Многожанровый проект «Венера Советская» (Venus Sovietica) стартовал в 2007 году в Санкт-Петербурге в Русском музее. А в Москве он открывает площадку «Рабочий и Колхозница» музейно-выставочного объединения «Манеж». Проект «Венера Советская» выставляется в рамках программы МВО Манежа, разработанной с целью демонстрации, реконструкции и исследования искусства советской эпохи. Кураторы проекта предлагают проследить краткую историю искусства на примере образов советской женщины.
Обращение к женщине как к героине советской повседневности, думается, не только дань памяти скульптору Вере Мухиной, создавшей знаменитый монумент советской идеологической пропаганды (один из залов, незадействованных в экспозиции, посвящен созданию скульптуры «Рабочий и Колхозница»). Индентификация российского общества через женское начало (Россия, родина – мать) – в общем-то не новый прием, и как показывает сегодня хотя бы статистика неполных семей, всегда актуальный.
Тон экспозиции задает работа на первом этаже, где изображена кормящая мать с гипертрофированно большой грудью, размером с голову младенца. За её спиной на подоконнике разместилась маленькая статуэтка воина (отца и защитника). Экспозиция выставки располагается на трех этажах. Живопись, графика, скульптура, демонстрируют не только стилевые изменения в советском искусстве, но и то, как менялся образ «Советской Венеры» – женщины одновременно земной и небесной (Venus Coelestis Vs Venus Naturalis) – на протяжении развития советского общества.
Складывается впечатление, что кураторы своей целью хотели ненавязчиво создать позитивный образ советской женщины, чтобы постсоветскому поколению было легче себя идентифицировать с Советскими Венерами. С женщинами, которые все силы отдавали труду и при этом ухитрялись сохранить утончённость, стоя у станка в платье для танцев, равно как и с женщинам, которые неприкрыто позиционировали свою маскулинность. С женщинами, которые упаковывали тело в деловые костюмы на общественных и трудовых собраниях и которые следили за гигиеной своего тела и нарциссически им любовались.
Гуляя по залам, посетители могут проследить в ретроспективе стилевые изменения в изобразительном искусстве советского времени с 1920-х по 1980-е годы. Как сезановское дробление форм и эксперименты с цветом и народно-ярмарочная эстетика, из которых вышел русский авангард, утрачивают свое влияние к 30-м годам с зарождением соцреализма. Где тела кажутся упругими и мощными – тела, не имеющие право на личную жизнь. Неземной пафос авангарда безоговорочно уступает земному пафосу советских плакатов и картин, посвященным героиням труда, спорта, идеологическому статусу советской труженицы. На хромолитографии героиня в красной косынке и тулупе ведет под уздцы коня (плакат призывает сдать скот в колхоз). Другой плакат напомнит, что пресловутый ныне день 8 марта некогда имел совершенно другой статус – на плакате с названием «Да здравствует международный коммунистический день 8 марта!» изображена женщина опять же в красной косынке, праздничной белой блузе и с красным флагом. Фоном ей служат соратницы разных народов с лозунгами и флагами в руках.
В 50-х – 60-х трудовые плакаты проиграли киноафишам к романтическим фильмам, а женщины-амазонки уступили место лирическим героиням, у которых могла быть личная жизнь и повседневные занятия. В постмодернистские 80-е художники уже смотрят на женщину ироническим взглядом. Например, как в неопримитивисткой картине А. Петрова, где изображена условная баба на раскладушке с розой в руке. Миф о советской Венере заканчивается.
Экспозиция отражает моменты из повседневной жизни советской женщины, когда последняя предстаёт не только самозабвенной труженицей, ловко оперирующей лопатой и дрелью (как то в серии картин А. Самохвалова «Девушки метростоя»). Художники, придавая своим героиням флёр производственного активизма, не лишали их, однако, шанса быть женственными. Ставя у станка в бутылочного цвета приталенных платьях или вырисовывая губы соблазнительным бантиком героине в рабочем, держащим тело в рабстве, комбинезоне. (А. Самохвалов «Работница-строитель, 1934 г.).
Подборка экспозиции даёт простор зрительскому воображению, заставляя представить себе, о чём могли мечтать советские женщины. О том ли, чтобы выступать на трибунах в черных строгих костюмах? Так ли важно было проводить досуг за спортивными занятиями, и не менее ли насущными были и иные хлопоты – например, об обустройстве интерьера? (как в акварели Н. Тырсы 1931 г. «Натурщица на фоне финских тканей», где героиня позирует на фоне дефицитного материала). Какое место в повседневно советском быте занимали мечты о комфорте? – Лежать в гамаке, купаться у озера, мечтать не о кувшине с водой, который является частым предметом интерьера туалетного уголка комнаты, или дачном тазике (В. Власов «На даче», 1974 г.), а об индивидуальной вместительной ванной («В ванной» А. Ведерников, к.60-х)… Чтоб стоять под душем, да сколько хочешь (деревянная скульптура М. Воскресенской «Под душем», 1971 г.), а не превращаться в Венеру Е. Сандоминской (скульптура «Стоящая женщина» 1926 г.) – в виде первобытного идола, скорее с лапами, нежели ногами, отекшими после работы у станка…
Глядя на отдыхающих на тахте обнажённых женщин в туфлях и шляпах, меньше всего в этот момент представляется, что такой женщине, возможно, пришлось простоять в долгой очереди за туфлями, или она судорожно обдумывает, как после работы поскорее забрать детей из сада и чем потом накормить семью. Скорее кажется, что такая героиня наслаждается отдыхом в гамаке на государственной даче, как многие советские патриции. Выставка в Манеже неожиданно показывает, что советское общество было на самом деле лишено социального равенства (что бы ни пропагандировала советская утопия), и мир его состоял не только из колхозниц и работниц, босоногими выступающих на общественных собраниях. Но и тех, кто мог ездить на Капри в гости к М. Горькому и получать в бесплатное пользование авто и дачи.
А пока мы не успели об этом задуматься, на выставочной площадке «Рабочий и Колхозница» с 8-го февраля 2013 г. открывается новый проект на тему производственного портрета из архива журнала «Огонек».
Татьяна Кондакова