Вниманию читателя предлагается шедевр независимой публицистики Румынии конца эпохи Чаушеску – интервью выдающегося поэта и яркого общественного деятеля Мирчи Динеску французскому изданию «Либерасьон», взятое в марте 1989 г. и дающее некоторое представление о том, какую «выжженную землю» представляла собой его страна в последний год существования национал-коммунистического режима.
С начала 1960-х годов румынская коммунистическая элита демонстративно дистанцировалась от Москвы во внешней политике, последовательно выступала против далеко идущих планов экономической интеграции стран социалистического содружества (как не отвечающих национальным интересам Румынии), настаивала на пересмотре отношений внутри Организации Варшавского договора (ОВД) на основе подлинного равноправия 1. Особый курс Румынии наиболее отчётливо проявился в период чехословацкого кризиса 1968 г., когда ее лидер Н. Чаушеску под знаком защиты национальных ценностей открыто противопоставил себя ряду союзников по ОВД, предпринявших крупномасштабную силовую акцию в целях ликвидации Пражской весны2.
В отличие от венгерского коммунистического лидера Яноша Кадара, подчинившегося тогда давлению Москвы и после длительных колебаний всё же согласившегося принять участие в интервенции, Чаушеску совсем не был склонен к реформам в собственной стране. В программе пражских реформаторов он увидел прежде всего стремление к расширению суверенитета, а значит определённую поддержку своей линии, направленной на ограничение вмешательства СССР в дела Румынии, обеспечение большего равенства в ОВД и СЭВ, учёта мнения всех стран-участниц этих организаций. Не будучи «сторонником социализма с человеческим лицом», но преследуя свои внешнеполитические цели, Чаушеску демонстративно нанёс визит в Прагу за считанные дни до военной акции, выразив солидарность с реформаторской командой Александра Дубчека, подвергавшейся сильному диктату со стороны руководства КПСС. Для румынского вождя чехословацкие события стали хорошим поводом продемонстрировать Западу независимость перед Москвой, и он использовал полученные вследствие проведения самостоятельной политики дивиденды в интересах укрепления режима личной власти. Тактика имела временный успех: благодаря осуждению действий ОВД Чаушеску заработал определенный политический капитал как в своей стране, так и на Западе (в августе 1969 г. Бухарест посетил недавно приступивший к своим обязанностям президент США Р. Никсон). Впоследствии, однако, этот капитал был всецело растрачен.
Ужесточение во внутренней политике СРР, усиление культа личности, преследования диссидентов нанесли в 1970-е годы сильный урон репутации Чаушеску. Так, во Франции, где традиционно рассматривали Румынию как ключевое звено своей политики в Дунайско-Карпатском регионе, к концу 1970-х годов налаживают не менее тесные связи с соседней Венгрией, лидер которой Янош Кадар (находившийся в сложных отношениях с Чаушеску вследствие определённых притеснений в Румынии трансильванских венгров) снискал не меньший, чем Чаушеску, а ещё больший международный авторитет, но не независимой внешней политикой, а попытками экономических реформ.
В 1980-е годы образ румынского диктатора в европейском общественном мнении становится ещё более одиозным в силу той эволюции, которую проделал режим в последнее десятилетие своего существования. Введение генералом В. Ярузельским военного положения в Польше 13 декабря 1981 г. Чаушеску воспринял с удовлетворением, как устранение опасного для всей системы социализма вызова, и не скрывал этого при посещении всего через несколько дней Москвы для участия в празднествах по случаю 75-летия Л.И. Брежнева 3. Между тем, экономическое положение в его собственной стране с каждым месяцем только усугублялось. В октябре 1981 г. в целях экономии некоторые продукты и предметы первой необходимости стали распространяться по карточкам (пропаганда объясняла это стремлением к более рациональному распределению). В своих выступлениях, относящихся к этому времени, Чаушеску всячески стремился сложить с себя ответственность за экономические неудачи, переложить её на подчиненных, на те или иные государственные институции, обвинял чиновников в некомпетентности, трудящихся – в нарушении дисциплины, искал козлов отпущения. В мае 1982 г. он удалил в отставку правительство И. Вердеца, особенно досталось министру внешней торговли, значительная доля ответственности за кризисные явления была возложена на просчёты во внешнеэкономических связях. И всё это на фоне растущего культа личности, преследования инакомыслящих, строительной гигантомании, усиления волюнтаризма в экономической политике, принявшего в 1980-е годы поистине чудовищные формы. Взятый курс на сокращение любой ценой внешнего долга был призван возыметь политико-пропагандистский эффект, внушить населению уверенность в жизнеспособности румынской модели социализма, оптимальности избранного пути, а иностранных экономических партнеров убедить в надежности каких бы то ни было внешнеторговых соглашений с Румынией. Вводятся строгие меры по экономии электроэнергии, налаживается контроль за потреблением, происходит отказ от финансирования ряда жизненно важных проектов на местах, сокращение социальных программ. Людям приходится туже зажимать пояса и регистрировать в милиции печатные машинки (ибо власть панически боялась самиздата и – шире – свободного распространения информации). И в это же самое время сносятся целые кварталы исторической застройки Бухареста (землетрясение 4 марта 1977 г. сыграло на руку реализации этих планов), а на их месте начинает возводиться множество по большей части до сих пор недостроенных гигантских зданий, призванных символизировать имперскую мощь новой, социалистической Румынии, гордо, перед всем миром афиширующей свою преемственность государственным традициям даков и древних римлян. Некоторые из них, словно каменные монстры, высятся и сегодня по берегам речки Дымбовицы, напоминая прохожим о последних гримасах находившегося в глубокой агонии национал-коммунистического режима. К концу 1980-х годов в стране поистине сложилась ситуация, которую с острым сарказмом прокомментировал Мирча Динеску в своём публикуемом ниже интервью французской газете – о Румынии как уникальной стране, где даже желающий повеситься от безнадёжности существования не может этого сделать, потому что в магазинах нет ни верёвок, ни мыла.
Польский кризис 1980-1981 гг., сильно напугавший Чаушеску, способствовал не только ужесточению экономической политики в Румынии, но и усилению режима личной власти. Элита, опасаясь потерять льготы, упражняется в славословии, демонстрации лояльности вождю, всё более утрачивавшему адекватное представление о реальности. В начавшейся в СССР в 1985 г. перестройке Чаушеску увидел большую угрозу для себя, не скрывая от М.С. Горбачева своего отрицательного отношения к происходящему в СССР 4. Особенно напугала румынского лидера фактическая утрата коммунистами власти в Польше вследствие демократического волеизъявления населения летом 1989 г. Положение дел в экономике самой Румынии уже тогда давало все основания предполагать, что смена власти в этой стране может принять куда более острые формы. Поистине парадоксальна политическая эволюция Чаушеску. Политик радикально националистического толка по иронии истории и не по своей воле превращался в последние месяцы жизни в «коммунистического интернационалиста». В августе 1989 г. Чаушеску обратился к лидерам других европейских социалистических стран с призывом собраться и обсудить положение дел в Польше, создающее угрозу для судеб социализма не только в этой стране, но и за её пределами. Как ЦК ПОРП, так и ЦК КПСС решительно не поддержали его инициативы. В ответе ЦК КПСС румынскому руководству от 27 августа 1989 г. отмечалось: «Факт созыва такого форума был бы, несомненно, использован „Солидарностью“ и другими оппозиционными кругами как повод представить ПОРП в качестве силы, выражающей не интересы страны, а интересы зарубежных партий и государств. Кроме того, сам ход политических событий в стране объективно лимитирует возможности наших совместных шагов, не вступающих в противоречие с суверенитетом ПНР»5. До мощного социального взрыва в Румынии и бесславного падения диктаторского режима Чаушеску оставалось всего четыре месяца.
М. Динеску, давший интервью французской газете, был помещен за это на несколько месяцев под домашний арест – опасения международного скандала и угроза внешнеторговых ограничений не позволили посадить его в тюрьму. Позже он стал активным участником декабрьской революции 1989 г., был членом созданного после свержения режима Чаушеску Фронта национального спасения и первым руководителем союза писателей посткоммунистической Румынии. В дальнейшем, довольно быстро, наиболее крупный (наряду с Анной Бландианой) живущий поэт Румынии отошёл от политической деятельности, всецело сосредоточившись на творчестве.
Интервью Мирчи Динеску газете «Libération»
от 17 марта 1989г.
Интервью было взято журналистом Gilles Schiller. Текст интервью сверен с авторским изданием на румынском языке: Mircea Dinescu: Moartea citeşte ziarul, Bucureşti, 1990. Текст перевода в окончательном виде был одобрен членами семьи М. Динеску – его тёщей, русским филологом Еленой Логиновской и женой, Марией Динеску
— Как себя чувствует интеллектуал в стране, где правит диктатура пролетариата?
— Лет двадцать тому назад у нас имел хождение анекдот об эксперименте, который провели при социализме с тремя мышками – с мышкой-интеллигентом, мышкой-пролетарием и мышкой-крестьянином. Их некоторое время держали в лаборатории, в одинаковых условиях, а при обследовании выяснилось, что «крестьянин» и «рабочий» похорошели и полны оптимизма, тогда как «интеллигент» выглядит худым и нервным. Его спросили, может быть, ему давали меньше еды, чем остальным? Он ответил: да нет, еды давали столько же, сколько другим, только мне время от времени показывали кошку.
С тех пор, надо сказать, жизнь у нас демократизировалась, и кошку показывают всем.
Аллергия на интеллектуалов сегодня у нас уже не в моде. В пятидесятые годы тех, кто носил шляпу, считали буржуями, и запросто могли послать на перевоспитание. Но согласно марксистской диалектике всё в мире подвержено эволюции, и вот в сегодняшней Румынии уже нет, например, натурального кофе, а есть только его «заменители», и точно так же появились заменители интеллектуалов. Прежняя закомплексованность превратилась в чувство превосходства: сейчас у наших «товарищей» имеются коллекции английских шляп, коллекции университетских дипломов и даже докторских диссертаций; хотя из наук они сведущи разве что в истории футбола, а даже не в области марксистской идеологии, которую сами же проповедуют. Многие из этих коллекционеров представляют себе, будто Манифест Коммунистической Партии Маркса был чем-то вроде подпольной листовки, которую бородатый наклеивал по ночам на стены. Сделавшись специалистами сразу во всех областях, наши новые «просветители» советуют крестьянам, как надо держать мотыгу, объясняют рабочим, с какого конца нужно лупить по гвоздю, и учат писателей писать слева направо.
В то же время настоящие специалисты стоят в сторонке, ошеломлённые этой бредовой подменой.
Я не совсем уверен что, борясь за социализм, пролетариат не потерял ничего кроме своих цепей, однако у меня нет ни малейшего сомнения в том, что интеллигенция приобрела свои цепи сполна.
— Поговаривают о какой-то сонливости интеллигенции в вашей стране. Чем это объяснить?
— Поскольку в стране существуют оптимальные условия для зимней спячки, она распространилась на все профессиональные сферы. Никто не удивится, если в один прекрасный день в газете, в отделе «разное», прочитает такое объявление: «Пропала Румынская Академия Наук в районе бульвара Каля Викторией. Нашедшему – хорошее вознаграждение». С 1969 года не был избран ни один новый член в Академию СРР, кроме двух небольших исключений (имён называть не буду, это две знаменитейшие личности!). За последние двадцать лет почти половина «бессмертных» перекочевала потихоньку в мир иной. Остальные сидят по домам и надевают галоши всего два раза в год, собираясь на юбилейные заседания. Союз Писателей работает подпольно. Последняя Национальная Конференция писателей состоялась в 1981 году, хотя, согласно уставу, большинство членов СП обязаны раз в четыре года собираться и тайным голосованием избирать новое руководство. Однако, если профессиональным писателям собираться запрещено, то молодых сельских поэтов-любителей собирают ежегодно, чтобы сплясать веселую «сырбу» в упряжке фестиваля Воспеваем Румынию: накрахмаленные и телегеничные, они призваны продемонстрировать, как дилетантство становится основой и опорой современной эпохи.
В 1981 г. наш Союз Писателей насчитывал тысячу триста членов. Сейчас их число сократилось примерно до тысячи: около 150 эмигрировали и столько же почило в Бозе. Положение драматическое, поскольку принятие новых членов прекращено, а молодые таланты ветшают у ворот СП. Цензура, «ликвидированная» генеральным секретарем партии в приступе эйфории, после отсечения одной головы превратилась в трёхглавого змея и стала в наши дни бдительной и прожорливой, как никогда. Беседы румынских писателей с коллегами из-за рубежа дозволяются лишь в специально оборудованной комнате в Союзе Писателей, прозванной нами «камерой Филипс». Стипендии, предложенные румынскому СП международными организациями, отвергаются сходу, как таящие в себе опасность заражения наших писателей ненашими идеологиями. Традиционные обмены поездками между писателями, включая контакты с Союзами Писателей социалистических стран, сократились до минимума. Поэтому, конечно, может показаться, что эти учреждения окончательно погрузились в спячку. Зато Кинематограф, Телевидение и Пресса дружно стряпают свою продукцию по единому рецепту, предлагая публике одни и те же вечно несвежие порции слегка подогретой демагогии. Наши лидеры знать не хотят, что газеты годятся только на обёртку, а целый лес радиоантенн, установленных над Бухарестом, направлен на Софию и Москву. Судьба Александрийской библиотеки, похоже, мало заботит наших пожарных. «Пожарников», засевших в Министерстве культуры, заботит лишь сохранение собственных кресел. Ради этого они готовы уничтожить малейшую искру свободомыслия, запрещая настоящие книги и подлинные киносценарии из опасения, что естественное начало может возвратиться в нашу повседневную жизнь.
— Почему на всё это нет адекватной реакции?
— Трусость была в известном смысле легализована. От имени частных людей выступают учреждения, – устами своих официальных руководителей, мастеров по созиданию фальшивой действительности. Приватное мнение просто отменили. Любая попытка сказать что-либо о фактах неприятных (поскольку приятные факты уже давно отправились в теплые страны) воспринимается как ересь и строго наказуема. Даже поразительный пример нейтральной Швейцарии, поднявшей голос против проекта сноса нескольких тысяч деревень, не стал пока заразительным для румынской интеллигенции. Наше длящееся до сих пор молчание имеет под собой разные мотивации, однако всё в конечном итоге сводится к тому, что людей парализует безвыходность и страх. Текст Конституции нашей страны сегодня напоминает нам скорее волшебную сказку из «Тысячи и одной ночи» Шехерезады, поскольку фундаментальные права человека просто не имеют прописки в Румынии, более того, органы, призванные эти права защищать, – правосудие и пресса, не говоря уже о полиции и секуритате (госбезопасности), превратились в инструменты террора и устрашения населения. Выход из нейтралитета для румын несёт в себе риски, которые неведомы швейцарцам, свобода выражения собственного мнения приравнивается к предательству родины, а простая беседа с иностранным гражданином – к шпионажу. Вот отсюда и рождается молчаливое негодование толпы, апатия, столь нехарактерная для этого южного народа, известного в прежние времена буйной экспансивностью и юмором, которыми он скрашивал своё существование.
— Существует ли выход из кризиса, который охватил Румынию?
— Может показаться странным, но социализму больше всего подходил сталинизм, когда человек уничтожался как личность, и людей можно было согнать в стадо, работать с которым куда эффективнее и выгоднее. Хотите узнать секрет пирамид, над которым уже столько времени бьются историки, архитекторы, математики? Извольте: был дан приказ их построить. И приказ был выполнен. Вот и всё. Существовал и тогда своего рода казарменный социализм, только он назывался по-другому. Сталинизм превзошел по своим масштабам возможности, которые давало простое рабовладение: люди умирали от недоедания и нищеты, у целых поколений было отнято детство, были растоптаны достоинство и совесть, расстреляны невинные и гении, художники кончали жизнь самоубийством, – зато ценой всего этого была изготовлена атомная бомба, возведены плотины гидроэлектростанций, проложены каналы в пустынях, горы перемещены в долины. И всё только потому, что Отец отдал приказ, и этот приказ был исполнен.
Выздоровление социализма после вирусного заражения сталинизмом, те попытки возвратиться к нормальной жизни, которые заметны в некоторых соседних странах, не могут нравиться сталинистам-профессионалам: они видят опасность для самих себя, и воспринимают как проявление «неэффективности» буржуазного типа, когда люди не хотят работать как скотина, предпочитают иметь независимые профсоюзы, разноцветную одежду, хотят иметь выходные по субботам и право говорить «Нет», когда непременно надо сказать именно «Нет». Решив переделать на свой лад Сотворение мира, вожди Партии недавно затеяли здесь, в Румынии, сотворение человека «нового типа», – только, к сожалению, подавляющее большинство населения состоит из людей «старого типа», которые всё ещё чувствительны к голоду и холоду и неспособны выдержать суровые, леденящие душу лабораторные условия, которые необходимы для воплощения человека типа «гомо чаушистикус», вскормленного официальной идеологией и облачённого в одежды вульгарной риторики, обыденной партпропаганды.
Обретение руководителями явно утраченных ими чувств: чувства меры и чувства реальности, а также отказ от партийного мистицизма – вот способ возвратить свет на лица людей старого типа, которые всё ещё считают себя обитателями старой доброй Европы.
— Всё чаще стали слышны разговоры об общеевропейском доме. Каково Ваше мнение по этому поводу?
— В то время, как в Париже, а также и в далёкой Москве, политические архитекторы примеряются к проекту нового общеевропейского дома, мы можем смело поспорить, что в этом доме будет недоставать одного окна, а именно Румынии. Вместо просторного окна вы наткнётесь на глухую стену, за которой 23 миллиона жителей ждут в недоумении, когда наконец можно будет официально присоединиться к новому материку. В то время как революционеры 1848 года говорили между собой по-французски, а те, кто через сто лет затеял отречение короля Михая, неплохо владели русским, сейчас, похоже, мы станем свидетелями возникновения нового наречия, – румынского языка с северо-корейским акцентом. Сейчас, когда письмо из Парижа приходит в Бухарест в руки к адресату, уже прочитанным, через 45 дней (если вообще доходит), напрашивается вопрос: находимся ли мы всё ещё в Европе?
Когда-то про Румынию говорили, как про латинский остров в славянском море, и вот сейчас она в самом деле превратилась в остров в полном смысле этого слова – но уже не с точки зрения лингвистической географии, а с точки зрения экзистенциальной. Румыния стала островом, со всех сторон омываемым неспокойными волнами политических реформ, островом, чьи обитатели жаждут отведать хотя бы капельку чудодейственного эликсира с этикетками Perestroika и Glasnost, который, возможно, оживит труп социализма, но от которого их оберегают столь же бдительно, как в детстве оберегали от дьявольской Кока-колы, известного американского наркотика. Наша страна и в самом деле стала островом на суше, дьявольским воплощением несовместимости политики с географией. Вырванную из европейского контекста Румынию хотят запрячь в ветхую повозку маоистской культурной революции, подчинить новым формам северо-корейского фараонства, и мы видим, что карта мира иногда отстаёт от действительности, что выражение «скажи мне, кто твой сосед, и я скажу, кто ты» уже утратило смысл. Зато кошмарное воображение властей может за одну ночь возвести стену куда более мощную, чем берлинская, отрезать румын от цивилизованного мира, может разрушить город с европейскими традициями, чтобы потом кичиться бетонными лепёшками сталинских «высоток». Их бредовое воображение может отравить воздух, воду и землю гигантскими химическими комбинатами, чтобы затем, почти через полвека бодрого строительства социализма, мы наконец осознали, что обрели всего лишь некоторые азиатские черты: пожелтевшие от недоедания лица детей, суженные от ненависти и отчаяния глаза родителей.
— Является ли Горбачёв надеждой для Румынии?
— Румыны всегда со страхом озирались на Восток, это исторически объяснимое чувство для народа, живущего на границе империи. В конце концов, и сталинизм был импортирован отнюдь не из Гонолулу, а из идеологических запасников Кремля. Насильственная коллективизация и знаменитый Канал Дунай–Чёрное море, на строительстве которого наша интеллигенция копала свою собственную могилу, – вот вам пример двух привозных экзотических плодов, надолго набивших оскомину румынам.
В течение десятилетий нам говорили – больше шёпотом, как бы по секрету, что в Румынии система готова стать полиберальнее, но не может этого себе позволить из-за «восточного медведя». И население верило. «Советские войска проводят манёвры на границе Румынии» – напевали нам на ухо власти всякий раз, как только мы пытались предпринять что бы то ни было. Появление Горбачёва с его ошеломительными реформами сделало очевидным, что существование московского пугала на руку прежде всего тем догматичным руководителям других социалистических стран, которые хотели держать в узде оппозицию и законсервировать собственный сталинизм. Я не знаю, считают ли Горбачева хорошим царём по ту сторону Прута, но для миллионов людей, которые униженно молчали столько десятилетий в Польше, Венгрии, Болгарии, Чехословакии, ГДР и Румынии, он является носителем благих вестей, мессией социализма с человеческим лицом. Если он примет во внимание физический закон, согласно которому яйцо нельзя сварить в десяти тоннах чуть тёпленькой воды, но только в маленькой кастрюльке с кипятком, ему хватит смелости воплотить своё пламенное видение истории, и мы увидим возрождающиеся миры и воскресших людей.
— Волнения в Брашове 15 ноября 1987 года не имели никаких последствий. Почему так случилось ?
— «Поосторожнее, а то можешь попасть под машину!», «Подумай о своих детях!», «Смотри, как бы тебя не выкинули из страны!» – вот что можно было услышать от самых близких друзей, когда ты предлагал им направить властям простенькое заявление о бедственном положении культуры. Один почтенный прозаик, автор романов, популярности которых можно только позавидовать, когда ему предложили подписать такое заявление, ответил, меняясь в лице: «Я охотно подписал бы это, но в моем возрасте, боюсь, могу не выдержать побоев в подвалах полиции». Почему восьмидесятилетний художник мог вообразить себе такую жуткую картину, и не в фашистской, а в социалистической стране, вы можете мне ответить? Почему миллионы людей говорят шёпотом в своих собственных квартирах?
Не все народы имеют призвание к мученичеству. После событий в Брашове ходили слухи, будто устроителей беспорядков подвергли облучению. Разве возможно узнать правду? Пресса молчала. Правосудию завязали не только глаза, но и рот. Страх смерти – чувство, свойственное скорее человеку, чем животному. Недавно даже на Западе звучала песенка: «Лучше быть красным, чем мёртвым». Но раз уж мы с Ионой братья, и сидим себе здесь, в брюхе «товарища Кита», никто не вправе судить нас извне. В стране, где даже покойники на кладбище не могут быть спокойны за свои места, уповать, что их не станут каждый год уплотнять и «реорганизовывать», можете себе представить, что живых преследуют и держат под контролем несколько построже…
И всё-таки я задал себе вопрос: почему деятели культуры молчат? В этих краях не слишком часто встречались фанатики или самоубийцы. Даже поэты здесь были хорошими семьянинами и хозяевами – при том, правда, что в самый расцвет монархии они могли совершенно спокойно писать стихи и статьи антимонархического содержания. Бывает, однако, что некоторые из нас положительны и смелы в добрые времена, но становятся трусами и способны на подлость, когда времена подлеют. Люди привыкли в полудрёме дожидаться разрушения статуй, ведь социализм был и остается эпохой разрушения памятников. В пятидесятые годы взорвали статую короля Кароля, основателя современной Румынии, шедевр скульптора Мештровича. В 1958 году за одну ночь исчезла огромная статуя Сталина, примерно в 1968-м переплавили бюсты Георгиу-Дежа, в 1970 году – Василе Роайтэ (героя коммунистической молодежи) убрали из парков, поскольку в архивах обнаружили документы, подтверждающие, что он был платным агентом полиции. Кажется, в Румынии очень много мрамора для памятников, но ещё больше у людей терпения.
— Что бы Вы сделали, если бы в один прекрасный день Чаушеску исчез ?
— Такое невозможно. Не может он исчезнуть, потому что Его Превосходительство бессмертен.
— Считаете ли Вы эмиграцию спасительным решением для художника из Румынии?
— Материал, с которым работает художник, – это свобода. И я не знаю, как случилось, что дефицит энергоносителей, нефти, а также других продуктов первой необходимости потянул за собой и дефицит свободы.
Писатель заведомо стал считаться нарушителем, который должен каждый год регистрировать свою пишущую машинку в полиции, отчитываться о разговорах с коллегами из соседней страны, отдавать свои рукописи для изучения в особые комиссии, где особые специалисты умеют читать между строк. Встречаться со своими читателями он может только по специальному разрешению. Для составления дела остаётся только взять отпечатки пальцев.
Коллективный невроз охватил всё население и свирепствует среди художников, которые презираемы, унижены, принуждены к двуличию, обречены на медленное самоубийство.
В Румынии, как говорят, правда ходит с разбитой головой – но писатели не могут больше быть врачевателями, хирургами реальности, они обслуживают Власть в её косметических салонах, где им надлежит приукрасить Уродство, загримировать Ложь и прославить Посредственность. Закомплексованность тех, кто уже не может без компромиссов, становится агрессивной, угрожая всякому, кто не присоединяется к хору платных льстецов. Чтобы выжить, существуют лишь два пути – смирение с убожеством жизни, когда оправданием служат якобы шедевры, написанные «в стол», или эмиграция. Внешняя эмиграция – это чаще всего логическое следствие эмиграции внутренней. Но ничто не может быть трагичнее, чем исход из румынского языкового пространства художников, которые были и остаются солью этой земли.
— Что Вы думаете о тех людях (будь они венгры, или нет), которые массово покидают страну уже несколько месяцев?
— Никогда выступления президента не обходятся без многократного упоминания слова «счастье». Но стоит посмотреть на членов румынского правительства, вечно насупленных и угрюмых, явно не затронутых дуновением этого слова, а затем перевести взгляд на простых людей на вокзале, озабоченных и неспокойных, на их мешки с хлебом, на серую одежду, отражающую состояние их души, посмотреть на напряжённых пассажиров в автобусах, на пешеходов, раздавленных грузом тяжких дум, и очевиден вывод – румынский народ народом счастливым не назовешь. Нам уже двадцать лет крутят немое кино, в котором несколько миллионов фигурантов, играют роли, для которых у них нет призвания. Мы не северяне, у нас смеются от души, когда-то нас даже обвиняли в «балканстве», потому что мы порой тратили слишком много юмора, порой даже на вещи ужасные. Но сейчас улыбка стала в Румынии диковинным товаром.
Именно средиземноморский дух сделал возможным совместное проживание румын с венграми, евреями, немцами, сербами или цыганами. И дух этот, к сожалению, испарился. Насильственная гомогенизация всегда приводит к трагедиям и горю. Нельзя с помощью лозунгов и метафор типа «В Румынии можно говорить только на одном языке – на языке труда» преодолеть беспокойство живущих здесь меньшинств, решить проблему сохранения родного языка в семье, в церкви и в школах. Бередить в прессе старые раны, связанные с историей совместного проживания народов, значит не лечить их, а только вызывать отвращение.
Живя рядом с румынами, венгры и немцы сохранили собственные нравы, колорит, и именно гармоничное сочетание разных структур, наклонностей и темпераментов, придает особый аромат заветному европейскому ядрышку, расположенному между Дунаем и Карпатами. Опустошение венгерских и саксонских деревень, массовый отъезд евреев представляются мне столь же пагубными для сохранения матрицы этой страны, как и опустошение румынских сёл и эмиграция румын.
Ветер национализма выжигает всё на своем пути. За фольклорным китчем и гримасами национального фестиваля Воспеваем Румынию скрываются реальные драмы румынской культуры. Ведь сочинения наших классиков всё ещё не изданы полностью, без купюр, и преподавателям румынского языка пришлось перековаться в сборщиков кукурузы, – ну а старинные памятники искусства, храмы, возведённые румынскими господарями, сравняли с землей; подлинную иерархию ценностей отменили, ничтожество стали выдавать за образец – и создаётся впечатление, будто наша культура находится под оккупацией.
В пособии по пчеловодству я обнаружил кичливую статью о том, что «румынская пчела намного ласковее американской». Наверняка наши пчелы жалят нежнее американских, однако дело в том, что мёд этих пчел съедают детки, говорящие по-английски – так что наших пчёл никак нельзя обвинять в национализме. Кто-то играет в прятки с реальностью, выискивая её там, где её быть не может. Сегодня псевдоним «голода» звучит как «научно обоснованное рациональное питание», но не в этом ищите причину эмиграции, а в том, что у людей отняли надежду, и настоящее пожирает не только их прошлое, но и будущее.
— Западные журналисты, похоже, всё больше интересуются Румынией. Чем Вы можете это объяснить?
— Журналистов притягивает сказочная социальная экзотика этих мест, ведь в Румынии самоубийцы не могут совершить самосожжение из-за отсутствия спичек, и не могут повеситься, так как в магазинах нет ни верёвки, ни мыла; их привлекает Бухарест, который становится первым полностью светским городом Европы, где полицейских больше, чем голубей, и в то же время на чёрном рынке в ходу новая национальная валюта – сигареты «Кент». Интерес привлекает и недуг гигантомании, при котором человеческое счастье измеряется в кубометрах бетона. Это царство абсурда, в котором пограничники направляют штыки внутрь собственной страны, пшеницу бодро собирают в телевизоре, но оставляют гнить на полях, рабочих назначают новыми хозяевами, – чтобы заставить выкупить то, что является их собственностью согласно конституции, заставить заплатить за декорацию и кулисы: кондукторы должны покупать свои трамваи, бурильщики – буровые установки, а крестьяне – завалинки со своих хат… Скажите людям там, куда вы едете, что Господь отвратил свой лик от румын.
Перевод с румынского Анжелы Колин (Молдова)
Предисловие и публикация Александра Стыкалина
Предисловие публикуется с мелкими изменениями по тексту:
«Наша страна стала дьявольским воплощением несовместимости политики с географией». Геополитические парадоксы последних лет эпохи Чаушеску глазами румынского поэта (весна 1989 г.) // Европейские сравнительно-исторические исследования. Вып. 4. Восток на Западе, Запад на Востоке. М., Институт всеобщей истории РАН, 2014. С. 113–126.
Перевод с согласия автора готовился для антологии, в которой и состоялась его первая публикация на русском языке:
Анатомия конфликтов. Центральная и Юго-Восточная Европа: документы и материалы последней трети XX века. Т. II. Вторая половина 1980-х – начало 1990-х годов / Отв. редактор Ю. С. Новопашин. Спб., «Алетейя», 2013.
1 См.: Стыкалин А.С. Проблемы советско-румынских отношений и формирования румынской модели социализма в материалах Президиума ЦК КПСС (1953 – 1964) // Славянство, растворенное в крови… В честь 80-летия со дня рождения члена-корреспондента РАН В. К. Волкова / Отв. редактор К. В. Никифоров. Сборник статей. М., 2010. С. 371-392; Он же. Что думали румыны об СССР в 1964 г. (Свидетельствует советский дипломат) // В поисках новых путей. Власть и общество в СССР и странах Восточной Европы в 50-е – 60-е гг. XX в. / Отв. редактор Н. М. Куренная. М., 2011. С. 367-398.
2 См.: Марьина В.В. Пражская весна 1968 года: к вопросу о международном резонансе // Славяноведение, 2008. № 3. С. 22-40.
3 См.: Buga Vasile. Relaţiile româno-sovietice în anii ’80 // Politică externă comunistă şi exil anticommunist. Anuarul Institutului Român de Istorie Recentă. Vol. II, 2003. Bucureşti, 2004, p. 101-128.
4 О своих отношениях с Чаушеску, и в том числе о последней встрече с ним 4 декабря 1989 г., М. С. Горбачев впоследствии подробно вспоминал. См.: Горбачёв М.С. Жизнь и реформы. Т. 2. М., 1995 (Проблемам отношений с Румынией посвящена в этой книге отдельная глава: Николае Чаушеску: падение самодержца. С. 390-404). См. также: Мусатов В.Л. Советско-румынские отношения в период кризиса и краха режима Чаушеску // Революции и реформы в странах Центральной и Юго-Восточной Европы: 20 лет спустя. Отв. редактор К. В. Никифоров. М., 2011.
5 Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ). Ф. 3. Оп. 103. Д. 181. Л. 140-141. См. также: Constantin I. Aspecte privind relaţiile româno-polone în perioda anilor ’80 // Dosarele Istoriei, 2005. № 3-4.