Между двумя мировыми войнами украинская политическая мысль (как социалистическая, так и националистическая и консервативная) часто обращались к образу Ленина. Лидер большевиков вызывал одновременно восхищение и ужас. И именно его едва ли не чаще других сравнивали с безвольными, непоследовательными и безуспешными украинскими политиками 1917–1920 годов. Особое внимание украинские публицисты уделяли органичной принадлежности Ленина к русской политической и культурной традиции. От этих рассуждений оставался один шаг до очередной реинкарнации еще костомаровского тезиса о «двух русских народностях». Так русский и украинский историк Костомаров назвал в 1861 году текст, в котором пытался историческими и этнографическими аргументами доказать неприспособленность украинцев к государственному строительству. Но обо всем по порядку.
На протяжении 1919-1926 годов Вячеслав Липинский (1882-1931) писал работу, ставшею классикой украинского консерватизма – «Листи до братів-хліборобів» (Письма к братьям-хлебопашцам). Для Липинского – выходца из старой польской шляхты – принципиальное значение имел тезис о невозможности построения республики на руинах империи без участия старой аристократии. Успех большевиков он объяснял именно тем, что «война за мировое значение России» объединила Ленина, Брусилова, Куропаткина, и добавлял: «Да, пожалуй, и Ульянов не был бы Лениным, если бы в его жилах и в жилах его идейных помощников… не текла кровь старого московского служилого дворянства, которое опричниной и террором спасало московское государство при Грозном, во время “смутного времени”, при Петре Великом – спасает и сейчас под знаменем большевизма уже в четвертый раз»В’ячеслав Липинський, Листи до братів-хліборобів. Київ–Філадельфія, 1995. C. 39..
Наблюдения и даже метафоры Липинского практически полностью совпадают с выводами «сменовеховца» Николая Устрялова, который называл Ленина «посмертным братом» Петра Великого, «глубочайшим выразителем русской стихии», «русским с головы до ног», «настоящим сыном России, ее национальным героем»Микола Устрялов, Справжній син Росії // Україна. 1991. № 8. С. 3.. И это притом, что политические идеалы Липинского и Устрялова были очень различны.
Годы украинской революции Липинский называет «временем для украинского Ленина» и добавляет: «Ленина мы не нашли. И в этом вся трагедия Украинской Республики»В’ячеслав Липинський, Листи до братів-хліборобів. С. 40.. Противопоставляя политический романтизм украинских правительств энергичной, решительной и гибкой политике большевиков, Липинский фактически повторяет оценку, данную в мемуарах генерала Павла Скоропадского (гетмана Украины в 1918 году, занимавшего этот пост благодаря немецкой оккупации): «Самый выдающийся человек нашей эпохи – это, к нашему ужасу, – Ленин»Павло Скоропадський, Спогади. Київ–Філадельфія, 1995. С. 150..
Липинский долгое время сотрудничал с бывшим гетманом и последовательно выражал свою неприязнь как к «демократической заразе» Временного правительства и украинских социалистических правительств, так и к радикальному национализму Дмитра Донцова (1883-1973), который казался ему «эгоцентричным» и «пустословным».
Фигура Донцова является одной из центральных в истории украинской мысли. Будущий неформальный (поскольку сам никогда не принадлежал к ОУН) идеолог Организации Украинских Националистов родился в семье купца второй гильдии в Мелитополе. Учился в Санкт-Петербургском, Венском и Львовском университетах, и начал свою политическую биографию с марксизма. В 1905 году Донцов вступил в Украинскую социал-демократическую рабочую партию, откуда его исключили после выступления на студенческом съезде во Львове в 1913 году с лозунгом «отрыва от России». Кстати, на это его выступление критически отреагировал Ленин. В отличие от последнего, Донцов до конца жизни остался теоретиком и критиком, но не практикующим политиком.
«Фирменными» чертами публицистики Донцова, которая в 1930-е годы становится подчеркнуто националистической, были эмоциональность, нетерпимость, авторитарность. Оппоненты называли Донцова «украинским Струве», «фашистом», «примитивно нечестным» человеком, для которого «придумать факт, перекрутить цитату…все равно, что раз плюнуть» (слова академика-литературоведа Сергея Ефремова); «злобным, мстительным ослом Революции» (слова писателя-социалиста Владимира Винниченко); «худшей мерзостью», писания которой «настолько противоречивы, что он давно сошел бы с ума, если б относился к ним хоть капельку уважительно» (слова Липинского).
Сам Донцов неоднократно писал о политическом даре Ленина, о его «несравнимой ни чем» способности связывать воедино социальные и политические цели, «объять одной политической мыслью разные революционные идеи народа». По метафорическому высказыванию Донцова, Ленин понял, «чего хочет закованный зверь», то есть народные массы, и «в этом отношении он воистину велик, и лишь завистники могут отрицать в этом его гениальность»Дмитро Донцов, В.Лєнін // Дзвін. 1996. № 1. С. 97.. Для Донцова очевидно, что нет украинских политиков, способных противостоять Ленину, – «этому сосуду безграничного фанатизма, неусыпной энергии и чисто понтификального чувства собственной непогрешимости».
Донцова восхищали методы, а не цели; политическая практика, а не идеология. В 1933 году он заявил, что в гитлеризме его, прежде всего, привлекает «решимость смертельной борьбы с марксизмом», что «наконец-то нашелся в Европе режим, который решил поступить с большевиками по-большевистски»Цит. по: Олександр Зайцев, Фашизм і український націоналізм (1920-30 –ті роки) // Ї: Праві та Європа. 2000. № 16. С. 93.. В изданном в 1944 году памфлете «Дух нашої давнини» (Дух нашей древности) Донцов писал о большевиках как партии, «которая при всех ее недостатках своей выдержкой, дисциплиной, решительностью и целенаправленностью сильно отличалась от демократических элит, скажем, Франции, Испании или России при Керенском»Дмитро Донцов, Дух нашої давнини. Дрогобич,1991. С. 16..
Идеолог украинского национализма недвусмысленно ставил Ленина в пример своим читателям. Критики же текстов Донцова (а их в послевоенной эмиграции было все меньше) обращали внимание на то, что его идеология является «своеобразным двойником большевизма». Эту мысль развил литературовед и лингвист Юрий Шевелёв, описавший донцовщину как болезненную реакцию на поражение украинской революции 1917-1919 годов, проявившуюся в наследовании методов врага. Большевизм как один из источников украинского интегрального национализма? Во всяком случае, Шевелёв видел типологичечкую близость между идеями Донцова и большевизмом в тезисе о «двух нациях» в каждой нации («буржуазной» и «социалистической» у Ленина или элите и «гречкосеях» у Донцова), «ненависти» к «черни», убежденности в том, что её должно возглавить «инициативное меньшинство», партийной цензуре литературыЮрій Шерех, Донцов ховає Донцова // Ю. Шерех, Пороги і запоріжжя. Т. 3. Харків, 1998. С. 68, 76..
Шевелёв не первым увидел в Донцове большевика. О том же, еще в межвоенное время, писал Васыль Кучабский (1895-1971). Профессиональный военный и активный участник политических процессов на Украине, в 1930-е Васыль Кучабский защитил докторскую диссертацию в Берлинском университете и написал немецкоязычную историю украинской революции. Убежденный консерватор, понимавший консерватизм как отстаивание универсальных человеческих ценностей и религиозных чувств, Кучабский остро чувствовал опасность воинственного национализма, поставившего нацию «превыше всего, даже Бога и морали». Донцов для него – «типичный представитель Ориента», весь «этос» которого идентичен «этосу Ленина»Юрій Кучабський, Листи Василя Кучабського до Івана Крип’якевича та Степана Томашівського // Записки Наукового Товариства ім. Шевченка. Т. 228. Праці історично-філософської секції. Львів, 1994. С. 499..
В изданной в 1925 году книге «Більшовизм і сучасні завдання українського заходу» (Большевизм и современные задачи украинского запада) Кучабский утверждал, что единственным позитивным результатом украинской революции 1917-1920 гг. стало то, что Галиция оказалась под властью Польши, тем самым избежав нивелирующего влияния Советской России. Кучабский подчеркивал ассимиляционную угрозу со стороны «украинизирующего» большевизма, способного уничтожить само чувство национальной индивидуальности, в то время как прямолинейная политика полонизации лишь стимулирует национальные чувства угнетенных народовЦит. по: В. А. Потульницький, Нариси з української політології (1819–1991). К.,1994. С. 207..
***
Для украинской консервативной и националистической мысли первой половины ХХ века ключевым сюжетом в рефлексиях о большевизме была его «укорененность» в русской истории и политической традиции. Образ Ленина как «возродителя и спасителя русской государственности»Высказывание украинского эмиграционного поэта и эссеиста Евгена Маланюка в статье впервые опубликованной на польском языке в 1939 году. См.: Є. Маланюк [Е.М.], Ленін і Клявзевіц // Сучасність. 1968. № 8. С. 20. был важен не только сам по себе, но и как инструмент экстернализации большевизма в украинском контексте, изображения его принципиально чуждым украинской традиции. Практически все украинские авторы признавали политические таланты Ленина и большевиков, противопоставляя их безвольности и слабости лидеров украинской революции. А наиболее проницательные (Кучабский) чувствовали серьезность «ассимиляционной угрозы» большевизма, хотя и не делали из оной вывод о каких бы то ни было исторических или культурных предпосылках украинской восприимчивости этому злу.
По теме:
- Дмитрий Ермольцев. Советский миф о Ленине / urokiistorii
- Ленин – диктатор Советской России: The Times на смерть вождя Русской революции / urokiistorii