Центр Устной истории и биографии Международного Мемориала в течение нескольких лет собирает устные свидетельства по истории политических репрессий в СССР.
История семей русских харбинцев, вписанная в разные периоды в историю советского государства, имеет ряд типичных черт, и в то же время отмечена особым знаком. В 2007 – 2008 годах мы записали несколько интервью с бывшими харбинцами, выехавшими в СССР в 1935 – 1955 г. (проект «Рельсы судьбы»: Русские в Китае. 1917 – 1955 гг.»). Интервью были записаны в Москве и Екатеринбурге. Это последнее поколение русских, родившихся в китайском городе Харбин. Последнее поколение свидетелей. Специфика их воспоминаний в том, что Харбин – это одновременно и светлое воспоминание детства и тёмное пятно на их прошлом. Этот факт биографии стал в 1937 г. прямой угрозой существованию семьи и потом на многие годы сделал память о Харбине тайной, запретной. Настоящий проект касается памяти о переселении в Харбин и об исходе в 1935 – 1955 г. В статье используются цитаты из интервью, которые были взяты в ходе работы.
Пути в Харбин
«Они должны были эту горную речку перейти, и за ними погнался пограничник, причём верхом, и вот они с китайцами идут, на руках этот месячный ребенок, и позади слышат стук копыт. И спасло их вот только то, что они должны были перейти речку, но они-то пешие, а он – верхом. И, у него лошадь стала проваливаться, сквозь лед, и он вернулся». Ольга К.
«Каким-то образом, очевидно, отступали казачьи войска. Войска атамана Семенова. Но, в общем, очутился он на Дальнем Востоке. И оказался в городе Харбине. А мама в это время, значит, решила пробираться к нему. Причем, она была в положении уже. И она родила ребенка в поезде, приехала с малюткой. В тяжёлых, страшных условиях, конечно, в теплушке где-то родила. Приехала, разыскала его. Он еще тогда получал стипендию войска Оренбургского, вот он на это существовал». Елена Б.
«И брат отца тоже на железной дороге, тоже машинист, в общем-то пролетарии почти, и тем не менее, вот эти неурядицы все революционные, когда можно было попасть под пули, ни за что, ни про что. А так как была КВЖД рядом и Харбин был совершенно, как говорится, почти русской территорией. И люди там довольно нормально жили, хорошо получали и все. Они переезжают в 18-м или 19-м году, переезжают в Харбин». Александр С.
Полулегальный статус памяти делает семейные знания о переселении в Харбин в значительном количестве случаев нечёткими, лишёнными документальности и точного факта. Это касается не только далеких событий переселения бабушек и дедушек, произошедших в начале ХХ века, но и более близкой истории родителей. (Конечно, за исключением советских работников, направленных на работу на КВЖД). Наиболее распространённые термины для описания этого события – «очутился», «попал», «каким-то образом». Это специфика нарратива детей белых офицеров и других активных участников событий гражданской войны. В своём рассказе они невольно избегают прямо называть обстоятельства переселения. Существует и более безопасная для встраивания в советскую биографию модель. Модель «непреодолимых обстоятельств». Это может быть тяжёлая болезнь родственников, опасные дороги Гражданской войны, эпидемия чумы, в конце концов, из-за которых семья, случайно попавшая в Харбин, была вынуждена вроде бы против своей воли остаться там на многие годы.
Однако во многих рассказах, и особенно, в рассказах семей, бежавших в начале 1930-х годов из Советского Союза от раскулачивания, расказачивания, религиозного преследования, часто присутствует эмоциональный образ переселения, семейный миф, как правило, сопряжённый с опасностью, ситуацией на грани гибели и чудесного спасения:
«Вот в ночь под Покров помолились, чтобы Пресвятая Богородица помогла. И они пошли! Упал глубокий туман, такой, что ничего не было, как они потом рассказывали. И в этом тумане они перешли границу. И ни один ребятенок, все мы маленькие дети были, ни одни не заплакал, ни один не подал голос. В общем, так Богородица помогла перейти границу». Ольга В.
Возвращение. 1935 г.
«Возвращение» – наверное, не вполне правильное слово. Больше половины наших респондентов, (кроме советских работников КВЖД) выехавшие в 1935 г. в СССР, никогда не жили в этой стране, а советское гражданство получили, работая на КВЖД. Исторические обстоятельства, которые привели к массовому отъезду русских в СССР в эти годы, нам известны. Но каждая семья принимала индивидуальное решение о переезде, основываясь на своих внутренних представлениях о правильности сделанного выбора. Оценивая сегодня этот роковой поступок, наши информанты вспоминают настроение в семье в тот период. Продажа дороги как бы заканчивала русский период Харбина. В сознании многих отъезд был тотальным, привычный мир переставал существовать. С другой стороны, идеи построения справедливого общества в СССР были необыкновенно привлекательны для многих. Лозунги равенства, братства и свободы без реального знания о методах их воплощения, ловили в свои сети многих романтиков. Кроме того, появлялась возможность осуществить мечту родителей о возвращении в Россию. Мечту, которая стала уже чем-то вроде привычки, и, если бы не экстремальные события, так бы и не была реализована. Готовились к отъезду, сознательно настраивались на трудности в стране, которая в борьбе строит светлое будущее. Чувствовали готовность эти трудности разделить, преодолеть и влиться в справедливую борьбу. Одни «болели» Советским Союзом, другие считали, что здесь для молодежи замечательные перспективы в образовании и карьере. Кто-то стремился соединиться с родственниками. Превратности советского быта стойко переносили, смеялись над своей неприспособленностью и старались сделаться «как все», потому что сильно выделялись среди советских граждан. Была организована громкая компания по встрече харбинцев с митингами и приветственными лозунгами. «Мы ехали на родину, мы ехали с почётом!» – вспоминает одна из харбинок.
«В этом письме было разрешение на въезд в СССР, в Москву. И мы так были рады, так были рады. Мы начали собираться, а брат даже сказал, что (сквозь слезы) мне бы увидеть красноармейца, и можно умирать». Лидия С.
«Когда мы ехали, встречали нас все с лозунгами «Добро пожаловать!». Митинги были. Очень хорошо встречали на границе и потом в Омске, в Иркутске» . Валентина А.
«Ну, потом мы ехали дальше. Около Байкала, не доезжая, тут работали женщины, копали рельсы. Мы не знали, кто они. Потом додумались, наверное, это заключенные. И мы им бросали даже черный хлеб. Они сказали: «Вы здесь тоже будете» ». Валентина Л.
Так же, как и переселение в Китай, возвращение в Россию в воспоминаниях имеет сильный эмоциональный образ, наполненный многочисленным знаками и предсказаниям, ещё в Харбине предупреждавшими об опасности принятого решения. Только на этот раз на эти знаки не обращали решительно никакого внимания. Точно так же, как любая критика Советского Союза в эмигрантской прессе воспринималась как враждебная пропаганда. Реальные приметы нарастали по мере продвижения по советской территории – голодные нищие, вагоны с заключёнными, – всё это вселяло тревогу и отчётливое сознание, что уже ничего нельзя изменить. «Мы ехали как кролики» – говорит Валентина В. Но применительно к 1935 году более правдоподобно звучат её слова: «Мы слишком верили тогда».
Судьбу вернувшихся харбинцев определил Оперативный приказ НКВД СССР 00593. По учётам КГБ проходило 25 000 харбинцев. Почти все они были арестованы. Всего же как «японские шпионы» в течение 1937 – 1938 гг. было осуждено 53 906см. «Лубянка. Сталин и ГУГБ НКВД. 1937-1938». С. 651 человек. Волна Большого террора «завершила» короткий период интеграции харбинцев в советское общество. Их семьи прошли весь путь членов семьи изменников родины, также определённый приказами НКВД СССР вместе с миллионами других советских семей осуждённых «врагов народа».
Василий Крылов
Работал переводчиком штаба Заамурского округа, в журнале «Манчжурский вестник».
Расстрелян в 1937 г. «за шпионскую деятельность в пользу японской разведки».
Зинаида Крылова
Расстреляна в 1937 г. «Являлась участницей шпионско-террористической организации, созданной её мужем Крыловым».
1939 – 1945
«Я думала: мы уехали (в 1935), и весь мир рухнул. Оказывается, там осталось громадное количество народу», – говорит одна из наших собеседниц. В памяти этих оставшихся период войны 1939 – 1945 гг. – наиболее яркая тема. Вопрос выбора – на чьей они стороне, был непростым. Россия – красная или Россия – родина? Мы – белые или мы русские? Эта раздвоенность была мучительна и требовала выбора. Как, например, мы видим в этих цитатах:
«Уехали из «красной». Я никому никогда такое в жизни не говорил, это случайно сорвалось – из «красной» России. Уехали! Белые мы. У нас даже значки были, белые эмигранты. А тут, вы понимаете, на страну напали. Что же такое? Значит, мы и русские и «белые» и в то же время. И у многих было такое, двоякое: как же так?» Анатолий Л.
Не надо забывать, что мы говорили только с теми, кто в последствии выехал в СССР, и их выбор очевиден. Их выбор в пользу России – родины, можно сказать, завершал в их сознании гражданскую войну, а обострённое чувство патриотизма питало нетерпеливое ожидание встречи с новой Россией и готовность эту новую Россию принять.
1945 – 1955
«И потом, забираемся на эту сопку, и там вот такая панорама – вся эта долина и, значит, там эта станция, железная дорога идёт вдоль шоссе, и по шоссе нескончаемым потоком идут танки, «Студебеккеры» и «Амфибии». Это на Харбин. Понимаете? Вот так эта встреча с новой Россией. И я, представляете, я спрашиваю: «Мама, это – новая Россия?» – «Да», – сказала мама с пафосом. Представляете? Николай К.
Большинство наших респондентов в 1945 г. были подростками 12-17 лет. Вход советских войск в Харбин был для них ошеломляющим событием. Подростки буквально проводили всё время в воинских частях, по нескольку суток не заходя домой.
Их знанием китайского языка и знанием города с удовольствием пользовались военные и привлекали их в этом качестве к многочисленным операциям по разрешению различных происшествий с китайским и японским населением в городе.
По признанию некоторых, наступила захватывающая интересная жизнь, на фоне которой всё другое казалось неважным, и даже аресты в семье не всегда были для них потрясением. Возникшие советские организации и общества имитировали советскую жизнь, представляя молодым людям её «экспортный вариант». Мы можем посмотреть, как об этом рассказывает Алексей С.:
«Вот этот период, 1945 год, конечно, очень для меня важный, потому что я стал советским человеком в 12 лет, без всяких сомнений. Галстук красный тут же, тут же в пионеры – и всё пошло-поехало. Отца через полмесяца после прихода армии СМЕРШ тоже загрёб, ну, и всех мужиков, какие только там были. Мы его потеряли. Всё, нету отца.
Значит, пошла уже новая жизнь при новой советской власти. А это была какая власть там? Ведь за границей, например, власть советская, она совсем не такая, как советская власть внутри страны. Там всё лояльно, там все такие они хорошие, всё так, да». Алексей С.
Возвращение 1954 – 1955 гг.
И всё же, если бы не исторические обстоятельства, многие бы не решились покинуть Харбин. Далеко не все говорят о том, что решение о выезде именно в СССР было принято без всяких сомнений и колебаний. Можно выделить несколько моментов, влиявших на принятие такого решения. Половина семей выехала в СССР в надежде соединиться со своими родственниками, арестованными в 1945 – 1947 гг. В некоторых случаях на выезде особенно настаивал кто-то из членов семьи, в то время как остальные были не в состоянии принять твёрдого решения. «Патриотическая» составляющая во всех случаях была достаточно высока, однако несмотря на это, опасения всё же оставались. Эшелоны с репатриантами шли на Целину.
– Были у вас мысли уехать в Австралию, в Канаду?
– Вы знаете что, были такие, честно говоря. Потому что здесь все вздрагивали. «Как там?» Мы понимали, что здесь – одно, а тут – другое. И вот, все-таки, значит, решили сделать так, как мы сделали. Нам давали вагоны, мы грузили мебель, и, конечно, боялись. У меня пластинка есть, так что я сделал? Там, где оркестр играл «Боже, царя храни», я выцарапал. Я боялся. Вы представляете, поставят пластинку – и я буду «Боже, царя храни» играть. Я честно вам сознался. Всё. Эта пластинка до сих пор у меня лежит. Анатолий Л.
На этой фотографии среди колхозников-целинников легко узнать тех, кто только что прибыл из Харбина. Конечно, это девушка в шубке и представительный мужчина в высокой шапке. Интеграция в советское общество требовала в том числе и внешнего соответствия новой обстановке. Войти в советское общество – значит не выделяться среди черных и серых одежд трудящихся. Розовые пальто и белые жакеты от Чурина на долгие годы ложились на дно чемоданов. Они годились для продажи в трудные дни обустройства. Не всегда харбинские наряды находили частного покупателя, иногда их можно было продать только в театр, как костюмы для пьес из заграничной жизни.
Новые граждане стеснялись не только своей слишком яркой одежды. Они считали неприличным предлагать обществу свои, по их мнению, мелкобуржуазные таланты и профессии (парикмахер, певица, модистка). Такая работа, в их сознании, не соответствовала образу советского труженика.
«Мы попали в Сибирь, в Кемеровскую область, и попали в деревню. Но я стеснялась сказать, что я парикмахер. В России все, ну работы все такие нормальные, а тут – парикмахер какой-то.
– А нормальная – это какая работа?
– Ну, наверное – к станку, к станку. Понятие у меня было такое. Вот. И я пошла, летом я пошла штурвальным убирать хлеб». Антонина Т.
В то же время предложенные репатриантам жизненные условия и не предполагали большого выбора. Горожане, люди с высшим образованием, попали в крайне тяжелые бытовые условия и вынуждены были заниматься непривычным физическим трудом. При первой возможности они старались уезжать в город. Администрация совхозов не слишком их удерживала. Труд «китайцев» был непродуктивным. Профессиональный опыт старшего поколения в основном остался невостребованным Специалисты с хорошим образованием и знанием языков дорабатывали до пенсии на незначительных должностях, часто никак не связанных с их профессией.
«Я пошёл работать в кузницу молотобойцем. Поработал 1,5 месяца, и у меня началась цинга, потому что за эти 1,5 месяца ни куска мяса не было, одни концентраты…» Адриан В.
«Ну, так мы и прикатили, и попали на целину. Оренбургская область. Вот в одной комнате все, саманный дом. Удобства все на улице, это ещё их и найти надо было. А зима-то там! Заметало! Где ветер дул, значит, там вообще не было ничего. А воду надо было таскать за 500 метров, там колодец был, в балочке, внизу. На вёдрах. Я не мог таскать, ну худой был». Георгий Д.
Тем не менее, и молодым потребовались годы для обустройства жизни по средним советским стандартам, чтобы «более-менее нормально жить». Одновременно советизировалось и их сознание. Молодые люди становились комсомольскими активистами, вступали в партию. Их сегодняшняя рефлексия о пережитом удивительно близка к рассуждениям тех современников, которые родились в Советском Союзе, учились в советской школе, были пионерами и комсомольцами, нерушимо верили в идеалы коммунизма и вождей страны. Сохранённая гордость за свой жертвенный выбор, через горькую целину на родину, возможно, является защитой от опасных сожалений об утраченных возможностях.
«Мы были советские там. И поэтому, как была я там советская, так и здесь я советская. И вот 91-ый год мне – как была я членом партии, так до сих пор член партии». Эсфирь У.
«Они собрались уехать в Австралию, там, в Канаду, семьи распадались. А мы те, которые поехали через эту горькую целину, но все равно на родину. Понимаете?» Анатолий Л.
«Таким образом, ушло на то, чтобы нам устроиться вот по нормальному, более-менее нормально жить, 18 лет борьбы, постоянной борьбы. Причём что без остановки. Вот это основное. Чтобы на Родине. Вот так вот. Но мы знали, что это не мы одни, всем, многим так досталось». Валентина В.
Особенно это видно на примере отношений к репрессиям. Вот, например, истории Валентины и Георгия. Оба родились в Харбине, создали семью. Геогргий арестован в 49 г. Валентина долго считала его погибшим и только в 1954 узнала, что он в советских лагерях. Выехала в СССР, встретилась с мужем после его освобождения в 1956 г. И вот её мнение о пережитом. Довольно типичное для многих советских людей, которые не склонны предъявлять обвинения в этих преступлениях ни государственной системе, ни вождям партии и правительства лично.
«Муж пострадал – 7 лет на Колыме в шахтах отбыл. Но он никогда не вспоминал. Не ругал. Как он говорит: «Ну, кого винить в этом? Кто виноват? Просто мы жертвы эпохи! А так судьба вот нас наградила этим, надо это пережить». Валентина В.
Горгий В. 1922 г.р. Родители эмигрировали в Китай в 1923г. Учился в Харбинском политехническом, затем в г. Дальнем. Работал в сети магазинов Чурина. Арестован в 1949 г. до 1956 г. отбывал на Колыме. Встретился в Свердловске с женой и сыном. Создал в 1996 г. общество «Русские в Китае». Умер в
2000 г.
Существующие ныне в России землячества харбинцев называют себя по-разному. Их объединяет общее прошлое в Китае и общие трудности вхождения в новую жизнь на Родине, часто они знакомы ещё по Харбину, учились в одних школах, приехали в СССР одним эшелоном. Тем не менее, несмотря на общность прошлого, землячества делятся как минимум на два лагеря – по времени возвращения в СССР. Смысл их разногласий – в выяснении вопроса: кто больше пострадал из-за того, что Харбин оказался в их судьбе и кто имеет большее право назваться харбинцем. Каждый из них сохраняет память о Харбине как некий фрагмент утраченной картины. Часто обладание этой памятью осознается как главная ценность собственной биографии.
«Ну, эти харбинцы уже другие… Они к репрессиям никакого отношения не имеют. Они после смерти Сталина уже сюда приехали». Валентина А.
«И я им не завидую нисколько. Как-то некоторые знакомые говорили, что они все в кольцах, они не пережили никакого горя. Они не понимают нас. А я говорю: «Нечего завидовать. Это их счастье». Валентина Л.
«Каждый хочет доказать, что он – больше жертва, чем тот. Что кавежединцы больше пострадали, а эти меньше». Эсфирь У.
Над проектом работали: Алёна Козлова, Ирина Островская, Татьяна Савицкая, Ольга Оболонская, Елена Михина, Людмила Щербакова.