Норберт Фрай – заведующий кафедрой новой и новейшей истории Университета им. Фридриха Шиллера, директор Центра изучения истории XX века в Йене. Доклад прочитан на конференции «Память о Холокосте в современной Европе». 25 – 26 сентября 2013 г., Международный Мемориал, Москва.
Ирина Щербакова:
Предоставляю слово профессору Норберту Фраю, главе куратория мемориального комплекса «Бухенвальд», автору многих книг, посвященных немецкой памяти, и одному из руководителей проекта, может быть, последнего в Германии из вызвавших такую острую дискуссию среди историков и не-историков, о причастности немецкого МИДа и дипломатов к нацистским преступлениям.
Норберт Фрай:
Большое спасибо вам за приглашение. Я прошу прощения за то, что жестко прерываю традицию коммуникации на русском языке и буду говорить на родном немецком. После целого ряда посещений Москвы за последние 10-15 лет я очень рад иметь, наконец, возможность посетить «Мемориал». Я хочу в лице Ирины Щербаковой поблагодарить весь «Мемориал», мы много с ней общались в Йене, Веймаре, Бухенвальде и она является важным посредником для нас. Я очень много узнал от Ирины за прошедшие годы, и для меня сейчас есть практически идеальная возможность выразить ей свою благодарность.
Что касается нашей секции и ее названия «Память о Холокосте», я хочу к этому подойти серьезно. Меня попросили рассказать о метаморфозах памяти о Холокосте на востоке и западе Германии, действительно, это два разных измерения. Я попробую начать с 1945 года, как это представлено в названии моего доклада, создать временной мостик в 70 лет и показать вам пять этапов этого процесса. Первый этап – время непосредственно после войны вплоть до создания двух государств на территории Германии в 1949 году. Затем – то, о чем говорила Мария Феретти, долгие 1950-е годы, время замалчивания и молчания. Третий период – 1960-е и 1970-е годы, когда ситуация в ФРГ выглядела иначе, чем в ГДР. ФРГ достаточно много сделала в этом плане, к тому же память начала трансформироваться под знаком «Холокоста», я имею в виду американский фильм 1979 года. Как выглядела ситуация непосредственно после конца войны? Можно очень кратко сказать, что ни со стороны жертв, ни в остальном обществе не было представления о тотальности того, что произошло, об убийстве большинства европейских евреев. Представления не было на момент окончания войны, но на территории бывшей Германской империи быстро были предприняты усилия по сбору свидетельств выживших в трудовых и концентрационных лагерях. И западные оккупационные силы поддерживали этот процесс. В меньшей степени это находило поддержку на территории Восточной Германии со стороны военной администрации. Но память имела свое место, причем место локализованное. И даже если большинство людей не хотело ничего такого вспоминать, они в процессе коммуникации сталкивалось с фактами, был определенный контакт между населением и жертвами, а также немногими выжившими борцами против национал-социализма. В целом же сложилась ситуация, когда пост-национал-социалистическое общество в определенный момент оказалось в состоянии ментальной обороны, ведь на момент окончания войны большинство граждан идентифицировали себя с этим национал-социалистическим государством. После того как образовались два новых государства, произошел определенный откат, началась эра вытеснения, замалчивания. И делалось это вполне осознанно, исходя из интересов большинства. Прошел не только Нюрнбергский процесс, были политические чистки, денацификация, велось интернирование военных преступников. Это было до 1949 года, но всё закончилось в 1949-м. А потом началась реинтеграция для большинства тех, кто выступал сподвижниками и даже непосредственными участниками нацистских преступлений. Особенно это было выражено в Западной Германии, но сходные процессы шли и в Восточной, хоть и подковерно, под прикрытием декларируемого антифашизма, ведь мы говорим об одном обществе, которое должно было как-то вписаться в новую жизнь, в новый государственный порядок. И в этом смысле в 1950-е годы память о том, что тогда еще не называлось Холокостом (использовался термин «уничтожение евреев», который, собственно, ввели сами палачи), отходит на второй план для большинства. Но всегда остается критически настроенное меньшинство, такие люди, как уже цитируемый Адорно, введший метафору «Аушвиц» не как название лагеря, а для характеристики всех трагических событий. И в 1960-е годы это понятие входит в критический дискурс в связи с поколенческими изменениями. Итак, рубеж 1950–1960-х годов – начало следующего этапа, переход к чему-то новому. И это новое – просветительский культурный проект, который назывался тогда, дословно, «преодоление прошлого» (сейчас мы от этого проекта уже отходим). Изначально он состоял в изучении современной истории, что активно поддерживалось оккупационными правительствами сразу после войны – был создан Институт современной истории, и во многих университетах открылись соответствующие кафедры. Бывшие участники гитлерюгенда были настоящими пионерами изучения современной истории в начале 1960-х годов. Этот просветительский импульс в меньшей степени был направлен на исследование Холокоста, он изучал преступления нацизма в комплексе. Память, создаваемая на основе эмпирического знания – характеристика 1960-х и 1970-х. Долгое время утверждалось, что поколение 1968 года начало критическое изучение современной истории, но это скорее предыдущее поколение, самые молодые солдаты Вермахта, так сказать, пособники Гитлера. И фильм «Холокост» сыграл свою роль. Поколение 1968 года выходит на арену и начинает конкурировать с предыдущим поколением; здесь можно говорить о широкой культуре памяти, движение за создание мемориалов, региональные, локальные движения, изучение повседневной истории. Таким образом, в ФРГ возникает то, что можно назвать укоренением культуры памяти и культуры изучения истории, еще до того, как происходит крупный поворот в немецкой истории – объединение Германии в 1990-м году. В ФРГ этот этап смог наступить, поскольку не было такого «окаменевшего» антифашизма, как в ГДР. И из-за этого мы наблюдали асинхронность, проявившуюся в момент объединения страны. Мемориал «Бухенвальд» был создан практически заново после 1990 года, потому что ранее там действовала антифашистская доктрина. И тема памяти о трагедии еврейского народа в официальном дискурсе в «Бухенвальде» отсутствовала.
1990-е годы и начало XXI века – практически взрыв интереса к нацистскому прошлому. В центре стоит тема Холокоста, и важный этап здесь – спор историков в середине 1980-х годов в ФРГ. Это и было началом критического анализа обычной, традиционной современной истории, внедрения памяти о Холокосте, активного изучения роли Вермахта в Холокосте. Связано это было, в том числе, с выставкой, посвященной Вермахту, в середине 1990-х годов. В дни памяти в 1995-м, в 2005 годах была активизирована эта дискуссия, вопрос стоял: как выглядит наша прошлое и настоящее и как его можно оценить? У нас в Германии деятели политики разделяют новые исторические представления, внешне всё выглядит благополучно, нет противоречий в трактовке прошлого. Во всяком случае, обнаружить их невозможно, и те, кто относятся к консервативному лагерю, кто скорее скептически рассматривал эту тему долгое время, сейчас готовы практически заключить ее в объятия. Можно сказать, что память о войне и Холокосте стала позитивным фактором для многих городов. Дахау, город, где находился первый регулярный рабоче-концентрационный лагерь, долго сопротивлялся открытию мемориала, но сейчас он имеет большое значение для международного сообщества, и муниципальные органы в эту тему также вовлечены. Возникает вопрос, насколько мы можем говорить о памяти, как мы можем это делать, поскольку свидетели войны и Холокоста уходят из жизни – нам нужны новые методы и практики. Возможно, это звучит консервативно с точки зрения педагогики, но нам нужно гораздо больше знаний, нам нужны новые формы передачи знаний новому поколению, ведь императив памяти во многом уходит впустую, когда мы обращаемся к новому поколению. Перед нами стоят новые задачи, и я надеюсь, мы сможем обсудить их в ходе конференции.