Вера Бишицки (Vera Bischitzky) – немецкий славист, переводчик художественной литературы с русского, издатель и редактор. Автор статей по истории культуры. Среди её переводов такие произведения, как «Долгие беседы в ожидании счастливой смерти» Евсея Цейтлина, «Вот идет Мессия!..» Дины Рубиной, пьесы и рассказы А. П. Чехова, «Мёртвые души» Н. В. Гоголя, «Обломов» И. А. Гончарова, «Книга жизни» и «История еврейского солдата» Cемёна Дубнова, книга писем И.А. Гончарова Елизавете Толстой… Интервью Елены Калашниковой взято в Москве, по пути Веры Бишицки в Ульяновск, в июне 2014 г.
– Расскажите, пожалуйста, про премию имени Гончарова, на вручение которой вы едете в Ульяновск. В этом году её ведь впервые вручают переводчику?
– Литературная премия имени И. А. Гончарова с 2012-го стала международной – уже в этом мне сильно повезло. В номинации «Наследие И.А. Гончарова: исследования и просветительство» премия обычно присуждается учёным-исследователем в области литературоведения. В этом году ею наградили меня – это большая радость, особенный праздник души. Кстати – эта награда не только подарок для лауреатов, но и подарок для самого Ивана Александровича, который предполагал, что его книги новым поколениям будут неинтересны, тем более, за границей. Как хорошо, что он ошибся!
Меня награждают и как переводчика-литературоведа, и «за широкую популяризацию творчества И.А. Гончарова в немецкоязычных странах», как формулировали свое решение члены жюри. А за какие гончаровские работы именно, вы спросите? Я подготовила к печати (восьмой) перевод на немецкий «Обломова», который вышел в 2012-м, с моим комментарием, объёмом в сто страниц, и составила книгу с письмами Гончарова к Елизавете Толстой, в которую он был безответно влюблен. Письма он писал ей в течение года с небольшим, они просто чудесные, это шедевры эпистолярного жанра. Гончаров так иронизирует над своей влюбленностью, что мы видим, как сильно и безнадёжно он любит. И как он понимает это сам, и как смиряется с этой безнадежностью… Эти письма Гончарова к Толстой в России были опубликованы в журнале «Голос минувшего» в 1913 году, я книгу составила из архивных материалов. К счастью, я нашла в Берлине издателя (известное издательство Aufbau Verlag), который решился пойти на риск, потому что письма не так востребованы, как романы. Не могла оставить своих земляков без этих писем, вы же меня знаете – я по своей натуре миссионер. Итак, я их выпустила в 2013-м, как раз через сто лет после их первой публикации под названием «Прекраснейшая, лучшая, первая женщина» – это цитата из одного из этих писем.
А осенью 2013 года я не могла отказаться от предложения Государственного театра в городе Тюбинген перевести пьесу «Обломов» Сергея Пронина по мотивам романа Гончарова. Я сразу же согласилась, ведь я не хочу, чтобы «мой Илья Ильич» попал в чужие руки! С февраля 2014-о этот спектакль идет на сцене в Тюбингене. Есть ещё целый ряд моих статьей и докладов о Гончарове. А сейчас я готовлю том писем Гончарова к Анатолию Кони. В него войдут девяносто писем писателя 1879-1891 годов к знаменитому юристу, а также два эссе Анатолия Кони и Михаила Стасюлевича об Иване Александровиче. Это погружение в ХIХ век очень обогащает мою жизнь. Вот вам длинный ответ на короткий вопрос.
– Первая ваша премия была за перевод и подготовку немецкого издания «Мёртвых душ» Гоголя, правильно?
– Да, эту премию (Helmut-M.-Braem-Übersetzerpreis) вручает немецкий Союз переводчиков, писателей и издателей, раз в два года. Наградили меня в 2010-м. Кстати, церемония вручения премии состоялась в городе Вольфенбюттель, который тесно связан с жизнью и творчеством Готхольда Эфраима Лессинга, он считается основоположником немецкой классической литературы (жил он в XVIII веке) и автора драмы «Натан Мудрый», ставшей проповедью веротерпимости и человечности. Тогда я побывала и в доме-музее Лессинга, что имело для меня большое значение, ведь эпоха Просвещения (Zeitalter der Aufklärung) лежит в основе нашей культуры.
Что касается премии имени Гончарова, то разрешите мне поделиться с вами маленькой деталью, любопытным совпадением. Может быть, вы помните слова доктора, который, конечно, напрасно рекомендовал Обломову ехать за границу.
«– За границу? – с изумлением повторил Обломов.
– Да, а что?
– Помилуйте, доктор! За границу… Как это можно?
– Отчего же не можно?
Обломов молча обвел глазами себя, потом свой кабинет и машинально повторил:
– За границу… Куда же мне ехать? Что делать?
– Отправляйтесь в Тироль: лечиться виноградом.
– Черт знает что, в Тироль! – едва слышно прошептал Илья Ильич».
Чем это кончилось, мы все знаем. В отличие от Ильи Ильича я охотно путешествую, более того, я страстный путешественник, а Тироль, этот мирный уголок, я особенно люблю. Именно там, в крошечной горной деревушке, меня в начале июня застала чудесная весть о присуждении мне премии имени Гончарова. Интересное совпадение, правда?
– Да, очень. А сколько раз вы были в Ульяновске?
– Пока один раз, в 2012 году. Из Берлина не очень просто туда добраться.
– И какое у вас осталось впечатление от города?
– Была я там всего несколько дней, приезжала в июне на двухсотлетний юбилей Гончарова. Мне там было уютно, тепло, тем более, что я вообще больше люблю «провинцию», ритм жизни другой, чем в столицах. Конечно, очень красива Волга. Чувствуется ещё купеческое прошлое, а если немножко пофантазировать, то можно представить тот «мирный уголок», о котором пишет Гончаров. А гостеприимная атмосфера, что царит в доме-музее Гончарова, ему очень понравилась бы. А мне тем более по душе. Особенно запомнилась мне поездка из Москвы в Ульяновск в поезде. Смотришь в окно – сплошной лес, березы, как в сказке. Я ехала в прошлый раз так же, как и сейчас: прилетела из Берлина в Москву, переночевала в гостинице, в семь вечера села в поезд, а в девять утра уже была в Ульяновске.
– Я была в Ульяновске в детстве, когда мы плавали на теплоходе по маршруту Москва-Астрахань, и помню только большой музейный комплекс, посвящённый Ленину, куда нас с экскурсией водили. Мой дальний родственник, Василий Андреевич Калашников, связан с Симбирском – он был первым домашним учителем Ленина. Как вам показалось, вытеснила ли советская архитектура купеческое прошлое Симбирска?
– Там до сих пор сохранилось много деревянных зданий, много построек в стиле модерн, но все церкви были полностью разрушены. По-моему, к какому-то юбилею Ленина, кажется к столетию. Я не была в огромном музее, посвящённом Ленину, но, что интересно, сохранился крошечный домик, в котором он родился, его включили в этот музейный комплекс. Возможно, именно в том домике ваш родственник и учил Ленина. Когда отец Ленина продвинулся в должности и стал директором народных училищ Симбирской губернии, он купил уже солидный деревянный дом с большой верандой, очень красивой, уютной, мне очень бы хотелось сидеть там вечерком и пить чай. Самовар, подстаканники … Сейчас там маленький музей.
Ульяновск – относительно большой город, в нём больше полумиллиона жителей. Одно из самых странных моих впечатлений от прошлой поездки – огромный плакат с изображением Сталина. Мы поехали на дачу к одной коллеге мимо большого завода, на котором висел этот старый плакат (или даже новый? Этого я не смогла определить). Он меня шокировал не меньше, чем два актёра в гриме Ленина, да ещё и Сталина, которых я увидела два года тому назад на Красной площади, где они фотографируются с туристами. Сталин – это почти всё равно, как если бы у нас выставили Гитлера … Я не очень понимаю, как можно жить с этим плакатом (и как мы знаем, дело не только в плакатах), фотографироваться со «Сталиным» на Красной площади, если чуть ли не каждая семья пострадала во времена репрессий…
– Начинали вы с перевода произведений второй половины и конца ХХ века, а потом постепенно ушли в классику. От современной литературы вы полностью отошли?
– В данный момент да, меня отталкивает наша действительность, не только русская, я пытаюсь от неё убегать. Раздражает меня поведение людей, поверхностность, погоня за деньгами, потеря ценностей, эгоизм, упадок языка… Хотя, конечно, я понимаю, что люди одинаковы во все времена. В одном из писем к Кони в 1886 году Гончаров пишет: «О, какая куча сброду – мы все, то есть человеки». Разве он не прав? У меня нет даже мобильного телефона. Не хочу, чтобы мне беспрерывно мешали пустыми звонками.
– К тому же в произведениях классической литературы неспешный ритм жизни.
– Да, этот неспешный ритм жизни и мой идеал, поэтому я и выбрала свою профессию, то есть жизнь свободного художника. Я сама определяю ритм своей жизни. Одновременно поневоле отказываюсь от определенного «приличного» заработка, ведь книжное дело всегда было brotlose Kunst. Не знаю, как выразить это по русский, есть понятие «невыгодное занятие», хотя это не то, ведь мое занятие как раз очень выгодное. Ибо не всё в жизни измеряется деньгами. «Не хлебом единым жив человек». Такова моя природа, ничего не могу поделать. Mожно жить и скромно, зато счастливо, в согласии с самим собой. Гончаров о себе говорит: «Я романтик и идеалист». И я такой же романтик и идеалист.
– Из авторов, которых вы переводили, Гончаров вам ближе всего?
– Да. Возможно, это звучит несколько патетично, но я чувствую, что мы с ним родные души, единомышленники. Гоголь – блестящий мастер слова, глубокий человек, чудесный наблюдатель и аналитик человеческой психологии, однако свою личность, свой внутренний мир, он спрятал даже от самых близких, судя по письмам. Гончарова я отнюдь не идеализирую. Но я разделяю многие его идеалы и особенно ценю, что он не скрывал своего отношения ко многим негативным сторонам жизни – суете, лжи, сплетням, карьеризму, с возрастом сознательно уединялся: «Это ваше дело, но я не хочу во всем этом участвовать». Меня тоже не волнует, что обо мне думают.
– Ну да: пусть говорят, что хотят, а вы между тем делаете свое дело. Вот ещё какой у меня вопрос: почему, на ваш взгляд, русская классическая литература пользуется такой популярностью в немецкоязычном мире?
– У русской классики большой моральный престиж, вес. В начале ХХ века была, можно даже сказать, волна русофилии – обожали русскую литературу. Томас Манн говорил о «святой русской литературе». Так, например, только в 1920-е «Мёртвые души» Гоголя на немецкий переводили пять раз. Зачем нужно столько переводов почти одновременно, не очень понятно даже при большой любви к этому произведению. Наверное, каждый переводчик хотел приблизиться к этому бессмертному произведению, адекватный перевод которого, пожалуй, невозможен – для этого надо быть Гоголем в своей стране. Перевод всегда в лучшем случае приближение, тем более, перевод «Мёртвых душ».
– Скажите, пожалуйста, что из русской классики заново перевели на немецкий за последние двадцать лет?
– Почти всего Достоевского, Льва Толстого – «Войну и мир», «Анну Каренину», сейчас одна из моих коллег переводит «Воскресение», перевели заново Чехова, Гоголя, Бунина, Гончарова, я собираюсь переводить «Записки охотника» Тургенева… В 2012-м вышел новый перевод «Мастера и Маргариты» Булгакова, первый перевод на немецкий появился в 1968-м, обновлённая расширенная версия – в 1980-х. Два или даже три раза переведён «Петербург» Андрея Белого.
Что касается изданий, связанных с именем Гончарова, то на прошлое Рождество в нашей самой престижной ежедневной газете «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» мне удалось поместить его маленький рассказ «Рождественская ёлка» в новом переводе. Перед выходом писем Гончарова к Елизавете Толстой та же «Франкфуртер Альгемайне Цайтунг» опубликовала большой фрагмент из них. У этой газеты тираж почти полмиллиона, и я очень рада, что таким образом весть о Гончарове распространяется всё больше.
– В большинстве случаев инициатива газетных и книжных публикаций русской литературы исходит от вас?
– Да. Мы только что говорили о «Рождественской ёлке». Так вот, я сказала редактору, что рассказ написан и с юмором, и с иронией, и с самоиронией, которые так свойственны Гончарову, а главное, автор затрагивает в нём вечные темы. Например, рассуждает о суете подготовки к празднику: покупать ли в этом году елку или нет, вот вам маленький фрагмент:
«И выдумка […] неуклюжая, немецкая и неостроумная: взять из лесу мокрое, грязное дерево, налепить огарков, да нитками навязать грецких орехов, а кругом разложить подарки! Ненатурально, что это за дурацкая немецкая идея таскать из леса в дом мокрую грязную ёлку… А подарки […] и с начала декабря мысленно рассчитывает или усчитывает, сколько утянуть от браслета жене, от серег дочери, как бы поменьше положить в подвешенный к дереву бумажник сыну, где подешевле игрушки для маленьких? А жена ещё зовет на елку знакомых: те навезут детей: и их дари!»
– Вы пишете статьи, выступаете с докладами о русской литературе. Расскажите, пожалуйста, об этих своих занятиях.
– Я много занимаюсь литературоведческими исследованиями и хочу поделиться их результатами не только в комментариях к своим переводам. По этой причине я пишу статьи – научные и более популярные для газет и журналов. Пишу эссе, культурологические тексты, часто выступаю с докладами в разных городах, в том числе, и за границей.
– Есть ли у вас образ идеального читателя? Представляете ли вы кого-то во время работы или переводите в первую очередь для себя?
– Нет, я не представляю себе конкретных читателей, встречаю их на презентациях или читаю отзывы в прессе, это всегда волнующий момент, ведь ты не знаешь, как воспримут твою работу, которой отдала годы. Иногда я получаю письма – мне пишут, каким открытием стал для человека тот или иной автор в новом переводе, это, конечно, очень приятно и радостно. Однажды, после интервью со мной на радио о новом переводе «Обломова» я получила письмо от дальнего родственника, о существовании которого я даже не знала. Мы сейчас дружим и обнаружили очень много общего – и всё благодаря Илье Ильичу.
– Вы видите читателей на презентациях или встречах. Кто в немецкоязычном мире интересуется русской литературой?
– Сложно сказать. Образованный читатель, наверное. Возраст разный – это зависит и от того, кто и где устраивает презентацию. Например, перевод «Обломова» я представляла в Берлине, в Бонне, в Дюссельдорфе, в Любеке и в других городах, все встречи с читателями получились очень интересными, но всегда разными – в университетских городах другая публика, чем в провинции. Бывают презентации в книжных магазинах или в домах литературы – есть такие в разных городах. В Любеке родились Томас и Генрих Манны, у Томаса Манна есть роман «Будденброки», и вот в доме Маннов, в котором теперь музей, посвященный Будденброкам, проходят литературные вечера. Там я представляла свой перевод «Дамы с собачкой» Чехова. Готовясь к вечеру, я думала, как соединить Чехова с Томасом Манном, и решила рассказать о том, как возник у Манна интерес к русской литературе. Через его эссе «Слово о Чехове» я «вышла» к «Даме с собачкой». Очень волнующим событием для меня стал вечер с «Обломовым» в городе Дюссельдорфе, состоялся он в книжном магазине, который расположен в том здании, где родился и вырос Генрих Гейне, один из моих самых любимых авторов. Словами сложно передать те чувства, которые я испытывала, сидя в комнате, в которой, как мне сказали, родился Гейне.
– Среди своих переводов у вас, наверное, есть любимые, что-то нравится больше, что-то меньше?..
– У меня принцип – может быть, это звучит немного высокомерно, но это, в сущности, принцип моей жизни – заниматься только тем, что мне близко, интересно, и с чем хочу знакомить читателя. Я не жду заказа, а выбираю любимую книгу и всеми силами стараюсь убедить издателя её опубликовать. Это не всегда просто. Надо быть очень упорным. Но я по знаку зодиака Овен! Так было с книгой Евсея Цейтлина, с творчеством Семёна Дубнова, «Мёртвыми душами», «Обломовым»… Позже я поняла, что мировоззрение Гончарова мне очень по душе: внешний мир с бесконечной беготнёй за деньгами и суетой ему так противны, что он всё больше от этого отходил. Гончаров стал для меня хорошим собеседником, вот почему хочу и дальше знакомить читателей с его творчеством, с его мыслями, идеалами. По натуре я – борец, почти всегда пытаюсь пробить головой стену.
– У вас как у переводчика и миссионера русской литературы какой на сегодняшний день сложился образ России? Какие ассоциации, имена, звуки?..
– Россия для меня – в первую очередь – большое чувство, неопределённое, положительное… В беседах я распускаюсь. Это, наверное, связано с тем, что я очень эмоциональный человек, а с этим свойством на моей родине сложно. Люди у нас более осторожные, немножко замкнутые – особенно в первую пору знакомства. К тому же русские, когда узнают, чем я занимаюсь, понимают меня лучше, чем мои соотечественники, потому что совершенно иначе могут оценить авторов, которых я перевожу.
– Вы часто бываете в России?
– В последние десять лет относительно часто – каждый год по одному-два раза. Приезжала на научные конференции или юбилеи Гоголя и Гончарова, а получив премию за перевод «Мёртвых душ», решила сделать себе праздник и часть денег потратила на путешествие в украинскую Васильевку, в имение Гоголя, на Полтавщину. К тому времени мой перевод уже вышел, и я подарила музею экземпляр. Очень хочется туда возвратиться.
– Вы не думали о том, чтобы переехать в Россию?
– Лучше быть строителем мостов и пропагандистом русской литературы у нас. В этом я следую совету Томаса Манна, который писал в 1921 году: «Россия и Германия должны знать друг друга лучше и лучше, они должны рука об руку идти в будущее».
– А каковы ваши планы на будущее: авторы, произведения?
– Планы есть, очень хочу переводить два других романа Гончарова, он ведь сам видел трилогию – «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв». У нас знают только «Обломова», а два других романа переведены, но давно. Я не раз пыталась убедить издателей снова перевести их и опубликовать, пока это не удалось, но я не сдаюсь. Хотела бы перевести и «Фрегат Палладу». Наши издатели ориентированы на так называемый читательский спрос, а читатель вроде бы покупает из классики только знакомые книги – то есть, «Обломова» или «Войну и мир»… Получается замкнутый круг. Я мечтаю также о новых переводах рассказов и повестей Гоголя. Уже говорила с разными издателями (о «Старосветских помещиках» и о «Невском проспекте»), но успеха пока не было.
– Переводы вы делаете в первую очередь для себя или для близких, или для читателей?
– Может быть, это звучит смешно или странно, но перевод я делаю и для автора. Для Гончарова или Гоголя. Тут нет никакой мистики, я трезвый материалист: просто хочу сделать им подарок. О котором они, конечно, не узнают. Более того, ощущаю себя миссионером тех писателей, которых люблю и перевожу, и хочу, чтобы как можно больше людей познакомились с ними и их произведениями. Читали и перечитывали.
Елена Калашникова