Человек. Плен

Автор: Владимир Алов, школа № 34, г. Петрозаводск, Республика Карелия

Научный руководитель: Наталья Айказовна Алова

Я еще учился в начальной школе, когда моя бабушка, Наталья Айказовна Алова, стала брать меня на встречи с ветеранами Великой Отечественной войны, которые она организовывает для своих учеников. Благодаря этим встречам я узнал о юнгах Северного флота, о том, что в нашем городе было несколько концлагерей, лично общался с бывшими малолетними узниками этих лагерей.

Пять лет назад бабушка стала брать меня с братом на Курган Славы – место захоронения найденных поисковиками останков защитников нашего города. Именно на этих торжественных захоронениях я понял, как важно родным узнать, что их близкие не без вести пропали, а с почестями захоронены на рубеже обороны города, который они защищали ценой своей жизни. Если поисковикам удается найти заполненные медальоны, подписанные личные вещи, они разыскивают и приглашают на церемонию родных или близких бойцов. Тогда среди плит, на которых указано только количество погребенных бойцов, появляется именная плита.

В 2013 году, когда в нашей республике началась подготовка к 70-летию освобождения Петрозаводска (июнь 2014) и Карелии (октябрь 2014) от захватчиков, мы с бабушкой еще раз проверили информацию о военном прошлом нашей семьи и выяснили, что среди защитников Петрозаводска был близкий нашей семье человек. Звали его Павел Иванович Леонтьев. Он был мужем Бабани – так называла моя бабушка Анну Васильевну Леонтьеву, свою двоюродную бабушку, родную сестру деда. Своих детей у Бабани и дяди Пали (так Бабаня ласково называла мужа Павла) не было, и после войны Бабаня сначала помогала растить мою бабушку, потом моего папу. По рассказам бабушки, Анна Васильевна всю жизнь ждала своего Палю, который пропал без вести в самом начале войны.

Да, дядя Паля не был нашим прямым родственником, но именно благодаря ему мои предки по папиной линии оказались в Петрозаводске, а Бабаня очень много сделала для нашей семьи. И мы с бабушкой решили выяснить фронтовую судьбу ее любимого супруга.

Павел Иванович Леонтьев был обычным парнем из вологодской деревни. Он родился 28 августа 1896 года. В 20-е годы перебрался в Петрозаводск, выучился и служил ИТР в литейном цехе Онежского (Петровского) завода.

К сожалению, на момент начала поиска мы не знали точной даты рождения, и это усложнило поиски. В Книге Памяти Республики Карелия было указано, что он умер 29 декабря 1941 года. И всё. В ОБД «Мемориал» мы нашли несколько полных тезок дяди Пали, и только то, что в Книге Памяти был указан год его рождения, помогло установить его трагическую судьбу.

Анна Васильевна, жена Павла Ивановича, очень мало рассказывала о нем. По воспоминаниям моей бабушки, при упоминании о Палечке она начинала плакать и просила не расспрашивать. Мы знаем только то, что незадолго до дня рождения Павла Ивановича призвали на фронт. Призван он был Зарецким РВК Петрозаводска 8 августа 1941 года. За время обороны он, по словам Анны Васильевны, два раза ненадолго «забегал» домой. С его слов известно, что он был приставлен к лошадям, подвозил, что требовалось, на передовые. Как он говорил, винтовка была только у старшего. По воспоминаниям Бабани, сильно похудел. Моя бабушка считает, что это не удивительно: Бабаня была поваром в правительственной столовой, прекрасно готовила, любила побаловать мужа вкусной выпечкой. Моя бабушка до сих пор вспоминает, как вкусно готовила Бабаня.

Петрозаводск готовился к эвакуации. В последнюю встречу дядя Паля сказал жене, что город приказано держать как можно дольше, чтобы успели эвакуироваться жители и беженцы. Просил жену не задерживаться. Но Анна Васильевна до последнего надеялась, что среди отступающих защитников города будет ее Паля, и эвакуировалась по Онежскому озеру с последней партией гражданского населения. Только после освобождения Петрозаводска и Карелии в 1944 году она узнала, что Павел Иванович пропал без вести. Но судя по документам 1946 года, уточняющим потери, тогда уже было известно, что он погиб 29 декабря 1941 года, правда, указания на то, что это произошло в плену, не было. Знала ли об этом Бабаня, нам не известно.

Плен – трагическая судьба сотен тысяч бойцов Великой Отечественной войны. Уже в первые месяцы войны их приказано было считать врагами, предателями. Плен считался позором. Наш родственник, Василий Васильевич Стрелков, прошедший всю войну, рассказывал, как несколько раз он со своими товарищами при отступлении оказывался в окружении, как с боем и потерями они прорывались к своим, и тот последний патрон, который оставляли для себя, чтобы не попасть в плен, шел в дело в бою. Василий Васильевич, по словам бабушки, не любил об этом вспоминать. Переживал только о том, что, хоть в донесениях отмечали про товарищей – погиб в бою, нет у него уверенности в том, что на поле очередного боя при отступлении остались только погибшие: возможности искать контуженных и тяжело раненных не было.

Может, так попал в плен и дядя Паля? Если учесть, что у возниц не было оружия, то как можно было при окружении избежать пленения? По документам, составленным после капитуляции Финляндии, Павел Иванович попал в плен 10 октября 1941 года. Лагерь, куда его поместили, находился в г. Лаппеенранта губернии Кюми.

Так я впервые узнал, что во время великой Отечественной войны был не только немецкий, но и финский плен. А еще я узнал, что даже были специальные отчеты о потерях, где были пропечатаны графы: «Время перехода в плен», «Обстоятельства перехода в плен». То есть бойца заранее называли предателем.

По статистическим данным Управления по делам военнопленных и интернированных НКВД-МВД СССР, финскими воинскими подразделениями было взято в плен 64188 человек. Согласно договору о перемирии в 1944 году, после прекращения Финляндией военных действий в Советский Союз было возвращено 44453 военнопленных или интернированных. Получается, что из всей массы пленных в финских лагерях погибло 29,1%. Это одна из самых высоких цифр в мире. И это без учета военнопленных, которых переправляли в Норвегию и немецкие концлагеря. Неужели все они просто взяли и перешли на сторону врага, в плен, чтобы погибнуть там мучительной смертью?

Не мог такого сделать дядя Паля, который, по воспоминаниям близких, очень любил свою Нюрочку. Да и другие, такие же, как он. Это для них с первых дней войны в Финляндии уже готовили концлагеря, как для дешевой рабочей силы. А в плен попадало очень много бойцов. Например, только Медвежьегорская операция дала финнам 2800 военнопленных, а Олонецкая – где-то 1200. А лагеря строили с расчетом по 300–500 человек в каждом. Самым страшным был август 1941 года. В августе военнопленные поступали в лагеря следующим образом:

К концу августа 1941 года пленными были заполнены уже 18 лагерей по всей стране, а крупные их партии были еще на подходе, потому что наступательные бои на Перешейке завершились лишь 9 сентября. Началась окопная война. Линия фронта фактически не менялась до 1944 года. Военнопленных добывали теперь случайно, целые недели проходили порой без их поимки. Поимка пленных не сводилась теперь только к пополнению рабочей силы для Финляндии. Пленные нужны были для получения важной секретной информации, которая вырывалась у них любым путем. Солдаты, захватившие «языка», поощрялись, например, дополнительным отпуском домой.

Да, руки вверх наши бойцы поднимали по приказу. А что еще оставалось делать? На что надеяться, особенно раненым и контуженным, а зимой еще и обмороженным? А возницы? А пекари Выборгской полковой пекарни? Чем они могли биться с врагом? Много таких осталось на поле боя после отступлений, осталось, чтобы умереть или попасть в плен. В некоторых донесениях о потерях, которые составлялись в короткие передышки между боями сразу за несколько недель, в графе о выбытии часто отмечалось: «оставлен на поле боя» или «умер в окопе от ранения в грудь» – со слов медсестры. А человек потом оказывался в плену. Правда, после таких записей семья могла получать пособие на жизнь.

О том, что плен, даже для тех немногих, кто переходил к врагу добровольно, поверив агиткам и посулам, которые щедро разбрасывались над линиями обороны, был ужасен, пишут даже финские послевоенные исследователи истории.

Цифры подтверждают это. На территории Финляндии до сих пор сохраняются захоронения советских военнопленных с указанием количества захороненных. За захоронениями следят члены финско-российских обществ дружбы, члены обществ русской культуры в Финляндии, представители консульства России в Финляндии.

Хельсинки, Малми 33
Лаппее, Туомиоя 39
Ханко 153
Лаппеенранта 1352
Карьяя 112
Куопио, Кеттулахти 21
Карана 269
Юука 29
Пори 319
Валкеакоски 27
Кеулие 122
Лянгелмяки 197
Юлямаа 137
Оривеси 85
Руоколахти 92
Настола 1055
Турку 36
Ямся 31
Коккола 649
Ваала, Пелсо 133
Кяльвия 35
Суомуссалми 103
Каннус 184
Тайвалкоски 99
Вааса 75
Энонтекие 24
Керимяки 97
Кеми, Валлитунтури 162
Пиексямяки 2813
Кеми, Айоссаари 1671
Миккели 23
Рованиеми 277
Юливиеска 120
Кемиярви 485
Куусамо 365
Соданкюля 268
Оулу 100
Салла 76 

Кроме того, более чем в ста населенных пунктах находятся могилы, в которых захоронено от одного до двадцати военнопленных.

Павел Иванович Леонтьев был захоронен в одной из трех братских могил в Лаппеенранта. Один из 1532 мучеников плена. Среди погибших немало неизвестных. Лагерь находился на воинской территории, и сегодня закрытой для свободного доступа. Там же первое захоронение, куда пускают только по разрешению. Моя бабушка была там 9 мая 2014 мая в составе делегации финских и российских представителей и возложила от нас памятную корзину цветов. Самого лагеря, естественно, нет. Но все они выглядели примерно одинаково.

Большинство лагерей располагалось далеко от границы с Карелией, в глубине Финляндии. Военнопленных перевозили разным транспортом. Умирать они начинали уже в дороге от голода, без медицинской помощи. Например, отправляли в суровые зимние морозы военнопленных в орглагеря из Петрозаводска в холодных и наглухо закрытых вагонах для скота. В одной только партии пленных, отправленных 22 января 1942 года, из 158 человек 13 умерло уже в дороге. В партии 1 февраля 1942 года из 91 человека в вагонах осталось лежать 9.

Мучения продолжались и по прибытии в переполненные лагеря. Шесть дней в неделю военнопленные, способные покинуть бараки, работали на торфоразработках, лесоповале, в каменоломнях. И умирали один за другим. Известий о скором конце войны никаких не было, что в свою очередь лишало угодивших в плен мужчин всяких надежд на завершение их мучений.

Побег был невозможен: чужая страна, незнакомый для большинства язык, враждебность большей части местного населения, помнившего Северную военную кампанию 1939–1940 гг., начатую Советским Союзом. Кроме того, в беглецов разрешено было стрелять на поражение, а схваченных расстреливали.

Большинство военнопленных, попавших в плен в первые месяцы Великой Отечественной войны, погибали через 3–4 месяца. Смертность среди пленных видна на следующей таблице (см. Эйно Пиэтола. Военнопленные в Финляндии. 1941–1944 / Перевод с финск. // Север: Литературно-художественный и общественно-политический журнал. Петрозаводск, 1990. № 12):

Павел Иванович Леонтьев, рядовой Красной Армии, попавший в плен 10 октября 1941 года, умер 29 декабря этого же года. Причина смерти – общая слабость. Как потом бабушке объяснили в нашем консульстве в Финляндии, общая слабость – это истощение, то есть смерть от голодания. Вернувшись из Финляндии, бабушка сказала, что, слава Богу, Бабаня так и не узнала, как умер ее любимый Паля, которого она постоянно баловала своими кулинарными изысками. Я тоже считаю, что для нее еще одним ударом было бы узнать о голодной смерти своего мужа.

В исследовании Института военной науки Финляндии «Военнопленные» имеется следующая заметка: «Одной из главных причин большой смертности военнопленных было с самого начала их слабое питание. Вообще долгое время попавшие в плен страдали от недостаточного питания и от больших перегрузок, что наверняка увеличивало их предрасположенность к заболеваниям». И это правда. Дело в том, что мы с бабушкой не остановились только на поисках информации о трагической судьбе Павла Ивановича Леонтьева. Вернувшись из Финляндии, бабушка организовала акцию «Возвращение». Мы с ее учениками по несколько раз пересмотрели все списки военнопленных, погибших в финском плену. Составили архив анкет жителей Карелии, Беларуси, Ставропольского края. Дело в том, что мой прадед из Георгиевска, а еще у нас есть родные из Беларуси. В анкетах мы отмечали и причины гибели в плену. На первом месте следующие причины: общая слабость (я уже знаю, что это такое), желудочно-кишечные заболевания, понос, паралич сердца. Кроме того, были очень распространены туберкулез, заболевание почек. Также есть отравления, скорее всего некачественной пищей, самоубийства, «перерождение сознания» (видимо, сумасшествия), заражения крови, обморожения, сыпной тиф, огнестрельные раны. Последнее, скорее всего, это расстрелы, которые практиковались в лагерях.

Подобное исследование проводилось самими финнами во время войны. «Следователь разведотдела ставки О. В. Фрискберг пытался выяснить причины смерти военнопленных. В лагере № 9 (Кеми, местечко Айоссаари) за октябрь–декабрь 1941 года погибли 221 человек. Согласно протоколам допросов, причины смертей определены следующие: понос – где-то 55 процентов из всех случаев, общая слабость – 35 процентов, заболевание мышцы сердца – 5 процентов, голод и измождение – 2 процента, легочная астма – 1 процент, грипп – 1 процент, заражение крови – 1 процент (столбняк, видимо)».

Сами финские власти признавали очень высокую смертность в лагерях советских военнопленных: «Смерть вырывала из рядов мужчин в расцвете сил, которым физический труд не был в диковинку».

Чем же кормили военнопленных? В лагеря завозили трупы лошадей. Чаще всего конина была испорченной. Варили голландское бочковое мясо, которое имело такой страшный запах, что он не пропадал даже после двухсуточного вымачивания. Но голод заставлял военнопленных есть и такую еду. Часто подолгу не было и такого «мяса». А труд был обязателен. Умирали прямо на лесоповале, на торфяниках. Например, на торфяных разработках в Риитасенсуо за короткое время от истощения и измождения умерло 45 человек. Остальные пленные взбунтовались. Во время подавления бунта было застрелено еще 15 человек. Взамен казненных и погибших от голода торфоразработки получили новую партию военнопленных.

Военнопленные часто обращались за медицинской помощью. Из лагерей их переводили в больницы. Несмотря на медицинский уход, в больницах в Коккола и Лаппеенранта, например, умер 2001 человек. Но чаще «лечили» на месте. В качестве основного лекарства применяли «горячий чай, камфару и ягодный сок». Некоторых «освобожденных от работ по болезни» по утрам находили в бараках мертвыми. Причины смерти ставили сразу: язва желудка, паралич сердца. Наверное, так и умирал Павел Иванович Леонтьев, физических сил которого хватило на два с небольшим месяца плена.

Выяснение военной судьбы одного человека открыло для меня страшные страницы истории Великой Отечественной войны. Но только непосредственное знакомство со свидетельствами прошлого заставили по-настоящему задуматься: почему так несправедливо мучеников плена считали предателями?

2 октября 1941 года город Петрозаводск был оккупирован финляндской Карельской армией и переименован в Яанислинна. В это время где-то в лесах на подступах к городу без оружия, без помощи пытался выйти к своим обозник Павел Иванович Леонтьев, рядовой, беспартийный, 1896 года рождения. Не вышел. Оказался в страшном плену. Для нас он не предатель, он – дядя Паля, солдат Великой Отечественной войны. Наверное, как и тысячи других, он жил верой и надеждой на освобождение. Но освобождением стала мучительная смерть.

После того, что мне удалось узнать о судьбах военнопленных, я считаю несправедливым то, что до сих пор они не реабилитированы и не признаны участниками и жертвами войны. Павел Иванович Леонтьев – человек, которого я никогда не видел и о котором знаю очень мало, но главное, что знаю: он, как мог, защищал мой город, мою и свою Родину.

В моем компьютере отдельно хранится учетная карточка одного из военнопленных. Правда, погиб он в немецком плену в Германии. Бабушка случайно обратила на нее внимание, когда мы работали с документами и списками. Дело в том, что мы с этим бойцом очень похожи и зовут его, как и меня, – Владимир. Он, как и миллионы других, погиб, чтобы сегодня жил я.