Свободно спадающие вихры курчавых черных волос, открытый высокий лоб, пытливый взгляд сквозь стекла круглых очков, то ли скрывающий улыбку, то ли улыбающийся чему-то своему невидимому, черные короткие усики над верхней губой. Смешно оттопыренные уши. Широкий расстегнутый ворот белой рубахи. Таким смотрит на нас с автопортрета Михаил Рудаков. Ему 36 лет, позади – война, фронтовая газета, решающая атака, смертельное ранение. Возвращение к жизни, оккупация, затем арест и лагерь. Лесоповал и лазарет. Он видел столько, сколько только можно себе представить. Он видел все. И с этим всем он живет. И продолжает интересоваться жизнью, творчеством, работать и создавать.
Он живет в Котласе, городе, который был назначен ему, который дал работу театрального художника и шанс дожить до лучших времен.
Как художник, он видит мир во всем многообразии красок и оттенков. Его эскизы декораций к оперетте ярки и полны любви к жизни. А нет, наверно, ничего более далекого от суровых реалий северной ссылки, чем опереточное веселье. В его блокноте среди карандашных рисунков – слова известной песни, в стиле городского романса конца 19 века, которая у человека с развитым художественным воображением вызывает образ интеллигентной семьи, мирно музицирующей под пианино. Этот образ от повседневной жизни города зеков и ссыльных безумно далек. На другой странице блокнота – конспект чьего-то рассказа (или он выписывал из книги?) про кактусы, растущие в Мексике, а у нас являющиеся домашним растением… Конечно, трудно себе представить предмет более экзотический для Котласа, чем кактус. Зарисовки быта, жесты рук, и вдруг – Степан Разин в кафтане. И тут же – знаки этого мира – висящие на гвозде пальто и пиджак…
А за окном – северная зима, деревянные избы и снег. Здесь есть только два цвета: черный и белый. Белый – это снег и небо, они не разделяются, они слиты друг с другом. Черный – все остальное. И на рисунках черные трубы торчат «из воздуха», как и заборы, столбы и дома. Ночь – это все наоборот. Черное небо и черный снег. Белый – только пятно света от фонаря.
Поиски свободы – свободы внутренней и свободы творчества – в условиях несвободы внешней и тяжелого состояния здоровья. Линии – легкие, воздушные, точные, без принуждения.
Конфликт и несоответствие жизни реальной и жизни внутренней – такое знакомое всем романтическим натурам явление. Где-то существует необъятный цветной мир, в котором бурлит жизнь и сверкают миллионом оттенков разные краски. Так сложилось, что в силу обстоятельств Михаил Рудаков был лишен этого огромного внешнего мира и попал в унылый черно-белый мир Котласа. Но у него хватило внутренних сил сохранить представление о том другом, цветном и ярком большом мире и не отрываться от него.
Впереди еще будет многое: возвращение в Москву, реабилитация, прием в Союз художников (в третий уже раз), Испания и Гурзуф, игра цвета и любимая живопись и новые открытия, новые ученики, иллюстрации книг и работа, работа в те периоды, когда позволяло здоровье… А пока – лишь занесенные снегом крыши, черные трубы и дымок над ними, уходящий куда-то ввысь.
Как написал о Рудакове Илларион Голицын, «Мне представляется, что все художники в мире как бы держат оборону. А наступают на их позиции некие темные силы, лишенные всего человеческого, неуловимые и почти несокрушимые, имя которым – равнодушие, делячество, приспособленчество. И вот большой участок живой земли с кристально чистыми ключами защищал Михаил Рудаков. Картины художника радовали зрителей вложенной в них жаждой жизни. И сейчас его холсты продолжают жить и бороться на его, Михаила Рудакова, участке фронта, и это место навечно неуязвимо».
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА, подготовленная С. А. Ларьковым:
РУДАКОВ Михаил Захарьевич (1914, 08.07, ст. Веселый Подол, Хорольский уезд, Полтавская губ. – 1985, 27.07, Москва) – живописец, график. Заслуженный художник РСФСР с 1982 года. Из рабочих. Окончил Харьковский художественный институт (1933-1935). В 1934 принят в Союз художников. В выставках участвовал с 1939. В 1934-1940 работал в книжной графике, в периодической печати, писал маслом. В 1940 призван в армию, службу проходил в г. Перемышль на Западной Украине, где встретился с польским художником П. Стронским, оказавшим на него большое влияние. В 1941 на фронте награжден орденом Красного Знамени. В сентябре 1941 тяжело раненый под Полтавой, попал в плен в «Киевском котле». Брошенный после выстрела в голову немецким офицером, выжил. Арестован в феврале 1943 в г. Подольске Московской области после освобождения из плена для «проверки». Жил в Харькове, где 03.03.1944 арестован и 08.07.1944 ОСО НКВД осужден на пять лет лишения свободы с последующим поражением в правах за «антисоветскую агитацию в военное время» (ст. 58-10, ч. 2 УК). Срок отбывал в Северо-Печорском ИТЛ (Коми АССР), с августа 1947 по февраль 1949 – в Обском ИТЛ, затем в Северном железнодорожном ИТЛ, к концу срока – на лагпункте «Совхоз Черевково» в Архангельской обл. Работал на лесоповале, потом стал помощником лагерного врача, много рисовал. В 1949 отправлен на поселение в Архангельскую область. Жил в г.г. Сольвычегодске и Котласе, работал главным художником Котласского драматического театра, в 1950 вновь принят в Союз художников. Уехал в Москву в 1954 без разрешения. Реабилитирован в 1957. Занимался живописью, делал книжные иллюстрации для ведущих московских издательств, в основном иллюстрировал «военные» романы. В 1961 в третий раз принят в Союз художников. В 1979 и 1991 в Москве состоялись персональные выставки.