Конфликт вокруг размещения советских ракет на Кубе поставил мир осенью 1962 на грань ядерной катастрофы. В том, что ситуация не обострилась ещё сильнее – заслуга одного человека, о котором на Западе не принято вспоминать в этой связи – и это Никита Хрущёв, – полагает автор программной статьи спецномера Die Zeit Geschichte, посвящённого холодной войне.
Автор – Бернд Грайнер, специалист по Карибскому кризису, историк и политолог, руководитель отдела «Теория и история насилия» в Гамбургском институте социальных исследований.
Результаты аэрофотосъемки не оставляли сомнений: в западной части Кубы можно было различить советские ракетоносцы, стартовые установки и склад материалов. Тем самым они подтвердили подозрение, на которое наводили первые разведывательные полеты уже в сентябре: Советский Союз тайно разместил ракеты с атомными боеголовками на острове своего союзника Фиделя Кастро – непосредственно у берегов Америки.
CCCР: Масштабы тайной советской акции, которая началась уже в июле 1962 г., стали известны лишь позже: до осени этого года на Кубу были отправлены морем в общей сложности 42 тыс. солдат, в том числе боевые подразделения численностью 10 тыс. человек. На борту имелись неядерные ракеты средней дальности для береговой обороны, 98 боеголовок для тактического ядерного оружия, а также 36
атомных ракет типа Р-12, которые при дальности действия в 2 тыс. км могли вызвать разрушения далеко в глубине территории США. Планировалось также размещение ракет средней дальности типа Р-14, рассчитанных на достижение целей, удаленных на 4 тыс. км. Никогда прежде СССР в мирное время не перемещал в таком объеме за границу оружие, военную технику, технический персонал и войска.
США отреагировали мобилизацией, беспримерной после 1945 г. Чтобы принудить советского партийного лидера Н. С. Хрущева к отступлению с «задворок Америки», президент Джон Ф. Кеннеди объявил 22 октября о морской блокаде Кубы. 24 октября блокада вступила в силу; в тот же день Кеннеди перевел стратегические ВВС США в состояние повышенной готовности: Defense Condition 2 [состояние обороны 2]. Впервые и по сей день последний раз DefCon 2 имело силу для всех 183 американских межконтинентальных ракет и l479 бомбардировщиков дальнего действия. Они могли быть применены самое позднее через 60 минут после приказа из Белого дома. Немедленно были подготовлены к атаке и примерно 70 бомбардировщиков Б-52, которые ежедневно
и еженощно облетали границы советского воздушного пространства – с непрерывно обновлявшимися списками целей в кабине. В качестве целей в Советском Союзе, подлежавших безусловной и немедленной ликвидации, Стратегическое авиакомандование ВВС установило 220 городов, военные и промышленные объекты, а также транспортные узлы.
Восемь дивизий общей численностью 120 тыс. человек и самым большим с 1944 г. мобилизованным контингентом парашютистов готовились тем временем к высадке восточнее Гаваны (при вторжении в Нормандию в 1943 г. число солдат было едва большим).
Куба: Фидель Кастро не оставлял сомнений в том, что свои воинственные речи о «героической смерти» и «гибели с величайшим достоинством» он воспринимал всерьез. «Maximo Lider» [Великий лидер] приказал мобилизовать приблизительно 400 тыс. солдат регулярной армии и спешно вооруженных рабочих, крестьян и студентов – огромное число в расчете на численность населения страны в 7 млн человек. Наконец, 27 октября в письме, выдержанном в витиеватом стиле, он призвал Н. С. Хрущева нанести первый ядерный удар, если США высадятся на Кубе.
Целую неделю мир жил, затаив дыхание, до тех пор, пока 28 октября по Московскому радио не прозвучало сообщение, после которого свалился словно камень с души: если США объявят об отказе от применения силы и от намерений вторгнуться на остров, то Москва демонтирует свое наступательное оружие.
Джон Ф. Кеннеди принял предложение. Но как вообще могло дойти до этой эскалации? И почему именно из-за Кубы?
С конца 40-х гг. Восток и Запад торговались из-за сфер власти и влияния, но никогда одна ведущая держава не осуществляла мобилизацию против другой. Теперь же, в условиях Кубинского кризиса, США и СССР посылали на поле сражения не своих представителей, а схватывались друг с другом непосредственно, хотя на кону не стояла военная безопасность ни одной из сторон. Это касалось и США: три дюжины советских ракет средней дальности перед собственной входной дверью ничего не меняли в стратегическом превосходстве. На сей счет Джон Ф. Кеннеди и его ближайшие советники не сомневались. Американцы обладали почти пятикратным превосходством по межконтинентальным ракетам (230 к 42), у них было почти в десять раз больше бомбардировщиков дальнего действия (1400 против 155) и они доминировали также в численности атомных боеголовок при соотношении 17 к 1 (5 тыс. по сравнению с 300). Хотя в случае советского нападения Соединенные Штаты испытали бы большие потери, но СССР был бы полностью уничтожен ответным ударом. Так почему же как раз из-за Кубы пошли на риск, больший, чем когда-либо ранее?
Во-первых, существенную роль играли геополитические координаты холодной войны. Иначе, чем в Европе, где статус-кво казался незыблемым, третий мир считался эпицентром политических землетрясений. В Юго-Восточной Азии, Африке и Латинской Америке – и в этом в равной мере были убеждены в Москве и Вашингтоне – принималось решение о будущем обоих союзов государств; даже маловажные передвижки могли возыметь там драматические последствия.
На Кубе в январе 1959 г. революционеры изгнали диктатора Фульхенсио Батисту и взяли власть. С сентября этого года Н. С. Хрущев поставлял оружие революционному правительству, помогал ему поставить экономику на ноги и распорядился о превращении острова в плацдарм СССР. Администрация Кеннеди пыталась тем временем силой добиться смены режима на Кубе, и высадила – после того, как все заговоры с целью совершения убийства Кастро окончились неудачей – в апреле 1961 г. 1500 кубинских эмигрантов в Заливе Кочинос, чтобы свергнуть правительство. Но диверсионная операция провалилась самым жалким образом. Кеннеди и Хрущев больше не находились с тех пор только в соперничестве друг с другом, но видели, что бегут наперегонки со временем. При взгляде на Центральную и Латинскую Америку оба повторяли одну и ту же мантру: там хотя и не выиграешь холодную войну, но проиграть ее можно.
К тому же после поражения в Заливе Кочинос –это вторая причина кризиса – на кону оказалась надежность всех участников. Убежденный, что США отважатся на новое вторжение, Хрущев хотел доказать надежность СССР как государства-протектора. Он надеялся в результате этого на продолжительное повышение советского престижа в третьем мире. Кроме того, он дал слово Кастро. С американской точки зрения размещение советских ракет было, однако, неприемлемо по одним лишь символическим причинам. Правда, они лишь внешне изменяли соотношение сил, но не позволить возникнуть даже видимости было крайне важно. Столь же важное значение имел символический аспект: Хрущев должен был прилюдно пасть на колени, да к тому же возможно скорее.
В-третьих, в лице Джона Ф. Кеннеди, Н. С. Хрущева и Фиделя Кастро столкнулись друг с другом приверженцы противоположных взглядов, все вместе склонявшиеся к сокращению политики до вопроса личной чести. О Джоне Ф. Кеннеди известно, что после катастрофы в Заливе Кочинос он вместе со своим братом Робертом начал своего рода частный поход, продиктованный местью против Фиделя Кастро. Кастро предстояло расплатиться за то, что он нанес Кеннеди, избалованному успeхом, первое болезненное для него поражение. И в позиции Хрущева взрывоопасным образом перемешивалось политическое с личным. Воспринимали ли его за границей действительно всерьез? Его, самоучку, лишь четыре года проучившегося в школе?
Такое восприятие самого себя превращалось в событие политического значения, так как Хрущев не предавался иллюзиям относительно отсталости своей страны. Именно поэтому он полагал необходимым играть роль сильного человека – чтобы скрыть слабости, которые были не к лицу равноправной сверхдержаве. Наконец, в лице Фиделя Кастро начал действовать субъект политики, для которого Куба в качестве сцены давно уже стала слишком мала. С его точки зрения ракеты были неожиданным подарком. В будущем Хрущев мог бы отдать Кубу лишь ценой огромной по масштабу утраты престижа, как казалось, патриархальные отношения превращались в отношения взаимозависимости. И Кастро возомнил в конце концов, что находится там, где он и без того, на его взгляд, был как нельзя более к месту – в первом ряду мировой политики. Стечение обстоятельств вряд ли могло быть более взрывоопасным с личностной точки зрения.
Сколь велик был в действительности риск войны в октябре 1962 г., и по сей день спорный вопрос. Несомненно, однако, следующее: о суверенном управлении кризисом не могло быть и речи, в особенности на американской стороне. Лишь в редких случаях Кеннеди и его советники оказывались на высоте ситуации – вновь и вновь они блуждали в темноте, часто целыми днями. Следствие медленной передачи информации в перегруженных радио- и телеграфных сетях заключалось в том, что ЦРУ требовалось почти 24 часа, чтобы проверить информацию об изменении курса советских кораблей с подозрительным грузом. Часами передавались сообщения из Пентагона и на блокирующие корабли. Сверх того при определении местоположения кораблей в процессе их передвижения секретные службы сталкивались с почти неразрешимыми техническими проблемами: оценки позиций, отклонявшиеся друг от друга на 90 миль, вовсе не были редкостью.
В особенности в открытом море обнаружилось, что контроль над событиями утрачен. Это происходило, например, при охоте военно-морского флота США на советские подводные лодки, которые должны были быть размещены у берегов Кубы для устрашения с целью недопущения американского вторжения. Четыре подводные лодки класса «фокстрот» с дизельным приводом, каждая оснащена 21 обычной торпедой и одной атомной с дальностью действия приблизительно 19 км, 26 октября приблизились к линии блокады, преследуемые четырьмя американскими авианосцами, 32 эсминцами, а также десятками боевых самолетов и вертолетов.
Для этой охоты министр обороны Роберт Макнамара отменил традиционные директивы по применению названных видов оружия. Вопреки международно-правовым положениям, в соответствии с которыми подводные лодки можно было приглашать к всплытию, только используя ультразвуковые гидролокаторы, он приказал использовать мелкокалиберные глубинные бомбы, имевшие силу взрыва ручной гранаты. Правда, Пентагон немедленно ставил об этом в известность Советский Союз. Но никто в Вашингтоне не учитывал неряшливости московских бюрократов. Капитаны советских «фокстротов» не были проинформированы; они ничего не знали и об обострении политической ситуации, не говоря уже о том, что двигались подлодки поблизости от зоны блокады и подвергались преследованию американских эсминцев. Макнамара, в свою очередь, и не представлял, что он приказал атаковать подводные лодки с ядерным вооружением.
Все же остальное отводилось на усмотрение командиров подводных лодок. Им одним только и предстояло решать, оценивать ли поведение преследователей как проявление грубости или как акт войны. От того, какую они дадут оценку ситуации, зависело, дойдет ли дело до боев. И они стояли перед вопросом – надо ли не считаться с железным правилом, согласно которому никогда нельзя было повиноваться чужому приказу о всплытии. За то, что конфронтация завершилась без больших потерь, следует благодарить исключительно уверенность и хладнокровие советских «шкиперов». Столкнувшись с тяжелыми техническими проблемами – от проникновения забортной воды внутрь корпусов лодок до выхода из строя двигателей – и испытывая стресс из-за нестерпимых температур и ежечасно растущего содержания углекислого газа в воздухе для дыхания, они 26 и 27 октября с помощью искусных маневров уклонялись от постоянных атак своих преследователей. Трое из четырех лодок продолжали в соответствии с планом свое движение до берегов Кубы. Едва ли в каком-либо описании были упомянуты по имени командиры этих кораблей, молчаливых героев тех дней: Алексей Дубиков, Валентин Савицкий и Николай Шумков.
Отсутствие эскалации кризиса объяснялось также, если даже не в первую очередь, позицией Н. С. Хрущева. Обычно этот аспект оценивается лишь в недостаточной степени. Разумеется, кремлевский руководитель играл с огнем. Когда, однако, США против ожидания рано распознали его маневр и объявили морскую блокаду, он настаивал на крайней сдержанности. В решающий момент он порвал с логикой холодной войны: вместо того, чтобы отплатить равным за равное, он добивался ослабления напряженности в сложившейся ситуации.
Так, СССР и государства-участницы Варшавского договора отказались от какой бы то ни было военной мобилизации. Не призывались военнообязанные запаса, не перемещались войска, ни бомбардировочные эскадрильи не выдвигались на позиции, ни активизировались также планы эвакуации. Хрущев срочно разъяснил и полномочия, касавшиеся оружия, размещенного на Кубе, заявив, что ракеты средней дальности
и тактическое атомное оружие не должно было ни при каких обстоятельствах применяться без его разрешения, даже в случае нарушения или блокирования связи с Москвой в результате боевых действий. Все грузовые суда, несшие на своем борту ракеты или боеголовки, были сразу же возвращены. С раннего утра 23 октября, за 28 часов до вступления блокады в силу, на Кубу держали курс только суда с гражданским грузом. Наконец, Хрущев запретил какие бы то ни было провокации в других очагах холодной войны. Из-под действия возможных репрессалий был выведен в особенности Западный Берлин.
Решающий шаг к прекращению кризиса был также сделан в Москве после того, как Хрущев, вопреки своей демонстрировавшейся до сих пор сдержанности все же попытался еще раз 26 октября повысить цену решения проблемы: США должны были в качестве ответного шага на ликвидацию ракет на Кубе вывести из Турции свои ракеты средней дальности типа «Юпитер». Если бы США согласились на эту сделку, то СССР был бы признан равноправной мировой державой и Кремль оказался бы победителем противоборства вокруг Кубы. В противоположность большинству своих советников, Джон Ф. Кеннеди не хотел целиком отклонять требование и поэтому за спиной собственного кризисного штаба замыслил тайную встречу своего брата с советским послом в Вашингтоне. Согласно сообщению, официальный «обмен ракетами» президент отклонил без всяких «но» и «если». В случае же заявления Советского Союза в течение 24 часов об удалении своих ракет, США по прошествии четырех – пяти месяцев демонтируют и ракеты «Юпитер» в Турции.
До недавних пор считалось несомненным, что Кеннеди с помощью этого тайного обещания и одновременной угрозы захватить Кубу побудил Хрущева занять примирительную позицию. Советские документы, ставшие достоянием гласности в 90-е гг., позволяют, однако, представить ход событий в совершенно другом свете: они доказывают, что Н. С. Хрущев затормозил, не ожидая американской реакции на его требование о «ракетной сделке». СССР, заявил он утром 28 октября, ликвидирует свои ракеты, если США публично откажутся от своих планов вторжения и гарантируют безопасность Кубы. Хрущев продиктовал это письмо за несколько часов до того, как его проинформировали о секретной инициативе Кеннеди. Следовательно, его действия не имели ничего общего с уловками президента США.
Кремлевский руководитель пошел на уступки, так как он осознал опасность галопирующей потери контроля. В противоречие всем инструкциям еще незадолго до этого времени два советских офицера приказали сбить над Кубой американский самолет-разведчик типа U-2. В течение ночи поступило послание Кастро с требованием нанести превентивный атомный удар против США. Для кремлевского руководителя это письмо свидетельствовало о том, что «Maximo Lider» сошел с ума и ситуация угрожает выйти из-под контроля.
Как представляется, в этот день Н. С. Хрущева настигли собственные воспоминания о Второй мировой войне, о знании внутренней динамики однажды принятых решений. Тот, кто однажды начал стрелять, больше не сможет прекратить. Он постоянно повторял это своим сотрудникам. Вооруженный постсталинской полнотой власти, он смог сделать выводы из этого понимания.
В следующие годы память о Кубинском кризисе срабатывала на различных театрах холодной войны как зажигательная смесь. После того, как Хрущев был свергнут в 1964 г., его преемник Л. И. Брежнев приступил к реализации, со ссылкой на октябрь 1962 г., программы ядерного столкновения. Никогда более СССР не должен был действовать с позиции стратегической слабости и становиться жертвой атомного шантажа. В начале 70-х гг. Советскому Союзу действительно удалось сравняться с США ценой беспримерного разогревания гонки вооружений.
На американской стороне Линдон Б. Джонсон полагал, что, опираясь на опыт своего преемника, он сумеет выиграть войну во Вьетнаме. «Постепенная эскалация», «дозированное насилие», «контролируемый риск» – политическая грамматика Кубинского кризиса превратилась в 60-е гг. в волшебную формулу. С чего бы, спрашивалось, могла выстоять страна четвертого класса, Северный Вьетнам, если в 1962 г. был сокрушён первоклассный противник в лице СССР? Именно из-за этого культивирования фантазий о всемогуществе и начался процесс, приведший к поражению во Вьетнаме.
В конце концов и Фидель Кастро приступил к эскалации на свой лад. С 1963 г. он поддерживал оружием и войсками все, какие только мог, «братские страны»: Алжир и Венесуэлу в 60-е гг., Анголу, Эфиопию, Гвинею, Гвинею-Бисау, Мозамбик и Бенин с 1975 г. Во всех этих случаях речь шла о том, чтобы создать в третьем мире больше очагов пожара, чем могли потушить США, и отвлечь от Кубы «занятый сверх всякой меры» империализм.
Тем не менее, кульминационный пункт холодной войны был достигнут в октябре 1962 г. Под воздействием шока от тогдашнего опыта установили прямую телефонную связь между Белым домом и Кремлем; по обеим сторонам были приняты технические меры,
чтобы воспрепятствовать несанкционированному применению атомного оружия; СССР не предоставил своим союзникам даже символического права участвовать в принятии решения на уровне ядерного командования. Но прежде всего с тех пор вооруженные силы обеих государств держали дистанцию друг от друга. Будь то в связи с советским вторжением в ЧССР в 1968 г. или в Афганистан в 1979 г., в ходе различных кризисов и войн на Ближнем Востоке, после размещения ракет средней дальности в Восточной и Центральной Европе в начале 80-х гг., ни один американский президент не отдавал никогда более приказа по DefCon 2. И ни один советский властитель не провоцировал США так, как когда-то в октябре 1962.
Перевел с немецкого Валерий Брун
Работы автора по теме:
- Bernd Greiner: «Die Kuba-Krise: Die Welt an der Schwelle zum Atomkrieg» [Карибский кризис: Мир на пороге атомной войны] С. H. Beck, Munchen 2010.
- Bernd Greiner: «Kuba-Krise. 13 Tage im Oktober. Analysen, Dokumente, Zeitzeugen» [Карибский кризис. 13 дней в октябре. Анализ, документы, свидетельства] Greno Verlag, Nördlingen 1988.
Источник:
Bernd Greiner. Als die Welt am Abgrund stand // Die Zeit Geschichte, 17.10.2012.