г. Москва
Научные руководители Г. А. Малык, А. Г. Миронов
Семья
Я хочу рассказать об истории своей семьи о том, что узнал от бабушки и ее старшего брата Виктора.
Наш прадедушка Фома Васильевич Малык был украинцем, а прабабушка Эмма Яковлевна Малык (в девичестве Отт) – немкой. Но оба они родились на Украине в начале ХХ века, причем Фома происходил из бедной крестьянской семьи, жившей в селе Винницкой области, а Эмма – из зажиточной многодетной семьи немецкого колониста. Колония назвалась Фридрихсфельд (в настоящее время село Раздол Запорожской области, на трассе Москва – Симферополь в 50 км от Запорожья).
В 1927 году наша прабабушка Эмма покинула колонию и вместе с доставшейся в наследство от ее бабушки швейной машинкой «Зингер» уехала в поисках новой жизни в строящийся новый город Запорожье. Он вырастал вокруг небольшого городка Александровска и двух немецких колоний.
Уехала она вопреки желанию семьи. Я уважаю ее за твердый характер: она всегда знала, что ей нужно, и добивалась этого несмотря ни на что. В Запорожье Эмма устроилась на работу в каком-то детском заведении, но на жизнь уже тогда зарабатывала, главным образом, шитьем.
Прадедушка Фома Васильевич к тому времени тоже оказался в Запорожье, работал на стройках. Мне известно, что в гражданской войне он участия не принимал, а попал под воинский призыв 1922–23 гг. и после демобилизации в свое село не вернулся. Он вступил в партию во время так называемого «ленинского набора» в 1924 году. Они познакомились и поженились с Эммой в конце 1920-х, а в 1931 году у них родился первенец, сын Виктор. В 1936-м они получили двухкомнатную квартиру на 6-ом поселке.
Прадедушка в то время работал на алюминиевом заводе. В 1935 году «разразился гром» – его исключили из партии. Сталин проводил очередную «чистку» (так называлась проверка партбилетов), и партбилеты забрали примерно у каждого третьего. Прадедушку обвиняли в том, что он скрыл, что родственники жены были кулаками. В то время факт исключения из партии очень часто служил причиной для ареста и репрессий, но в случае с моим прадедушкой, он сыграл, возможно, спасительную роль. Став беспартийным, он автоматически оказывался низовым техническим работником, а их трогали меньше. Многих из его партийных сотрудников и друзей арестовали.
В 1937 году на свет появилась наша бабушка Эрна, а следом за ней через 2 года еще одна дочка – Долорес. В то время было модным давать имена в честь испанских коммунистов, и таким образом к украинской фамилии добавилось испанское имя. Мы ее до сих пор зовем тетей Лорой.
Перед войной
Жизнь перед войной постепенно налаживалась. Появилось больше товаров, и были отменены продуктовые карточки. Именно тогда в семье появился первый радиоприемник. Потом, когда началась Великая Отечественная война, эти приемники у всех были реквизированы.
Но перед самой войной продукты снова стали пропадать. Сейчас мне очень трудно себе представить, как можно было жить почти без хлеба. Наш дядя Витя десятилетним мальчиком занимал за хлебом очередь, ходил на перекличку и добывал его с огромным трудом для всей семьи. А потом, в войну, стало еще хуже – хлеб начали давать по карточкам.
Я знаю, что отдельных квартир тогда почти ни у кого не было, и двухкомнатная квартира Малыков в центре нового города была, конечно, большой редкостью в то время. Но и она стала мала для семьи с тремя детьми, поэтому родители начали возводить новый дом на дачном участке в 15 соток в пригороде Запорожья. Строили всей семьей и с помощью друзей весной, перед самым началом войны.
22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, и наша прабабушка смогла достроить этот дом только после победы. Там сейчас живет бабушкина сестра тетя Лора, и мы, внуки, у нее несколько раз были летом. У тети Лоры еще с тех пор сохранился большой фруктовый сад.
Война
Вначале войны у народа был настрой на быструю победу. Но получилось совсем не так. На Запорожье начали падать бомбы, везде принялись копать «щели» – так назывались окопы-убежища на случай бомбежки. Прадедушка был сразу мобилизован, но не в армию, а в аварийно-восстановительный батальон, где занимался демонтажем заводского оборудования алюминиевого завода для эвакуации. Эвакуировали заводы на Урал, сразу монтировали и уже под открытым небом осенью начали работать.
Фронт приближался очень быстро. В июле началась срочная эвакуация семей, то есть женщин, детей и стариков.
13 августа на вокзале людей начали грузить в вагоны-теплушки. Наша семья Малыков – мама Эмма и трое ее детей – успела занять угол в вагоне. Людей в вагоне – было много, примерно 50–60 человек. Большинство, конечно, дети. Передвигались очень медленно, так как предпочтение отдавалось военным составам. По ночам бомбили. Всего ехали пять дней. Малыки пережили страшное – их мама Эмма отстала от поезда в районе Ростова. На остановке она вышла набрать воды, а эшелон тронулся и ушел. У нее с собой не было никаких документов. Полтора дня ее дети 10, 4 и 2 лет были одни. Правда, соседи по вагону их поддерживали. Как она умудрилась догнать своих детей и найти – это чудо!
На Северном Кавказе
Эшелон эвакуированных семей выгрузили в городе Невинномысске, на Северном Кавказе. Начали распределять кого куда. Из всех прибывших одна Эмма, наверное, устроилась в селе в 10 км от Невинномысска. Остальные остались в городе и потом бедствовали. А на селе энергичная Эмма сразу принялась шить, поскольку она все время возила с собой свое главное орудие производства – швейную машинку «Зингер». Эта машинка и кормила всю семью.
Дядя Витя рассказывал, что местность была холмистая, красивая, в полях множество цветов. Весной было полно земляники. Вдали был виден Эльбрус и весь Кавказский хребет. Жили в селе кубанские казаки.
Поскольку Эмма занялась шитьем и огородом, семья ее не бедствовала. Это была очень энергичная и умелая женщина, которая и спасала, и содержала, и растила одна троих детей. Муж Фома прислал ей свой командирский аттестат – это был основной документ, по которому семья могла получать какие-то деньги. В начале 1942 года он на пару дней приезжал к жене и детям. Потом оказалось, что они виделись в последний раз. В семье сохранилась его единственная фотокарточка в военной форме.
Оккупация
Там, где Малыки жили, военных действий в тот момент не было. Приходили редкие газеты про боевые подвиги красноармейцев на фронтах. Но в августе 1942 года немцы захватили весь Северный Кавказ.
В селе, где жила семья Малыков, сначала ничего не было известно. А затем появились первые немцы на грузовой машине. Все попрятались, только мальчишки, а в их числе и наш дядя Витя, ничего не боялись и остались на улице. Вышло несколько солдат, они что-то говорили, жестикулировали. Потом кто-то вспомнил об Эмме, которая говорила по-немецки, и послали за ней. Она узнала, что им нужен кто-то из сельских старшин. Потом они затребовали продуктов. Жители нанесли им яиц, кур и прочих продуктов, которые они увезли с собой.
Потом из-за этого члены нашей семьи на многие годы стали именоваться «находившимися в оккупации», что считалось свидетельством неблагонадежности в СССР. Прабабушку с ее немецким языком начали использовать как переводчицу.
Через полтора месяца за Эммой приехали немцы, принудительно вывезли ее вместе с детьми в Армавир и поселили в какой-то квартире. Прабабушка работала в конторе по сельхоззаготовкам и, хотя она не скрывала, что муж ее в Красной Армии, ее не трогали. Видимо, она была очень нужна как переводчица.
Это была осень 1942 года. И вот в этот момент в семье Малыков появился алюминиевый бидон с крышкой, литров примерно на 40–50. Об этом бидоне нам много рассказывали. Прабабушка стала, на всякий случай, заготавливать в нем жареное и вареное мясо и заливать жиром. Ведь впереди могло быть всё, что угодно.
Наш дядя Виктор отлично запомнил, что на площади Армавира всё время висели повешенные. Это было ужасно. А еще они тогда узнали о расправах над евреями.
В ноябре 1942 года, после окружения группировки Паулюса под Сталинградом, немцы стали быстро выводить свои войска с Кавказа через Ростов, чтобы не оказаться в ловушке. В этой битве с немцами принимал непосредственное участие наш прадед в составе 4-го механизированного корпуса, который воевал и под Сталинградом и в боях на Дону. Бои были очень тяжелые, потери огромные, и позднее, в 1965 году на встрече однополчан-фронтовиков, комбат нашего прадедушки рассказывал уже взрослому дяде Вите, что такого толкового и ответственного командира как прадедушка у него больше не было.
Фома Малык командовал саперами. Работали под огнем. Саперам приходилось минировать, разминировать, наводить дороги, мосты и переправы через реки. Особенно много жертв среди саперов было на переправах – ведь это самое уязвимое место, его все время бомбят и его надо восстанавливать под огнем.
Комбат, который рассказывал Виктору об отце, был очевидцем гибели нашего прадедушки. Это случилось через полчаса после того, как он узнал, что представление Фомы к званию Героя Советского Союза уже утверждено. К званию Героя он был представлен не посмертно, а задолго до гибели, приблизительно за месяц – не за конкретный подвиг, а за образцовое выполнение опасных заданий.
Погиб наш прадед случайно: был обстрел, и он перебегал из одного окопа в другой. Осколок от разорвавшегося рядом снаряда попал ему в голову, умер он сразу же. Все это было на глазах комбата, и он еще помнит, как эта смерть потрясла его. Похоронили его на берегу Днепра.
Возвращение на Украину
До конца 1942 года наша прабабушка Эмма с детьми была еще в Армавире, потом немцы стали уходить с Северного Кавказа. Прабабушке тоже велели уезжать вместе с той организацией, где она числилась. Избежать этого было невозможно, да и после прихода советской армии можно было попасть «за сотрудничество», а тогда оправдаться было бы невозможно. Разместили немцы всю семью в кузове большой крытой автомобильной фуры со всеми вещами, был там и легендарный семейный бидон.
Это было в середине января 1943 года, и день рождения старшего сына Виктора отмечали прямо в кузове машины. Водитель машины угостил его шоколадкой. На протяжении всего пути их сопровождал какой-то гул, и ночью горизонт был красный. Это в каких-то 50–80 км от дороги проходил фронт. И там в то время воевал их отец.
Колонну бомбили, поэтому в основном двигались ночью. Пока добрались до Запорожья, было несколько пересадок, и вот, наконец, они оказались на своем собственном участке. Но их дом еще не был построен, и семью приютили соседи. Они их устроили в своем сарае.
Прабабушка, конечно, опять шила, что-то зарабатывала. Тогда были в ходу и советские деньги, и оккупационные рубли. Но самым распространенным был натуральный обмен – вещь на вещь или на продукты.
Прабабушка находилась на учете у немцев, и за ней постоянно приезжали и увозили на какую-то работу переводчиком. Она уже понимала, чем это ей грозит, когда придет Красная армия, и начала искать убежище. Съездила в свою немецкую колонию Фридрихсфельд, там кого-то нашла из родственников и решила перебраться туда.
В колонии
Фронт отошел, и Малыки устроились в селе Фридрихсфельд. Поселились в старинном доме семейства Отт. Сразу начали заниматься огородом, а он был довольно большим. Вспахали поле, старший сын Виктор впервые вел лошадь. Завели кур.
Дядя Витя нам рассказывал, что под германской оккупацией были сохранены колхозы. Немцы сразу поняли, что такая форма хозяйствования на селе является идеальной для того, чтобы можно было отбирать у крестьян максимум продуктов.
Нашлись родственники Оттов, двоюродные сестры и брат. Их колхоз остался, и хотя никаких принудительных работ или трудодней не было, но появилось другое занятие. Немцы заставили колхозников выращивать червей-шелкопрядов, потому что шелк нужен был для парашютов. Пришли и к Малыкам и во всех помещениях установили четырехэтажные стеллажи. Посеяли личинки и пригрозили наказать за несохранность этих личинок. Кормить их надо было листьями шелковиц. На окраине села были огромные заросли тутовника, поэтому шелкопрядами занимались еще до революции и в колхозе.
Дали небольшую тележку, и дети 3 раза в день привозили червям кучи веток, они очень быстро объедали листья и кору. Объеденные ветки нужно было убирать и закладывать новые, и так почти 2 месяца. Росли черви довольно быстро, потом начали превращаться в красивые разноцветные коконы. Потом их забирали.
Жизнь в селе была довольно сытная, хлеб для семьи наша прабабушка пекла сама. Своей коровы не было, но молоко продавали соседи. И, конечно, снова начала заполняться запасами семейная реликвия Малыков – бидон. Все лето до августа 1943 года было тихо и не слышно войны.
Бегство
Но потом фронт приблизился и немецкую колонию стали готовить к эвакуации в конце августа 1943-го. Все было очень организованно, для семьи подогнали подводу с двумя лошадьми и каким-то мужиком-возницей. Малыки погрузили все свои вещи и бидон, конечно. Из села выехал огромный обоз, двигались по направлению к Запорожью, но проселочными дорогами, опасаясь бомбежки.
В первый день отъехали недалеко, заночевали в каком-то селении. И там прабабушка Эмма договорилась с хозяином – он откуда-то привел арбу с волами, все пересели на арбу и тихонько двинулись в обратный путь. Волы двигались очень медленно, их вел Виктор. Прабабушка очень боялась преследования, но его не было.
Гул фронта доносился очень явственно, обратно до колонии ехали весь день. Она была совершенно пустая.
Мимо села и через село двигалось много отступающих немцев, и их союзников, в том числе и примкнувших к ним наших граждан-добровольцев. И вот как-то в дом заходят двое с оружием и сразу к Эмме: «Давай хлеба и самогонки!» Она отвечает: «Самогонки нет», а хлеба берет буханку, отрезает половину, дает им. Они сразу закричали: «А вторую половину кому? Советских ждешь? Жидовка? К стенке!»
Все дети сразу подняли крик, его было слышно на улице, а там проходили немцы. Услышали, зашли вместе с офицером, прабабушка сразу к ним за помощью. Офицер вмешался и прогнал этих грабителей. Но немцы сразу начали выяснять, почему Малыки остались, ведь все их соседи из села организованно уехали. Как-то оправдались, но тут же была дана команда, чтобы завтра утром все уехали. Прабабушка сразу попросила какую-то охрану на ночь – и правильно сделала, потому что когда стемнело, грабители вернулись, но их отогнали.
Утром подъехала подвода с двумя лошадьми и двумя солдатами, семью погрузили со всеми вещами и отвезли на станцию за 10 км от колонии, а оттуда уже на открытой платформе повезли в город Запорожье. Через пару часов выгрузились на Южном вокзале и расположились на привокзальной площади, прямо на земле. Таких, как они, было много, стояла какая-то охрана. Там пришлось сидеть 2 дня, это было страшно, так как все время бомбили, особенно ночью.
Вокзал был забит битком самыми разными военными, даже наш юный Виктор уже отличал и мадьяр и румын. Появилось много раненых.
Мама Эмма, конечно, всё время искала, куда деться, но взрослых от вокзала уже не отпускали. Витя был ее разведчиком. И уже на другой день она послала сына на правый берег с запиской к знакомым договориться о какой-то помощи. Трамваи не ходили, но Виктор ездил по городу на грузовых машинах. Прицеплялся сзади и ехал, куда ему надо. Добрался до 6-го поселка и заглянул в свой дом 62, где до войны жила семья Малыков. Дом был разорен и разграблен. Виктор поднялся на второй этаж, зашел в их довоенную квартиру и на полу нашел свой ученический билет. И тут он заплакал – наверно, ему было очень тяжело. Знакомые пообещали помочь, но избежать отъезда Малыкам не удалось, и в начале сентября 1943 года их эшелон тронулся в путь. А в это время советские войска уже гнали немцев по Украине.
Прощай, Россия
Снова вагон-теплушка, битком набитая семьями с детьми. Ехали долго, медленно, с длинными остановками на перегонах, иногда стояли просто в поле. Впереди партизаны взорвали эшелон, потом взорвали мост. Бомбежки были тоже.
Приехали в Польшу, разгрузились в каком-то лагере. Не в помещениях, а на открытой площади, кучками. Была еще хорошая погода, без дождей. Но из лагеря не выйдешь. Кормили какой-то баландой и брюквой. На всю жизнь детям запомнился этот отвратительный вкус брюквы. Но у семьи были запасы и в первую очередь спаситель-бидон!
В этом лагере Малыки пробыли более месяца. Здесь всех сортировали и назначали кого куда. Критерии отбора были расовые: чистые, то есть 100%-е немцы – это I сорт, а смешанные полукровки вроде Малыков – это II сорт, фольксдойче. Проводились и медицинские обследования – но основным считалась чистота расы. От этого зависело дальнейшее распределение. Арийцы, I сорт, направлялись в Восточную Германию, II сорт – фольксдойче – в западные районы Германии.
В Германии
Наш дядя Виктор подробно рассказывал о пребывании Малыков в Германии. Сейчас я старше него тогдашнего на целых 4 года и просто не представляю себе, как можно было пережить всё то, что пережил он. И восхищаюсь его находчивостью, бесстрашием и энергией.
В октябре 1943 года их перевезли в провинцию Вюртемберг. Это юго-западная часть Германии. Местность горная, лесная, очень красивая. На нагорном плоскогорье – огромный бывший монастырь. Три или четыре больших многоэтажных здания, старинных, типа замков. В зданиях небольшие помещения, как кельи. Им досталась одна такая келья.
Все снабжение и управление – централизованное. Контингент – многонациональный. В их корпусе одни русские, в другом поляки, далее словаки. Пацаны, конечно, враждовали и дрались по национальностям. У Виктора появился друг – Витька Кеппен. У него был отец немец, а мать русская.
Режим в лагере был довольно свободным – детям разрешалось выходить. В лагере они пробыли несколько зимних месяцев, и оба Виктора приспособились ходить по окрестным хуторам и побираться. Им давали яблоки, орехи и что-то еще съестное. За полдня похода набиралась полная сумка. Это здорово поддерживало всю семью, так как кормили их, в основном, брюквой.
Прабабушка организовала очень интенсивные занятия по немецкому языку с Виктором и шестилетней Эрной, каждый день читала и занималась письмом. В этом лагере семья пробыла всю зиму 1943–44 гг.
Взрослых из лагеря не выпускали, возили на какие-то работы. Прабабушку тоже иногда куда-то увозили, но реже, у нее была льгота из-за детей. Общая дисциплина и порядок были железные.
А вокруг уже велась сильная бомбежка. Сигналы воздушной тревоги подавались, но все к ним привыкли и часто просто не обращали на них внимания. Защиту от бомбардировок внутри Германии организовывали зенитной обороной, которая была очень эффективной даже ночью.
Однажды, прямо на глазах Виктора был подбит огромный четырехмоторный бомбардировщик, он задымился и сразу упал совсем близко в лесу. Взрыва не было, ребята бросились к нему и были там первыми. Самолет упал носом, а хвостовая часть торчала кверху. И тут один живой американец стал вытаскивать своих погибших товарищей. Ребята спрятались за деревьями, он их увидел, но не обратил никакого внимания. Сразу прибежали полицейские и забрали его.
Вскоре семью Малыков вновь переместили – в провинцию Баден, на юго-западе Германии.
В провинции Баден
Прабабушку с детьми привезли в город Лёррах. За ними приехала какая-то дама из местного дома престарелых, куда Эмму назначили на работу. За Виктором приехал бауэр (крестьянин), к которому он был приписан батраком.
Бауэр, примерно 30–35 лет, был даже довольно симпатичный. Увез Виктора от мамы на свой хутор, примерно в 20 км от Лёрраха. У него было большое хозяйство, дом, жена, ребенок и еще один работник, военнопленный поляк Казимир. Казимир хорошо относился к Вите, опекал его. Жили в одной комнате.
Хозяин был нервный, иногда сильно ругался, потому что воевал, был ранен в России. В хозяйстве у него были коровы, свиньи, птица, несколько лошадей и много всякого инвентаря. Не было никакого трактора, все работали вручную и использовали лошадей.
Виктора приставили убирать за животными. Всё надо было выполнять очень тщательно, каждая капелька навоза шла на удобрения, и оно сразу вывозилось на поле. Эту работу он делали вместе с Казимиром. Иногда, когда хозяйка была занята, Виктора заставляли следить за ребенком в коляске. Его за все время никуда не отпускали, иногда по воскресеньям его приезжала проведать мама Эмма. Сперва она плакала, а потом привыкла.
Виктор не помнил, чтобы хозяева на него жаловались. Языковое общение уже не было проблемой. Питались все вместе, просто, но не скудно. Дядю Витю поразило в военной Германии то, что всё произведенное немцами – молоко, мясо – сдавалось государству целиком, без утаиваний. Все, в том числе и крестьяне, производители продовольствия, жили по продовольственным карточкам. На работников хозяева тоже получали такие же карточки.
Однажды хозяин побил Виктора, но это было только раз. Ему разрешалось пользоваться мужским велосипедом, а женский велосипед хозяйки трогать было нельзя. И однажды, когда хозяева после обеда ушли в церковь, он взял дамский велосипед и на нем упал. Как-то это выявилось, и хозяин отвесил ему две пощечины. Это всё, что Виктору запомнилось от пребывания у бауэра.
Наступила весна 1944 года.
Школа в Германии
Наша прабабушка работала посудомойкой в доме престарелых, расположенном на вершине горы в поселке Обертюллинген. Ей с детьми выделили крохотную комнатенку, в которой они еле помещались втроем. Получили, как и положено, продовольственные карточки, тут же сдали их в дом престарелых и питались из общего котла стариков, не очень сытно, но не голодали.
Благотворительная организация устроила шестилетнюю Эрну Малык в школу, в первый класс, причем посреди учебного года. Через пару месяцев смотрят, а она лучше всех в классе. Вундеркинд! Узнали, что у прабабушки есть еще сын, который работает у бауэра. Приехали к нему и после долгой беседы с «хозяином» вернули мальчика к матери. Теперь все четверо жили вместе в доме престарелых. В их комнатенке было очень тесно, спал Виктор на полу и сильно заболел воспалением легких с гнойным плевритом. Забрали его в больницу в Лёррах, лечили, откачивали жидкость из легких.
И летом, благодаря хлопотам этой благотворительной организации, им выделили квартиру. У прабабушки с детьми были две маленькие комнатки. И тут еще одно чудо, организация подарила им маленькую электропечь – две конфорки и духовка. Это был такой дефицит, которого ни у кого не было.
А Виктору повезло еще больше. На третьем этаже особняка, где их поселили, была комната, полная рыцарского снаряжения, там было несколько комплектов рыцарских доспехов – шлемы, латы, щиты, мечи, старинные ружья и всякое другое. Это богатство там находилось несколько сот лет – наследие от предков. Витя забирался туда, облачался в доспехи, и это было здорово!
Комнаты во всем доме не запирались – так у немцев было везде, и Виктор там хозяйничал, сколько хотел. Прабабушка работала в том же доме престарелых.
Сестры Виктора проводили время самостоятельно на улице, и уже болтали по-немецки, играя вместе с немецкими детьми. Наша бабушка Эрна помнит, как местные дети их часто дразнили «русскими свиньями», это ей врезалось в память на всю жизнь.
Занятия в школе Виктора не обременяли, в день было по 4 урока. Учитель своих учеников бил. Бил тяжелой линейкой по ладоням и больно, они плакали, но Вите за весь год не досталось ни разу!
Зимой катались на управляемых санках с гор. В январе 1945 года Виктор шел с пустыми санками по дороге и встретил двух пленных, которые разговаривали по-русски. Они тащили вдвоем довольно тяжелый бидон с едой для пленных. Витя им предложил санки, они обрадовались, а их конвойный немец не возражал. И по дороге они рассказали Вите, что их сюда перевели недавно из какого-то внутреннего лагеря. Эта встреча имела последствия.
Весна 1945-го
Весной 1945 года, после того, как Виктору исполнилось 14 лет, он, как и все подростки такого возраста, стал ходить в местную лютеранскую школу при церкви готовиться к конфирмации. Конфирмация состоялась в апреле в местном соборе, в очень торжественной обстановке, с органной музыкой. Мама Эмма присутствовала на ней и была очень растрогана. При этом давали какой-то документ, а в церкви, конечно, сохранились об этом записи.
Семья теперь жила в Шварцвальде, в горной местности, покрытой ухоженными буковыми лесами. Вокруг были рощи с реками и озерами. Живописное место, которое и сейчас считается курортным.
Учитель их школы предложил Малыкам пользоваться маленьким пришкольным участком в одну сотку. Там росли кусты со всякими ягодами, а они еще посадили редиску.
Виктор с ребятами много времени проводил на окрестных холмах и в лесах. Уже знали всю округу на много километров. Видели, как поймали и застрелили дезертира, который хотел перебежать через швейцарскую границу. Прабабушка работала в доме престарелых до освобождения, ведь его постояльцы никуда не девались.
Освобождение
Оно случилось точно 1 мая. Все было очень просто и даже буднично. Приехали на велосипедах солдаты в необычной форме, в беретах. Это были французы. Жители все попрятались, а ребята, наоборот, помчались смотреть. На стенах домов появилось воззвание, написанное де Голлем.
Виктор сдружился с двумя такими же искателями приключений, как он сам. Они бродили по окрестностям, где только что были бои, и подбирали брошенное оружие. Вскоре у них накопился целый арсенал. Один револьвер с шестью патронами в барабане он нашел еще раньше сам и хранил его дома. А всего они собрали три винтовки, один пистолет «вальтер» и один огромный автомат «шмайсер». Боеприпасов было к ним очень много, в одном из бункеров в углу они нашли патроны – на метр высотой! И мальчишки периодически выходили в лес и устраивали там стрельбища. Стреляли в цель – у Виктора получалось лучше всех, и он был доволен. Ребята кровью поклялись не выдавать свой арсенал никому.
Везде сразу были вывешены приказы оккупационных властей – сдавать все виды оружия, вплоть до холодного. Дисциплинированные немцы понесли оружие. Виктор помогал старику Мейеру нести на сдачу старинные ружья и шпаги. Ему было очень жалко видеть, как все это историческое богатство сбрасывалось в кучу.
В мае Эмма на работу уже не ходила и пыталась понять, куда ей двигаться дальше. Вскоре Виктор пошел на разведку в сборный лагерь военнопленных, куда собирались все бывшие пленные и угнанные в Германию. Там было много русских, неплохое питание и перспектива отправления на родину. Именно там Виктор встретил своего знакомого русского военнопленного, которому помогал с санками, и рассказал ему об арсенале найденного оружия. Руководство лагеря послало машину с офицерами, которые вывезли весь арсенал.
Прабабушку приехавшие офицеры уговаривали ехать в лагерь, откуда всех очень скоро отправят на Родину. Она колебалась, потому, что ходили рассказы о репрессиях в СССР по отношению к возвратившимся из Германии.
Это был очень тяжелый момент ее жизни. Но решающей была надежда, что семья вернется к отцу. Тем более что у Виктора всегда был один ответ – ехать к папе! И они решили возвращаться. Позднее, в 70-е годы, наша прабабушка вспоминала, что ей предлагали на выбор: или остаться жить в Германии, или в Швейцарии, или во Франции, но она отказалась, хотя у нее было предчувствие, что своего мужа она больше никогда не увидит.
В начале июля 1945 года за Малыками прислали машину, и они переехали в лагерь под Фрейбургом.
Кормили здесь хорошо, снабжение шло от союзников. На обед дополнительно давали кружку пива или легкого вина. Было много сладостей, конфет, мармелада и яблочного варенья. И прабабушка начала заполнять бидон сладким. Получилось так, что к их отъезду бидон был полным.
И вот в августе обитателей лагеря посадили в поезд, и Малыки поехали домой, в Советский Союз.
У своих
Их сразу встретили советские солдаты с автоматами, начались проверки. Выгрузились в каком-то лагере, расположились прямо на земле среди своих вещей. А вещей у них набралось очень много. Дело в том, что все в Германии приоделись, у каждого было по несколько комплектов одежды и обуви, и прабабушка даже заготавливала их впрок и на вырост. И потом на несколько лет они были обеспечены хорошей одеждой.
Кормили в лагере очень плохо, баланда, немного каши и хлеба. Их держали там несколько дней, а потом довезли в грузовиках до Харькова и предписали самостоятельно поездом добираться до Запорожья. Ночью в вагоне украли багаж Виктора, а в нем была все его одежда и главная мамина драгоценность – швейная машинка.
Приехали в Запорожье, выгрузились на Южном вокзале, устроились прямо на площади – уже в третий раз за эти годы. И прожили там три дня, а прабабушка все три дня бегала по городским рынкам, искала свою машинку – и нашла ее! Продавала какая-то женщина, и Эмма отобрала у нее свое сокровище. Дети смотрели, как мама шла счастливая и несла свою машинку!
Зима 1945–46 года
Во время своих походов по рынкам прабабушка где-то встретила довоенную знакомую, и та на первое время впустила их всех в свой дом. Наша бабушка Эрна и Виктор с огромной благодарностью вспоминают эту добрую семью.
Виктор пошел в школу в 5-й класс. Читал книги и газеты, во всех подробностях следил за ходом Нюрнбергского процесса. Прабабушка Эмма сперва крутилась, как могла: шила на дому, а на работе занималась кройкой спецодежды из рулонов разноцветного пластика. Из мелких лоскутков-отходов она мастерила дождевые плащи, а Виктор ходил и продавал их на рынке. Они шли нарасхват. Весной Малыки перебрались в сарай во дворе школы. Там были две жилые комнаты с коридором, а за ними – хлев, где кто-то из заводского начальства выкармливал свиней свеклой и каким-то комбикормом.
Матери большей честью дома не было, и дети перебивались сами. В это время их обворовали – украли кожаное пальто отца, которое привезла ему мама из Москвы еще до войны, а потом возила его как ценность в Германию и обратно. Украли и все документы. И пришлось через специальную комиссию восстанавливать свое происхождение, возраст и прочее.
В это время мама Эмма и дети узнали о гибели отца и о том, что он был Героем Советского Союза.
Дети Героя Советского Союза
Целый год до этого момента прабабушка совершенно безуспешно писала во все инстанции, чтобы узнать что-нибудь о своем муже. Слава богу, что их, немцев, да еще побывавших в Германии, не выслали и не посадили. Возможно потому, что в списках райвоенкомата числился Герой Советского Союза Фома Малык.
С того момента, как Эмма узнала об этом, их жизнь изменилась. Детям установили пенсию за отца и выплатили недополученные за год деньги.
Постройка дома
После возвращения в Запорожье прабабушка начала хлопотать о возвращении их довоенного участка с начатым строительством. Выяснилось, что участок давно во владении знакомого ее мужа, которому посчастливилось уцелеть на войне. Даже суд не помог его вернуть Малыкам. А вот после того, как семья стала называться семьей Героя Советского Союза, всё устроилось мгновенно, и участок им вернули. Зимой они начали готовиться к стройке, а летом, когда пошли овощи и фрукты, стали строить.
В августе, с помощью знакомых, семья начала возводить стены. На верхних этажах наша прабабушка применила конструкцию, которую она видела в Германии, и построила мансарду. Бабушка Эрна нам говорила, что дом долго выделялся в поселке, как невиданное чудо.
Какие же трудности взвалила на себя эта необыкновенная женщина, наша прабабушка! И представляю себе ее помощников: полуголодный подросток и две маленькие девочки.
В итоге стены дома успели достроить к осени и перебрались в новое жилище. Потихоньку настелили полы, построили печку. Бедный дядя Витя почти полгода не ходил в школу, но всё наверстал потом.
В 1949 году Виктору исполнилось 18 лет, и пенсию за отца сразу перестали платить. Он был еще в 8-м классе, но перешел в вечернюю школу и начал работать на заводе. Через некоторое время он уже зарабатывал примерно 200 рублей, довольно большие деньги для семьи. Но работа была ужасная – горячая, с ядовитыми выделениями соединений фтора, по 6 часов без перерыва. Правда, давали по пол-литра специального молока. Так вот, он скупал по дешевке талоны у тех, кто не пил молока, и приносил его домой. С утра к 7 часам его отвозила машина, а днем к 14 часам – он уже был дома. Немножко спал и вечером шел в школу.
В конце своего рассказа я хочу привести слова нашего дяди Вити, на плечи которого выпали невероятные трудности войны и ее последствий.
«Я считаю всех моих родственников, которые пережили войну, не только свидетелями и жертвами войны, но и ее участниками.
Да, они не стреляли, не строили танки. Но они оказались жертвами войны, потому что многократно подвергались опасности в своем самом беспомощном состоянии – в детстве.
То, что мы выжили, – это скорее удачная случайность, и во многом это благодаря нашей матери».
Я уже писал, что считаю нашу прабабушку героиней. И хочу добавить, что точно так же мы, внуки, должны быть благодарны и самому Виктору, который был ее помощником и опорой, а также нашей бабушке Эрне и тете Лоре, которые тоже выдержали все трудности и, как могли, помогали своей маме и друг другу.
Надеюсь, что и нам передались гены их стойкости и самоотверженности, но хочется еще надеяться на то, что нашему поколению не придется переживать ужасы войны.