Министерство как преступная организация: расследование немецких историков

25 января 2011

В Германии обсуждают результаты архивного исследования, проведенного в 2005-2010 гг., которое вскрыло активное участие немецкого Министерства иностранных дел в преступлениях нацизма. УИ публикуют развернутое интервью одного из авторов нашумевшего доклада «Министерство и его прошлое: немецкие дипломаты в Третьем рейхе и ФРГ» (Das Amt und die Vergangenheit: Deutsche Diplomaten im Dritten Reich und in der Bundesrepublik)

Несколько месяцев в Германии не утихают дискуссии и споры, вызванные публикацией результатов архивного расследования роли германского дипломатического ведомства при нацистском режиме. В 2005 году по поручению тогдашнего министра иностранных дел Германии Йошки Фишера комиссия историков предприняло масштабное исследование в архивах нескольких стран с целью найти и изучить документы, которые проливали бы свет на то, какую долю ответственности несут высокопоставленные и рядовые сотрудники министерства за насильственную политику гитлеровского режима в оккупированных Третьим рейхом странах, в частности в осуществлении Холокоста.

Огромное общественное внимание к этому расследование объясняется особой ролью, которую всегда играл МИД в немецкой политике. Дипломатическая служба традиционно была ареной карьерных устремлений представителей немецкой аристократии. После Второй мировой войны и до недавнего времени в Германии господствовало мнение, что представители знатных фамилий, служившие в министерстве при Гитлере, стремились унять милитаристские стремления нацистского руководства и даже оказывали посильное сопротивление практике уничтожения евреев на оккупированных территориях и в самой Германии. Многие сотрудники МИДа (которое называли нередко просто «Вильгельмштрассе», по имени улицы, где располагалось внешнеполитическое ведомство при нацистах) после войны продолжили дипломатическую карьеру в ФРГ.

Несмотря на судебное преследование части дипломатов – последний гитлеровский министр Иоахим фон Риббентроп был осужден и казнен в результате Нюрнбергского процесса; 8 его сотрудников были также осуждены на «процессе Вильгельмштрассе» в Нюрнберге — в немецком обществе закрепилось мнение, что Имперское министерство иностранных дел, в целом, было непричастно к преступлениям нацистов.

По официальной версии корпоративной истории считалось, что немецкий МИД был одним из немногих островков в гитлеровской администрации, которые внутренне сопротивлялись политике уничтожения евреев и поэтому не несут ответственности за преступления режима. После войны многие дипломаты продолжили свою карьеру, и их деятельность в Третьем рейхе не считалась препятствием к продвижению по службе, хотя членство в НСДАП и СС не афишировались. В частности, об этих деталях биографий высокопоставленных сотрудников ведомства не упоминалось во внутренних образовательных программах и исторических изданиях министерства.

Между тем, специальное историческое исследование, начатое в 2005 году по инициативе тогдашнего министра Йошки Фишера, достоверно доказывает, что германский МИД не являлся надполитической административной структурой, решавшей лишь функциональные дипломатические задачи. Напротив, высокопоставленные дипломаты были напрямую задействованы в уничтожении людей в оккупированных Германией странах. Среди найденных в архивах свидетельств — бухгалтерская ведомость о расходах руководителя «еврейского отдела» дипведомства Франца Радемахера, командированного в Сербию для «ликвидация евреев в Белграде». Помимо содействия массовым убийствам, МИД занимался слежкой за политическими эмигрантами. Так по рекомендации посла в Швейцарии Эрнста фон Вайцзеккера (отца будущего президента ФРГ) был лишен гражданства писатель Томас Манн. В послевоенные годы многие нацисты остались в рядах министерства новой Германии — в начале 1950-х доля бывших членов НСДАП была даже выше, чем в конце 1930-х.

Собранные свидетельства дают авторам 880-страничного доклада «Министерство и его прошлое: немецкие дипломаты в Третьем рейхе и ФРГ» (Das Amt und die Vergangenheit: Deutsche Diplomaten im Dritten Reich und in der Bundesrepublik) вынести суровый вердикт: Имперское министерство иностранных дел было преступной организацией. Впрочем, исследование не ограничивается нацистским периодом и прослеживает, как функционировали неформальные сети поддержки бывших дипломатов рейха, позволявшием многим из них избежать преследования в третьих странах за военные преступления.

Авторский коллектив составляет международная команда историков: Эккарт Конце (Eckart Conze) и Норберт Фрей (Norbert Frei) из Германии, Питер Хайес (Peter Hayes) из США и Моше Циммерманн (Moshe Zimmermann) из Израиля.

Предлагаем вашему вниманию перевод интервью главы комиссии историков — Эккарта Конце, данное им немецкому журналу «Шпигель».

Шпигель: Профессор Конце, комиссия историков под Вашим руководством в течение четырех лет изучала деятельность германского министерства иностранных дел при национал-социализме, и то, как оно потом относилось к своему прошлому. Что вам удалось выяснить?

Э. Конце: Роль министерства при национал-социализме не была периферийной и, тем более, ведомство не было колыбелью сопротивления режиму, как было принято считать ранее. С первых дней нацистского режима МИД работал как один из его институтов, и всегда покрывал его политику насилия. После 1945 года сохранялась значительная кадровая преемственность, и некоторые из дипломатов были замешаны в неблаговидных делах.

Ш: Насколько активным было участие министерства в преступлениях режима?

ЭК: Министерство, как учреждение, участвовало в насильственных преступлениях нацистов, включая убийства евреев. В этом смысле, можно сказать, что Министерство иностранных дел Германии было преступной организацией.

Ш: Это серьезное обвинение. Какие у Вас есть доказательства?

ЭК: Например, в 1941 году чиновник министерства, ответственный за еврейские дела, Франц Радемахер ездил в Белград для встречи с местными властями, а также с представителями службы имперской безопасности, то есть СС — и вместе с ними планировал и осуществлял убийства евреев. Он даже написал в финансовом отчете о поездке, что ее целью была «ликвидация евреев в Белграде». Каждый клерк в министерстве знал о том, что происходило.

Ш: Возможно, Радемахер был исключением.

ЭК: Нет, не был. Возьмем, к примеру, Отто Абетса, который был послом в Париже, и Эрнста Ахенбаха, который работал при нем начальником политического департамента, а псоле войны стал членом FDP (Свободной демократической партии). Они и их сотрудники играли важную роль в арестах и депортации евреев. Когда партизаны во Франции убили немецких солдат, дипломаты немедленно предложили в качестве возмездия депортировать в концлагеря одну или две тысячи евреев. Министерство также играло ключевую роль в похищении и отправке в Германию людей на принудительные работы. Это происходило не только во Франции, но и в Италии под руководством тамошнего посла Рудольфа Рана.

Ш: По сказанному Вами создается впечатление, что политика Холокоста была бы невозможна без участия дипломатов.

ЭК: Я этого не утверждаю, но без соучастия МИДа эти дела не проходили бы так гладко. Министерство представляло интересы нацистского режима в Греции, Франции, Сербии и Венгрии, и выступало в качестве стороны в переговорах с этими правительствами, в том числе и по таким вопросам, как депортация евреев.

Ш: В годы войны штат министерства доходил до 6000 человек. Какая часть из них участвовала в Холокосте?

ЭК: Подавляющее большинство, потому что работая на своих местах, они были частью общей машины. К какому бы подразделению они не принадлежали: политическому, культурном, юридическому или к одной из зарубежных миссий – и участие было необходимо для ее функционирования.

Ш: В своей книге Вы пишите, что очень редко можно найти прямые свидетельства, доказывающие вину конкретного сотрудника министерства, которые позволили бы однозначно назвать его военным преступником.

ЭК: Необходимо проводить различие между индивидуальным и институциональным действием. В своей книге мы пишем, что «дипломаты в целом» были соучастниками преступлений режима. Это относится к МИДу и дипломатам как к учреждению. Кроме того, на уровне индивидуальных поступков, необходимо выяснять, какова персональная вина того или иного человека.

Ш: Преступник — это человек, совершивший преступление. Но после войны судам часто было очень трудно что-либо доказать.

ЭК: Историк — не судья, и может делать свои выводы независимо от юридической оценки. Свои выводы он основывает, в том числе, на знании об идеологическом и институциональном фоне действия. В этом смысле, Ахенбах – несомненно преступник, хотя и не был осужден судом.

Ш: Почему столь многие дипломаты добровольно становились соучастниками Гитлера?

ЭК: Многие из них восприняли захват нацистами власти в 1933 году как спасение…

Ш: …даже несмотря на то, что многие из старой знати презирали нацистов и считали их отбросами общества.

ЭК: Это так, но стоит учитывать, что высокопоставленные дипломаты Веймарской республики, за редкими исключениями, находились в оппозиции к либеральному политическому строю и к парламентаризму. И они воспринимали нацистов как создателей переходных конструкций, политических и идеологических мостов к желаемому ими порядку. Нацисты заявили об отказе от условий Версальского мира и о намерении превратить Третий рейх в мировую державу. Большинство дипломатов могли бы подписаться под такой программой.

«Самопринуждение к политической лояльности»

Ш: Многие позднее заявляли, что они работали для своей страны как государственные служащие, стоящие вне политики.

ЭК: Термин «вне политики», в данному случае, описывает вполне конкретную политическую позицию. Чем активнее кто-то заявлял о своей аполитичности в Веймарской республике, тем с большим пренебрежением он относился к идеям республики и демократии, тем сильнее склонялся к поддержке авторитарного типа правления.

Ш: Возможно, Вы преувеличиваете сходство между министерством на Вильгельмштрассе и нацистами? Большинство дипломатов вряд ли согласилось бы с гитлеровской версией идеи расового превосходства.

ЭК: Высший дипломатический корпус нередко разделял идеи антисемитизма, обычные в среде немецкой знати того времени. Многие были убеждены в существовании «еврейской проблемы». Бывший тогда послом Эрнст фон Вайцзеккер (отец будущего президента ФРГ Рихарда фон Вайцзеккера) говорил об «избытке евреев». Это не обязательно означает поддержку популистско-расистского антисемитизма нацисткой партии. Но тем, кто такие разделял, было проще сделать карьеру при новом рейхсканцлере. Каждый десятый из служащих министерства высшего ранга впоследствии вступил в СС, и 573 из 706 дипломатов этой категории к 1943 году состояли в НСДАП.

Ш: Дискриминация евреев сразу вызвала бурную реакцию во всем мире. В конце марта 1933 года более миллиона человек в США приняли участие в выражении протеста. Каковы была реакция германского МИДа?

ЭК: Дипломаты делали то, что они всегда делают в таких ситуациях: они защищали политику своего правительства. Кроме того, многие считали, что антисемитские меры были оправданы. Лишь немногие подали в связи с этим в отставку: в их числе — тогдашний посол в Вашингтоне Фридрих фон Приттвиц и Гаффрон, а также Альбрехт Граф фон Берншторфф, служивший в лондонской миссии.

Ш: Может быть, остальные были вынуждены подчиниться из-за диктаторского характера режима?

ЭК: Наша комиссия использует понятие «самопринуждение к политической лояльности». Министерство иностранных дел находилось под давлением жесткой конкуренции, потому что некоторые группы в нацистской партии, например, иностранный департамент НСДАП, хотели взять внешнюю политику под свой контроль. Эта ситуация вынуждала дипломатов демонстрировать стремление к сотрудничеству. МИД вновь и вновь проявлял инициативу, например в деле слежки за эмигрантами, жившими за границей.

Ш: О ком именно идет речь?

ЭК: Слежке подверглись многие эмигранты, например, композитор Ханс Эйслер, молодой журналист Стефан Хейм, политик Вилли Брандт. Нам также удалось обнаружить новые сведения о Томасе Манне. Он бы не лишился немецкого гражданства в 1936 году, если бы не инициатива министерства. Манн тогда жил в Швейцарии, и тамошний посол Вайцзеккер сообщил в Берлин, что Манн «на терпение, проявленное по отношению к нему германскими властями, ответил язвительными замечаниями». Это деяние подпадало под определение «враждебная пропаганда против Рейха». Еще раньше МИД предостерегал власти от того, чтобы лишать Манна гражданства, так как это плохо бы сказалось на репутации страны. Теперь же Вайцзеккер и другие дипломаты поддержали эту меру. Правительство дождалось конца Олимпиады и лишило Манна гражданства.

Ш: Почему они так внезапно изменили свою позицию?

ЭК: Швейцарская газета «Нойе Цурихер Цайтунг» написала, что проводя антисемитскую политику, Германский рейх отказался от наследия Гёте и вычеркнул себя из сообщества цивилизованных европейских стран. Это было болезненно воспринято кем-то вроде Вайцзеккера, который происходил из привилегированных классов, воспитанных на гуманистических идеях.

Ш: Несмотря на то, что в германском МИДе практиковалось «самопринуждение к политической лояльности», Гитлер жаловался, что это ведомство под руководством тогдашнего министра Константина фон Нойрата «везде создает проблемы».

ЭК: Диктатора раздражало, что дипломаты постоянно указывали ему, как его политика отразится на других странах. Кроме того, не следует исключать того, что некоторые высокопоставленные дипломаты из окружения Вайцзеккера противились оголтелому милитаризму.

Ш: Получается, они все же составляли оппозицию Гитлеру.

ЭК: Вполне возможно, что они не возражали против войны с Польшей или, позднее, с СССР, но считали, что столкновение с западными державами могло поставить под угрозу могущество Германии.

Свержение Гитлера не рассматривалось

Ш: Считается, что в 1938 году Вайцзеккер и его окружение в дипломатических и военных верхах намеревались свергнуть Гитлера, если бы он затеял воевать с западными державами.

ЭК: Свержение Гитлера не рассматривалось. Эта группа лишь хотела избежать крупномасштабной войны и возможных катастрофических последствий для Германии. Они не стремились избавиться от диктатора, они лишь хотели «привести его в чувство».

Ш: Нойрат был вынужден уйти с поста министра в 1938 году, поскольку он противился стремлению Гитлера развязать мировую войну. Его преемник — нацистский фанатик Иоахим фон Риббентроп был, напротив, горячим сторонником войны. Но, по вашей версии, смена руководства в министерстве не стала поворотным пунктом.

ЭК: Противопоставление правлений Нойрата и Риббентропа как хорошего и дурного – ключевой элемент в той версии истории министерства, которое культивировалось после 1945 года. Министры могли быть разными людьми, но на политику это не влияло. Как при Нойрате, так и при Риббентропе министерство функционировало и выполняло возложенные на него роли. Вот что следует учитывать.

Ш: Вы утверждаете, что даже решение о развертывании Холокоста было окончательно принято на встрече Риббентропа и Гитлера 17 сентября 1941 года.

ЭК: Это был один из разговоров, состоявшихся в те дни между Гитлером, командующим СС Генрихом Гиммлером, Гиммлером и Риббентропом, Риббентропом и Гитлером. Темой всех этих консультаций была судьба немецких евреев, особенно в свете ожидаемого вступления в войну Соединенных Штатов.

Ш: В чем состояло предложение Риббентропа?

ЭК: Это трудно установить доподлинно, так как у нас нет соответствующих документов. Но уже тот факт, что такие встречи имели место, указывает на то, что Министерство иностранных дел играло ключевую роль в решении о депортации немецких евреев.

Ш: Вы также утверждаете, что министерство «выступило с инициативой «решить еврейский вопрос» на европейском уровне».

ЭК: МИД пытался расширить свою сферу ответственности и, обеспечив доступ германских властей к еврейскому населению других стран, в некоторой степени, выработать европейскую еврейскую политику. Когда началась война, традиционные сферы дипломатии оказались несущественными. Какое направление лежало в фарватере политического курса режима? Политика по «еврейскому вопросу».

Ш: И дипломаты безропотно приняли в ней участие?

ЭК: Большинство из них приспособилось, включая служившего в Брюсселе Вернера фон Баргена, который впоследствии стал послом ФРГ в Ираке. В июле 1942 года он предложил отсрочить депортацию бельгийских евреев и вместо этого сконцентрироваться на «польских, чешских, русских и других евреях».

Ш: Но это не была инициатива Баргена — он лишь передавал предложение немецкой военной администрации в Бельгии.

ЭК: Да, но когда из Берлина пришел приказ об арестах и депортации евреев, он принял участие в его выполнении. По-моему, то, что он сообщал о желании других отложить это, не снимает с него ответственности за то, что он делал. В конце концов, существовал общий порядок, с которым Барген был очевидным образом согласен. Все остальное относится к числу тактических соображений. Как это исполнить наилучшим образом? Займемся ли мы сначала иностранными евреями? Если мы так поступим, будет меньше протестующих воплей.

Ш: Министерство получало детальные отчеты от специальных подразделений СС о том, как они осуществляли расстрелы сотен тысяч людей в Советском Союзе. Вы пишете, что дипломаты демонстрировали «понимание» этих убийств, так как они «безучастно реагировали» на эти доклады. Вы преподносите это таким образом, как будто они могли высказывать возмущение.

ЭК: Дипломаты понимали логику «окончательного решения» и присоединялись к ней, ставя под документами свои подписи. Естественно, возражать было непросто. Однако некоторые дипломаты высказывали свое несогласие, хотя и не в отношении действий специальных подразделений СС. Например, Герхарт Файне, советник посольства в Венгрии, в 1944 помог спасти от депортации множество венгерских евреев.

Ш: После войны союзники приговорили многих высокопоставленных дипломатов, включая Вайцзеккера, к длительным срокам тюремного заключения в результате так называемого Процесса Вильгемльмштрассе. Тем не менее, широко распространился миф, что МИД был непричастен к преступлением нацизма. Почему так случилось?

ЭК: Ход этому мифу дали люди, причастные к защите Вайцзеккера. Решающую роль тут играли бывшие дипломаты, такие как братья Эрих и Тео Кордт, а также другие представители традиционной знати, из которой происходил и сам Вайцзеккер. В их числе были адвокат Хельмуг Веккер, сын прусского министра культуры, Карла Генриха Беккера, и молодая журналистка Марион Грэфин Дёнхофф, которая яростно критиковала ход процесса в газете «Ди Цайт». Они понимали, что если им удастся оправдать Вайцзеккера, то это будет означать реабилитацию всех консервативных групп аристократии и буржуазии.

Кадровый ресурс западногерманской дипломатии

Ш: Это похоже на масштабный заговор.

ЭК: Нетрудно представить, что бывшие дипломаты беспокоились и о собственном будущем и карьере в новом немецком государстве. Чтобы это будущее наступило, необходимо было оправдать старое министерство.

Ш: Впоследствии, многие, действительно, работали во внешнеполитическом ведомстве ФРГ, которое было учреждено в 1949-м.

ЭК: У нас даже есть конкретные цифры. В 1950-51-х, как минимум 42% высокопоставленных сотрудников министерства составляли бывшие члены нацистской партии — то есть их доля была выше, чем в 1938-39-х.

Ш: По иронии судьбы, тогдашний канцлер Конрад Аденауэр как раз хотел создать министерство, «которое как можно меньше было бы связано со старыми кадрами». Где он просчитался?

ЭК: Сотрудники Аденауэра считали, что необходимо было использовать опыт и квалификацию старых кадров. И таким образом была создана их сеть. Ближайшим советником Аденауэра по внешнеполитическим вопросам был Герберт Бланкенхорн, бывший член партии и сотрудник министерства при нацистах. И он не упускал случая помочь своим бывшим коллегам.

Ш: А были ли тогда альтернативы?

ЭК: Вероятно, можно было бы найти и других сотрудников, но это потребовало бы гораздо больших усилий. В Германию возвращались эмигранты, были некоторое число дипломатов-евреев и социал-демократов, уволенных из МИДа в 1930-е. Но эти подвергшиеся ранее гонениям сотрудники на первых порах составляли от силы одну пятую численности нового министерства, а затем их доля только сокращалась.

Ш: В то же время, дипломаты, причастные к нацистскому правлению, не были в полной безопасности. Прокуратура постоянно открывла новые расследования. Как на это реагировали в министерстве?

ЭК: Министерство демонстрировало высокую сплоченность, особенно в отношении тех, кто пришел с Вильгемштрассе. Тем, в отношении кого велось расследование, министерство предоставляло доступ к свои архивам, чтобы они могли найти документы в свое оправдание.
Ш: Препятствовало ли министерство расследованиям?

ЭК: Для юридической поддержки граждан Германии, которые подвергались преследованию за границей, работало специальное подразделение МИДа – Центральное управление юридической защиты. В конце 1960-х вскрылось, что это управление уведомило сотни подозреваемых в намерении французских властей привлечь их к суду за пособничество нацистскому режиму и военные преступления. Им советовали избегать поездок по Францию.

Ш: Пост министра в те годы занимал и Вилли Брандт — социал-демократи и бывший эмигрант. Он ведь тоже защищал своих людей.

ЭК: Когда Брандт занял свой пост в 1966-м, старые дипломаты опасались, что он устроит большую чистку рядов. Но Брандту не хотелось создавать впечатление, что он подбирает сотрудников по партийному признаку, как это делал его предшественник, так что его кадровая политика была намеренно консервативной. Кроме того, его консультантом был госсекретарь Георг Дуквитц – сам выходец с Вильгельштрассе.

Ш: Но Дуквитц был выдающейся личностью. В период своей дипломатической службы в Копенгагене в 1943 г. он помогал датским евреям бежать в Швецию.

ЭК: Одно не обязательно исключает другое. Человек, помогавший датским евреям, мог, в то же время, быть верным и непреклонным членом старой гвардии Вильгельмштрассе.

Ш: Понятие «чести мундира», распространенное в министерстве до недавнего времени, препятствовало любым исследованиям его истории. Какое впечатление произвела на Вас работа в архивах МИДа?

ЭК: Нам позволили увидеть все, что мы хотели. Но мы до сих пор не знаем, увидели ли мы все, что было возможно. Правила в министерских архивах отличаются от федеральных.

Ш: Вы подозреваете, что от вас скрыли часть документов?

ЭК: Все, что я могу сказать: мы знаем, что некоторые документы существовали, но их не смогли обнаружить.

Ш: Иными словами, свидетельства некоторых преступлений могут быть до сих пор сокрыты в архивах?

ЭК: Мне бы не хотелось делать такой вывод.

Ш: Профессор Конце, спасибо Вам за это интервью.

Выводы, содержащиеся в докладе Комиссии историков, не только всколыхнули общественную дискуссию о роли столь уважаемого ведомства как МИД и потомственных дипломатических фамилий, но поставили вопрос о необходимости аналогичных расследованиях прошлого других государственных учреждений. Насколько известно, подобная комиссия уже создана в 2009 г. при министерстве финансов с целью выяснить, «какую роль сыграло имперское Министерство финансов, например, в ограблении евреев, а также финансировании вооружения и войны». Аналогичные поручения были даны в министерствах сельского хозяйства, продовольствия, транспорта.

Источники:

Дополнительные материалы по теме:

Подготовка материала и перевод с английского Анастасии Леоновой

Мы советуем
25 января 2011