В эти дни, до января 2020 года, в Международном Мемориале проходит выставка «Скрипка Бромберга», посвященная антисемитизму в СССР 1920–50-х. По просьбе «УИ» куратор проекта Борис Беленкин рассказал, как равноправие превратилось в «борьбу с космополитизмом», как и зачем советская власть притесняла евреев при Сталине и почему даже Великая Отечественная война не стала концом ни бытового, ни государственного антисемитизма.
Эта статья охватывает лишь небольшую часть экспозиции. Чтобы посмотреть ее целиком, приходите на нее — выставка работает ежедневно, кроме воскресенья и понедельника, с 11.00 до 19.00. А еще лучше — запишитесь на экскурсию, дату ближайшей можно узнать из афиши событий Мемориала. Вход свободный.
Обновление. Выставка закрыта из-за карантина, приносим свои извинения.
В первые годы советской власти жизнь евреев, не пошедших по пути ассимиляции, протекала в двух почти не пересекающихся пространствах. В одном оказались евреи, которые большевизм не приняли. В другом — те, кто хотели оставаться евреями, но при этом всецело приняли большевистскую идеологию. Первых советская власть преследовала. Вторым — поначалу благоволила: поддерживала национальную культурную деятельность, оказывала профессиональную и социальную помощь. Позже, когда первых окончательно ликвидировали, пришел черед вторых, обласканных советской властью. И оказалось, что благонамеренность и единомыслие вовсе не гарантируют защиту от попадания туда, где оказались первые: в пространство ссылок, тюрем, лагерей, расстрельных ям…
Рассказать об этом, показать контекст, на фоне которого складывались биографии и судьбы, явилось задачей авторов выставки «Скрипка Бромберга».
На что хотелось бы обратить в первую очередь внимание тех, кто придет на выставку?
В экспозиции представлен малоизученный документальный материал, многие архивные документы, уникальные музейные артефакты и редкие печатные издания демонстрируются впервые .
Основную часть экспозиции предваряет вступительная часть, — «пролог».
Начинается пролог с Февральской революции и заканчивается победой большевиков в Гражданской войне. Несколько экспонатов отражают важнейшие для российских евреев вехи. Постановление Временного правительства от 20 марта об отмене вероисповедных и национальных ограничений (газета «Вестник Временного правительства» от 22 марта 1917 г.) снимает с евреев — самого ущемленного народа Российской империи — все ограничения. Принятие «Декларации Бальфура» (плакат на русском языке, выпущенный «Центральным комитетом сионистской организации в России» в ноябре 1917 г.) — открывает перед евреями перспективы построения своего государства в Палестине.
Участие еврейских партий и организаций в политической жизни страны, в выборах в Учредительное собрание, в Гражданской войне представлено плакатами и листовками из «Коллекция Бунда» (ГПИБ России), богатейшего по содержанию, но совершенно не изученного фонда, а также из Музея истории евреев в России. Тут экспонаты из библиотеки и архива «Мемориала» — издания 1917 года и периода Гражданской войны, а также документы, поступившие в архив «Мемориала» от потомков Самуила Тайца — прежде всего, интереснейшие фрагменты писем Тайца к невесте от ноября 1917 года с откликами на события этого месяца в Москве и Ростове-на-Дону.
Основная часть экспозиции содержит несколько, тематических «уровней». Первый уровень, в концептуальном отношении самый важный, посвящен непосредственно жертвам антиеврейских кампаний. В нем использованы материалы из фондов архива и музея «Мемориала». Подробнее всего освещена судьба активного участника сионистского движения Вениамина Бромберга (1904-1942) человека разносторонне одаренного, сумевшего даже в тюрьмах и лагерях создать художественные произведения. Кроме фрагментов его обширной переписки на выставке представлены такие семейные реликвии, как скрипка, прошедшая с ним Ярославский и Суздальский политизоляторы (именно она дала название всей выставке), а также сделанные им в тюрьме мозаики из яичной скорлупы, рукописи литературных и музыкальных произведений. Арестованный в последний раз в 1938 году, Бромберг был приговорён к высшей мере, замененной 25-летним сроком. Затем последовали колымские лагеря и расстрел в 1942 году.
Фотографии из следственных дел и краткие биографические справки рассказывают о жертвах репрессий 1930- х годов, и, прежде всего, Большого террора. Это члены религиозных общин (раввины, учителя и ученики иешиве), представители еврейских политических партий и организаций. Среди последних — некогда члены Бунда (И.И. Рубин и Г.И. Лурье), Поалей-Цион (С.Б. Карасин), харбинского отделения «Брейт Трумпельдор» (М.И. Марков-Часницкий).
Эпоха Второй мировой войны отражена в судьбах бывшего члена Еврейской социалистической рабочей партии и гласного Крымского земского собрания времен Гражданской войны Б.Я. Лядского (арест 26 июня 1941 года, приговор 5 лет ИТЛ); и организатора молодежных сионистских групп довоенной Польши и будущего премьер-министра Израиля Менахема Бегина. Факты из биографии Бегина иллюстрируют фотокопии протокола заседания Особого совещания НКВД, приговорившего его, как социально опасного элемента, к 8 годам исправительно-трудовых лагерей.
Послевоенная волна репрессий против евреев прошла по двум «направлениям». Одно было продолжением практик Большого террора — арестам подверглись бывшие члены небольшевистских еврейских партий. В экспозиции это случай А.А. Дасковского, бывшего члена сионистской организации. На выставке можно увидеть лагерный «сувенир», сделанный его руками, — домик, склеенный из спичек. Другое «направление» прямо вытекало из советской послевоенной политики государственного антисемитизма. Член Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) Г.М. Жиц был приговорен в 1949 г. к 15 годам ИТЛ и умер в тюрьме. Его семья сохранила протокол обыска с перечисление изъятых на еврейские темы материалов. Пример другой судьбы — биография заместителя директора завода имени Сталина (ЗИС) Г.З. Шмаглита. Он был обвинен в 1951 году как участник еврейского заговора в автомобильной промышленности и приговорен к 25 годам заключения. В обширном письме, написанном в заключении (каллиграфическим почерком на 10 страницах) и адресованном Н.С.Хрущеву, он подробно описывает, как фабриковалось его обвинения в националистической деятельности. Судьба еще одного героя выставки — это история студента А.Е Фельдмана, любителя рассказывать еврейские анекдоты, приговоренного к 25 годам каторжных работ по обвинению не только в «еврейском национализме», но и в терроризме. (Пройдут десятилетия, и Фельдман станет одним из руководителей Московского «Мемориала»).
В этой же части экспозиции присутствуют материалы «несогласных» — связанные с судьбами С.Р. Хляп, С.П. Писарева и Э.Е. Фукс, которые отважились в письмах в адрес руководителей государства и газеты высказать свое возмущение антисемитской политикой, проводимой в стране. Хляп и Писарева после следствия направили на принудительное лечение в психиатрические лечебницы. Фукс получила 25-летний лагерный срок.
Завершают череду судеб жертв государственного террора юные участники «Союза борьбы за дело революции» (1951 г.), которые в результате фальсифицированного следствия были обвинены в создании и участии в «еврейской антисоветской террористической молодежной организации». Трое были расстреляны, остальные (в возрасте от 16 до 18 лет) приговорены к 25-летним срокам заключения. На выставленных фотографиях — совсем юные, кто-то в школьной форме, «еврейские террористы».
Другой «уровень» экспозиции рассказывает о деятельности небольшевистских партий и организаций (в первую очередь сионистов) в 1920-е годы и их преследовании. Среди материалов — еврейские «самиздатские» издания, нелегально распространявшиеся на территории Украины и Белоруссии: брошюры, газеты, листовки… Еще не носящие признаков антисемитизма, репрессии против еврейских активистов (одной из жертв которых был и В.Ф. Бромберг) в 1920-е годы носят как бы чисто «политический» характер. При этом некоторые из документов свидетельствуют об определенной растерянности руководства советских «органов» перед «еврейской проблемой». Свидетельство этого — многостраничная докладная записка зампреда ГПУ Украины К. Карлсона (1925 г.), адресованная генеральному секретарю ЦК КП(б)У Л. Кагановичу. Записка содержит статистические сводки и социально-политические характеристики еврейского населении Украины. Записка начинается с констатации: «За последние полтора года на Украине снова всплыл позабытый после Октябрьской революции «еврейский вопрос»…. Он выплыл наружу так сильно и резко, что стал предметом обсуждения и волнения в двухмиллионной среде еврейских масс… Сильный рост сионизма и органическая его связь с еврейскими массами становится понятным при подходе к нему не как национальному движению, а как исключительно к политическому движению еврейской мелкой буржуазии».
Далее приводятся подробные сведения о характере сионистских партий и организаций, особое внимание при этом уделено молодежным (детским и юношеским). Перейдя к проблеме методов борьбы с сионистами, автор ставит несколько вопросов. Один из них звучит так: «Можно ли одними мерами административного воздействия ликвидировать указанное движение?». В развернутом ответе на поставленные вопросы находим, в том числе, такой пассаж:
«Мы считаем, что вопросы эти были бы легко разрешимы, если бы в наличии имелось 10-миллионное евр. население, из коих часть, именно полтора или два населения представляло мелкую буржуазию. В этом случае борьба с последней, прямо вытекающая из элементарных основ нашей политики, не вызывала бы никаких сомнений, не заставляла бы задумываться о способах и методах. Но вся серьезность положения заключается в том, что в силу исторических объективных причин эта мелкая буржуазия олицетворяла 3/4, если не больше еврейских масс, населяющих Украину и таким образом классовый вопрос, чисто экономическая борьба — превращается в борьбу с национальной единицей. Поскольку это так, перед нами стоит задача парализации сионистского движения с меньшим ущербом для всей еврейской массы в целом.
Однако, председатель ОГПУ СССР Ф.Э. Дзержинский придерживается совсем иной позиции: «Просмотрел сионистские материалы. Признаться, точно не пойму, зачем их преследовать по линии сионистской принадлежности… Программа сионистов нам не опасна, наоборот, считаю полезной. Я когда-то был ассимилятором. Но это «детская болезнь». Мы должны ассимилировать только самый незначительный процент, хватит. Остальные должны быть сионистами…» (копия автографа записки представлена на выставке). Но позиция Дзержинского никак не повлияла на репрессивную политику в отношении сионистов. Продолжением этого «уровня» в экспозиции станут материалы по теме государственного антисемитизма (1940-е–1950-е гг.)
Третий тематический уровень, сопровождающий большую часть экспозиции, отражает культурную, социально-экономическую и общественную жизнь советских евреев в период с начала 1920-х до конца 1940-х гг. Среди экспонатов подлинные артефакты: архивные документы, книги и периодические издания, пластинки, театральные программы и др. из фондов «Мемориала». Здесь же и театральные афиши театров ГОСЕТа и «Габимы», и периодические издания на идиш (из Музея истории евреев в России), и книги еврейских писателей, и несколько работ художника Меира Аксельрода, и плакаты на идиш, характеризующие изменения в жизни еврейских местечек, и материалы, посвященные широко распропагандированному проекту по созданию Еврейской автономной области на Дальнем Востоке.
Один из самых необычных в экспозиции артефактов — свиток торы, который, по преданию семьи Ивáновых, попал к ним от Исаака Бабеля, привезшего его из Парижа в 1927 году своему новорожденному сыну Михаилу (усыновленному вскоре писателем Всеволодом Ивáновым, хранящийся в собрании нашего музея).
Об общественной деятельности советских евреев в годы Великой отечественной войны, о работе Еврейского Антифашистского Комитета рассказывают уникальные документы из архива «Мемориала». Речь идет, в том числе, о малоизвестном эпизоде из деятельности ЕАК — подготовке в 1944–1946 гг. выставки (так и не состоявшейся) «Евреи в Великой отечественной войне». Полагаем, выставка (в экспозиции можно увидеть машинописный экземпляр «Списка евреев — Героев Советского союза» и справки из Наркомата обороны о количестве награжденных по национальностям) — должна была стать своеобразным ответом на принявший в тылу угрожающие размеры бытовой антисемитизм: известна распространенная антисемитская шутка того времени, что евреи воюют исключительно на «ташкентском фронте». Несколько подлинных фотографий и документов связаны с жизнью и деятельностью Шахно (Александра) Эпштейна (1889–1945), одного из руководителей ЕАК. Сохранился уникальный документ — удостоверение ЕАК, выданное «Ответственному секретарю Александру Эпштейну», подписанное С. Михоэлсом и Л. Квитко. Здесь же освещается история публикации знаменитой «Черной книги», составленной при активном участии И.Г. Эренбурга и В. Гроссмана, и запрет на ее публикацию в 1947 году.
Рядом с материалами, отражающими культурные и социально-экономические аспекты жизни советских евреев — еще одна реальность 1920-х–30-х гг. — агрессивная антирелигиозная пропаганда, в данном случае направленная против иудаизма. Объекты «шельмования» на страницах журналов «Безбожник» и «Безбожник у станка» — раввины, учителя иешив, хасиды и даже… сионисты, никакого отношения к религиозной жизни евреев не имевшие. Здесь отчетливо виден важный нюанс антииудейской/антираввинской пропаганды — в большинстве карикатур, изображающих служителей культа и адептов веры (и здесь же сионистов), издевательски утрированы еврейские «физиогномические особенности». В этой же части экспозиции представлены публикации, иллюстрирующие кампанию по борьбе с антисемитизмом, развернувшуюся на страницах советской печати в 1928–29 годы. Эти публикации (особенно первая страница «Пионерской правды» от 28 февраля 1929 г.) ярко свидетельствуют о многочисленных и повсеместных проявлениях бытового антисемитизма. Вероятно, рост антисемитизма был, в том числе, реакцией на первую известную нам попытку Сталина разыграть антисемитскую карту в ходе борьбы с левой оппозицией. Партийные и комсомольские собрания, на которых клеймились сторонники Троцкого, особенно на местах, нередко приобретали антисемитский характер (эксплуатировалось то, что среди сторонников оппозиции выделялись люди с еврейскими фамилиями, или люди носившие псевдонимы, за которыми «скрывались» еврейские фамилии). Сталин был убежден, что русский человек не будет поддерживать Троцкого, Каменева и Зиновьева. Но, по всей видимости, выпущенный из бутылки джин был сочтен партийным руководством неуместным, преждевременным. Правда, уже в 1930-е годы борьба с антисемитизмом стала носить редкий, эпизодический характер.
Новый всплеск антисемитизма отражен в разделе экспозиции, посвященной Великой отечественной войне. С той разницей, что к документам, свидетельствующим о заметном росте антисемитских настроений, массовых случаях бытового антисемитизма и погромных настроений в эти годы, прибавляется нечто новое. А именно — государственный антисемитизм.
Переход к этой теме — заключение советско-германского пакта 1939 года (в экспозиции представлен выпусками газеты «Правда» от сентября 1939 года), когда чуть ли не ближайшим другом СССР становится злейший враг и гонитель евреев — нацистская Германия. В эпоху «дружбы, скрепленной кровью», когда за счет присоединения обширных западных территорий численность еврейского населения СССР увеличилась в полтора раза, советская пропагандистская машина, ранее разоблачавшая юдофобскую политику Гитлера, перестала обращать на неё внимание. Сталин всячески давал понять своему союзнику по пакту, что никакого вмешательства в эту политику не будет. Для многих советских евреев этот поворот стал сигналом того, что очень скоро изменится и отношение к евреям в самом СССР.
Другим сигналом в этом направлении стал новый этап паспортизации. В советских паспортах нового образца вводилась графа «национальность», которую теперь нужно было заполнять не по желанию получающего паспорт, или исходя из места проживания, а исключительно по национальности отца или матери (в экспозиции — фрагмент инструкции от 27 декабря 1940 года по правилам заполнения и выдачи новых паспортов и паспорт, выданный через 10 дней после выхода инструкции). Теперь даже те, кто выбрал ассимиляцию, отказался от культурной, языковой и религиозной еврейской идентичности, получив национальную «метку», были, таким образом, против их воли «возвращены» в еврейство. Именно запись в третьей графе паспорта («национальность») станет главным «ограничителем» в жизни советского еврея.
Казалось, что с началом Великой Отечественной войны всякий антисемитизм должен был бы исчезнуть — первыми и главными жертвами на оккупированных территориях стали евреи. Однако, произошло обратное. Параллельно с тем, как разворачивалась трагедия Холокоста, начиная с 1942 года из недр ЦК ВКП(б) стали выходить откровенно антисемитские директивы. Эта «директивная» антиеврейская кампания продлится с небольшими перерывами более десяти лет и заглохнет только после смерти ее инициатора Сталина. Многочисленные документы в заключительной части экспозиции свидетельствуют об открытом повороте к антисемитизму во внутренней политике советского руководства. Стало постепенно вводиться национально-пропорциональное представительство (присутствие) евреев в органах власти, в государственных учреждениях, в высшей школе и т.д. В отдельные сферы деятельности евреи за редкими исключениями вообще перестали допускаться (сфера международных отношений, спецслужбы, высшие партийные органы и др.). Наступила эпоха полного игнорирования проблемы бытового антисемитизма.
Отдельное место в экспозиции занимает фотогалерея государственных и партийных деятелей высшего и среднего звена: от генералиссимуса Сталина до заместителей заведующих идеологических отделов ЦК, в том числе авторов и адресатов многочисленных записок, докладных, писем и так далее. В кратких биографиях указаны занимаемые ими должности в период антиеврейских кампаний 1940-х — начала 1950-х гг. Государственный, лишь слегка завуалированный, антисемитизм иллюстрируют многочисленные «антикосмополитические» (и не только) публикации советской печати 1949–1953 гг.
Основная часть экспозиции подводит черту под советским экспериментом по построению равноправного, интернационального общества. Выставка «Скрипка Бромберга» — печальная история о том, как мечты российских евреев о равноправии, оказались раздавленными сталинским режимом. Бытовой антисемитизм, доставшийся советским людям в наследство от предыдущих десятилетий, антисемитизм улиц, очередей, подворотен и коммунальных квартир постепенно переместился во власть. Жизнь в условиях все усиливающихся к 1953 году репрессивных кампаний ставила советских евреев перед выбором: либо ассимиляция (во многих случаях — вынужденная), либо верность «еврейской идентичности». Большинство выбрало первое.
«Эпилог» экспозиции — это несколько иллюстраций возрождения активности советских евреев после ХХ съезда. На фотографиях, относящихся к 1950–1970-м годам: группы сионистских активистов, в т.ч. находящихся в заключении в Дубровлаге (1959 г.), еврейская молодежь из Риги, танцующие «Хору» (1968 г.), проводы в Израиль в аэропорту Шереметьево (1979 г.), а также неразрешенные митинги памяти в местах массового уничтожения евреев (в Бабьем Яре, под Минском и Ригой). О возрождении еврейского самосознания свидетельствует самиздат — машинописная копия рассказа Цви Прейгерзона «Иврит» (1960 год, перевод с иврита), 400-страничная машинописная копия романа Л. Юриса «Эксодус» (начало 1970-х гг., перевод с иврита) и др.
Здесь же не только свидетельства возрождения еврейской жизни, но и наиболее характерные примеры изданий, свидетельствующие о продолжающейся государственной антисемитской политике. Это книги Ю. Иванова «Осторожно, Сионизм!» (1972) и Т. Кичко «Иудаизм без прикрас» (1961). Таким образом, в «эпилоге» посетителя опять ждет встреча с темами основной экспозиции: активность сионистов, желающих репатриироваться в Израиль, и интерес к еврейской истории и культуре (например, к языку, но теперь уже не к идишу, а почти исключительно к ивриту). Но все это уже не в прежних масштабах, и либо совсем затухающее (как идишская культура), либо нацеленное на репатриацию. В финальном сопроводительном тексте к «эпилогу» подводится итог:
«С 1987 г. практика выпуска евреев из СССР стала регулярной и с каждым годом число уехавших только росло. К 1991 г. из зафиксированных в 1989 г. полутора миллионов евреев уехали почти треть, а к 2010 г. российская перепись продемонстрировала, что в Российской Федерации остались лишь около 150 тыс. евреев».
Мы надеемся, что наша выставка будет выполнять как просветительскую миссию, так и инициировать новые исследования.