Автор – Бернард Пэрс,
Источник: www.theguardian.com
Перевод – Олег Мацнев
Немецкое вторжение удивляет куда меньше, чем удивил в своё время русско-немецкий пакт от 23 августа 1939 года. Дело не только в том, что «Моя борьба» всегда давала представление об истинных намерениях Гитлера. Уже в апреле 1939 года Гитлер произнес в Вильгельмсхафене полубредовую речь, в которой назвал Советскую Россию «еврейским паразитическим грибком», а в публичных заявлениях неоднократно упоминал о своих видах на Украину и даже на полезные ископаемые Урала.
В этом воззвании он вновь прибегнул к своему хулительному слогу и объявил большевизм смертельным врагом национал-социализма, а также впервые вполне отчётливо дал понять, что пакт 1939 года действительно содержал положение о чётком разделении немецкой и российской сфер влияния, каковым положением русские с тех пор в полной мере воспользовались.
И всё-таки всегда было совершенно очевидно, что пакт – это тактический ход, что стороны без всяких колебаний при удобном случае его нарушат, и что Германия сейчас всего лишь показала, что верна тем замыслам, которые она вынашивала задолго до Гитлера.
Украинские националисты
Безусловно, есть честные украинцы, которые положили много труда на то, чтобы их страна обрела независимость. Из эпизода с участием Петлюры, когда Россия, казалось, сама собой стала распадаться на части, можно было понять, что реальных шансов на исполнение их надежд никогда на самом деле не было. У независимой Украины, чья независимость означала бы экономический коллапс европейской России, образовалась бы не поддающаяся обороне граница. Во время предыдущих попыток добиться независимости украинцы всегда вынуждены были зависеть от иностранного покровительства – к примеру, от шведского или турецкого.
Так что правительствам Германии и Австрии без особого труда удавалось подпитывать это движение в качестве инструмента развала России и насаждения там попросту говоря германского господства. Весной 1918 года они чуть было не добились своей цели, ведь когда была разгромлена прежняя русская армия, они настояли на раздельном ведении переговоров с русскими и с украинцами и таким образом навязали России дутую украинскую независимость. Эти Брест-Литовские договоры были аннулированы в результате победы Антанты в том же году. Но те же самые люди, которые организовали эту интригу, сейчас проходят подготовку в Германии…
Перед Сталиным стоял недвусмысленный выбор между сопротивлением и абсолютной капитуляцией. Он принял правильное решение – другого люди, знакомые с обстоятельствами, и ожидать не могли. В случае капитуляции пропала бы не только территория, но и сам режим, ведь шансов на то, что социалистическая трансформация, это детище Сталина, которое бесспорно так много дало России, продолжилась бы под немецким владычеством, не было. Очевидно, это был бы конец и для него самого. Даже если бы он стал затягивать время и только сделал вид, что допускает более глубокое вовлечение немецких специалистов в производственные и транспортные работы на территории России, это был бы всего лишь ещё один шаг к развязке. Не мог он и вступить в партнёрские отношения с немцами в Иране и Ираке, поскольку это означало бы верную потерю Баку, на котором держится всё его механизированное сельское хозяйство. Немцы с лёгкостью проникли бы и в Сибирь.
В ходе нынешней войны Россия впервые в истории смогла собрать под единым началом почти всю Украину. Неподвластной остался лишь небольшой, ныне принадлежащий Венгрии клочок территории, известный как Карпатская Русь, обособив который Гитлер перед самым заключением пакта пытался создать показной образец украинской независимости. Этих вновь приобретённых Россией украинцев просто объединили с их земляками из Украинской Советской [Социалистической] Республики, наделённой по крайней мере частичной автономией. Белоруссия ныне тоже объединена под русским господством.
Как эта война сказывается на небольших Балтийских государствах? Их независимость всегда была крайне шаткой и в более надёжную форму никогда не переходила. Если не брать в расчет ужасы большевистской диктатуры в первые годы после революции, они, может быть, даже предпочли бы обойтись без неё в силу очевидных и серьезных экономических выгод, которые они со времён Петра Великого извлекали из своей ассоциации с Россией… Перед самой войной им уже угрожала Германия, а Россия, аннексировав их снова, в очередной раз проявила себя в Балтийском регионе как военно-морская держава.
Российская армия?
Чего мы можем ожидать от российской армии? Великих потерь и, возможно, великих отступлений, но так или иначе – упорного национального сопротивления, при котором солдат будет чувствовать, что в том, что он защищает, он заинтересован куда сильнее, чем до революции. Главная перемена, которая произошла с тех пор в России, состоит во всеобщем повышении общественной заинтересованности, распространении быстрой и решительной инициативы, а главное твёрдости характеров. Было бы довольно абсурдно думать, что национальная армия, которая во время последней войны на моих глазах столь славно сопротивлялась врагу, иной раз даже без винтовок и патронов, на этот раз проявит меньше рвения и смелости с таким изобилием (пусть и сделанных на скорую руку) технических средств обороны, которое было ей обеспечено пятилетними планами.
Для нас, похоже, выбор правильной позиции не представляет никаких трудностей. Едва ли нам стоит отворачиваться от ещё одной великой страны, пытающейся защитить огромные ресурсы, которые, попади они в руки к Гитлеру, могут совершенно свести на нет эффективность британской блокады.