В издательстве Common place вышла книга Е. Когана «Слеза социализма. Дом забытых писателей» — сборник произведений, написанных жителями петербургского Дома-комунны инженеров и писателей. Забытые сейчас классики социалистического реализма, которые населяли дом, всей душой верили в коммунистическую утопию и пытались построить новый быт. Само здание, построенное в 1929-1931, было одним из первых проектов жилища нового типа, предназначенного для нового советского человека: например, кухни и туалеты были вынесены в общественное пространство, а столовая была общей для всех. В конце концов утопию построить не получилось ни в доме, ни в стране. Но атмосфера этого жилища в довоенную эпоху была совершенно уникальна. Константин Львов рассказывает о доме, его жителях и о том, что они писали — многие из этих произведений публикуются в книге впервые с довоенных времен.
«Дом назывался в тогдашнем ленинградском просторечии «Слезой социализма»; так его назвал Петр Сажин; даже С.М.Киров заметил как-то, проезжая по нашей улице имени Рубинштейна, что «Слезу социализма» следует заключить в стеклянный колпак, дабы она, во-первых, не развалилась и дабы, во-вторых, при коммунизме видели, как не надо строить. Название родилось по прямой ассоциации: дом протекал изнутри и был весь в подтеках снаружи, по всему фасаду, и потому что дом был милым, симпатичным, дружеским, но все-таки шаржем на быт при социализме».
Так написал в своих воспоминаниях (изданы в 1985 г.) об известном ленинградском «культурном урочище» один из его обитателей — советский драматург Александр Штейн (1906-1993). Нынче другой его многолетний обитатель — Евгений Коган — выпустил антологию сочинений «чертовой дюжины» советских писателей — жителей дома №7 по Троицкой улице. Это здание, так называемый Дом-комунна инженеров и писателей, был построен в 1929-31 годах в рамках борьбы со «старым бытом».
Победа революции и утверждение советской власти были только первыми шагами на пути к коммунистической Утопии. Важным и неизбежным деянием становилось переустройство повседневности. Советские архитекторы оперативно реагировали проектами «домов-коммун» — жилых строений гостиничного типа. Один из первых подобных экспериментов был сооружен в 1930 г. на ул. Рубинштейна в Ленинграде. 6-этажный дом из «теплого бетона» включал двух-, трех- и четырехкомнатные квартиры, однокомнатные общежития для одиночек. Во всех квартирах отсутствовали отдельные кухни, зато в первом этаже был большой зал-столовая, детский садик, библиотека и клуб, половина 6-го этажа стала открытой террасой-солярием. Дом строил кооператив «Здоровое жилище» , организованный Обществом ИТР (инженерно-технических работников) и ЛАПП (Ленинградской ассоциацией пролетарских писателей). Проектировал здание Андрей Оль (1883-1958), потомственный художник, ученик Ф.Лидваля, автор дачи Леонида Андреева и кошмарного «Большого дома» ГБ на Литейном. Некоторые жители «дома-коммуны» оставили мемуары о годах, проведенных в нем, среди них , помимо А.Штейна, нельзя не назвать Ольгу Берггольц и Иду Наппельбаум.
Помимо собственно инженеров в этом кооперативе селились «инженеры душ», то есть писатели. И тут надо сразу сказать, что таких инженеров подбирали идеологически выдержанных, теоретиков и практиков социалистического реализма. Многие из них были желаемого рабоче-крестьянского происхождения, начинали в пролетарских многотиражках. Главным источников кадров стал двухнедельный журнал «Резец» (1924-1939), учрежденный Балтийским заводом и «Красной газетой». Позднее это 16-20-страничное издание было преобразовано в журнал «Ленинград», павший жертвой печально известного постановления 1946 г.
Жители дома-коммуны были не только литераторами, но и представителями советской номенклатуры. Уже упомянутый Александр Штейн был политруком линкора «Октябрьская революция», редактировал театральный журнал «Искусство и жизнь» , критиковал, например, «Список благодеяний»: Флейта Олеши не звучит сегодня. Ленинградские ударники не приняли пьесы. Они, и с ними вся советская общественность ждут произведений несравненно большего идейного уровня, насыщенных подлинным содержанием эпохи, определяемых не надуманными трагедиями Елены Гончаровой, а делами, подобными тем, о которых говорил выступавший до нее оратор с завода им. Сталина. Сам Штейн писал «Карту Кудеяри» (1932) о вредителях и контрреволюционерах на шахте и «Суд чести» (1948) о борьбе с космополитами.
Юрий Либединский (1898-1959) был одним из основателей РАППа , а классиком соцреализма его провозгласили почти сразу после публикации «Недели» (1925): Глуше и тише становится в цирке, и собрание людей огромным серым ласковым зверем ложится у ног председателя и многоглазый серый взгляд устремляет на другого, того, что стоит посредине арены и нервной рукой мнет листочки бумаги. Глухо повышая голос на цифрах, на пудах хлеба и саженях дров, на числе паровозов и крупных денежных суммах, на количестве дней и недель делал Зиман доклад. Живя в «Слезе социализма», Либединский сочинял о детях-беспризорниках, пришедших к Михаилу Калинину («Петя Гордюшенко») и взрослых, пришедших к стройкам социализма («Рассказы товарищей»). Либединский женат был на Марии Берггольц — сестре знаменитой поэтессы.
Сама несчастная Ольга Берггольц (1910-1975) проживала там же со вторым мужем, умершим в блокаду. Оттуда Берггольц забирали чекисты в 1938 году, но в начале 1930-х все ей казалось радостным:
Как обсуждалось счастье! До деталей.
Как все потом остались ночевать,
Как спорили — заметим ли, и где,
Социализма самый первый день?
Михаил Чумандрин (1905-1940, погиб на Финской войне) получил прозвище «Бешеный огурец» за неугомонность. Он писал очерки о красных путиловцах–рабочих и отвратительных бюргерах-фашистах («Ночная улица», 1933), пьесы об инженерах-вредителях, сволочи на цыпочках («Естественная история», 1933). Он критически превозносил Максима Горького и самоуверенно рассуждал о живописи: У Дейнеки — случаи и эпизоды нашего существования. У Бродского — узловые моменты, сложнейшие конфликты, большие события, поворотные этапы нашей эпохи. Подумать только, какие темы берет Бродский: Ленин, Димитров на суде, Клара Цеткин открывает Рейхстаг.
Дмитрий Левоневский (1907-1988) деятельно состоял в редколлегиях «Смены», «Звезды» и как раз в 1946 г. — зам.главреда «Ленинграда» (отделался увольнением). Он был, пожалуй, эпигоном символизма и конструктивизма, сочинял поэтические циклы об индустрии при социализме и капитализме:
Над ржаво растущим тысячесвечником труб
И фосфором домн, извергающих хаос,
Восходит в свеченьи твой профиль к утру,
Как труп, в полумрак усмехаясь…
(портрет умирающего «Колбасного короля», 1930)
Николай Костарев (1893-1941, репрессирован) был слесарем, рабкором и дальневосточным партизаном (под его командой в отряде был А.Фадеев). На Дальнем Востоке Костарев общался с футуристом Венедиктом Мартом, экономистом Н.Устряловым и военачальником В.Блюхером, — все они стали жертвами террора. Начинал Костарев с упражнений в авангарде — «Аэропоэма» (1924) одновременно романтичное и невежественное описание межпланетного путешествия. Известность ему принесли дальневосточные очерки: «Мои китайские дневники» (1929), «Граница на замке» (1930), «Сахалинские записки» (1936). Восточно-Азиатский путь к социализму выглядел кровавым: Подальше лежал другой такой же обожженный труп, опутанный проволокой. Но головы не было, — она валялась отдельно, и отдельно от нее, вся в крови, лежала на рельсе кожа с головы, вместе со щетиной черных волос. Собака лакомилась скальпом. Солдаты смеялись и бросали в нее камнями.
Иоганн Зельцер (1905-1941, погиб при потоплении линкора «Марат») сперва был рабочим в Одессе и на Балтийском флоте, затем стал редактором флотских многотиражек («КБФ», «Залп»). Он писал киносценарии («Искатели счастья», с музыкой И.Дунаевского), флотские очерки и эстрадные миниатюры:
Горбатюк. Не хорошо, тетка Пелагея, не хорошо. К светлой жизни идем, все одно, что в рай, в социализм, а ты не хочешь. Отдай петуха!
Пелагея. Нате, провалитесь вы, идолы! (Она выхватывает из кошелки петуха, бросает в Горбатюка, и уходит. Горбатюк сел на стол и держится за голову.)
Секретарь. Вот и пострадали, как Христос, за идею.
(«Под огнем», 1931, сцена колхозной жизни)
Савелий Леонов (1904-1988) родился в крестьянской семье, участвовал в Гражданской войне, окончил рабфак, был военкором. Он публиковал стихи и прозу в «Резце», выпустил книги о горняках и шахтерах («Антрацит», «Горная кровь», 1931). Слог его не лишен имажинистской выспренности: Тишина кладет на горло мира молчаливую лапу. Ветер шепотом имитирует полет ночной птицы. Земля на цыпочках имитирует суточный пробег. Только здесь, на орлиных гнездах Малгабека, люди штурмуют тишину. Замахнувшись на дырявую высь гигантскими дубинами радиомачт, вспенили по пригорью ряды безукоризненно белых палаток (разумеется, автор попутно карал и вредоносные гнусные отходы старой России!).
Помимо второстепенных классиков соцреализма, жили в «Слезе социализма» и подзабытые в наше время поэты — современники Революции. Вольф Эрлих (1902-1937, расстрелян) входил в Орден имажинистов, оставил оригинальные мемуары о Сергее Есенине («Право на песнь», 1930), несправедливо названные справочником есенинских буйств, — в них он сравнивал себя и товарищей с оловянными солдатиками, а есенин был их храбрым офицером. Эрлих писал жестокие печальные баллады и репортажи со строительства Беломорско-Балтийского канала, составил антологию глухих поэтов («На баррикаде тишины»). Поэтическую музу свою Эрлих посвятил не столько победителям, сколько жертвам революции:
Она выходит на дорогу,
Чтобы рассеять хоть немного
Российскую глухую ночь…
(поэма «Софья Перовская», 1929)
В квартире 17 проживала поэтическая семья Иды Наппельбаум (1900-1992, репрессирована в 1951-1954) и Михаила Фромана (1891-1940). Ида был дочерью знаменитого фотографа, создавшего исчерпывающую портретную галерею петербургской культуры, и ученицей Николая Гумилева в группе «Звучащая раковина». Фроман учился на инженера в Дармштадте, переводил Киплинга, напоминал приятелям умную и грустную обезьяну, умер после неудачной операции. Г.Адамович упрекал поэта вялостью и скукой, но советовал вчитаться в стихи Фромана и полюбить их. К десятилетию Октября поэт выпустил , можно сказать, прощальный сборник «Память»; прощался он с лучшей порой жизни:
Легко ты, молодость, вошла
В четырнадцатый год!
Георгий сам копье свое
Перед тобой воздвиг,
Но обернулось острие
В красногвардейский штык.
И нестерпимый волчий блеск
В глазах твоих восстал,
Под пулеметный тошный треск…
Если читатель помнит, меткое прозвище дому-коммуне дал Петр Сажин (1906-1993). Об этом жителе «Слезы» стоит рассказать подробнее. Сажин родился на Тамбовщине, учился в Литературном институте им. В.Брюсова, ходил кочегаром по северным морям, работал корреспондентом на Памире и в Молдавии, на Дальнем Востоке и в разгромленном Севастополе (1942). Горький обвинял его в засорении литературного языка , в лексической и идеологической малограмотности. Советские критики называли троцкистом-клеветником , уличали в аполитичности, нежелании вскрывать социальную подоплеку фашистских режимов в заграничных путевых заметках. Но достаточно перелистать его очерковые книги «У крыши мира» (1929) или «Британский профиль» (1931), чтобы убедиться в литературном даровании Сажина. Возможно, он стал бы русским Дж. Конрадом, не угоди в железные челюсти советской идеологии?
Что может быть печальнее и романтичнее Северной Англии? Над городом тлело оранжевое небо и пушился дым совсем как на полотнах индустриальных мотивов Ренессанса. Рассвет был в зачатии. Утро сваливало тяжелое и густое бремя ночи. Из океана плыла дивная карминная медуза — солнце. День солнца в Британии! Восхитительно и немного грустно. Энтени открыл заглушку иллюминатора — и в кубрик влетел розовый, тонкий, как колебание смычка, луч солнца. Драконы на руках Энтени зашевелились, и он, быстро стряхнув с пальцев воду, хищно влез лицом в щекочущий розан махрового полотенца.
Увы, советский романтизм Сажина выродился в мертвое надгробие «Севастопольской хроники». А коммунальный эксперимент «Слезы социализма» тоже окончился бесславно и незаметно. В 1962-1963 гг. сделали капитальный ремонт: уничтожили коридорную систему, библиотеку с парикмахерской… И дом превратился в обыкновенного многоквартирного советского неудачника, не удостоившись даже стеклянного музейного колпака, о котором когда-то сказал Киров.
Слеза социализма. Дом забытых писателей / Сост., сопровод.тексты Е.Когана. — СПб.; Тель-Авив: Common place, 2018.