Между мемуаром и анекдотом

Table talk Николая Каретникова
21 июня 2020

В Издательстве Ивана Лимбаха выходит автобиография Николая Каретникова, написанная в форме собрания коротких мемуаров-анекдотов. Каретников, один из крупнейших композиторов-авангардистов Советского Союза, вынужден был писать значительную часть своих произведений подпольно, без надежды на публикацию. Их стали издавать лишь в перестройку, но автор вскоре скончался. Рассказываем о Николае Каретникове — композиторе, писателе и смелом человеке, а также об анекдотах, на которые он разложил жизнь.

Сначала откроем словарь музыкальных терминов. Серийная додекафония — техника композиции, основанная на том, что произведение составляется методом сочетания и перестановки избранной автором последовательности всех 12 тонов октавы; изобретена А.Шенбергом. Теперь будет понятнее литературная миниатюра композитора Николая Каретникова:

Серийная додекафония

Известно, что «Сталин — это Ленин сегодня», а значит — Хрущев завтра, Брежнев послезавтра и Черненко послепослезавтра.

Следовательно: Хрущев — это Сталин сегодня, Ленин позавчера, Брежнев завтра и Черненко послезавтра.

Брежнев же — это Хрущев сегодня, Сталин вчера, Ленин позавчера и Черненко завтра.

Получается, что Черненко — это Брежнев сегодня, Хрущев вчера, Сталин позавчера и Ленин позапозавчера.

Таким образом, Ленин — это Сталин вчера, Хрущев завтра, Брежнев  послезавтра и Черненко послепослезавтра.

Николай Каретников посвятил эту миниатюру памяти Даниила Хармса и включил ее в цикл своих мемуаров. Автор этих строк читал их в конце 1980-х гг. в «Огоньке», потом были отдельные издания в 1990 и 1992 гг., а потом композитор, только-только ставший обретать заслуженную известность, неожиданно скоро умер в 1994 г.

Николай Каретников был потомственным музыкантом. Его родители — Николай Каретников и Мария Гуревич-Сухова — были певцами и познакомились в классе знаменитой певицы Императорских театров, коллеги Шаляпина — Марии Дейши-Сионицкой. Вдобавок Дейша-Сионицкая была приемной матерью Каретникова-старшего. Ей принадлежала роскошная вилла «Адриана» (по отчеству примы) в Коктебеле, по соседству жили Волошины, с которыми певица враждовала. Приход Советской власти помог забыть распри, и соседи вместе отражали попытки национализации их домов. После смерти Сионицкой вилла была передана Осоавиахиму.

Николай Каретников родился в 1930 в Москве. Отец его пел в Московской оперетте, потом перешёл на административную службу в управления культуры Москвы и союза. Мать работала во МХАТе. Жизнь и карьера у них внешне складывалась благополучно, несмотря на ужасные времена — годы репрессий и войн. 

Двенадцати лет от роду Николая отдали в ЦМШЦентральная музыкальная школа учиться по классу виолончели. Но вскоре родители заметили, что он с удовольствием импровизирует на домашнем «БехштейнеМарка рояля» и перевели на фортепиано. Мальчик начал сочинять музыку и выбрал композиторскую стезю, хотя его учитель Виссарион Шебалин сразу его предупредил: «Тебя будут жестоко бить». Каретников считал переломным в своей жизни 1957 год: московские гастроли Гленна Гульда, знакомство с музыкой «нововенцев» (Шёнберг, Берг), обращение в православие. В ближайшие годы Каретников обретает известность, его балеты «Ванина Ванини» и «Геологи» в 1962 и 1964 гг. шли в Большом театре. Каретников вспоминает поддержку со стороны композитора Шостаковича и дирижёра Жюрайтиса, а также лютое сопротивление оркестрантов, которые не хотели играть додекафонную музыку и писали на своих партитурах ругательства в адрес автора.

С середины 60-х сочинения Каретникова, признанные и осуждённые как «авангард», почти перестают исполнять в СССР. Правда, его знали за рубежом благодаря поддержке итальянского композитора Луиджи Ноно. Во время Пражский весны в Чехословакии играли 4-ю симфонию Каретникова, а его балет про крошку Цахеса поставили в Ганновере в 1970 (в СССР лишь в 1983). Он писал оперы о Тиле Уленшпигеле и апостоле Павле, о постановке которых на родине приходилось только мечтать. Некоторые произведения Каретникова подпольно записывали в 1960-1970-е гг. И.Блажков, В.Фельцман, А.Агамиров и А.Ведерников, и это были довольно редкие примеры музыкального «самиздата» в СССР. Каретников, подобно другим советским авангардистам, много работал в кино и театре; он сотрудничал с М.Хуциевым и Ю.Любимовым, И.Туманян и М.Голдовской, И.Авербахом и Н.Досталем. Наиболее тесным стало содружество с А.Аловым и В.Наумовым: оперу о Тиле в стране не ставили, но был телефильм «Легенда о Тиле»; мистерия апостола Павла казалась немыслимой на советской сцене, но церковные хоры были записаны для «Бега». Каретников стал вновь обретать известность в годы Перестройки, был признан одним из лидеров советского авангарда, с начала 90-х его вновь стали довольно часто играть и ставить в Англии и Германии.

Немалую ценность имеет и литературное наследие композитора. Его короткие мемуары-анекдоты, собранные в циклы «Темы с вариациями» и «Готовность к бытию», наследуют определенной традиции в русской литературе. Их можно и нужно отнести к жанру, впервые опробованному у нас Александром Пушкиным. Он писал в 1830-е годы короткие истории и назвал эту папку Table Talk — «Застольные разговоры».Важно отметить, что писал он их без особенной надежды на публикацию в суровой цензурной обстановке николаевской России. В литературе, современной Каретникову, подобные сочинения были написаны Сергеем Довлатовым («Соло на ундервуде: записные книжки») и братьями Михаилом и Борисом Ардовыми («Легендарная Ордынка»). С отцом Михаилом (Ардовым) мемуарные истории Каретникова сближают православные и коктебельские сюжеты. Очевидно, что и все эти истории-анекдоты не могли быть изданы в СССР при существовавшей цензурной практике.

Жанр анекдота предполагает краткость, критическую хлесткость и юмор. Но он не предусматривает фактической точности, и об этом не следует забывать при чтении! Николай Каретников не скупится посылать критические стрелы.

Дирижёр Гаук не мог удержать в памяти правильных темпов. Композитор Молчанов вместе с чекистом негласно допрашивал студентов на предмет сочинения атональной музыки. Режиссер Пырьев лаял собакой на актрису. Сценарист Исаев подозревал в юном Каретникове осведомителя МГБ. Лауреат всевозможных наград композитор Кабалевский признавался, что музыка у него «говенненькая». Искусствовед Габричевский называл доктора Живаго северной пародией на русских интеллигентов. Пианист Нейгауз шумно радовался «избавлению» от жены (ушла к Пастернаку). Драматург Погодин поехал в творческую командировку в США, убедился там в своем ничтожестве и, вернувшись, допился до смерти. Композитор Шапорин — «велеречивый дилетант». Пианистка Юдина играла по настроению и подчас неаккуратно. «Генерал от дирижирования» Рождественский управлял скверными музыкантами.

Посвящение. 1969

Генерал от дирижирования открыл на середине партитуру моего Концерта для духовых и начал весьма заинтересованно ее изучать. Затем, иногда задавая вопросы, даже стал объяснять мне, что и как в этой музыке должно исправить самым выразительным образом. Его предложения мне нравились, и никакие сомнения относительно будущего исполнения не возникали. Вопрос был решен.

Он закрыл партитуру и вновь открыл ее на первой странице. На ней красовалось: «Посвящается Игорю Блажкову».

— Ну вот пусть Блажков и играет!

Зять Хрущева хамил и высмеивал интеллигентов, а сам Хрущев хотел взорвать Луну водородной бомбой. Каждый человек заслужил свои похороны своей жизнью, поэтому Пастернака хоронят при милицейском оцеплении, собратья по перу прячутся на своих дачах, а стихи на могиле читает моряк; а на похоронах Зощенко двое писателей спорят, «знаменит» или «известен» покойный, и толкаются, пока один из них не попадает в яму. Для Каретникова важный критерий при оценке человека — не только отношения с властью, но и отношение к богу. Режиссер Феллини велик, потому что он заодно с богом. Но мемуарист не может сказать того же о двух Андреях — Кончаловском и Тарковском.

Свои отношения с властью композитор начал интуитивно выстраивать в детстве. Об этом он аллегорически пишет в истории про удаление гланд. Было очень больно, но он терпел и молчал, а на удивление доктора реагировал: «Жить-то надо!». И Каретников долгие десятилетия существовал как непризнанный композитор и в то же время «известный музыкальный деятель». Дирекция Всесоюзного радио ругательски ругала его «сумасшедшую музыку» и одновременно предлагала написать кантату (ораторию) к столетию Ленина. Госбезопасность расспрашивала его о настроениях интеллигенции после хрущевской эскапады1 декабря 1962 г. Н.Хрущев посетил выставку советских художников-авангардистов «Новая реальность» в Манеже (Москва) и подверг их работы критике, используя нецензурные выражения. на выставке и терпеливо сносила от Каретникова критику в свой адрес: «Опять покрыли себя великим позором!».

Черный квадрат

А.Г.Габричевский начал маленькую домашнюю лекцию о современной живописи со следующего сообщения:

— Во все времена, у всех народов живопись была «дыркой в стене». Когда в девятьсот четырнадцатом году я пришел на выставку и увидел «Черный квадрат» Малевича, то понял, что «дырку» замуровали.

Свое место Каретников видел лишь среди русской интеллигенции, считая ее наследницей Серебряного века. В этих людях Каретникову нравилась их живость, озорство, остроумие, непринужденность, порядочность. Троих он выделял особенно. Первым был А.Габричевский, обладавший глубоким, объективным и ненавязчивым интеллектом. Вторым — академик А.Сахаров, когда он рядом, то казалось, что не может случиться ничего плохого. Третьим был блистательный Александр Галич, крестник Каретникова, который совершил эволюцию от советского драматурга до антисоветского поэта. Возможно, Каретникова восхищала в Галиче его решимость пройти свой путь до конца. Четвертым и главным был отец Александр Мень, который не был духовным отцом композитора, но со временем стал его пастырем. Отец Александр помогал советом не только в жизни, но и в искусстве, став по сути соавтором либретто «Мистерии апостола Павла» (вместе с С.Лунгиным). Каретников был глубоко верующим человеком, в своих воспоминаниях он описывает, как ему являлся Христос.

Сам Каретников писал, что его воспоминания имеют значимость с точки зрения феноменологии времени. Теперь можно уверенно сказать, что главное в них — феноменология человека, талантливого и смелого, каким был Николай Каретников.

Николай Каретников. Темы с вариациями. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2020.

Мы советуем
21 июня 2020