г. Ульяновск, гимназия № 33, 10 класс.
Научный руководитель: Г.П. Красильникова
«Спецпереселенцы должны были платить налоги, но это было почти невозможно, т.к. хозяйством обзавелись не сразу. За неуплату налогов привлекали к уголовной ответственности по статьям 60 и 61 уголовного кодекса. Мой дед, П.С. Корольков, был осужден в 1943 году на 2 года лишения свободы, освобожден в 1945 году, сидел в Итатском лагере Кемеровской области. Старший брат бабушки, Федор Суслов, отсидел на Колыме 12 лет».
Пока жива моя 83-летняя бабушка, ее дети, многое знающие о своих родителях и дедах, пока есть свидетельства прошлого, я думаю, важно приобщиться к этому прошлому, чтобы и мои дети и внуки могли черпать силу духа и воли у ушедшего поколения. Просто хочется разобраться в нашей запутанной истории на примере моей семьи. В моем распоряжении старые фотографии, документы, личные вещи, воспоминания взрослых моей семьи. А вспомнить есть что: переселение прадедов из Центральной России в Сибирь в годы аграрной реформы Столыпина, раскулачивание и спецпереселение на север Сибири, где отбывали еще и наказание в лагерях и откуда были освобождены через 20 лет, а затем вынужденное переселение из Казахстана уже моих родителей после распада Советского Союза.
К сожалению, обратиться к архивным документам периода раскулачивания у меня нет возможности, т.к. мы теперь живем далеко от Алтая. Часть этих документов, судя по ответам из УВД Томской области, не сохранилась, некоторые документы нам были высланы после реабилитации 1991 г. по заявлению моего дяди А.П. Королькова.
Многое я узнала из воспоминаний моей бабушки, Корольковой (Сусловой) Анастасии Филипповны, мамы, Стеблевской (Корольковой) Татьяны Павловны, и тёти, Красильниковой (Корольковой) Галины Павловны.
* * *
В школьной энциклопедии «История России. XX век» в статье о столыпинской аграрной реформе написано, что «отдельной задачей реформы было переселение крестьян из центральных губерний в Сибирь и Степной край. Общее число переселенцев составило 3 млн/ 730 тыс. человек, из которых более 3 млн осталось в Сибири»История России. XX век Школьная энциклопедия / Под ред. Шубина А.В. М.: Олма Пресс Образование, 2003. С.448-449..
Среди этих 3 миллионов были мои прадеды: Степан Тихонович Корольков и Марфа Ивановна Королькова (Юнакова), Филипп Сафронович Суслов и Дарья Филипповна Суслова (Назарова). Первые были из Воронежской губернии, а вторые – из-под Курска и Орла. У Корольковых до переселения было уже трое детей. Подробности переселения мне не известны. Поселились на Алтае, в селе Порожнее (сейчас в Шипуновском районе). До Первой мировой войны родилось еще три сына. Потом Степан был мобилизован на войну, воевал на Западном фронте (в Польше), где был тяжело ранен. Вернулся домой без левой руки. Но семья была большая, работящая. И крестьянское хозяйство пошло в гору. Семья росла. У Марфы Ивановны родилось еще четверо детей, в том числе в 1920 году и мой дед, Павел Степанович Корольков.
Дед за год до своей смерти поехал в родные края. Нашел село, нашел родственников, которые вступили в колхоз, нашел пруд, в котором его отец разводил рыбу и который до сих пор называется Корольковский пруд. Почти шестьдесят лет прошло, как дед мальчишкой покинул село. А как жили плохо, бедно те, кто пошел в колхоз, так и продолжали бедствовать. Колхоз уже к тому времени распался; колхозники получили свои наделы земли, но не знали, что с ними делать и чем обрабатывать, и сдавали наделы в аренду предприимчивым людям. Сами же бывшие колхозники выращивали картофель и гнали самогон. Дома бывших кулаков давно ушли на дрова. Грустно все это.
Когда прадед ушел на войну (простые люди её называли германская война), первая его жена умерла при родах. Остался младенец. Филипп Сафронович вернулся с пулей в груди. Малышу нужна была мать. Когда пришли сватать Назарову Дарью, она плакала, не хотела идти за вдовца. Но жизнь у них сложилась. Прадед был спокойным, добрым, набожным. Родилось у них четверо детей. Дочь Анастасия (1923 года рождения) была любимой, так как пять девочек умерли в младенчестве.
Сначала прадед батрачил. Жили скромно, но НЭП и трудолюбие позволили разбогатеть.
Бабушка хорошо помнит большой деревянный дом, обитый тесом, ставни, расписанные цветами, большое хозяйство: 30 коров, 30 лошадей, гуся, простые сельскохозяйственные машины. Обязательно соблюдали пост, ходили в церковь. Сдавали продналог, а излишки продавали. Политикой не интересовались и не догадывались, что их ожидает.
* * *
Раскулачивание. Высылка. С точностью до вагона, до баржи было высчитано, сколько потребуется транспортных средств. Была спланирована потребность в войсках и охранниках. Всех намеченных на заклание разделили на три категории. Установили минимальный от общего числа раскулаченных процент для расстрелов, т.е. процент отнесенных к первой категории. Вторую категорию решено было выслать из родных мест в труднодоступные районы, третью лишить имущества и предоставить судьбе…
Сусловы попали в первую фазу раскулачивания. Отобрав все, их выслали на север зимой 1930 года.
Мне хочется понять, почему коммунисты не видели гибельности и преступности своих дел. Вот передо мной статья «Социалистическое хозяйство. Теоретические мысли по поводу русского опыта», написанная русским экономистом Б.Бруцкусом в 1921-1922 годах. Вот некоторые мысли автора:
«…выбирать те экономические мероприятия, которые отвечают конкретным нуждам народа в данный исторический момент, а не те, которые приближают его к блаженному царству социализма», «…для вовлечения крестьян в плановое хозяйство рассматривать их как батраков, сидящими на государственной земле, обязанными вести хозяйство под диктовку власти и обязанными сдавать весь продукт государству…
Но это значит оставить мелкое хозяйство при всех его слабых чертах и лишать его единственного преимущества – личной заинтересованности трудящегося в результатах его труда»?
Но, видимо, взгляды таких экономистов большевиков не интересовали. Их интересовала только власть над людьми. И это точно раскрыл английский писатель Д.Оруэлл в романе «1984».
«Истребительно-трудовые»
В феврале 1930 года семья Сусловых была отправлена на север Томской области, в Нарымский край, с. Колпашево, где потом и познакомились с раскулаченными Корольковыми. Сусловы вместе с другими спецпереселенцами ехали на санях, где по снегу, где по земле. С собой разрешили взять только самое необходимое. Бабушка рассказывает, что по дороге конвоиры их били, оскорбляли, издевались над ними. Когда можно было переночевать в селах, не разрешали. Заставляли ночевать на дороге. У Дарьи Филипповны был грудной ребенок. Она все время держала его возле тела. Пропало грудное молоко, стала жевать хлеб и давать мякиш через тряпочку. Для Филиппа Сафроновича места в санях не хватало, и он ходил всю ночь рядом, притопывал от холода ногами.
На новом месте пришлось рыть землянки. Первую весну и лето было очень трудно, питались в основном травами и ягодами, хлеб пекли пополам с лебедой. Потом стала спасать картошка. Бесплатная рабочая сила использовалась на лесоповале и лесосплаве.
Но жизнь и в ссылке продолжалась. Бывшие кулаки поставили избушки, дети стали ходить в школу. Бабушка закончила 5 классов, последний год пришлось учиться далеко от дома, жить на квартире у чужих людей, и школу пришлось оставить.
Спецпереселенцы должны были платить налоги, но это было почти невозможно, так как хозяйством обзавелись не сразу. За неуплату налогов привлекали к уголовной ответственности по статьям 60 и 61 уголовного кодекса. Мой дед, П.С. Корольков, был осужден в 1943 году на 2 года лишения свободы, освобожден в 1945 году, сидел в Итатском лагере Кемеровской области. Старший брат бабушки, Федор Суслов, отсидел на Колыме 12 лет. Он рассказывал, как однажды группу заключенных посадили в карцер в пещере, обвинив их в хищении золота. Пока шло расследование, им давали только хлеб и воду. Домой, где его уже не ждали, приехал лысый и без зубов.
Федора отправят в Магадан из-за драки в тюрьме г. Колпашево, куда его посадят за отцовские налоги. Но недоимки снова появились. И вот пришла очередь бабушки. Это была трагедия, ведь ей еще не было и 17 лет.
Вот строки из заявления бабушки в УВД Томской обл. 1992 г.:
«…Шел суд над моим отцом. Во время заседания он предъявил справку, из которой ясно, что от налога он должен быть освобожден: ему в то время было 60 лет, с Первой мировой войны у него была пуля в груди, и он страдал пороком сердца. Прямо в зале суда отца освободили. Но кого-то надо было наказать за неуплату налогов. И так как старший брат мой уже отбывал срок в то время, меня осудили к двум годам лишения свободы по ст. 61. По фиктивному документу мне определили 1922 год рождения, это означало, что я совершеннолетняя и могу отвечать за отца. А мне было 16 лет. Я же не могла быть в 16 лет главой семьи. Да и какой налог, если не было хозяйства, сами голодовали. Меня, несовершеннолетнюю девчонку, взяли под конвой и в Колпашевскую тюрьму, потом в Томскую и этапом в Мариинские лагеря Кемеровской области. Просидела я один год и три месяца. Была амнистия в конце 1941 года, меня освободили…».
Найти правду, надеяться на справедливый суд в то время было немыслимо.
«Когда мы отрицаем принцип «независимости» судей в пролетарском государстве, – говорил Вышинский, – то мы отрицаем их независимость от пролетарского государства, от рабочего класса, от его общегосударственной политики».
Те, кто, прикрываясь словами о рабочем классе, окружил кавычками вековечной юридический принцип, были по-своему логичны. В выстроенной ими системе юстиции для независимого суда не могло быть и места.
В лагерь, куда отправили бабушку (тогда совсем девочку), этапировали пешком из Колпашевской тюрьмы в Томскую, а затем в Мариинск, что в Кемеровской области. В реферате ученицы 9 класса православной гимназии «О репрессиях в Алтайском крае в годы Второй мировой войны» рассказывается о механизме осуществления массовых репрессий и дан список сталинских лагерей западной Сибири, где указан и лагерь Колпашево. Это был сельскохозяйственный лагерь. Анастасия работала в свинарнике, выращивала поросят. Из мужской тюрьмы приводили мужчин. Их называли доходягами. Анастасия спрашивала разрешения у конвоиров и давала им поросячий корм – кашу.
Жили в бараках. В 11 часов ночи, когда усталые за день люди валились с ног, начиналась проверка. Потом ранний подъем. Освободилась через один год и три месяца по амнистии военного времени. Десять дней зимой пешком она шла из лагеря домой в село Подгорное к родителям, которые постарели от горя, ожидая детей.
Я смотрю на старые фотографии. Ещё молодые дедушка и бабушка, оба красивые, энергичные. Они поженились в конце войны. Постаревшие их родители. А вот девушки на лесоповале. Крепкие, загорелые русские лица. Следили за модой как могли. Очень ценились портнихи, хромовые сапоги считались шиком. И ещё обращает на себя внимание то, что никто и никогда не мог бы сказать, что мои деды сидели в лагерях. Ни в поведении, ни в привычках, ни в обращении с детьми, ни в речи не было ничего лагерного.
А ведь там были всякие люди, но то, что было привито с детства, осталось, а все грязное не привилось. У бабушки образная, яркая, народная речь. Отца она до сих пор называет тятей, вместо «новость» – «новина», вместо «врать» – лукавить, а как хорошо звучит «брат Гриша сначала рахитничал, а потом выбодрил». А как они пели, какие голоса! Знали все русские народные песни. Но звучали за столом иногда и такие строки:
Гуляй, моя детка,
Гуляй моя детка,
Пока я на воле, я твой
Тюрьма нас разлучит,
Тюрьма нас разлучит
Высокой кирпичной стеной
Любимой бабушкиной песней стала «Север, север, далёкие страны…»:
Север, север, далеки края,
Север, север, далекие страны.
Север, север, далеки края,
Я девчонка совсем молодая,
По несчастью попала сюда.
Пущай струны гитары рыдают
И домой они скажут в ответ:
Я девчонка совсем молодая,
А душе моей тысяча лет.
Мчится поезд извилистым рельсом
Шум колёс отдаётся стуча
Этот поезд везёт заключённых,
В этом поезде ехала я.
Пущай струны гитары рыдают,
Дикой болью мне душу свело,
Как овины, серебряной пылью
Все дорожки домой замело.
Все подруги на воле гуляют,
Льёт шампанское быстрой рекой,
Только мы, заключённые птицы
Всё сидим за тюремной стеной.
А это песня её брата, который отсидел 12 лет на Колыме. Мелодии у них одинаковые:
Далеко из Колымского края
Шлю, Валюша, тебе я привет,
Как живешь ты, моя дорогая?
Напиши поскорее ответ.
Я живу близ Охотского моря,
Где кончается Дальний Восток.
Я живу без нужды и без горя,
Строю новый в стране городок.
Скоро кончу свой срок наказанья,
С Колымским краем навек распрощусь
И на поезде в мягком вагоне
Я к тебе, дорогая, примчусь.
Воровать завяжу ненадолго,
Чтоб с тобой, моя детка, пожить,
Любоваться твоей красотою
И Колымскую жизнь позабыть.
Раскулаченные крестьяне и колхозники – жертвы коллективизации. Больно за миллионы людей, попавших в 30-40 годы в молох коллективизации: «…с конца 1929 до середины 1930 года было раскулачено свыше 320 тысяч семей (не менее 2 миллионов человек), конфисковано имущество стоимостью свыше 400 миллионов рублей. Многие раскулаченные попадали в исправительно-трудовые лагеря или отправлялись в спецпоселения в отдалённые районы страны. По имеющимся данным, к осени 1931 года было выслано свыше 250 тысяч семей».
Однако общее число репрессированных крестьян значительно превышает эти цифры. В речи на Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников, произнесённой 19 февраля 1933 года, Сталин привёл данные о том, что до коллективизации на каждые 100 дворов в деревне можно было насчитать 4-5 кулацких дворов, 8 или 10 дворов зажиточных, 45-50 середняцких, 35 бедняцких.
«Развернув колхозное строительство, – с гордостью сказал Сталин, – мы добились того, что уничтожили эту кутерьму и несправедливость, разбили кулацкую кабалу».
Таким образом, на каждые 100 дворов Сталин насчитал от 12 до 16 кулацко-зажиточных. Всего же в начале 30-х годов в нашей стране было около 25 миллионов крестьянских хозяйств. Стало быть, более 3 миллионов из них Сталин отнёс в чёрную графу. Если учесть, что, по данным статистики тех лет, в каждой «кулацкой» семье было в среднем 7-8 человек, то в разряд «ликвидированных как класс» попало более 20 миллионов человек…»Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов /Под ред. Яковлева А.Н. М., 1991..
Из семей Корольковых и Сусловых один сын погиб на фронте, один был арестован (как выяснилось, по ошибке) и расстрелян. Мои родственники выстояли, выжили, пройдя тяжёлые испытания.
Наступили 50-ые годы. Из поселений разрешили выезжать. На старые места возвращаться не захотели. Некоторое время пожили в Ребрихинском районе Алтая, а потом переехали в Казахстан, где начиналось освоение целины. Это было самое лучшее время в жизни семьи.
Казахстан – Россия
Это было не переселение, а радостный переезд. Закончилась война, закончилась ссылка. Поезд вёз переселенцев на юг Казахстана, где они прожили потом 40 лет.
Это было время поднятия целины. Люди трудились, строили новые посёлки, обустраивали свой быт. Семьи Корольковых и Сусловых поселились в селе Каспан. Жили дружно, помогали друг другу. Недалеко от села была ферма, где жили высланные с Кавказа чеченцы. А вокруг жили депортированные с Волги немцы. Целые народы оказались врагами. Как такое можно было допустить?
У моей бабушки и дедушки, у которых 10 лет не было детей, за 5 лет родилось четверо: два сына и две дочери. Это было чудом. Наверное, тёплый климат, обилие овощей и фруктов, просто свобода дали им детей. Бабушка всегда ценила образованность и учёность и хотела дать детям образование. Семья переехала поближе к столице – Алма-Ате. Дед трудился разнорабочим, бабушка вела домашнее хозяйство. Но жили неплохо. Всегда держали корову, свиней, овец, кур, уток. Детей с раннего детства приобщали к ведению хозяйства. Дед часто говорил: «Отбери у меня всё, оставь только топор и молоток, через три года я всё снова наживу, никогда иждивенцем и голодранцем не буду». Эта кулацкая «закваска», это стремление самому отвечать за свою судьбу и за своих детей передалось и детям. Четверо детей выросло, получили образование, завели свои семьи, свои дома. На одной из фотографий показано кладбище, где был похоронен Суслов Филипп Сафронович, русский крестьянин из России, переехавший на Алтай, прошедший ссылку, вместе с детьми уехавший в Казахстан, где и нашел вечный покой. Но вот в Алма-Ате грянули события 1987 года. На назначение руководителем республики Г.Колбина казахская молодёжь ответила демонстрацией.
Советский Союз начинал распадаться. Русским стало всё тяжелее жить, начался бытовой национализм. А после распада Союза в 1991 году начались притеснения на работе, языковые проблемы. Мамины братья уехали: один из г. Ташкента в Горный Алтай, другой с женой-немкой – в Германию. Старшая сестра, Галина Павловна, работала в школе учителем. Педагогические советы стали проводить на казахском языке. И это при том, что большая часть детей и учителей были русскими. Стали вспоминать старые обиды, называть русских «колонизаторами». Моя мама работала секретарём с/совета. Делопроизводство перевели на казахский язык, а канцелярских слов в языке не было. Назначили переводчиков. Это мало помогало. Если бы оставили два государственных языка, никто бы из русских не стал уезжать. Казахстан стал для нас родным. И люди там хорошие. Но политики везде одинаковые: бездарные и честолюбивые. Семья Галины Павловны вместе с другими шестью семьями переехали в 1993 году в Россию под г. Ульяновск. Квартиру продать не смогли и уехали без денег в зиму. Ехали на машинах пять суток, мороз был – 20 градусов, мели метели. Проезжали мимо г.Караганды и солженицынского Карлага. Три года семья жила в складском помещении, где промерзали стены и бегали крысы. Очереди к начальникам- бюрократам по вопросам гражданства, получения паспортов, талонов на продукты питания. И часто слышали фразы: «Понаехали тут! Вас никто не звал». Но семья добилась статуса вынужденных переселенцев и ссуды на строительства жилья. Заложили вишнёвый сад, построили дом, работали. Тетя до сих пор на попутных машинах и пешком добирается на работу в школу за 7 км, так как село маленькое и ничего, кроме домов, нет. Самое удивительное, что село с красивым названием Лесная Долина среди местных жителей называется «ХОЗО» (Хозяйственная зона). Здесь после войны были подростковые и женские лагеря. Поистине страна «Архипелаг ГУЛАГ». Но переселенцы построили улицу домов, посадили цветы и сады, привели в школы своих детей. Дети выросли, стали юристами, дизайнерами, менеджерами, кондитерами. Уже родилось на этой земле новое поколение. Я с мамой и бабушкой переехали в 1999 году. Папа ещё три года продавал дом в Казахстане. Добирались на поездах с пересадками. Особенно трудно было бабушке. Но преодолели этот путь в Россию. Оформление документов, поиск работы, жилья – вот уже несколько лет содержание нашей жизни. Но были и важные, интересные события: я окончила музыкальную школу (пианино привезли из Казахстана), были праздники и лагеря отдыха. Самое главное, наша семья почти вся вместе, кроме дяди, уехавшего на Алтай. Вернулся из Германии дядя Володя (не смог жить без Родины). Нас уже двадцать человек. Мы собираемся в доме тёти, большом, теплом, уютном, который построили сами. Праздники, дни рождения, бани по субботам, летние огородные работы, заготовка дров – всё вместе, как и было у наших дедов. Жизнь продолжается…
С верой и надеждой
Путь нашего рода из России в Россию, я надеюсь, закончился. Пусть будут поездки, путешествия, но не хочется больше быть переселенцем в своей стране. Хотя, может быть, именно трудности переселенческой жизни сделали нас стойкими и работящими, умеющими строить свою жизнь самостоятельно. Мне кажется, что в современной России переселенцы из бывших союзных республик – огромный людской потенциал, надёжный резерв. Я надеюсь, что мы найдём в России свою судьбу.