Историк-архивист, канд. историч. наук, сотрудник Международного Мемориала, внештатный обозреватель на Радио Свобода.

Константин Львов

jan-tomkowski-wiecej-niz-temat-eseistyka-gustawa-herlinga-grudzinskiego

рецензия

1940-е

ГУЛАГ

мемуары

Мы высыпали из вагонов на скрипящий снег под лай овчарок и окрики охраны. На побелевшем от мороза небе еще мерцали последние звезды. Казалось, они

Мы высыпали из вагонов на скрипящий снег под лай овчарок и окрики охраны. На побелевшем от мороза небе еще мерцали последние звезды. Казалось, они вот-вот угаснут и непроглядная ночь выплывет из замерзшего леса, чтобы поглотить дрожащий накат неба и розовый рассвет, скрытый за зимними огнями костров. Однако на горизонте, за первым поворотом дороги, показались четыре силуэта «аистов» на обмотанных колючей проволокой ногах.


Строки эти были опубликованы польским литератором Густавом Герлинг-Грудзинским (1919-2000) в 1951 году. В книге «Иной мир: советские записки» он рассказал миру — в первую очередь, англоязычному — о своем сошествии в ад сталинских лагерей и спасении оттуда. Герлинг-Грудзинский не был на фронте в 1939 и потому избежал как германского, так и советского плена. Зато Густав стал одним из организаторов подпольной Польской народной акции независимости, служил в кукольном театре и создавал тайные ячейки Сопротивления во Львове и Гродно. В марте 1940 г. Герлинг-Грудзинский был арестован органами НКВД: Как в конце концов звучит обвинение? — «Намеревался нелегально перейти советско-литовскую границу, чтобы продолжать борьбу против Советского Союза». — А нельзя ли слова «против Советского Союза» заменить словами «против Германии»? Удар ладонью наотмашь меня отрезвил. «Это в конечном счете одно и то же», — утешил меня следователь, когда я подписывал обвиниловку.


Грудзинский был приговорен в 5 годам ИТЛ и этапирован в Ерцево (Архангельская область, КаргопольЛаг). Забегая вперед, скажу, что он был освобожден 20 января 1942 после голодовки (я с трудом глотал воздух, руки и ноги, казалось, разрывали одежду и клубками мяса вываливались наружу, — я начинал пухнуть с голода), и, поскольку соглашение Сикорского-Майского было уже подписано, смог через пару месяцев присоединиться к формирующейся армии генерала Андерса. Герлинг-Грудзинский участвовал в итальянской кампании, сражался на Монте-Кассино. После войны остался в эмиграции: жил в Лондоне, потом в Неаполе, работал на радио «Свободная Европа». Книга о ГУЛАГе вышла на английском языке в 1951 г. В предисловии Бертран Рассел назвал ее впечатляющим и фактографическим свидетельством. Надо сказать, что убежденный пацифист Рассел в те годы неоднократно призывал американское правительство к атомной бомбардировке зловещего агрессора — Советского Союза. 


Очевидно, что об издании «Иного мира» на родине автора не следовало мечтать: первое издание на польском языке состоялось в Лондоне в 1953 году. Грудзинский не был первым узником ГУЛАГа, издавшим мемуары, — публикации Вацлава Грубиньского и Анатолия Краковицкого вышли раньше. Но свидетельство Густава было, пожалуй, наиболее весомым обвинением политики сталинизма вплоть до появления сочинений Гинзбург, Солженицына и Шаламова. На русском языке текст Грудзинского был опубликован тоже в эмиграции — в 1989 г. Перевела его Н.Горбаневская. Сегодня книга переиздается 


«Иной мир» Герлинг-Грудзинского — убедительное сочетание документальной четкости и беллетристической выразительности. В результате у автора получилась исполненная драматизма фреска. Грудзинский перечисляет национальные и иные группы, подвергнутые репрессиям: К нам, полякам, прилипла кличка антигитлеровские фашисты, несчастных красноармейцев прозвали героями финского плена, а украинцев и белорусов, бежавших от немцев, — партизанами Отечественной войны.


Грудзинский описал армию беспризорников, окончательно изуродованных «культурно-воспитательной работой» в тюрьмах и лагерях. Он свидетельствовал о самых главных людях в лагере после начальника вахты — урках, и о гражданских войнах между сбившимся с пути пролетариатом и революционной интеллигенцией. Он подробно рассказал об этапах крестного пути всякого репрессированного. Сгорбленные фигуры в лохмотьях и обувке, слепленной из тряпок, веревок, проволоки и обрезков шин, выходили на 11-13-часовой рабочий день на лесоповале. Выполнение плана было невозможно без мошенничества — туфты. Дисциплинарное взыскание отправляло жертву в изолятор: зэк получал там только 200 граммов хлеба и воду; окошки в тесных камерах не были ни застеклены, ни даже забиты досками, и температура там была практически уличной; брать с собой туда разрешалось только одежду, но не одеяло и сенник.


Заключенных обрекали на полуголодное существование: завтрак состоял из черпака каши и кусочка соленой рыбы (последнее — только для выполняющих план на 125%), вечером по возвращении в зону выдавали  хлебную пайку — 700, 500 или 400 г. Чтобы не умереть, следовало держаться поближе к продовольствию. Грудзинский отдал уркам отличные сапоги и был включен в бригаду грузчиков на продовольственной базе. Норма 12-часового рабочего дня составляла 25 тонн муки в мешках или 18 тонн овса на человека при расстоянии 25 метров от вагонов до склада. Зато можно было украсть что-то съедобное, и заключенные пускались на изобретательные и унизительные ухищрения: Из муки, сметенной после разгрузки каждого вагона, можно сварить кашицу, которая заклеивает дыры в желудке. С тех пор мы в обеденный перерыв, выставив часового, размешивали палочками на горячем листе жести лекарство от голода. Позже я усовершенствовал эту технику и за полчаса до возвращения в зону месил большой кусок затирухи, чтобы сразу после этого тонким слоем облепить им в углу обнаженную грудь пани Ольги. По счастью, обыск на вахте бывал довольно поверхностным, и после наступления сумерек «заговорщики» делили готовые клецки.. Лагерная охрана, кроме дневного пайка, могла купить до 2 кг черного хлеба и куска конской колбасы ежедневно и пол-литра водки — раз в неделю. Был и особый ассортимент товаров для высших лагерных чинов: Бывало, наш добродушный конвойный не в силах был удержаться от вздоха, когда выгружали шампанское или конфеты для спецларька.



<div class="wp-block-custom-image-container">
 <div class="wp-block-custom-image">
 
 <img src="/wp-content/uploads/sites/default/files/im.png" />
 <div class="wp-block-custom-image-element" style="background-image:url('/wp-content/uploads/sites/default/files/im.png')"></div>
 </div>
 <div class="wp-block-custom-image-figcaption">
 <div class="wp-block-custom-image-desc">Обложка издания 2019 года</div>
 <div class="wp-block-custom-image-source"></div>
 </div>
 
</div>


Выскочить из порочного колеса барак-лесоповал-разгрузка-погрузка можно было, попав в больницу. Зэки нередко даже калечили себя намеренно: ведь в больничном оазисе их ожидало чистое белье, сырые овощи, белый хлеб, кусочки сахара и маргарина, поразительная доброта и сердечность медсестер. Грудзинский в качестве некоторого противовеса «культу личности» в СССР писал даже о «культе больницы».


Периодически от такой жизни вспыхивали бунты, которые подавляли бескровно, прекращая выдачу пайков: Через некоторое время за зону вывозили скелетики, обтянутые кожей, желтой, как пергамент старинных книг, с черепами, не оскверненными пулями победившей революции. Побег был бесперспективен: Грудзинский рассказывает о семидневных блужданиях своего товарища по заключению Каринена, который прошел зимой 15 км до деревни, потерял сознание и был возвращен мужиками обратно, — начальник лагеря даже не посылал погоню!


Уделом для большинства зэков становилась мертвецкая — большой барак для нетрудоспособных доходяг, угасавших там от цинги, пеллагры и отмирания тканей. Счастливчикам удавалось дотянуть до конца срока, и если они внезапно не получали новый приговор, то переходили на положение вольнаемных — получали жилье в соседних поселках. Но для нас вольные, которые некогда были зэками, представляли собой нечто болезненное и с трудом переносимое. Благодаря им лагерь приобретал черты предназначения, от которого некуда скрыться.


Единственным утешением были лишь робкие лучи культуры, проникавшие в это царство холода, смерти и унижения. Грудзинский вспоминает образы потерянного рая — показ «Большого вальса» и необыкновенный цирк беспризорника и моряка Всеволода: По всему телу у него были вытатуированы фигуры акробатов, клоунов и танцовщиц, обручи и барьеры, слоны и кони в красивой сбруе. Сдавшись на уговоры, он раздевался догола и, умело напрягая и расслабляя мускулы то на животе, то на бедрах, то на груди, то на руках, — гениально разыгрывал настоящие цирковые сцены. Львы в воздухе пролетали в обручи, лошади брали барьеры, слоны становились на задние ноги, танцовщицы извивались всем телом, клоуны в высоких колпаках и шароварах с буфами кувыркались, акробаты, выстроенные пирамидой, осторожно шли по проволоке.


В свое «обвинительное заключение» Грудзинский включил и почти что новеллы о солагерниках: история «убийцы Сталина» (чиновник в шутку стрельнул в портрет вождя в кабинете); медленное убийство зэками бывшего следователя НКВД; история инженера-идеалиста, сварившегося в кипятке; история отца и сына, разлученных и вновь соединенных репрессивной машиной; трагические и унизительные женские судьбы; истории взаимных доносов и оговоров; лагерная «любовь втроем» и другие.


Драматическая одиссея Герлинг-Грудзинского в СССР произошла в те годы, когда агрессивное соучастие превратилось в оборонительную Великую отечественную войну. Память Грудзинского сохранила голос Сталина по радио: Говорил сломленный старик. Автор фиксирует моментальное численное усиление лагерной охраны, ухудшение положения политзаключенных и иностранцев. И выразительно передает он настроения заключенных: Я чувствовал, как горячая волна радости подкатывает у всех к горлу, душит спазмом надежды, заволакивает помутневшие глаза бельмом полубезумной слепоты рабов, для которых любая рука, открывающая дверь застенка, — рука Провидения, — они наступают! Заметки Грудзинского о военном тылу кратки и красноречивы. Вокзал Вологды превращен в ночлежку для нескольких сотен зэков, освобожденных в качестве добровольцев; ночью они спят на боку, стиснутые, как сельди в бочке; днем их выгоняют в город побираться. Сгорбленные тени с землистыми лицами молча слушают известия возле уличных громкоговорителей. Солдаты на глазах у оголодавшей толпы едят консервы и белые сухари, и никто из них не вкладывает объедков в дрожащие руки.


«Иной мир» — это обвинительное свидетельство уцелевшего о преступлениях, которые творились за железным занавесом и колючей проволокой, о преступлениях, которые были сильно ретушированы и приукрашены победой 1945 года. Особую ценность книге придает то обстоятельство, что взгляд Герлинг-Грудзинского — хотя и субъективный, но принадлежит постороннему человеку, не гражданину СССР. Нынешнее издание, выпущенное двухтысячным тиражом, дополняет и даже корректирует знаменитые работы наших репрессированных соотечественников.


Густав Герлинг-Грудзинский. Иной мир: советские записки / Пер. с польск. Н.Горбаневской. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2019.

Антигитлеровский фашист

подкаст лекции

Подкаст

1950-е

лекция

подкаст

15 июня в Музее Парка Горького состоялась вторая лекция проекта «Топография террора». О лагерях на юго-западе Москвы в 1940-х–1950-х рассказывал историк  Евгений Натаров, и

15 июня в Музее Парка Горького состоялась вторая лекция проекта «Топография террора». О лагерях на юго-западе Москвы в 1940-х–1950-х рассказывал историк  Евгений Натаров, и теперь его выступление можно послушать в нашем подкасте.


Из анонса лекции на сайте Мемориала: 


<blockquote class="wp-block-quote">После войны в начале Калужского шоссе, в Лужниках и на Ленинских горах, тогдашней юго-западной окраине Москвы, развернулось строительство, центром которого были МГУ и Академия наук. На большинстве строек работали заключенные из открытых рядом с ними лагерей. Один из них подробно описан А. И. Солженицыным в «Архипелаге ГУЛАГ» и упомянут в романе «В круге первом». Он находился в строящемся доме на площади Гагарина, на углу Нескучного сада. Другой известный лагерь хотя и находился довольно далеко от Хамовников, но был хорошо виден, поскольку его открыли на 23 этаже главного здания МГУ, в верхней части прямоугольного яруса, под круглой башней. Об этих и других лагерях на расстоянии пешей прогулки от Парка Горького и Нескучного сада и пойдет речь на лекции.</blockquote>


<a href="http://urokiistorii.ru/podcast/170715_0011.mp3">Скачать (~80 Mb)</a>

Лагеря на юго-западе Москвы 1940-х–1950-х

Дневник экспедиции gulag.cz к урановым лагерям Кодара. Часть 3

дневник

историческая память

Россия

Сибирь

Чехия

экспедиция

Третья и заключительная часть дневника экспедиции чешского проекта gulag.cz к сохранившимся баракам Борского ИТЛ в Забайкалье, где заключённые добывали урановую руду для первых советских атомных бомб. Публикуется

Недавно наши друзья и коллеги из чешского проекта gulag.cz наконец запустили виртуальный музей ГУЛАГа – трёхмерную модель советского лагеря, составленную на основе панорамных съёмок реальных лагерей в разных частях России. В этой связи мы публикуем перевод <a href="http://gulag.cz/projekty/expedice/expedice-2013">дневника экспедиции</a> к лагерям Мёртвой дороги, расположенным в бассейне Енисея в сотнях километров от человеческого жилья, которую исследовательская группа проекта совершила в 2013-м году.
<style type="text/css">
</style>



Публикуется с сокращениями


Вступление


Опираясь на опыт предыдущих двух экспедиций вдоль Мёртвой дороги в 2009 и 2011 годах, мы выбрали этот 110-километровый участок вдоль реки Турухан как наиболее подходящий для детального описания заброшенных лагерей.


<figure class="wp-block-table"><table><tbody><tr><td>
«Мёртвая дорога» – официальное название – Трансполярная магистраль – недостроенная железная дорога «Чум – Салехард – Игарка», которую строил в 1947–1953 годах ГУЛЖДС МВД СССР. В более широком смысле – современное название проекта железнодорожного пути от берегов Баренцева моря восточнее Архангельска до побережья Охотского моря и до Чукотки.</td></tr></tbody></table></figure>


Эту экспедицию мы планировали больше четырех лет, начав сразу после окончания первой в 2009 году. Тогда мы исследовали ближайший участок вокруг ныне опустевшего поселка Ермаково на Енисее, а дальше к реке Турухан нам попасть не удалось.


По нашим оценкам, здесь должно было находиться 14 заброшенных лагерей, до сих пор не описанных исследователями. Причина тому – отдаленность и безлюдность этих мест, ведь речь идет о самом труднодоступном участке Мертвой дороги. При этом, судя по спутниковым картам, некоторые постройки (в особенности в лагере Ключ) должны были находиться в хорошем состоянии.


Мы разработали точную методику исследования лагерей. Нашей целью было произвести точные детальные замеры сохранившихся построек в лагерной зоне и их внутренней обстановки и сделать панорамные снимки хотя бы одного хорошо сохранившегося лагеря. На основе этих материалов можно составить трёхмерную картину и смоделировать виртуальный тур по лагерю. В состав экспедиции вошли 4 человека: Штепан Черноушек (глава общества Gulag.cz, главный специалист, руководитель предыдущих экспедиций), Давид Тетгал (студент-геодезист), Мартин Новак (техник, участник экспедиции 2009, специалист по выживанию в дикой природе) и ваш покорный слуга Павел Блажек (полярник, автор панорамных снимков, техническая поддержка).


<figure class="wp-block-image alignnone caption"><img alt="" class="wp-image-32086" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2016/10/2013-20.jpg"/><figcaption>Команда проекта. Источник: gulag.cz</figcaption></figure>


В конце августа 2013 мы вылетели в Красноярск, где закупили последнее необходимое оборудование – мачете для прорубания дороги в тайге, бензопилу для расчистки заросшей лагерной зоны и походное снаряжение. С этой поклажей мы двинулись на пароходе по Енисею на север, и после трех дней круиза вдоль живописных северных берегов сошли на берег в Туруханске. Здесь мы взяли на прокат моторную лодку и на вертолете переправились вместе с ней за 200 км, в поселок Янов Стан, население которого состоит из двух работников местной метеорологической станции. Оттуда мы собирались сначала отправиться пешком исследовать 30-километровый участок заброшенной железной дороги на запад к реке Большая Блудная (мы ожидали тут найти как минимум три лагеря), потом вернуться в Янов Стан и на моторной лодке пройти 80 км по течению реки Турухан вдоль железной дороги (до того места, где она сворачивает к северу на Ермаково) и исследовать 10-11 окрестных лагерей.


Часть первая: Тайга


<div class="wp-block-image"><figure class="alignright"><img alt="" class="wp-image-32087" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2016/10/2013-01.jpg"/></figure></div>


Перед предстоящей экспедицией в тайгу я больше всего боялся медведей. Оружия у нас с собой не было и времени его раздобыть – тоже. Да и все равно мы не умеем с ним обращаться. Единственная наша защита -- как можно громче шуметь и надеяться, что мы не встретим косолапого. Но парадокс в том, что, как оказалось, в тайге даже не обязательно встречать медведя. Она преспокойно «сожрет» вас сама, если ей того захочется. Я прожил в общей сложности больше месяца зимой на Байкале: мороз -20, сильный ветер – на озере от него не скрыться, ежедневные переходы… Но тайга гораздо хуже.


Никогда в жизни мне не было так холодно, как в тайге. Никогда со мной не случалось, чтобы я за целый месяц не смог ни разу как следует выспаться. Никогда в жизни я не ходил сутками в сырой одежде и не застревал на несколько дней к ряду в безвыходном положении. И я нисколько не драматизирую. Просто делюсь впечатлениями.


Из Янова Стана, куда мы прилетели на вертолете, мы отправились по остаткам железнодорожной насыпи на восток. Нашей целью был лагерь под названием «Ключ». Судя спутниковым картам, он должен был лучше всего сохраниться. Из-за его отдаленности и труднодоступности был шанс, что его несильно разорили охотники, которые используют лагерные постройки для временного пристанища во время своих вылазок. Каждый из нас тащил 25-30 килограмм груза. Еда на 9 дней, штативы, фотоаппараты, видеокамеры, солнечные панели, запасные батареи… А также бензопила и 25 литров бензина. Если лагерь действительно хорошо сохранился, мы собирались его расчистить и сфотографировать со всех сторон, как на Google Street View. В том числе изнутри. Мы мечтали создать виртуальный музей, куда каждый сможет зайти из дома и осмотреть всю лагерную зону. Таскать с собой бензопилу, конечно, безумие, но разве весь наш проект не граничит с безумием?


Поход в тайге, пусть и по заброшенной железнодорожной насыпи, стоил бы отдельной главы. В двух словах – повсюду одни деревья, кусты, болота, ручьи и озера, да к тому же полчища разного гнуса, который набросится на тебя, стоит только на секунду остановиться. Без железнодорожной насыпи ходить по тайге практически невозможно. Стоит сделать два шага в сторону, три раза повернуться кругом, и вот ты уже… Солнца сквозь заросли не видно, ты понятия не имеешь, где север, где юг. В некоторых местах деревья растут так густо, что на два метра вперед уже ничего не видно. Шанс дойти «куда-нибудь», если отправиться в произвольном направлении, ничтожен – на 500 км кругом может не быть ничего.


<figure class="wp-block-image"><img alt="" class="wp-image-32088" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2016/10/2013-12.jpg"/></figure>


Однажды нам пришлось обходить огромную трясину. На одном участке насыпь совсем смыло, от другого берега нас отделяло метров пятнадцать воды. Переходить вброд в такой холод нам решительно не хотелось – я уж не говорю о том, что невозможно было понять, насколько там глубоко. Утонуть в болоте – конец довольно мучительный. Обходить нам пришлось всего-то каких-нибудь четыре километра. До смешного мало, но опять же, пока вы не окажетесь посреди тайги. Это нужно пережить на собственной шкуре. Тайга – одна сплошная губка, пропитанная влагой. Наши горные турботы быстро наполнились водой и грязью. На самых мелких участках нашего «обходного пути» мы шли по колено в болоте. Наше примерное нахождение на карте, мы, к счастью, могли определять по огромному болоту, которое обходили. А если бы пришлось идти без насыпи?… я бы не стал так рисковать. Пройти эти жалкие четыре километра у нас заняло почти три часа! Вечером у костра мы признались друг другу, что всем было страшно и все были на грани отчаянья. О том, что нам предстоит возвращаться назад той же дорогой, мы предпочитали не думать.


<div class="wp-block-image"><figure class="alignleft"><img alt="" class="wp-image-32089" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2016/10/2013-02.jpg"/></figure></div>


Полкилометра не доходя лагеря тайга почернела. Покуда хватало глаз, вокруг торчали обожженные стволы. О пожарах в этих краях мы слышали от охотников еще до отъезда из Чехии. Помню, я еще шутил, мол, потащимся за тридевять земель и найдем кучку пепла. К несчастью, так оно и случилось. От лагеря остались лишь груды горелых бревен. Причем по руинам можно было судить, что лагерь до пожара действительно очень хорошо сохранился. Всюду на земле валялись дверные ручки, оконные стекла, посуда, кружки, обломки печей и вешалок…


Среди развалин карцера сохранилась тройная, обитая железом дверь с маленьким окошком в одиночную камеру. Мы чуть не плакали. Целый кусок истории, который мы приехали хотя бы как-то задокументировать, безвозвратно стерт с лица земли.


Перевод с чешского: Ксения Тименчик


<a href="http://urokiistorii.ru/node/53483/">Часть вторая: Лагерь Ключ сгорел →</a>

Заброшенные лагеря Сибири

Дневник экспедиции <a href="http://gulag.cz" target="_blank">gulag.cz</a> к урановым лагерям Кодара. Часть 3

В Мраморном ущелье

Дневник экспедиции gulag.cz к урановым лагерям Кодара. Часть 2

Материалы о памятных местах и о связанных с ними мемориальных практиках

мемориальные объекты

ХХI век

Вторая часть дневника экспедиции-2016 чешского проекта gulag.cz, в которой Лукаш Голата и Радек Светлик обнаруживают неизвестный ранее лагпункт, пересекают бесчисленное множество рек за один день, трижды вымокают

Дневник экспедиции <a href="http://gulag.cz" target="_blank">gulag.cz</a> к урановым лагерям Кодара. Часть 2

Неизвестный лагпункт

дневник экспедиции gulag.cz

XXI век

Наши чешские коллеги из проекта gulag.cz продолжают документировать остатки лагерей ГУЛАГа в Сибири. Отправляясь в самые удалённые регионы, где ещё сохранились постройки ГУЛАГа, команда проекта делает

Иркутский дневник Expeditiile Memoriei: Часть 1

Дневник экспедиции к бывшим лагерям Поморья. Часть I

дневник экспедиции <a href="http://gulag.cz" target="_blank">gulag.cz</a>

Урановые лагеря Кодара

Международный Мемориал

репрессии в СССР

В прошедший понедельник 17 апреля состоялся 22-й семинар вечерней школы Мемориала «История советских спецслужб». На нём Никита Петров продолжил разговор об идеологических кампаниях против

В прошедший понедельник 17 апреля состоялся 22-й семинар вечерней школы Мемориала «История советских спецслужб». На нём Никита Петров продолжил разговор об идеологических кампаниях против советских учёных, роли спецслужб в строительстве коммунистического блока в Восточной Европе, конфликте Тито и Сталина и многом другом.


Список литературы по теме занятий можно посмотреть <a href="http://topos.memo.ru/spisok-rekomenduemoy-literatury-po-istorii-organov-vchk-kgb">на сайте «Топографии террора».</a> 
Вы можете подписаться на<a href="http://feeds.feedburner.com/urokiistorii/tqvp"> RSS-рассылку подкастов Уроков истории</a>, чтобы получать их сразу в момент загрузки на сервер.

«История советских спецслужб 1917-1991 гг», семинар #22

Холокост

Белоруссия

Германия

музей

В прошедшие выходные 12-13 марта в Минске состоялось открытие выставки «Лагерь смерти Тростенец. История и память», созданной в Германии совместными усилиями немецких и беларусских исследователей и освещающей историю крупнейшего захоронения

В прошедшие выходные 12-13 марта в Минске состоялось открытие выставки «Лагерь смерти Тростенец. История и память», созданной в Германии совместными усилиями немецких и беларусских исследователей и освещающей историю крупнейшего захоронения жертв Холокоста на территории Советского Союза.


История


	Лагерь смерти Малый Тростенец был создан нацистами в окрестностях оккупированного Минска осенью 1941 года. Под этим названием объединялась трёхчастная инфраструктура системы уничтожения, состоявшая из собственно лагеря под селом Малый Тростенец, расстрельного полигона в урочище Благовщина и места захоронения в урочище Шашковка, оборудованного крематорием. За два года на полигонах Тростенца было уничтожено порядка 206 000 человек – евреев, цыган, пленных красноармейцев и партизан, которых сюда свозили со всей Восточной Европы.


<figure class="wp-block-image"><img class="wp-image-32661" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2017/03/1_1.jpg" /></figure>


	Печь для сжигания трупов в Шашковке была построена в 1943 году на фоне наступления советских войск, перехвативших инициативу на Восточном фронте. До этого тела главным образом захоранивались в рвах на Благовщине. Стремясь замести следы перед возвращением советских войск в Беларусь, в 1943 году управление лагеря начало массовую эксгумацию останков силами заключённых Минской тюрьмы с целью их дальнейшего уничтожения. Тела сжигались прямо на месте в огромных кострах, для которых из окрестных деревень свезли тысячи кубометров дров. Тем не менее в таких условиях останки порядка 100 000 эксгумированных тел не могли сгореть полностью, и советские войска, обнаружившие рвы Благовщины в 1944 году, нашли в них помимо метрового слоя пепла множество обугленных костей.


Мемориализация


	Первое открытие выставки о лагере состоялось 8 ноября 2016 года в Гамбурге в день 75-летия депортации около 1000 евреев из этого города в Минск. Экспозиция изначально замышлялась как двуязычная – на немецком и беларусском – и передвижная. Сегодня с ней можно познакомиться в отдельном зале на первом этаже Государственного музея истории Великой Отечественной войны в Минске, но в дальнейшем организаторы планируют показать её и в других городах Беларуси.


	Экспозиция была составлена совместными усилиями минского образовательного центра им. Йоханнеса Рау, Народного союза Германии по уходу за военным захоронениями, Международного образовательного центр в Дортмунде (IBB Dortmund) при финансовой поддержке Федерального Министерства иностранных дел Германии и фонда «Память, ответственность и будущее» и при непосредственном участии Белорусского государственного музея истории Великой Отечественной войны.


<div class="wp-block-image"><figure class="alignright"><img class="wp-image-32662" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2017/03/Maly_Trastsianets_memorial_4-scaled.jpg" /></figure></div>


Передвижная экспозиция состоит из серии стендов с фотографиями и двуязычным беларусско-немецким текстом, рассказывающим историю лагеря и его узников. Также на экспозиции установлен специальный сенсорный экран, при помощи которого посетители могут ознакомиться с материалами<a href="http://zeitzeugenarchiv.gwminsk.com/"> Архива свидетелей Минской исторической мастерской.</a> При этом сама по себе выставка отнюдь не является первой попыткой увековечить память о погибших в Малом Тростенце.


	Мемориализация захоронений началась в 1963 году с установления обелиска с вечным огнём на значительном удалении от собственно территории бывшего лагеря. Советский мемориал скорее выполнял функцию увековечивания памяти погибших здесь военнопленных, мало касаясь темы Холокоста. В 2000-х ситуация стала меняться, на месте захоронений на урочище Благовщина появился мемориальный знак, а также Совет Министров Беларуси принял постановление о создании мемориального комплекса «Тростенец». Проект был реализован в 2015 году и представляет собой комплекс памятников, расположенный в окрестностях бывшего лагеря.


	Помимо официального мемориального комплекса, на урочище Благовщина существует своего рода народный мемориал, созданный силами активистов в лесу рядом с могильным камнем, установленным здесь властями в 2002 году. В сосновом бору, выросшем на месте захоронений, многие деревья сегодня оклеены именными списками погибших, фотографиями, краткими историями жизни. В планы властей входит создание на этих местах ещё одного мемориального комплекса, на возведение которого <a href="http://www.colta.ru/news/14212">благотворительные организации из Германии собрали</a> порядка миллиона евро.


Также в Белорусском государственном музее истории Великой Отечественной войны один из разделов экспозиции посвящен лагерю смерти Тростенец. В 2016 году в крипте минского храма Всех Святых была заложена капсула с прахом жертв лагеря.


Церемония открытия выставки





	Церемония открытия выставки была двухдневной, и в первый день перед слушателями выступили так называемые «свидетели времени» – люди, жившие во времена национал-социализма, чья судьба так или иначе оказалась связана с лагерем Тростенец. От их лица со своими историями к аудитории обратились Майя Крапина-Левина, Фрида Рейзман и Курт Маркс. Девяносто двухлетний Курт Маркс, самостоятельно прилетевший на церемонию из Великобритании, в дальнейшем присутствовал на всех мероприятиях и успел подробно рассказать трагическую историю, связывающую его судьбу с лагерем Малый Тростенейц.


Курт Маркс был учеником еврейской школы в Кёльне в тридцатых во времена подъёма нацизма. Директор школы Эрих Клибанский раньше многих понял, какую угрозу в себе таит восхождение Гитлера к вершинам власти, и загодя начал готовить своих учеников к эвакуации в Великобританию, введя усиленное изучение английского языка. В 1939 году ему удалось эвакуировать порядка 130 своих учеников, при этом сам Клибанский и родители детей остались в Германии, так как количество мест было ограничено. В 1942 году Клибанского депортировали в Малый Тростенец. В одном этапе с ним были депортировани родители Курта Маркса и ещё порядка 1000 кёльнских евреев. В Тростенце погиб весь этап без исключения.


<figure class="wp-block-image alignnone caption"><img class="wp-image-32663" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2017/03/IMG_9860-scaled.jpg" /><figcaption>Курт Маркс на церемонии открытия в Минском музее военной истории. Фото: Антон Суряпин</figcaption></figure>


Следующий день начался с серии коротких лекций в Исторической мастерской, расположенной в одном из уцелевших после войны старых домов Минска неподалёку от бывшего еврейского кладбища.


Далее гости церемонии отправились в мемориальный комплекс Тростенец и к могильному камню на урочище Благовщина, где состоялось торжественное возложение венков, а у камня в Благовщине раввин прочитал поминальную молитву.


<iframe frameborder="0" height="315" src="https://www.youtube.com/embed/bHBiJRqt3Nw" width="560"></iframe>






Перед самой церемонией открытия состоялось ещё одно мероприятие в Храме-памятнике в честь Всех святых в Минске, где в специальной крипте марте 2016 года была заложена капсула с землей и пеплом из лагеря смерти «Тростенец».


В крипте состоялось совместное иудео-христианское <a href="http://hramvs.by/sobytiya/nemtsy-i-belorusy-vsekh-veroispovedanii-molilis-ob-uznikakh-lagerya-smerti-trostenets">богослужение </a>с участием раввина, католический ксендза и православного священника, после чего к ковчегу с прахом жертв Тростенца гости церемонии возложили цветы.


<figure class="wp-block-image alignnone caption"><img class="wp-image-32664" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2017/03/IMG_9626-scaled.jpg" /><figcaption>Совместное богослужение в крипте храма Всех святых. Фото: Антон Суряпин</figcaption></figure>


В конце дня состоялось собственно открытие выставки, на котором перед аудиторией выступил директор Беларусского государственного музея истории Великой Отечественной войны Дмитрий Геннадьевич Шляхтин, а также ряд официальных лиц, представлявших республику Беларусь с одной стороны и Германию – с другой. Последнем в череде выступавших был Курт Маркс, вновь обратившийся к аудитории, в составе которой были и другие свидетели времени как из-за рубежа так и из самой Беларуси. Свидетели сидели на первом ряду, и церемония завершилась тем, что организаторы попросили их встать и развернуться лицом к залу. Зал встал в ответ.


<figure class="wp-block-image alignnone caption"><img class="wp-image-32665" src="https://stg.urokiistorii.nppsatek.com/wp-content/uploads/2017/03/IMG_9901-scaled.jpg" /><figcaption>Фото: Антон Суряпин</figcaption></figure>

Выставка «Лагерь смерти Тростенец. История и память»

Сергей Бондаренко

записки о пребывании в заключении

1930-е

спорт

СССР

В этом году исполняется 75 лет «делу братьев Старостиных», одному из самых публичных и, одновременно, наименее изученных политических арестов в СССР времен войны. «Уроки Истории» публикует фрагменты

Спортивную мемуаристику, как и любую другую цеховую прозу, зачастую не принято воспринимать всерьёз. Даже если герою удаётся найти хорошего литзаписчика (а уж в том, что авторы не пишут сами, сомнений вообще ни у кого нет), у многих читателй всё равно остаются естественные колебания, так ли необходимо знакомиться с очередной архетипической историей о «трудном детстве», упорной работе над собой, и тернистой (непременно тернистой) дороге к финальному успеху. В конце концов, можно было бы согласиться, что мы имеем дело со специфической вариацией жанра success story, историей успеха (а истории спортивных неудачников, как правило, никому не интересны, а если интересны – то уже по другим, изначально непросчитываемым причинам) и у неё просто должен быть свой, специфический читатель.


Советские футбольные мемуары вполне согласуются с этим жанровым каноном. Книги Григория Федотова, Анатолия Акимова (с некоторыми любопытными политическими изменениями в более поздних переизданиях), Михаила Якушина – всё это биографические повествования, где в определённых, строго отмеренных пропорциях присутствуют авторские суждения о политике и общественной жизни. С той лишь поправкой, что книга Федотова, выпущенная в сталинское время, заметно отличается от якушинской (конец перестройки). Однако резкое сокращение количества политических отступлений с партийными заклинаниями принципиально не меняет сути дела – всё это, так или иначе, публицистика, направленная на «воспитание молодого поколения».


Воспитывать, «учить прекрасному» стремится и Андрей Старостин. Страстный поклонник Достоевского, друг Олеши, Эрдмана и Фадеева, он, с присущей ему футбольной амбициозностью, сам занимается написанием своих «футбольных» книжек. Его семейное кредо (а все четверо братьев Старостиных – футболисты, трое из них – и футбольные мемуаристы) – «упорство, упорство и упорство» соответствует генеральной линии партии, так же, как и его первого литературного бестселлера – книги «Большой футбол». Своим свободным движением сквозь нагромождение различных событий, легко ломающейся временной канвой в сочетании с динамичными эпизодами из футбольных матчей, выдержанных в репортёрском духе, Старостин напоминает одновременно Диккенса и Марка Твена, позаимствовав у последнего подкупающую манеру расписывать содержание грядущей главы в самом её начале.


Трудности, с которыми встречается главный герой его книги, как правило, связаны с частной жизнью. Так, расстроившись от непопадания в основной состав, молодой игрок заворачивает с болельщиками в пивную «Левенбрей», откуда выбирается лишь поздней ночью, в другой раз согласившись на переезд в новую квартиру днём накануне важного матча, он растрачивает все силы на перетаскивание диванов и шкафов, вместо того, чтобы сохранить свои силы для родной команды.


<img alt="" class="caption" data-entity-type="" data-entity-uuid="" src="/wp-content/uploads/sites/all/files/image/p1110539.jpg" style="width: 150px; height: 200px; float: right;" title="Андрей Старостин - игрок. Из личного архива Н.А. Старостиной"/>Свой арест, следствие и жизнь во внутренней лубянской тюрьме Андрей Старостин оставляет за скобками «воспитательного» романного цикла (книги «Повесть о футболе» и «Встречи на футбольной орбите»). В характерном пассаже, где террор увязан с войной, он говорит об этом так:


<blockquote class="wp-block-quote">«Весной 1942 года шальная „фугаска" упала не по адресу. Бывают такие случайности во время войны, когда снаряды ложатся по своим. Взрывная волна огромной силы разбросала нас кого куда: Николая в Комсомольск, Александра в Воркуту, Петра в Соликамск, меня в Норильск»<fn>Андрей Старостин. Встречи на футбольной орбите. М., С.193.</fn>.</blockquote>


Щелчок, смена декораций – и новые испытания: как залить каток на севере, как показать местным футболистам правильный способ бить по мячу «с подъёма», как обыграть в хоккей с мячом приехавшую на соревнования женскую команду своей сестры Клавдии.


Во всех своих книгах Андрей Старостин предстаёт прежде всего как игрок. Любитель преферанса (собственный юбилейный фотоальбом к 60-летию целиком расписан карточными «пульками»), бега на коньках, французской классической борьбы, театрал (сам Старостин называет себя «закулисный человек»), даже жену нашедший себе в цыганском театре. Ещё Старостин фанатично любит скачки, и уделяет им внимания лишь немногим меньше, чем другой известный писатель с ипподрома – Чарльз Буковски. Как и Буковски, Старостин очень любит лошадей и, может, чуть меньше Буковски любит выпить.


Игровая суть характера Старостина, его страсть и стремление к постоянному соревнованию, оказывают прямое влияние и на его оценку действительности, ту самую «морально-воспитательную» сторону его прозы. Герои его «Встреч на футбольной орбите» среди прочих, получают такие характеристики: «сакраментальной картой в покере для него был „стрит"» (мхатовский актёр, близкий друг Старостина, Михаил Яншин), впервые появившись на страницах книги, Юрий Олеша представляется рассказчику так: «Я играл с Богемским»<fn>Григорий Богемский – легендарный одесский футболист начала века.</fn>. Универсальная констатация общезначимости «игры», справедливого и красивого соревнования, зрелища – неожиданно предстаёт главным воспитательным уроком.


Мир игры, хёйзингианский мир, превращает всё вокруг в царство красоты и справедливости. «Я соревновался всю жизнь», – с гордостью говорит о себе Андрей Старостин. И силу этого устремления оценивают окружающие его «творческие люди», которые знают цену чистому игровому порыву, свободе, которая может проявиться не только в спортивной игре, и к которой зачастую им самим, на их поприще, дорога закрыта. Старостин пишет об этом походя, но нет сомнений, что эта линия присутствует в его дружеских взаимоотношениях:


<blockquote class="wp-block-quote">«Я рано поздравлял Яншина с большой творческой победой. Её, говоря футбольным языком, не засчитали: через несколько дней спектакль «Мольер»<fn>Спектакль М. Булгакова «Кабала Святош», 1936 г.</fn> решением какой-то комиссии был снят с репертуара»<fn>Андрей Старостин. Встречи на футбольной орбите, с.113.</fn>.</blockquote>


У декларируемой Старостиным «игровой» морали есть и обратная сторона – это ещё одна семейная черта. Так литзаписчик знаменитой книги его брата Николая, «Футбол сквозь годы», Александр Вайнштейн поражался, что все истории о лагерных начальниках так или иначе сводились у братьев к тому, кто из них как относился к футболу. У Андрея Старостина комсомольский вожак Александр Косарев – один из покровителей «Спартака», активный участник Большого террора и близкий друг Ежова (вслед за которым он затем и был расстрелян) – получает высшую похвалу за умение хорошо париться в бане. Писатель Фадеев, застрелившийся вскоре после XX-го съезда, когда из лагерей стали возвращаться посаженные с его участием люди, оказывается, был отличный пловец.


Сам Старостин лучше всего проявляет себя в экстремальных ситуациях, он герой почти джек-лондоновский (что должно немало сообщать читателю о советской действительности). Его спартаковский, гладиаторский образ сразу угадывает Владимир Маяковский, при первой встрече назвавший Андрея Старостина просто – «мускулы». Те самые мускулы, которые отчаянный игрок Старостин перед важнейшим в своей жизни матчем с басками лечит лекарством для скаковых лошадей – навикулином. Этот невероятный сюжетный ход автор неизменно приберегает к кульминации всех своих биографических книг – и это действительно момент наибольшей кристаллизации его героя – вылечиваясь от тяжелой травмы и с блеском выиграв матч, он сам становится «немножко лошадью».


Удивительный, совершенно не советский игровой кодекс чести, который воспевает в своих книгах Андрей Старостин, подспудно всегда противопоставляется им регламентированному, цензурированному ходу общественной жизни. В отличие от старшего брата, Андрей не успел написать «перестроечный» вариант своих мемуаров – с рассказом о тюрьме и лагере (где он, по воспоминаниям сидевшего с ним Льва Нетто, был одним из лидеров подпольного сопротивления). По мнению его дочери, Натальи Андреевны Старостиной, он хотел это сделать. Но, может быть, он оставил после себя нечто большее – игровую модель понимания своей, во многом тяжелой и трагической, жизненной истории. Его фирменная старостинская фраза: «Всё потеряно, кроме чести!», – которую, по воспоминаниям Николая, Андрей произнёс последним войдя в комнату, где после 12-летней ссылки впервые встретились все четыре брата, на самом деле принадлежит Юрию Олеше – в мемуарах Андрея этим восклицанием автор «Зависти» провожает не обратившую на него никакого внимания красавицу-официантку ресторана «Националь».