Альбина Федоровна Носкова – д. и. н, ведущий научный сотрудник Института славяноведения РАН
Я занимаюсь новейшей историей Польши очень давно, выбрала эту специальность в университете и несмотря на трудности, никогда не пожалела, что занимаюсь этой страной. Я говорю это для того, чтобы вы поняли, что если я буду говорить какие-то критические вещи, то я буду говорить как исследователь. Естественно моя тема жестко связана с фигурой Сталина. Поэтому я хотела бы привести некоторые определения этого человека в годы войны, например Джорджа Кеннана, советника американского посольства в Москве, очень крупного специалиста по внешней политике США на советском направлении: «Хитрый, жесткий деспот, властолюбивый, бесконечно циничный, коварный и чрезвычайно трудный партнер с одной стороны. С другой – политик-реалист, обладавший бездной расчетливости, дьявольским искусством тактика, великим искусством управлять. Один из самых удивительных людей в мире». Я хочу сказать, что в годы войны этот человек был исключительно прагматичным. Он умел считать, а в политике, как в высшей математике, считать надо на много шагов вперед.
1944 год был временем, когда советская сторона решала не только очень крупные оперативные задачи. Это было время, когда СССР приступил к реализации своих геополитических планов. Геополитическая задача Сталина была в том, чтобы обеспечить безопасность страны в послевоенном периоде. Тогда не было атомных бомб и ракетного оружия, поэтому проблемы безопасности во многом связывались с территориальными вопросами. И Сталин еще в 1941 году на встрече с Иденом в Москве определил задачу СССР после разгрома Германии: создать «пояс безопасности» вдоль советских границ. Причем он подчеркивал отсутствие связи этой задачи с общественным устройством этих стран. Но время вносило коррективы во многие посылы Сталина. Единственный, который не изменился – это безопасность.
1944 год – это пересечение Красной армией довоенной советско-польской границы. Что имел Сталин в начале 1944 года? Он имел за плечами величайшие победы Красной армии, и военные вопросы во многом определяли политические действия Сталина. С кем иметь дело в Польше? Этот вопрос был главным, который занимал Сталина до конца 1944 года. Разрыв отношений привел к тому, что еще в 1943 году Черчилль сделала вывод относительно польского правительства: «Это правительство больше в страну не вернется». Проблема, которая разделяла СССР и Польшу– это граница. Советский союз считал правомерным присутствие Западной Украины и Белоруссии в составе СССР. Польша никогда не отказывалась от этих территорий, правомерно считая, что они оказались в составе СССР в результате неспровоцированной агрессии. Но к этому времени стало ясно, что Польша этих территорий не получит. Осознавал это и Миколайчик, глава польского правительства, который в марте 1944 года отправил инструкцию в Польшу, где были такие слова: «Надо так разыграть спор о границе, чтобы вина за его неразрешение легла на Советский союза». Черчилль: «Миколайчик знает, что он ничего не получит, но он не может сказать своему народу этого, поскольку будет ему не нужен».
Польское общественное мнение не смирилось с отторжением восточных территорий. Поэтому позиция Миколайчика по отстаиванию этих территорий корреспондировалась с настроениями в обществе, причем не только в политической элите, но и в населении. Так же корреспондировалась позиции Сталина среди советского народа: воссоединение Западной Украины и Белоруссии считалось восстановлением территории разделенных народов. Хотя территории эти были спорными, и население было смешанным. Сталин готовился к развитию направления передачи власти силам, которые не будут враждебны к Советскому союзу. На рубеже 11943-44 годов обсуждалась проблема организации Польского национального комитета. Идея была рождена не в советском руководстве, эту идею с невероятными усилиями проталкивал командующий Первой пехотной дивизии генерал Берлинг. Он давил на Ванду Василевскую до скандала, принуждая ее пойти к Молотову и убедить его, что надо создавать на территории Советского союза центр, который возьмет власть. В конце концов Василевская пошла к Молотову и в ответ получила: «Вы что там с ума сошли? Время не пришло».
В это время в самой Польше организовалась ПОРП. Но без ведома Москвы был выбран генеральный секретарь (после убийства двух предыдущих) – Владислав Гомулка – человек, как потом оказалось независимых взглядов, твердого характера. Тем не менее, была создана так называемая Крайова Рада Народова – во многом периферийное политическое движение. Оно было слабым, поддерживалось отдельными леворадикальными группировками, но приближение советской армии волею развития событий делало именно эти силы теми, которые могли претендовать на власть.
В результате пребывания Крайовой Рады Народовой в Москве, неоднократных встреч со Сталиным ( записей этих встреч я не обнаружила, я даже сомневаюсь, что они есть, потому что далеко не все записывалось; они опубликованы в 70-е годы в воспоминаниях польских участников) обсуждалась проблема организации именно той структуры, которая выйдет навстречу Красной армии. Иначе получалось: входит Красная армия на польскую территорию и не признает структуры, подчиненные польскому эмигрантскому правительству. Значит, партнера у нее нет, а он нужен. Иначе – оккупационный режим, чего Сталин не мог даже допустить. Эмигрантское правительство не признавали только потому, что понимание национально- государственных интересов этим правительством Польши и понимание советским правительством национально-государственных интересов СССР не совпадало. Польская сторона претендовала на территории Поморья, Данцига, польской Силезии на Западе и границы 1921 года на Востоке. Сталин – на границу сентября 1939 года и границу по Одеру на Западе. Для того, чтобы вы почувствовали, что получала Польша при таком раскладе, скажу: до войны Польша имела выход на Балтику примерно 50 км. После войны по советской программе выход увеличился бы до 500 км, Польша получала приращение к угольному бассейну, месторождение цинка и урановые залежи.
В Москве создан Польский комитет национального освобождения (ПКНО). В него входят отнюдь не только коммунисты, но и людовцы, демократы, то есть самые разные слои политического спектра. Сейчас очень много говорится о том, что ПКНО создавался в кабинете Сталина. Я смотрела документы того ПКНО на рубеже 1943-44 гг – все эти документы Ванда Василевская относила Сталину в кабинет. У нее был прямой телефон в кабинет Сталина. Хочу сказать, что на этих документах правки Сталина носят отдельный стилистический характер, что подтверждает, что они писались поляками: там очень полонизмов.
21 июля в кабинет Сталина пришли Молотов и делегация Крайовой Рады Народовой, и тогда окончательно был согласован текст манифеста и состав этого комитета. Так возникала союзная власть. Когда я смотрю на отношения союзников, а для Англии Польша была существенным союзником, то вижу, что они плохо относились к этой стране, неуважительно, не понимали ее. Хотя польское подполье делало довольно много по линии разведки для англичан.
Созданный комитет располагался в маленьком городе Хелме, недалеко от Люблина. К этому времени состоялись три встречи в Лондоне советского посла Лебедева с председателем Госсовета Польши Грабским, а потом еще и с Миколайчиком. Договориться не смогли: Миколайчик насмерть стоял за границы, а потом, вы знаете, есть подозрение, что ни та, ни другая сторона уже не хотела договариваться.
22 июля красная армия заняла Хелм, Люблин освободили 27 июля, а между этими событиями, 25 числа, эмигрантское правительство приняло решение о восстании в Варшаве.
Недавно вышла очень интересная работа на русском и польском языках «Варшавское восстание в документах советских и польских спецслужб». Интереснейшая книга, которая воссоздает образ этого восстания, несколько отличающийся от того образа, который многие годы существовал в польском общественном мнении. Это чистые документы – показания участников восстания.
Меня радует, что сейчас в польской печати возникла дискуссия о том. что не должны ли участники восстания извиниться перед поляками за гибель 150 тысяч гражданского населения. Этот вопрос поставил участник восстания, генерал, Щчибор-Рыльский. Это вызвало дискуссию в польской печати. «Жечь посполита», одна из основных газет современной Польши, опубликовала отзывы историков. Один отзыв принадлежит Войцеху Рожковскому, который считает, что извиняться не надо, все было правильно. Второй – Мартин Заремба. Его вывод: «С извинением опоздали на 70 лет». А вчера была статья одного очень мною уважаемого польского историка Анджея Фришке на эту тему. Он не затрагивал тему извинений, и я считаю, что бессмысленно пытаться таким образом каяться перед историей. Он поставил принципиально важный вопрос о том, что пора разобраться с мифологизацией этого восстания. Я преклоняюсь перед героизмом варшавян, перед тем, что они жили в ужасных условиях, что судьба их была очень трудной. Но давайте посмотрим на политический замысел этого восстания. А замысел был предельно простым: в геополитическом плане это восстание было направлено против планов Сталина, включить Польшу в сферу советского влияния. План был такой: Советы освободят город, а тут их встретит готовая власть. Может быть, я чего-то не понимаю, но в любом случае в Польше должна была быть власть, дружественная Советскому союзу. И тот, кто хотел сохранить власть, например, румынский король, понял, что надо вывести страну из войны и союза с Германией. Он обратился к одному из руководителей румынской компартии Лукрецию Патрашкану с просьбой найти контакт с Москвой, и такой контакт был организован. И будущий член Политбюро румынской партии Эмиль Боднараш отвез в Москву запись обращения короля к Сталину. В любом случае власть эмигрантского правительства Польши не могла возвратиться.
В марте 1944 года главнокомандующий польских вооруженных сил генерал Казимеж Соснковский отдал приказ: «Вступающим Советам сопротивления не оказывать. Пусть они освобождают нам Польшу от немцев. А потом мы с ними расправимся». И этот приказ в том же марте был на столе у Сталина.
На конференции в Ялте Сталин поставил вопрос об Армии крайовой и получил согласие Рузвельта и Черчилля на фактическое подавление этой армии. Ни одно командование ни одной армии никогда не потерпит в тылу действующей армии вооруженные формировании, не подчиняющиеся командованию этой армии. Доверия не было. И даже тогда, когда соглашались польские командиры, это согласие не удовлетворяло. Уже к концу 1944 года было арестовано и вывезено в СССР около 13 тысяч польских солдат и офицеров. 8 тысяч из них были из Армии крайовой.
Статистика военного времени ненадежная вещь, ею можно манипулировать. Но есть один документ 1950 года – Доклад Молотова Сталину о возвращении из лагерей и поселений польских граждан, интернированных в ходе очистки тыла 1944-45 гг. Он называет цифру 80 тысяч. Из них 32 тысячи – это жители Западных территорий, которые были призваны в Вермахт с этих территорий. 15 тысяч силезских шахтеров, 8тысяч из которых отказались возвращаться в Польшу, назвав себя немцами. Таким образом, за статистикой кроются не всегда понятные, не всегда очевидные нам вещи и не всегда объяснимые действия тех или иных людей.
Трагедия Армии крайовой безусловна. Это была патриотическая организация, но расстановка сил была такова, что эта армия не смогла вписаться в эту раскладку сил. И тут вина только польского эмигрантского правительства. Никто никогда не писал ни в советские, ни в постсоветские времена о том, что восстание не было героическим, патриотическим порывом. Но Армия крайова безусловно не хотела советского присутствия.
В заключении я хотела бы вам прочитать запись, которую сделал 5 мая 1944 года последний командующий Армии крайовой, генерал Окулицкий: «Судьба Польши зависит не от результатов войны между Германией и Англией, а от результатов решающего сражения между Германией и СССР. Между этими двумя партнерами нужно выбирать. Рассчитывать на то, что они оба выдохнутся, а посредине между ними при помощи Англии возникнет Польша – детская фантазия. Выбор для меня, а я думаю, что и для всего польского народа, нетрудный и ясный: в борьбе Между СССР и Германией польский народ должен стать на сторону СССР. С юных лет, борясь за независимость своего народа, я в любой момент готов отдать свою жизнь в интересах дела, жажду служить ему и продолжать борьбу до последнего вздоха. В убеждении, что победа СССР должна дать польскому народу возможность жизни, культурного, хозяйственного и политического развития. я написал свои показания и заявляю о желании дальнейшей работы. Будет Польша красной – хорошо, пусть будет. Лишь бы только была. Впрочем, это хорошо на нее повлияет. Освободит и раскроет новые, неведомые до сих пор силы народа».
Очень проницательный был генерал.
Ведущая. Я позволю себе один маленький комментарий к вашему вопросу и выступлению Альбины Федоровны. Разумеется, проблема мифологизации Сталина – одна из основных проблем путинской России. Эта мифологизация идет сверху, из Кремля, но она соответствует определенным настроениям общества. Мне кажется, что во многом эта оценка противоречит тем законодательным актам, которые приняты Российской федерацией в 90-е годы, например, преамбуле к Закону о репрессированных народах, где прямо говорится о преступном характере сталинского режима. Она противоречит той оценке сталинского режима, которая дана великой русской литературой. Но наше общество в силу многих причин очень расколото по этому вопросу. И история Польши жизненно необходима для современного российского общества по многим причинам, в том числе по главной: бывает ли бесполезной борьба за свободу? Борьба с безбожным, античеловеческим коммунистическим режимом со всеми ее ошибкам, взлетами, падениями пропадает зря или нет?
Вопрос. Польша. У меня вопрос к пани профессору Носковой о Варшавском восстании. Мне бы хотелось узнать, какова была настоящая мотивация восстания, какова была его цель? Считаете ли вы, что польско-российские отношения сложились по-другому, если бы восстания не было? Или восстание закончилось по-другому?
Носкова. Я видела один документ, это информация Сталину о том, кто, когда от имени Советского союза призывал поляков к восстанию. Это была информация с анализом радиопередач, которая была представлена Сталину еще в ходе восстания. В этом документе говорилось, что ни одна радиостанция Советского союза к восстанию в Варшаве не призывала. Могли призывать к борьбе с немецкими оккупантами. Был очень обтекаемый призыв радиостанции Костюшко 29 июля. Это было связано с приближением Советской армии, но кто мог подумать или высчитать, что 31 июля в 4 утра будет приказ по Второй танковой армии перейти к обороне. Вы знаете, какая трагедия постигла эту армию под Варшавой – она была фактически уничтожена. Что сделал в ответ Гитлер? Он ввел четыре таковые дивизии для того, чтобы не допустить прорыва Красной армии к Варшаве. Потому что прорыв армии к Варшаве означал крушение фронта в Восточной Пруссии.
Что было бы? Я не знаю, но по крайней мере не было бы таких жертв, И я думаю, что судьба Армии крайовой тоже складывалась бы несколько по-иному. Документов по этому поводу естественно нет, но я убеждена, что Варшавское восстание – это ошибка правительства. А Андерс называл это преступлением. А Соснковский дважды посылал приказы командованию Армией крайовой: «Без согласования с Красной армией нельзя начинать восстание».
Говорят, что Молотов был извещен о восстании еще 30 июля. А это – искажение текста, там было по-другому. Миколайчик говорил: «А вы могли бы побомбить аэродромы вокруг Варшавы, если в Варшаве начнется восстание?». Реакция Молотова: «О чем вы говорите? Красная армия в 10 километрах». Армия к этому времени была истрепана донельзя. Личный состав составлял 2/3 от положенного. Техники оставалось процентов 30. Варшаву было просто реально не с кем брать.
Леонид Горизонтов, РГГУ. Мне кажется, наша дискуссия развернулась в основном по проблематике исторических альтернатив. И это неудивительно, поскольку и 40-е годы, и 80-е – поворотные моменты в развитии Польши и не только Польши. Но я считаю, что историки должны работать в сослагательном наклонении. История знает все наклонения наших языков – и сослагательное, и повелительное, между прочим, поскольку в истории действуют императивы. Вопрос мой к обеим докладчицам [имеется в виду также доклад Ларисы Лыкошиной. «Солидарность»: легенда 80-х и реальность], и связан он с тем, что в многофакторном развитии событий и 40-х и 80-х годов все-таки, опираясь на надежные свидетельства источников, можно обнаружить некие точки, после прохождения которых развитие получало безальтернативный характер. То есть, становилось необратимым. Можно ли такие точки, с учетом современного уровня исторического знания, назвать для 40-х годов и для 80-х.
Носкова. Я думаю, что и после создания ПКНО еще были возможности неких обсуждений. Потому что Сталин очень долго не исключал возможности неких контактов и даже однажды говорил Ланге: «Почему мы общаемся с поляками только через англичан? Нужен прямой контакт. Поезжайте, поговорите». Игра это была или нет – не знаю. Но я думаю, что после Ялты и Потсдама вряд ли могла реализоваться другая альтернатива.
ЛЫКОШИНА. В истории Солидарности тоже можно допустить мысль о том, что некоторые международные факторы определили необратимость событий. Попытки, подобные соглашению Круглого стола предпринимались и раньше. Однако не получалось, потому что Солидарность переоценивала свои силы. Да и обстановка в соцлагере отнюдь не располагала к таким соглашениям. А вот когда изменилась международная ситуация – началась перестройка в СССР – тогда возникли объективные условия к тому, чтобы Круглый стол стал реальностью. То есть, когда мы говорим о внутренней истории Польши, мы никак не можем забывать о том, что происходило за границами этой страны, в социалистическом лагере, а если еще более конкретно – в Советском союзе. Международные перемены и обусловили весь этот ход событий.
Вопрос. Как вы думаете, для того, чтобы понять движение Солидарность, важно ли помнить, что Польша не существовала, как самостоятельное государство 123 года, что на протяжении 19 века там было два восстания? Как опыт борьбы за независимость в то время повлиял на стратегию Солидарности?
И второй вопрос. Мог повлиять опыт создания в 18 году независимого польского государства на желание Варшавских повстанцев сделать прорыв еще раз и создать независимое государство? Такие параллели имеют какое-то значение?
Лыкошина. Я думаю, что такие параллели, несомненно, имеют место. И, более того, напрямую деятели Солидарности иной раз апеллировали к опыту и восстания 19 века, и к опыту варшавского восстания. Бывали напряженные ситуации, например, после введения военного положения. Поляки не смирились с этим, не сидели тихонько по своим домам. У костелов выкладывали кресты из цветов или свечей. В определенные часы на окнах зажигались свечи. В определенные дни 1,3 мая, 31 августа устраивались демонстрации протеста. И это было на протяжении всего десятилетия в 80-х. И люди получали не только по голове дубинками, но и гибли некоторые. И при этом идеологи Солидарности как раз апеллировали к опыту национально-освободительной борьбы и про Варшавское восстание говорили, особенно во время военного положения, когда надо было сопротивляться властям. И в листовках всегда фигурировал этот образ Варшавского восстания. Солидарность – это некое проявление национально-освободительной борьбы. Есть выражение: «Каждое поколение поляков имеет свое восстание». Вот для определенного поколения Солидарность тоже была своим восстанием. И подросшая молодежь в конце 80-х тоже заявляла о себе так, что лидеры Солидарности боялись, что они с не совладают с этим порывом.
Носкова. Я соглашусь с Ларисой Семеновной. И вы, и мы, когда говорим о борьбе Польши за независимость, мы ведь имеем в виду одну независимость – независимость от СССР. А в современном мире существует ли некая абсолютная независимость? Или все-таки каждое государство по своей воле или нет, идет на некие ограничения независимости?
Такие исторические события не проходят бесследно. Но я за то, чтобы мы, как специалисты, анализировали то или иное событие не в соответствии с некими общественными представлениями и вкусами, а соответствии с нашим пониманием происходивших событий.
Лыкошина. Может быть, не все знают такой эпизод из жизни нынешнего президента Польши Бронислава Комаровского. Когда его отцу сказали, что он арестован, то отец сказал: «Слава Богу, Бронека арестовали. Наконец-то вы начали действовать». То есть, для польского общества нормально бороться за какие-то возвышенные идеалы.
Вопрос. Варшава. Мы говорим о фактах, решениях, но не говорим об июне 1945, процессах и людях, когда посадили нескольких руководителей АК, в их числе Окулицкого, о котором уже вспоминали.
Носкова. Мне просто не хватило времени рассказать об этом периоде. Это было сделано, и это было грязно. Но не существует разведок, которые действуют чисто, руководствуясь моралью. Да, был арест шестнадцати. Устранили от участия в обсуждении будущего состава правительства фактически руководство польского подполья. Сталин не доверял этим людям, потому что было много примеров враждебного отношения к Советскому союзу.
Арест – это конец марта, а в начале марта началась разработка плана под названием «Немыслимое». Эта разработка велась военными кругами Англии, и речь шла о подготовке начала войны против Советского союза, намеченной на 1 июля 1945 года. У советского руководства были свои агенты и в Англии и в Польше, как в Армии крайовой, так и в самом правительстве. Поэтому, думаю, что эти два события были связаны. Потому, что план «Немыслимое» – это начало войны с территории Германии, но боевые действия должны были разворачиваться и на территории Польши.