В честь дня рождения Осипа Мандельштама мы публикуем интервью с Романом Либеровым, режиссёром недавно вышедшей биографической ленты о поэте «Сохрани мою речь навсегда», телепремьера которого состоится завтра на первом канале.
– В вашем «писательском цикле» уже шесть фильмов – про Олешу, Бродского, Владимова, Довлатова, Ильфа и Петрова, Мандельштама. Расскажите, почему ваши фильмы именно про писателей?
– Я учился трижды, и та дорога вела в кино, а любил я при этом книжки читать. Кино я люблю очень, это необходимый мне как воздух вид взаимодействия, и книжки я люблю очень, впрочем, и все остальные виды искусства. Но я чаще и чаще ловлю себя на том, что все остальные виды я употребляю с несколько прикладной точки зрения: как их можно приложить к кино. Мы в своих сочинениях пользуемся синтетическим языком, и пытаемся вовлечь в него максимально из того, что мы в принципе можем вовлечь. Собственно, мы даже «кино» это не называем, на афишах написано: «Сочинение для кинотеатра со зрителем».
– Как язык писателя, его тексты, литературу вообще передать на кино-языке?
– Как это сделать, я не знаю. Выдающийся педагог Иван Михайлович Москвин-Тарханов четыре года на все мои вопросы «Что делать? Как мне с этим справиться? Как найти?» повторял: «Читай автора». Во ВГИКе ты смотришь бесчисленное множество работ. Я знал, что мне хотелось увидеть, и нигде этого не видел. Мы до сих пор этот язык сочиняем, я ищу его уже седьмую работу и пока не чувствую потолка.
– Я посмотрела вашу картину про Мандельштама дважды – на премьере в Петербурге и в московском Мемориале, и мне она, наверное, больше всего понравилась – тут «самый богатый» киноязык. А как вы все это ощущаете?
– Первая моя работа была посвящена Юрию Олеше, она называлась «Юрий Олеша по кличке „Писатель“», вторая была посвящена Иосифу Бродскому, и называлась «Разговор с небожителем», а третья – Георгию Владимову: «Один день Жоры Владимова». Для меня они навсегда останутся очень важными, я расписываюсь за полное эмоциональное соответствие замыслу, но примитивность и малость их возможностей меня всегда будет нервировать.
Первая возможность сочинять, ни к чему не привязываясь, возникла только когда мы начали работать над фильмом о Сергее Довлатове, он назывался «Написано Сергеем Довлатовым». Я очень-очень-очень люблю эти работы, и во мне – вне зависимости от кругов, которые расходятся, лишь бы расходились, – чувство абсолютной собственной правоты. Я знаю, что это то, что должно быть написано Сергеем Довлатовым. Я очень люблю нашу работу «ИЛЬФИПЕТРОВ» и знаю, что это ровно то, что должно быть, и готов защитить – перед кем, правда? – каждый кадр нынешней работы «Сохрани мою речь навсегда».
– Писатели, про которых вы снимаете, – это самое близкое? По каким критериям вы своих героев выбираете?
– Во-первых, я никого не выбираю.
– Они вас выбирают?
– Безусловно. Кто вы такой, чтобы выбирать? Я начал понимать, что такое стихи, только в 27 лет. Я помню этот вечер. До этого я читал и даже наизусть знал, скажем, «Про это» – дивная поэма Маяковского, и она мне страшно нравилась. Понятно, что все мы, наше поколение, ушиблены Бродским. Но до того момента я не мог отличить плохое стихотворение от хорошего в полной мере, это произошло только в 27 лет.
– А что это был за момент?
– Я сидел дома и на каком-то среднестатистическом поэте третьего ряда типа Каменского накопилась критическая масса размышлений. Если ты думающий человек, то, так или иначе, носитель сомнений, размышлений. И вдруг мне позвонила барышня-продюсер (она знала, что я книжки люблю) и сказала: «Есть возможность снять фильм» и назвала пять или семь имён. «Кто тебя интересует?» В списке был Лев Кассиль, кто-то еще. Я сказал: «Конечно, Олеша». С этого всё и началось.
– Как вы выходите на людей, с которыми хотите работать? На Noiz’a MC, например?
– Я хотел, чтобы Мандельштам кричал, поэтому переслушал тонну рэпа. Мы с Бастой еще репетировали, но у нас не получилось, с ДеЦлом пробовали, были еще более-менее известные рэперы. А Ваня [в жизни рэпера Noiz MC зовут Иван Алексеев – УИ] просто порвал. Конечно, он не смотрел ни одной нашей работы. Я сказал, что надо встретиться, мы встретились. Моя задача донести, о чем мы в фильме говорим, я выбираю ракурс. Он сидел и плакал: «ОК, я подумаю». Я сказал: «Первое, прочти воспоминания Надежды Яковлевны».
Он полетел в дальневосточный тур, звонит мне из гостиницы: «Читаю воспоминания и рыдаю». Он просто живой талантливый человек. Через два дня мы были в Петербурге на съемках, надо было выбегать, и вдруг имейл от Нойза. Он на Сахалине где-то или в Хабаровске записал первый куплет еще не с этим текстом. Нам нужно было «Сохрани мою речь навсегда…», но я не знал, что он возьмет только одну строфу, а дальше напишет от себя. Видимо, он в самолете набросал текст и потом в отеле. Я думаю: «Ну ладно, придется послушать». Включаю трек, зову оператора-постановщика – и просто прошивает.
Я много раз уже был на Ваниных концертах, и каждый концерт за все эти два года перед нашим треком Ваня рассказывает историю Мандельштама: был поэт, погиб в пересыльном лагере, Надежда Яковлевна, его жена, выучила его стихотворения наизусть, чтобы донести до нас… А наш трек уже стал хитом по всем авторитетным опросникам, попал в тройку лучших треков разных направлений 2014-го. Представляете? И вчера на концерте Ваня говорит: «Я два года перед этим треком всегда рассказывал историю Мандельштама, но больше мне не нужно это делать, потому что Рома Либеров, наконец, выпустил свое кино. Сходите в кинотеатры».