В музее Международного Мемориала есть замечательный экспонат – портрет Лидии Сергеевны Китицыной, написанный в ссылке её подругой Анной Сергнеевной Комеловой. Недавно, разбирая семейный архив, дочь Лидии Сергеевны нашла несколько машинописных листков, датированных 1971-м годом – в них Л. С. Китицына рассказывает об А. С. Комеловой. Нам показалось интересным сопроводить публикацию портрета этими записями – интересна не только биография, вызывает уважение человеческое достоинство обеих женщин, как и обаятелен сам стиль, язык ушедшей эпохи.
Воспоминания об Анне Сергеевне Комеловой
С Анной Сергеевной Комеловой я познакомилась в 1926 г. в Москве на курсах переподготовки музейных работников, организованных Главнаукой НКП. Я была командирована на курсы Костромским музеем, она Царскосельским. Жили мы в общежитии курсов. Женское общежитие помещалось в 4-м Ростовском переулке, в доме, на фасаде которого сохранилась старая лепная надпись: «Дом призрения бедных женщин», что нас очень смешило.
Общались мы с Анной Сергеевной тогда мало, так как были на разных отделениях. Она на искусствоведческом, я же изучала этнографию и археологию.
Анна Сергеевна – тонкая изящная женщина с почти седыми волосами (она поседела в ранней молодости). Она была на несколько лет старше меня. (Я родилась в 1903 г.). Работала Анна Сергеевна в музее научным сотрудником. О её художественных работах той поры я ничего не знаю.
Вторая встреча с Анной Сергеевной произошла в 1931 г. в Архангельске при следующих обстоятельствах.
Я временно работала в отделе фондов Архангельского музея. Как-то раз Анна Сергеевна пришла в канцелярию музея (она брала разные мелкие заказы по этикетажу) и услыхала мой голос в соседней комнате. Так мы встретились. Анна Сергеевна познакомилась с моим мужем и стала отныне другом нашей семьи.
Как она попала в Архангельск? Волна арестов 1930 г. захватила краеведов и музейных работников. И Анна Сергеевна подвергнулась административной высылке. Прибыв в Архангельск, Анна Сергеевна и её сослуживица Ольга Александровна (фамилии не знаю) бродили по улицам, не зная, где приклонить головы, и плакали. Какой-то старичок из высланных принял в них участие, он дал им адрес квартирохозяев. Так на одном из дальних проспектов Архангельска (кажется, на Костромском) Анна Сергеевна и её подруга нашли себе пристанище. Их пустили в качестве угловых жильцов. Я была у них. Их квартира представляла собой логово, из чего-то сооружённое и впритык отгороженное занавеской. Все их вещи: сумки, мешки, узлы – висели тут же на вбитых в стену гвоздях.
Анна Сергеевна была мужественной женщиной. Храбрясь, она говорила, что ей всё равно, где жить, лишь был бы парикмахер. Что было поразительно в Анне Сергеевне, так это её отношение к людям: невзирая на ранги, на общественное положение, в каждом человеке она видела прежде всего человека. На сторожа в мастерской Союза художников она смотрела теми же глазами, какими смотрела на М. Горького, которого когда-то водила по Царскосельскому музею. Неудивительно, что люди незначительных профессий – уборщицы, сторожа, истопники, разные ремесленники – были её искренними друзьями. Она отличалась тонкой наблюдательностью, которая помогала ей понимать внутреннюю сущность людей.
Зарабатывать на жизнь Анне Сергеевне приходилось разными диаграммами, картограммами и прочими заказами. Впоследствии она приступила и к серьезным работам. Для Архангельского музея она создала ряд скульптурных портретов местных деятелей: Павлина Виноградова, Чумбарова-Лучинского, стахановца Мусинского и ещё стахановки и депутата Паши (или Жени – фамилию я забыла). Она тщательно изучала этих людей: познакомилась с вдовой Павлина Виноградова, ездила в Маймаксу к Мусинскому, чтобы видеть его в домашней обстановке, свела знакомство с Пашей (или Женей) и бывала у неё.
Не зная за собой и тени вины, Анна Сергеевна тяготилась вынужденным пребыванием в Архангельске и положением административно высланной. Кто-то посоветовал ей подать прошение о досрочном освобождении (о помиловании, как тогда говорили), и она имела неосторожность это сделать … Но Анна Сергеевна могла доказать свою преданность только в пределах своей специальности.
В результате Анна Сергеевна была выслана вглубь Архангельского края на лесоразработки. Условия жизни там были тяжёлые. Худенькая, слабенькая женщина надорвалась, таская баланы, но выжила. Помогли коллективные посылки архангельских друзей.
Это было в 1932 или 1933 г.
Не помню, сколько времени пробыла Анна Сергеевна на лесоразработках. Вернувшись в Архангельск, она вышла замуж.
Вернёмся немного назад.
Надо же было случиться, что в тот день, когда Анна Сергеевна собирала вещи, чтобы отправиться вглубь страны, к её квартирным хозяевам явился новый жилец – ленинградец, капитан дальнего плавания Василий Иванович Плотников. Его корабль когда-то стоял в Архангельске, и он жил у этих хозяев. Теперь он явился административно высланным. Хозяева приняли его и сказали, что у них живут две ленинградские художницы. Анне Сергеевне было не до знакомства, и они только мельком видели друг друга.
И вот эти почти незнакомые люди стали переписываться, и Анна Сергеевна вернулась из лагеря невестой.
Сняли они крошечную комнатушку на чердаке на одной из улочек Кузнечихи. Анна Сергеевна продолжала свою работу, а её муж преподавал иностранный язык (кажется, английский) в школе. На выставке архангельских художников были работы Анны Сергеевны, в том числе портрет В. И. Плотникова.
Через некоторое время В. И. Плотников тоже был отправлен на лесоразработки в Плесецкий район, где пробыл полтора года и потерял здоровье.
По окончании срока высылки (музейных работников обычно высылали на три года) Анна Сергеевна несколько раз ездила в Ленинград, чтобы навестить родных и попытаться там устроиться. Но ничего не выходило. Последняя работа Анны Сергеевны в Архангельске, которую я видела, – скульптура нимфы для фонтана. Видимо, фонтан не состоялся, и скульптура погибла.
В письме к В. И. Смирнову от 19. (неразб.) 41 г. Анна Сергеевна пишет: «Архангельское товарищество так и не присылает мне денег, хотя я знаю, что мои изделия уже сданы заказчику и, стало быть, деньги уплачены. Беспокоюсь, хорошо ли отформовали. Помещены ли уже украшения на здание и прилично ли выглядят».
Не знаю, какую свою работу она имела в виду.
Перед войной она уехала из Архангельска, оставив за собой на всякий случай квартиру на чердаке.
Жизнь Анны Сергеевны и теперь не стала лёгкой, и она вспоминает свой чердачок, как потерянный рай. Уход за больным мужем, трудности с комнатой, хлопоты о работе, отсутствие денег, тревога о катастрофически растущем долге хозяевам архангельского чердака.
Но Анна Сергеевна не сдаётся.
«Вчера сговорилась с В. Шишковым лепить его портрет – мне необходимо участвовать на выставке, и это будет мой entree в лоно ленинградских скульпторов» (из письма к В. И. Смирнову 1940 г.). В своем последнем письме из г. Пушкина от 19.08. 41 г. она пишет: «… из-за отсутствия денег мы никуда не уехали … На днях хотим маму переправить в Ленинград … Мы с Василием Ивановичем охраняем чердак и несем всякие общественные обязанности … Привет всему семейству. Любим и помним Вас. Авось, увидимся! Во всяком случае, сил и желания жить у нас достаточно».
Больше ничего об Анне Сергеевне не узнали.
Ходили мы с мужем на их чердак в Кузнечихе. Но и хозяева ничего не знали. Предлагали нам на память взять что-нибудь из вещей Анны Сергеевны. Мы отказались, о чем сейчас я сожалею.
У меня сохранились следующие работы Анны Сергеевны:
Мой портрет пастелью;
Гипсовый барельеф Ломоносова в овале;
Улица в Кузнечихе, акварель;
Фотография скульптуры оленя.
Что я знаю о родных Анны Сергеевны? Она происходила из обеспеченной в прошлом семьи ленинградцев. Отец её умер. Мать, судя по последнему письму, была жива в 1941 г. Были сёстры и брат моложе её. У сестры были дети – девочки. Не знаю точно, где они жили в описываемый период – в Детском селе или в Пушкине.
Л. Китицына п/п
г. Хотьково
А вот воспоминания дочери Людмилы Сергеевны Китицыной, Татьяны Васильевны Смирновой:
Л. С. Китицына. Биографическая справка
Лидия Сергеевна Китицына (1903–1990) родилась в дворянской семье: отец Сергей Александрович Китицын, адвокат, мать – Елизавета Михайловна, урождённая Борщова. Детские годы провела в усадьбе Малышково под Костромой.
В 1920 г. поступила в Костромской университет на словесное отделение гуманитарного факультета. После того как университет в 1922 г. закрылся, перевелась в Ярославский университет, который был ко времени окончания преобразован в Педагогический институт.
В 1925 г. была принята на работу на Этнологическую станцию Костромского научного общества, участвовала в ежегодных этнологических экспедициях, занималась диалектологией, записывала сказки и другие произведения народного творчества, собирала экспонаты для Костромского музея (являлась одновременно нештатным сотрудником музея, бесплатно). Принимала участие в археологических раскопках, которые проводил В. И. Смирнов. «Четыре года, проработанные в Костроме, были самыми интересными и плодотворными», – написала она в своей биографии. Надо заметить, что автобиографию она назвала «Моя трудовая жизнь». Работа всегда была главным в её жизни.
Работать приходилось в трудных условиях. Рассказывая об экспедициях, а происходило это как раз в тот исторический момент, когда традиционная народная культура подвергалась безжалостной ломке и разрушению, Л. С. Китицына позднее напишет: «Экспедиции снаряжались на самые незначительные средства и совершались нередко пешком. Не задумываясь, мы делали пешие переходы иногда в несколько десятков километров. В 1925 году, путешествуя по Костромскому уезду, мы с Беляевой питались одним толокном: подойдя к колодцу, стоящему посреди деревни, зачерпывали воды, разбалтывали в кружках толокно и тут же его съедали. Большего мы не могли себе позволить, так как обе нуждались». Опубликована в те годы была лишь одна этнографическая работа Л. С. Китицыной «Хлеб. Из материалов по народному питанию Костромского края». (1927). Позднее, в 1964 г., Лидия Сергеевна напечатала ещё одну статью. В ней нашли отражения как наблюдения, сделанные во время археологических раскопок в костромском крае, так и во время её этнографических экспедиции по теме «Гончарный промысел в деревнях Костромской губернии».
Лидия Сергеевна вспоминала, как, выполняя поручение В. И. Смирнова, директора Костромского музея и председателя Костромского научного общества, она пришла в Псковский музей: «Я представилась директору музея, по фамилии, кажется, Янсон. Это был весьма почтенный старик профессорского вида. Принял он меня любезно. К краеведению относился снисходительно. Василия Ивановича знал и, видимо, уважал. Просил рассказать о его работе. Я с наивным воодушевлением начала говорить об этнографических работах Василия Ивановича, об археологических раскопках. Вдруг Янсон прервал меня совершенно неожиданным вопросом:
– Скажите, Василий Иванович женат?
– Его жена, Александра Серапионовна, умерла несколько лет назад, – ответила я в недоумении.
– Передайте от меня Василию Ивановичу, что если он на вас не женится, то будет дурак.
Я не передала это Василию Ивановичу, но он на мне женился».
В 1929 г. Кострому пришлось оставить навсегда. Вместе с мужем В. И. Смирновым она переехала в Иваново, работала в Ивановском областном музее хранителем Кустарного отдела. Но в сентябре 1930 г. В. И. Смирнов был арестован. В январе 1931 г. Лидия Сергеевна вынуждена была уволиться из музея. Через биржу труда получила направление на должность архивариуса при Ивановском областном земельном управлении, затем была переведена на должность секретаря-статистика. Уволилась 4 августа 1931 г. в связи с переездом в Архангельск к мужу. «Ивановский период самый бессмысленный в моей жизни. Потеря времени», – писала она.
Союз их выдержал все испытания: и глумление над их любимым краеведением, и изгнание из Костромы, и арест Василия Ивановича Смирнова в 1930 г., и ссылку его в Архангельск. Они писали друг другу письма каждый день всё время, когда находились в разлуке. Часть их вошла в книгу «В. И. Смирнов. Народ в тюрьме (1930–1931); Материалы к биографии В. И. Смирнова (1882–1941)» (Сергиев Посад, 2011).
В Архангельске ей пришлось осваивать новые, совершенно чуждые ей специальности. На пустом месте она создавала библиотеку в Северном геологическом тресте, также на пустом месте организовывала Геодезическое справочное бюро, потом заведовала Картографическим справочным бюро. Работала с полной отдачей. Но через несколько лет, когда Картографическая фабрика уже ликвидировалась, увидела во дворе специально сконструированный шкаф для хранения карт в развёрнутом виде, хорошо ей знакомый. Уже без полок. Внутри висел рукомойник. Она написала: «Ещё раз убедилась, что всегда и везде мой труд пропадает».
Ей пришлось оставить работу летом 1938 г., так как обострился туберкулез лимфатических узлов, которым она заболела ещё в голодные годы Гражданской войны. Рождение дочери Тани в 1935 г., много болевшей и очень беспокойной, подорвало ее силы. Помогло лечение в Евпатории. Опять надо было искать работу.
Осенью 1938 г. Лидия Сергеевна поступила в школу учительницей русского языка и литературы. Мало помогли знания, полученные в университете. Приходилось всё осваивать заново. В. И. Смирнов скончался скоропостижно от разрыва сердца осенью 1941 года. Страшно тяжёлыми были годы войны. Здоровье дочери к концу войны стало таким, что необходимо было уехать, сменить климат. Несмотря на медицинские справки, её не отпускали с работы. «С большим трудом мне удалось вырваться из Архангельска, этого голодного и чужого мне города», – писала она.
В Сталинградской области в казачьей станице Глазуновской она работала учительницей русского языка и литературы старших классов 8 лет. Условия жизни в этой местности были очень трудны. Тот же голод и холод, что во время войны. Она готовилась к урокам по ночам, при свете коптилки, позже – керосиновой лампы. Считала, что подготовившись с вечера, не удержит в памяти нужный материал. Память, видимо, была потеряна в голодные годы войны. Но творческий подход, занятия в литературном кружке, индивидуальные занятия с учащимися (всегда бесплатно), материальная помощь самым нуждающимся привели к тому, что почти все её ученики поступили в высшие учебные заведения, многие в Москве и Ленинграде.
Когда она опасно заболела, её не хотели отпускать – всё ещё существовал закон, не позволявший уйти по собственному желанию. И только благодаря хлопотам брата, участника Сталинградской битвы, удалось уволиться. Она переехала к брату в Ростов Ярославский. Там получила необходимую врачебную помощь. Работала опять в школе, а в 1958 г. вышла на пенсию и стала жить вместе с дочерью в г. Хотьково Московской области.
Уезжая из Архангельска, она, тщательно разобрав эпистолярный архив В. И. Смирнова, упаковав в ящики, оставила их на хранение на чердаке дома их бывшей квартирной хозяйки.
В конце 1950-х, получив из Архангельска весть, что флигель будут сносить, Лидия Сергеевна поехала туда, чтобы спасти архив. Когда с большими трудностями эти шесть больших ящиков были доставлены в Хотьково, она наняла машинистку, чтобы перепечатать письма Василия Ивановича из тюрьмы и ссылки. Сама стала работать над рукописью «Материалы к биографии В. И. Смирнова».
Дочь вспоминает: «Жили мы в то время на квартире в деревянном домишке на берегу Пажи, в Хотькове. Мебели не было никакой. Спали на раскладушках. Столом и стульями служили ящики… Я не могла колоть дрова – на это не было сил. Колола мама. Она же в основном ходила за водой на колонку. А главное – её не прописывали, и милиционер приходил и требовал убираться в 24 часа… С огромным трудом через газету „Известия“ ей удалось получить такое разрешение».
Сейчас спасённый архив В. И. Смирнова находится в Отделе письменных источников Государственного исторического музея.
И всё это время Лидия Сергеевна ещё добивалась реабилитации мужа. Ей отказывали под тем предлогом, что он попал под амнистию, которая была в 1953 году. Но она знала, что без справки о реабилитации невозможны, например, ссылки на его работы.
В 1968 г. в соавторстве с П. Н. Третьяковым, впоследствии известным археологом, членом-корреспондентом АН СССР, который ещё школьником участвовал в археологических раскопках Костромского научного общества, ею была опубликована статья «Памяти Василия Ивановича Смирнова».
«С 1959 г. начался новый период моей жизни», – писала она. Ей удалось разыскать О. Н. Бадера, с которым она участвовала в раскопках ещё в 1920-е гг.
Он предложил работу в археологической экспедиции. Лидия Сергеевна принимала участие в работах в зоне затопления Воткинской ГЭС, на палеолитической стоянке Сунгирь, с Н. Н. Ворониным на окраине Смоленска, в Верхневолжской экспедиции Д. А. Крайнова.
Оформляли ее старшим лаборантом на два месяца в году. В то время пенсионера не могли взять на больший срок по закону. Остальную часть времени она работала бесплатно: зимой делала описи находок.
В последние годы её память всё больше ей изменяла. В 1990-м она сломала шейку бедра, поскользнувшись на кухне. Через несколько месяцев скончалась
В юности, когда она училась в университете, несколько девушек, составлявших кружок, реши определить, кто на какую литературную героиню похож. По общему признанию Лида Китицына была похожа на Юлианию Лазаревскую, святую начала XVII века. Вся её последующая жизнь подтвердила правильность этого мнения.
Смирнова Т.В. 19.03.2015
По теме:
Т. В. Смирнова. В. И. Смирнов. Народ в тюрьме (1930–1931). Материалы к биографии В. И. Смирнова (1882–1941). Сергиев Посад, 2011.
А вот воспоминания дочери Людмилы Сергеевны Китицыной, Татьяны Васильевны Смирновой:– Скажите, Василий Иванович женат?
