после рождения третьего ребенка семья обосновалась в поселке Ваймос, где отец работал начальником лесопункта. Надо сказать, недолго.
5 марта 1953 года умер Сталин. В стране объявили траур, а 25 марта у мамы был день рождения, ей исполнилось 28 лет. Как это водится, друзья и родственники родителей за столом пели любимые песни «По Дону гуляет казак молодой», «Распрягайте, хлопцы, коней…» Но момент оказался больно уж неподходящий: в стране великий траур, а тут песни хором. И что вы думаете? Кто-то из «доброхотов» (кстати, и фамилия его известна) позвонил в райком партии, и отца сняли с работы, отправили в соседнюю деревню «на исправление» – зампредом колхоза и секретарем парткома. Неважно, что в октябре того же года в его семье родился четвертый ребенок. В течение нескольких лет мы виделись с отцом только во время выходных или по случаю.
Сначала мы жили в бараке. Длинный такой, разделенный на две половины, в середине коридор, по сторонам которого шесть, а может, восемь комнат. Одну из них занимала наша семья, в других жил самый разномастный люд: бывшие трудпоселенцы, бывшие военнопленные, вербованные, приехавшие по оргнабору на заработки, местные жители. Но тогда, конечно, для меня эти люди не разделялись на категории, как-то все одинаково жили, да и разве в детстве задумываешься о таких вещах. Позднее мы жили в рубленом доме уже на две семьи, пока не построили в 1960 году собственный дом. Хочу, чтобы вы обратили внимание на эту особенность: «бывших» не только с одного участка на другой постоянно перебрасывали, но даже в масштабах одного поселка семьи постоянно перекидывали с места на место. Думаю, это делалось для того, чтобы люди не имели ощущения стабильности, постоянства.
Я из семьи репрессированных поволжских немцев. Мою маму, Эльзу Александровну Лох, в 1930 году выслали вместе с родителями в Коми. Мама никогда не рассказывала о событиях того трагического времени. Об этом я узнала лишь со слов моей бабушки, Альвины Филипповны. Хорошо помню тот вечер (это было в начале 1970-ых годов), когда мы после ужина засиделись за чаем, и почему-то бабушка решила рассказать, как раскулачивали семью, как везли из родного дома, как разрывалось сердце из-за маленьких детей… Этот разговор с бабушкой стал тогда для меня настоящим откровением. Вопросы следовали один за другим: «Какой была семья до высылки? В каких спецпоселках жили? Как выжили в тех нечеловеческих условиях?».»
Постепенно из рассказа Тамары Александровны перед нами возникали страницы жизни большого немецкого семейства Лох из поволжского села Орловское. Мы понимали, что это только канва той работы, которую задумали написать, и все же мы поставили перед собой цель восстановить, по возможности, недостающие звенья семейной биографии, собрать «осколки семейной памяти».
«Die Heimat»
Село Орловское сейчас находится в Саратовской области. Бывшая немецкая колония Екатериненштадтской волости Самарской губернии была основана 7 июня 1767 года бароном Борегардом. В 1872 году в Орловском проживало 284 семьи, в середине XIX века – почти 2,5 тысячи человека, а в начале XX века в селе насчитывалось уже 6 192 человека. Как видим, это было большое поселение, в котором жили российские немцы.
Альвина Филипповна Ритчер, бабушка Тамары Александровны, родилась 20 января 1902 года, получила начальное образование в одной из школ села. Вскоре она стала женой Александра Лоха, который был на 16 лет старше ее, но это не помешало их счастливой супружеской жизни, которая продолжалась до 1930 года. С фотографии той поры смотрит на нас мужчина средних лет, в строгом костюме, белоснежной рубашке с отложным воротником, с закрученными вверх усами. Тамара Александровна вспоминает свои детские впечатления от этой фотографии: ей, родившейся через 18 лет после смерти деда, он казался человеком из другой жизни, о которой она мало что знала.
Как раскулачили семью
Тамара Александровна продолжает рассказ:
«Ликвидация кулачества как класса» семью обойти не могла. Судите сами: «кулаки-кровопийцы» имеют трактор, другую сельхозтехнику, во дворе верблюды, разная птица водится; кроме надельной, имеют землю в частной собственности на хуторе. И неудивительно, братья Лох и их женатые сыновья (их было пятеро) сообща вели хозяйство, с утра до ночи работали, спали в борозде, как сами говорили, чтобы вырастить хлеб и выгодно продать его. Да, жили в достатке. Да и кто в немецких кантонах тогда жил по-другому?».
Вот только к какой категории кулаков их отнесли – первой или второй – установить трудно, факт заключается в том, что их выслали в отдаленные районы страны. Конфискованное имущество передавалось в фонды колхозов, деньги сдавались на хранение в финансовые органы, каждой семье с собой в дорогу можно было взять не более 500 рублей.
В 1930 году Васе Лоху было одиннадцать лет. Он навсегда запомнил, как распродавали имущество семьи. В течение трех дней, как на аукционе, проходили торги: кто больше даст за кулацкое добро.
Из письма В. И. Лоха: «16 февраля 1930 года, это было воскресенье, к нам приехали. Приказали собраться вместе, объявили, что нас высылают. На сборы дали один час».
Только плотницкий инструмент с собой захватили, и постельное белье (две-три смены полагалось), посуду и одежду, а бабушка Альвина в один из узлов положила Библию в черном переплете, которую бережно хранила всю жизнь.
16 февраля 1930 года 25 человек, взрослых и детей, отправили на железнодорожную станцию в Покровске (ныне город Энгельс Саратовской области). Поклажу и детей везли на подводах, следом пешком шли взрослые.
В пути задохнулась шестимесячная Зельма. Родственникам не разрешили ее похоронить. Ребенка забрали. Андрей Иванович и его жена Эмма Андреевна, родители Зельмы, в дороге потеряли и старшую дочь Марту, которой было всего три года. Когда прибыли на сборный пункт, сопровождавшие сдали семью оперуполномоченным отдела ОГПУ.
В Покровском неделю жили в большом школьном зале, где скопилось огромное количество таких же несчастных людей, ждавших своей участи. Шла проверка документов, имущества, формировался эшелон. Наконец, загрузили, по словам Василия Ивановича, в «телячьи» вагоны.
Эшелоны идут на Север
Мы представляем, как тащится по необъятным просторам России один из таких эшелонов. Почти двадцать дней кошмарной дороги. Как перенесли ее дети и взрослые – нет деталей в семейных воспоминаниях, поэтому мы решили обратиться к документам той поры. В инструкции органам транспортного отдела ОГПУ подчеркивалось, что эшелон должен состоять из 44 вагонов-теплушек для раскулаченных, 8 товарных – для имущества выселяемых и один – для конвоя. В каждом вагоне должно было размещаться по 40 человек. Все регламентировано: два ведра – под кипяток, одно – для естественных надобностей, три фонаря, одна печь. Эшелон сопровождают 13 охранников, которые обязаны были стрелять без предупреждения в случае побега. Двери вагона должны быть закрыты, и только во время движения эшелона разрешалось открывать их на 5-6 вершков (это 20–30 сантиметров) для притока воздуха.
Читаем мартиролог «Покаяние» и удивляемся обилию цифр, планов, документов с грифом «Совершенно секретно», принятых различными органами власти. Все было рассчитано в постановлениях и приказах: сколько тысяч семей необходимо направить в Северный край, сколько в Сибирь, Казахстан. Указаны и сроки доставки – от 6 до 16 суток, в зависимости от места выселения, но не более одного месяца. Всего за февраль-март 1930 года должны были перевезти 142 тысячи семейств, или 710 тысяч человек. Для этого понадобится 404 эшелона по 1760 человек в каждом. В пути умирали дети от недостатка питания, старики от тоски и холода. Семья Лох в дороге потеряла четверых детей, двое из них – малолетние сыновья Альвины Филипповны.
В пересыльном лагере Макариха
«Где-то 13 марта, – вспоминает Василий Иванович Лох, родственник Тамары Александровны, – мы приехали в Котлас. Нас встретили холод и метель. На берегу реки стояли четыре больших амбара с трехъярусными нарами. На полу полно лошадиного навоза. Нашей семье выделили одни нары, на которых мы жили неделю».
Амбары на берегу Северной Двины, как мы выяснили, – это бывшие конюшни для солдатских лошадей. После кошмарной дороги немцы, голодные, изможденные, и в этой ситуации остались верны себе – выгребли навоз, лишь после этого устроились на ночлег.
В одном из сборников победителей конкурса исследовательских работ старшеклассников нам запомнилось исследование ребят из Котласа о пересыльном лагере Макариха, который находился в нескольких километрах от городаКак наших дедов забирали…: Российские школьники о терроре 30-х годов: Сб. работ победителей Всерос. конкурса ист. исслед. работ старшеклассников «Человек в истории. Россия – ХХ век». – М.: РОССПЭН, 2007. – С. 316-320.. Этот лагерь строили для вновь прибывающих сами раскулаченные. Как вспоминают очевидцы, строительство началось вблизи кладбища Макариха. Примитивные бараки выглядели как большие шалаши:
«Стропила почти до земли, сверху матица, затем обрешетка, которую покрывали лапами ели и сосны. Пола не было. В каждом бараке – две печки-железки, которые непрерывно топили дежурные».
Макариха 1930 года была местом, где находились десятки тысяч раскулаченных спецпереселенцев. Вот письмо от обитателей барака № 47, отправленное в Москву на имя М. И. Калинина:
«Мы никогда не раздеваемся. Хлеба дают 300 граммов. Кипятка нет совсем. Бараки все обвалены дерьмом. Народ мрет»Там же..
Мы познакомились с несколькими подобными письмами и не можем не процитировать еще одно письмо, посланное спецпереселенцами председателю ВЦИК из Макарихи: «От имени невинных младенцев, их несчастных матерей и отцов, от имени седовласых старцев прошу обратить внимание на лагерь спецпереселенцев близ города Котласа. Вот картина такого лагеря. Сотни две бараков, крытые соломой и землей, в лагере поселенцев десятки тысяч людей всех возрастов. В каждом бараке ютится по двести с лишним душ. Теснота ужасная. Люди кутаются в одежды, стирать не в чем, людей заедают паразиты. На кладбище каждый день хоронят по несколько человек».
К 28 марта 1930 года в Котлас прибыло уже 26 эшелонов, которые доставили 45 937 человек. Сюда прибывали целые семьи, состоящие из нетрудоспособных: это были престарелые (по 80-90 лет), были калеки и, конечно, дети. Хотим сказать о нормах питания, которые были установлены для лиц данной категории. Об этом мы прочитали в отчете проверяющей комиссии:
«Для питания кулацких семей установлена голодная норма в 1300 калорий. По данным крайздравотдела, это такая норма, при которой человек живет и медленно проедает запас жиров в своем собственном теле. При какой-либо работе эта норма явно недостаточная. Снижение, безусловно, ускорит процесс общего истощения. Детская норма в поселениях кулаков установлена в 1300 калорий»Из докладной записки ПП ОГПУ по Северному краю руководству ОГПУ об итогах приема и расселения кулацких семей в крае по состоянию на 28 марта 1930 года // Мартиролог «Покаяние». Т. 4, Ч. 1. – Сыктывкар, 2001. – С. 166..
Через неделю пребывания в Котласе нетрудоспособных членов семьи Лох отправили в Сольвычегодск. Мужчин оставили в Макарихе для строительства бараков. Сольвычегодск в своих воспоминаниях часто называла бабушка Альвина. Два с половиной месяца дети и женщины жили в церкви, которую называли «21-ый барак». Церковь находилась около пристани. Они могли наблюдать, как вверх по Вычегде катера тянули баржи с людьми. Это были такие же ссыльные, которые направлялись еще дальше, на Север.
В Сольвычегодске еще до революции отбывал ссылку Сталин, главный режиссер чудовищного эксперимента над невинными людьми. Конечно, никто из героев нашего исследования об этом знать не мог.
Уже был июнь, лето, и вдруг этап отправили назад. Василий Иванович вспоминает:
«Нас долго не тревожили. Когда подошла наша очередь, всех жителей 21-го барака отвезли в Котлас, погрузили в вагоны. Мы все обрадовались, думали, что домой везут. Так нас довезли до станции Опарино».
«Я все помню, как это было, и передать это важно…»
Еще неделю ссыльные, это были в основном немцы из разных кантонов Поволжской республики, жили под открытым небом недалеко от узловой станции. «Потом на подводах нас довезли до села Верхолузье. Здесь мы жили с июня по октябрь, здесь потеряли еще четырех детей», – вспоминает Василий Иванович. Дело в том, что вместе с мужчинами отправили всех трудоспособных женщин на лесоучасток, который находился в 23 километрах от села. Здесь они валили лес, корчевали, возводили бараки, так как надо было успеть до заморозков построить бараки. Детей поручили Ивану Андреевичу и Марии Андреевне. От недоедания и отсутствия материнского внимания они умирали. Местные жители, особенно коми женщины, с состраданием относились к переселенцам, подкармливали их картошкой и хлебом, паренчой (сушеной галанкой и морковью), но это не спасало детей от болезней и голодной смерти.
Василий Иванович продолжает: «В конце октября нас погрузили на лодку: двух сестренок, бабушку Марию. Дед Иван с вещами на плоту плыл за нами. Куда плывем, никто не знал. Кругом лес, тайга, и вдруг показалась деревня. Мы взяли свои пожитки, опрокинули лодку, пошли к людям. Постучали в первый дом, нам открыли, приняли, покормили. Когда утром спустились к Лузе, по ней вовсю шел лед. Вместе с льдинами плыли целый день. К вечеру увидели домик в лесу. Остановились, зашли, а там полно людей. Тесно, кто стоит, кто сидит, но нас все равно приняли. Хозяина дома звали Данила. Здесь мы и заночевали. Утром лодка вмерзла в лед, ее вырубали топором, поплыли дальше».
Как они поняли, где надо остановиться, чтобы попасть в спецпоселок, построенный родными за четыре месяца, одному Богу известно. Василий взял на плечи пятилетнюю Эльзу, впереди шла Эрика с мешком за плечами (ей было семь лет). Под вечер тропинка раздвоилась. Куда идти? Хорошо, что отец Эрики и Эльзы, откуда-то узнав об их приезде, вышел встречать. Так все члены семьи, наконец, воссоединились. Началась жизнь в спецпоселке № 8 – его чаще называли Немецким.
В спецпоселках Прилузья
Основным занятием раскулаченных первоначально должно было стать сельское хозяйство, с уклоном на животноводство. В свободное от сельхозработы время спецпереселенцы должны были заниматься лесозаготовками и сплавом. В Коми автономной области большинство высланных – 75% – занимались заготовкой леса, 10% были заняты в промышленности, 15% – в сельском хозяйствеТрудовое использование спецпереселенцев // Мартиролог «Покаяние». Т. 4, Ч. 1. – Сыктывкар, 2001. – С. 79..
По положению, в спецпоселках расселялось не более 120 семей. Дома в них строились примитивные, стандартные – барачного типа. Первые шесть месяцев переселенцы должны были заниматься строительством бараков, зарплату они не получали. Минимальное питание организовывалось через государственную ссуду. Вообще, удивляет обилие самых различных документов, связанных с организацией спецпоселков, в частности, в Северном крае. Это акты проверок специально созданных комиссий, особенно в 1931 году, затем в 1933 году – из-за высокой смертности в них.
Сначала спецпоселки находились в ведении Наркомата земледелия, а в мае 1931 года все материальные фонды, хозяйственная организация и административное управление были переданы ОГПУ. 25 октября 1931 года начальник ГУЛАГа ОГПУ подписал временное положение о правах и обязанностях спецпоселков. Нас в первую очередь интересовали права, которые получили спецпоселенцы.
Оказывается, они имели право на полное восстановление в гражданских правах через пять лет со дня прибытия в спецпоселок. Избирательное право члены семьи Лох действительно получат в 1935 году, но права выезда из мест поселения им не вернут. Раскулаченным была разрешена переписка. Они могли заключать браки с вольными гражданами, но их правовое положение от этого не менялось. Кстати, такие браки были достаточно распространены в спецпоселках Прилузья. Примером этого является семья Тамары Александровны. Трудоспособным спецпоселенцам полагалась зарплата, как и сезонным рабочим. Однако из нее вычитали сначала 25%, потом 15%, наконец снизили до 5%, которые шли на содержание спецкомендатуры.
В Прилузском районе, самом южном в Республике Коми, было организовано пять спецпоселков. Все они носили порядковые номера – 0, 3, 6, 8, 31 – и были расположены вдоль берегов Лузы. Восьмой спецпоселок состоял в основном из немцев Поволжья, поэтому к порядковому номеру обычно добавляли слово «Немецкий». В спецпоселки Прилузья в 1930 году было направлено более трех тысяч раскулаченных.
В очень тяжелом положении находились старики, дети и инвалиды, так называемое нетрудоспособное население поселков. Из докладной записки на имя секретаря Коми Обкома партии от 29.03.1933 года мы узнали, как менялись нормы хлеба на нетрудоспособных: сначала 300 граммов в сутки, затем – 210 г и, наконец, 165 г.Докладная записка Председателя правления Облпотребсоюза Секретарю Обкома ВКП(б) о состоянии питания спецпереселенцев в спецпоселках Сыктывдинского района // Мартиролог «Покаяние». Т.4, Ч.1. С. 448-450. Теперь понятно, почему была такая высокая смертность. Жители отказывались от печеного хлеба, брали муку, из нее делали болтанку, добавляли березовую кору, веточный корм. Вася Лох по три раза в день бегал в лес: бабушка Мария примешивала ягоды, и это помогало выжить.
Нам важно было разобраться в таких понятиях, как «спецпоселенцы» и «трудпоселенцы», «спецпоселки» и «трудпоселки». Оказывается, раскулаченные и насильственно высланные в отдаленные регионы СССР крестьянские семьи с 1930 до апреля 1933 года назывались спецпереселенцами, а места их проживания – спецпоселками; с 1933 по 1944 год они назывались трудпоселенцами, места их проживания – трудпоселками; с марта 1944 по 1954 год – спецпоселенцами категории «бывших кулаков».cuban.orthodoxy.ru/staniza2/M2.htm
История про торгсин, Красный Крест и спасенную от голода жизнь
Голод 1932-1933 годов, по разным источникам, унес от 5 до 7 миллионов человек. Он охватил почти все регионы страны и был спровоцирован насильственной коллективизацией. В спецпоселках смертность была исключительно высокой. В тот 1932 год семья Лох понесла большие утраты.
Рассказывает Тамара Александровна: «В 1932 году один за другим умерли Иван Андреевич (17 февраля) и мой дед, Александр Андреевич (21 ноября). Незадолго до смерти он продиктовал адрес немца-хозяина, у которого работал, находясь в плену во время войны. Чтобы спасти от голода оставшихся детей, бабушка отправила в Германию письмо. Из Германии пришел ответ, в котором был адрес Международного Красного Креста, а кроме этого бывший хозяин деда прислал марки. На тридцать марок бабушка купила в Торгсине муку, крупы, сахар, подсолнечное масло, керосин. Это спасло ее, мою маму и тетю от голодной смерти».
Мы никогда не слышали о торгсине, поэтому снова заглянули в интернет, чтобы найти нужную информацию. Оказывается, была такая Всесоюзная организация по торговле с иностранцами (Торговый синдикат). Торгсины действовали в СССР с мая 1931 по февраль 1936 года. Они были созданы для того, чтобы «выкачать» валюту, драгоценности, антиквариат из населения, прежде всего, из иностранцев. С 1932 года в магазинах Торгсина могли отовариваться не только иностранцы, но и простые граждане, в том числе спецпоселенцы.
Но история с марками и Торгсином на этом не закончилась. Тамара Александровна продолжает:
«К бабушке Альвине стали приходить знакомые за адресом из Германии. Многие написали в Красный Крест. Жители поселка стали получать посылки от различных благотворительных организаций, и не только из Германии. Это не могло не насторожить коменданта. Однажды в Немецкий поселок приехали «уполномоченные» в штатском, стали допрашивать тех, кто активно писал письма с просьбой о помощи, часто получал переводы и посылки. Их забрали, больше в поселок никто из них не вернулся. Почему не тронули бабушку? Думаю, что ее запугали, возможно, заставили написать письмо в Германию, примерно такого содержания, какое я прочитала в одном из документов мартиролога «Покаяние».
Это протокол общего собрания от 5 апреля 1935 года трудпоселенцев поселка Ветью о помощи, получаемой отдельными членами артели из-за границыМартиролог «Покаяние». Т. 4, Ч. 1. – Сыктывкар, 2001. – С. 669..
«5 апреля 1935 г.
Председатель: Челноков
Секретарь: Иванова
СЛУШАЛИ: О помощи, получаемой отдельными членами артели из-за границы.
РЕЗОЛЮЦИЯ: Мы, рабочие и служащие поселка Ветью… считаем такую подачку позором для нашего поселка, учитывая, что продуктами питания наши рабочие обеспечены вполне удовлетворительно – на базе широкой свободной советской торговли и бурного роста продуктов широкого потребления, а также на базе повышения квалификации рядовых рабочих и служащих – заработная плата прошлых лет увеличена в два раза.
На основе этого ПОСТАНОВЛЯЕМ: Впредь единогласно отказываемся из заграницы получать помощь, считая как ненужную, навязанную подачку эксплуататорами иностранных государств, и изъявляем добровольное согласие все поступающие переводы в наш поселок из заграницы переводить в пользу обороны страны СССР, в чем и расписуемся (подписи)».
Мы познакомились со справками НКВД по Коми области за апрель и июнь 1935 годаСпецсправка №2465/4 Управления НКВД по Коми области о вскрытых контрреволюционных группах среди высланного кулачества и их связях с заграницей от 22 апреля 1935 года // Мартиролог «Покаяние». Т. 4, Ч. 1. – Сыктывкар, 2001. – С. 663.. В них идет речь о немцах-трудпоселенцах, которые, якобы, сотрудничают с заграницей и получают валюту, многочисленные посылки. В чем обвинялись ссыльные немцы? В том, что писали о принудительном труде, о голоде, о смерти детей. Их подозревали в связях с фашистскими и антисоветскими организациями за рубежом. В качестве примера в справке приведены фрагменты из писем, в частности, обвиняемого Меркеля: «Мы, немцы, высланные на Север, работаем в лесу, голодаем, едим траву, опухли с голоду и просим выслать нам помощь». Ни одного слова неправды не видно в этих словах. Всё, как было на самом деле. Возможно, немец Меркель – один из тех, кто воспользовался адресом бабушки Альвины, ведь он тоже был из восьмого спецпоселка, как установили мы по спискам реабилитированных из мартиролога «Покаяние».
Сын спецпоселка
В 1931 году Василий Лох начал учиться. «Школы не было, мы занимались в углу барака. Первую учительницу звали Мария Андреевна, она читала нам книги на уроках. В 1933 году в 8-ом поселке построили клуб, в нем разместили и школу».
22 октября 1938 года СНК СССР принял постановление о том, что дети трудпоселенцев при достижении шестнадцатилетнего возраста освобождаются из трудпоселков. Они получали паспорта, если «лично ничем не опорочены».
Василий Лох в 1938 году оказался в Визинге. Здесь были учительские курсы, которые готовили учителей начальных классов. Но работать в обычных школах ему, спецпереселенцу, было нельзя. Он преподавал детям спецпереселенцев.
Дочери Альвины Филипповны учились в спецпоселковой школе. Эрика закончила только начальную школу и сразу после нее начала работать. А младшая, Эльза, получила семилетнее образование. Однако осуществить свою мечту – стать фельдшером – ей помешала война.
Война
Этот период жизни члены семьи Лох вспоминают с тяжелым чувством: непосильный труд и голод, враждебное отношение представителей других национальностей.
Василий Иванович Лох не сразу был мобилизован в трудармию. До середины 1942 года он работал учителем начальных классов в поселке Веж Корткеросского района. Он вспоминает:
«26 августа я был мобилизован по военспецзаказу. Делали хомуты, приклады для автоматов, для которых приходилось корчевать березы. В сорокаградусный мороз, чтобы их выкорчевать, жгли костры. Отозван из трудармии был в октябре 1944 года».
Это был нечеловеческий труд, с шести часов утра до девяти-десяти вечера. Кормили очень плохо, на работу водили под конвоем. Отец Василия Ивановича, Иван Иванович Лох (1891 г. р.), так и не вернулся домой, и никто не знает, где его могила. Его брат, Андрей Иванович, вернувшись в Немецкий поселок в 1943 году, вскоре умер от истощения. Он похоронен на спецпоселковом кладбище рядом с родителями. Другой дядя Василия Ивановича, Александр Иванович (1907 г. р.), возвратился домой инвалидом.
А женщины семьи Лох считались мобилизованными в рабочие колонны по месту жительства. Занимались они лесозаготовкой, делали ружболванки (это заготовки для прикладов), валили авиасосну, которая шла на строительство самолетов. Рассказывает Тамара Александровна:
«Бабушка Альвина, вспоминая военные годы, не произносила слова «трудармия». Во всяком случае, это не отразилось в памяти. А вот рассказ о том, как валили лес, особенно зимой, по пояс в снегу, я хорошо помню. Дадут им делянку, на которой лес, как спички, пилят поперечной, а то и лучковой пилой, а кубатуры нет, план не выполняется. Значит, опять голодный паек. Голодали сильно. Весной, чуть растает снег, на колхозном поле выкапывали прошлогоднюю гнилую картошку. Потом из нее лепешки готовили. Они казались такими вкусными, что мама всегда говорила бабушке Альвине: «Вот война кончится, и мы каждый день будем печь пирожки из такой картошки».
Василий Иванович Лох после трудармии в октябре 1944 года был направлен в спецпоселок Емельстан учителем начальных классов.
Дело № 4304 «бывшей кулачки»
Мы держим в руках личное дело № 4304 спецпоселенки Лох Альвины Филипповны. Сверху, в графе «категория учета», крупно выведено: «бывшая кулачка». К такой категории раскулаченные, как мы уже установили, относились с 1944 по 1954 годы. 26 ноября 1948 года российских немцев в очередной раз подвергли репрессии, теперь уже по национальному признаку.
Перед нами одна из грозных расписок, которые имеются в деле № 4304.
«Мне, выселенке, Лох Альвине Филипповне, 1902 года рождения, проживающей на 173-ем квартале Ношульского мехлесопункта, предъявлен Указ Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 года о том, что я выселена на спецпоселение навечно, без права возврата к месту прежнего жительства, и за самовольный выезд или побег с места обязательного поселения буду осуждена на 20 лет каторжных работ».
Расписку «отобрал» оперуполномоченный Прилузского РО МВД 4 января 1949 года. Дрожащей рукой бабушки Альвины выведена фамилия. Ну почему вечное поселение, почему нет права возврата к месту прежнего жительства? А его попросту нет. Нет той республики немцев Поволжья, из которой семья была выселена в 1930 году.
В другой расписке, от 12 ноября 1949 года, которую «отобрал» (так в тексте) комендант Чёрнышского мехлесопункта, зафиксирована обязанность спецпоселенки А. Ф. Лох периодически лично являться на регистрацию
«в место и время, которые мне будут указывать органы МВД. Я предупреждена, что в случае самовольного выезда с места поселения буду привлечена к уголовной ответственности на срок до 10 лет лишения свободы, а за несвоевременную явку на регистрацию подлежу административному взысканию, согласно постановления СНК СССР № 35 от 8 января 1945 года».
В 1954 году повеял ветер перемен. В стране начиналась хрущевская «оттепель». 20 августа 1954 года был подписан приказ МВД СССР за № 00713 об освобождении от спецпоселения бывших раскулаченных и немцев, репрессированных по национальному признаку.
11 октября 1954 года Лох Альвина Филипповна, наконец, получила справку об освобождении от спецпоселения. 24 года, с 1 февраля 1930 года по 11 октября 1954 года, члены этой немецкой семьи находились под жестким прессом государства. А завершилось все так тихо, прозаично: вызвали в спецкомендатуру, вручили справку.
* * *
Наше исследование подошло к концу. Какие чувства мы испытываем? Прежде всего, хочется сказать: «Обидно! Обидно за то, что лучших своих тружеников, умеющих и любящих трудиться, государство обрекло на такие испытания и унижения».
Устные и письменные свидетельства, с которыми мы работали, ранили душу, мы негодовали и возмущались. Перед нами постоянно возникал вопрос: Зачем? К чему такие невероятные жертвы?