День победы меняется, подминает под себя другие праздники и даже порождает новые. Как это понимать и чем чревата милитаризация праздника специально для Уроков истории рассказывают исследователи современного фольклора Александра Архипова и Анна Кирзюк.
Исследовательская группа «Мониторинг актуального фольклора»
Школа актуальных гуманитарных исследований,
ИОН РАНХИГС
Старые формы празднования дня Победы – ветераны на трибуне Красной площади, встречи у Большого театра, воспоминания о войне в семейном кругу – уходят в прошлое. Празднование 70-летнего юбилея победы продемонстрировало не только потребность власти в новой и яркой «символической политике», но и некоторые сдвиги в парадигме коммеморации войны.
Прежде всего заметны перемены в области «милитари-практик» – комплекса действий, который включает в себя «милитари-маскарад» (использование военной символики в одежде) и «милитари-декор» (использование военной темы в декорировании обиходных предметов). В последние годы практики превращения одежды, автомобилей, детских колясок в военные символы почти не выходили за рамки специализированных пространств.
Смена повседневной одежды на военную форму или декорирование детских колясок под военную технику встречались разве что на школьных капустниках или на «конкурсах молодых мам на лучшее оформление коляски».
Эти акции не имели политического содержания, а их символический смысл сводился не столько к поминанию (или, научным языком говоря, «коммеморации») войны, сколько к необходимости передать молодому поколению в игровой форме знания о важном историческом событии.
Однако сейчас можно говорить не только о резком росте популярности милитари-практик, но и о смене их функции. 9 мая в толпе гуляющих горожан обращало на себя внимание большое по сравнению с предыдущими годами количество людей в военной форме. В большинстве случаев это были отдельные элементы костюма (чаще всего – пилотки), но были и люди, одетые в полную форму служащих советской армии образца 1940-х гг., иногда с наградами и знаками отличия. Причем участниками этого стихийного милитари-маскарада были не только мужчины, но и женщины, дети, а порой целые семьи, вышедшие на улицы праздничного города. Люди декорировали детские коляски, превращая их в миниатюрный танк или мини-истребитель, и надевали военную форму на лежащих там младенцев.
Экспансия
Городские праздники представляют собой сообщения, которые власть предлагает «к прочтению», и являются важным элементом «символической политики». Однако, такие «месседжи» могут по-разному прочитываться и усваиваться (или не усваиваться) аудиторией.
В мае этого года во время подготовки и празднования Дня Победы милитари-символика стала способом всеобщего приобщения к празднику, охватывая как мегаполисы, так и небольшие поселки. Помимо пространственной экспансии бросается в глаза и расширение обычных хронологических рамок . Популярность милитари-практик, служивших целям коммеморизации Великой Отечественной войны, не угасла после празднования 9 мая.
Наоборот, эти практики активно и даже агрессивно расширяют зону действия , начинают «работать» в контексте других праздников и памятных дат.
Например, все музейные комплексы Крыма посвятили традиционную акцию «Ночь музеев» в этом году военной тематике. В Центральном музее Тавриды состоялась военно-историческая реконструкция, а в Доме-музее Ильи Сельвинского в Симферополе провели экскурсию-квест «С военным корреспондентом на линию фронта».
Затем празднование продолжилось в июне. Например, коммеморативная акция «Бессмертный полк», в последние годы проводившаяся в российских городах 9 мая, в июне неожиданно снова была проведена в Брянске и в Раменском. При этом если в Брянске акция проходила в рамках «первого патриотического фестиваля „Партизанскими тропами Брянщины”», устроенного в «День партизана и подпольщика», то шествие в Раменском вообще не имело никакой формальной привязки к ВОВ.
Символические практики, бывшие принадлежностью праздничного гуляния во время Дня Победы, становятся атрибутом других официальных городских праздников – захватывая «чужое» праздничное пространство. Во время празднования Дня города в Тамбове и Раменском были проведены и милитари-маскарад, и шествие декорированных колясок, и даже театрализованный провод пленных.
День города пришелся на 12 июня, что и определило особенности празднования.
День суверенитета России вошел в праздничный постсоветский календарь ещё в 1992 г., но продолжает отличаться определенной смысловой «пустотой» и отсутствием собственных ритуалов.
Мы все знаем, как справлять Новый Год или Рождество, что делать на Масленицу, а вот про 12 июня этого не скажешь – и этот сравнительно новый праздник оказался удачным объектом для захвата чужими символическими практиками.
Экспансия, впрочем, не всегда проходит удачно. В Ярославле и Екатеринбурге в честь Дня Победы появились клумбы в форме красноармейцев. Фигура солдата, выложенная из цветов, должна была выглядеть как памятник, но вызвала у многих жителей негативную реакцию – во многом благодаря нарушению функций военной символики и распространению символьного потенциала «высокого» текста Победы на утилитарно-декоративные объекты.
На ярославском портале «Ярновости» даже появилась отдельная заметка под названием «Синдром Ярославской клумбы», где в одной фразе суммируется отношение публики к новой тенденции:
«Вслед за этим досталось и городским властям, предлагающим горожанам фотографироваться на фоне трагических событий, воплощенных в виде украшения клумб <…> Впечатления, вызванные тематическими клумбами, екатеринбургские коллеги передают словами: „позорище“, „несуразные топиарные фигуры“, „нелепости нашего городка“. Правда, ярославский солдат с гранатой в Екатеринбурге стал просто „пушистым солдатом“. Но суть явления от этого не поменялась».
От поминовения к театру
«Бессмертный полк» в Раменском, прошедший 12 июня, выглядел не как коммеморативная акция, а скорее, как театрализованное представление. Ритуал меняет функцию с коммеморативной на перфомативную: превращается из поминовения в представление. Создается дополнительное «символьное пространство»: к колоннам военной техники, парадам колясок, одеванию детей в военную форму добавляется проведение такого нового праздника, как «День подпольщика и партизана».
Об этом празднике впервые заговорила областная Дума в Брянске в 2006 г., предложив сделать его государственным, однако редкие упоминания о нём стали встречаться в СМИ только начиная с 2010 г., когда то один, то другой город проводил какие-либо мероприятия 29 июня. В 2015 г. «День подпольщика и партизана» в Брянске 28 июня провели с большим размахом, и в рамках празднования было устроено шествие пленных немцев. Этот элемент особенно важен: он показывает, что новейшие театрализованные инсценировки нацелены на проговаривание и пере-проживание не столько войны, сколько победы. Поэтому участники акции испытывают необходимость в изображении поверженного врага. «Немцы» на этом празднике проходили по импровизированному «коридору позора», при этом в одном случае их вели дети, а в другом – женщины, что создавало эффект «двойного унижения» плененного врага.
В публичном изображении войны появляются ярко выраженные карнавальные черты. Перфоманс становится подобием ритуала социальной космогонии, через который общество вновь проживает базовые для его идентичности события. Такой исторический карнавал схож с массовыми праздниками 1920-х гг., когда посредством масштабных театральных инсценировок изображались важные события рождения нового мира (революция, гражданская война) и его враги.
Карнавальная война: что именно мы вспоминаем?
В процессе расширения зоны действия «деньпобедных» символов и практик, которое мы наблюдали в мае-июне 2015 г., их изначальный смысл стал размываться. Что именно мы коммеморизируем? Что является объектом поминовения? Если речь идет о 9 мая, то ответ на этот вопрос очевиден, а как быть с другими датами?
И в Брянске, и в Раменском во время шествия по главным улицам двигались колонны из военной техники 1940-х гг. вместе с людьми, изображавшими солдат, партизан, пионеров и пленных немцев. Такие шествия – это во многом коммеморизация не Дня победы – 9 мая, а Парада победы, который произошел 24 июня 1945 года. Именно оттуда происходит ритуал бросания флагов к Вечному огню и колонны «пленных немцев». Далее коммеморизации подвергается День начала войны – 22 июня. Все остальные праздники в июне оказываются заполнены милитаризирующими символическими практиками.
В качестве заключения можно вспомнить медийный скандал, связанный с текстом представителя патриаршей пресс-службы диакона Александра Волкова, поздравившего всех с днем начала войны.
Возмущение общественности было вызвано как раз наложением двух обсуждаемых выше смыслов: коммеморизация трагического события встраивается в череду российских праздников. Процесс этот ещё не является завершенным и общепризнанным. Поэтому поздравление, которое было бы абсолютно уместно 1 января или 9 мая, применительно к 22 июня воспринимается как неуместное. Но коллективная память пластична, и ритуалы могут не только её отражать её содержание, но и формировать его. Еще несколько лет назад маленькие дети, одетые в военную форму, выглядели бы на городском празднике странно, потому что антивоенная публицистика и литература приучили нас воспринимать детство и войну как две противостоящие друг другу стихии. Если сегодня перформативный смысл изображения войны вытесняет коммеморативный, а красочные театрализованные шествия из солдат, партизан и пленных немцев становятся ритуалами социальной космогонии, то у «дня начала войны» есть шанс когда-нибудь стать праздником.