Сергей Фирсов. На весах веры. От коммунистической религии к новым «святым» посткоммунистической России. Изд-во «Вита Нова», СПб., 2011 – 527 с.
Книга Сергея Фирсова о российских «посткоммунистических» святых распадается на две неравные части – чуть более трети занимает рассуждение о религиозных аспектах советского гражданского культа – от сакрализации вождя до коммунистических святцев и календаря. Вторая и большая часть – именно о маргинальных околорелигиозных учениях последних 20 с лишних лет, почитателях «последнего русского императора Михаила», певца Игоря Талькова и прочих «альтернативных» святых.
В полном наборе разнообразных занимательных историй о подменах, подлогах, преувеличениях, лежащих в основе различных псевдохристианских контркультур, интереснее всего посмотреть на сочетание между собой различных тезисов «истинно верующих». Строго говоря, книга Фирсова – лучшее пособие именно для исследования характера этих смысловых взаимосвязей, потому и стоит с самого начала обратить внимание на способ изложения автором своего материала, в котором подчёркивается, что между советской «верой» и маргинальными культами конца XX века существует причинно-следственная преемственность.
Квазирелигиозный характер коммунистической веры – вещь общеизвестная, гораздо менее понятна степень и способы её влияния на различные группы «верующих» в постсоветской ситуации. Внешнее тематическое разнообразие (не только Чапаев, Зоя Космодемьянская, но и Андрей Ющинский и даже Адольф Гитлер) далеко не всегда означает принадлежность к какой-то локальной «группе по интересам», в которой собираются почитатели конкретных героев. Более всего, интересны как раз адепты учений, способных примирить между собой и Николая Второго, и Сталина, и Гитлера – всех одним махом«Мы встретились с игуменом Евстафием 4 октября. В 15-летнюю годовщину рокового расстрела Верховного Совета. Тогда, в тот ясный, но холодный московский день, на баррикадах на Горбатом мосту вместе плечом к плечу стояли все, кому была дорога Россия: коммунисты и монархисты, советские офицеры и казаки, священники и атеисты. И сквозь реющие на ветру красные и чёрно-золото-белые стяги проглядывали хоругви. В тот день были едины в своих жертвах и страданиях все честные русские люди», – поясняет подобные взгляды, например, один из сотрудников сайта, именующего себя «православно-информационным агенством» (http://rusk.ru/st.php?idar=113448)..
Внутри этой логики, если Распутина убили «враги России», то и Николай Второй, очевидно, «пострадал за веру». Здесь же Сталин – представитель партии, убившей императора и его семью – затем покаравший свой народ за «безбожие» в годы Второй Мировой войны«Советская власть была оружием Божественного возмездия», – считает упомянутый выше игумен Евстафий (Жаков) // stalinism.ru – новый Савл, вернувшийся «в лоно Церкви». В эту же систему может быть включён и Гитлер, на пару со Сталиным боровшийся с «евреями» («врагами России») – таким образом круг замыкается.
 |  |  |
Важнейшей задачей, по Фирсову, является как раз не пошаговая реконструкция заведомо абсурдных построений, а демонстрация способа монтажа различных разрозненных и противоречащих друг другу идей в одно целое, механизм релятивизации сознания.
Базовые условия для возможности «верить» везде остаются теми же самыми – принципиальная установка на разделение хороших и плохих, чистых и нечистых: «легче поменять «знаки» (с «минуса» на «плюс» или наоборот), чем признаться в принципиальной абсурдности дихотомического отношения к истории»Сергей Фирсов. На весах веры. От коммунистической религии к новым «святым» посткоммунистической России, с.256 – 257.. Примечательно, что державничество подчас выступает критерием «святости» героев – свои «державы» была и у Николая, и у Сталина. При этом неважно, что по ходу передачи эстафетного скипетра пролилась кровь одного из низ, ведь «жертвенность» – также несомненная черта святости.
Постепенный крах коммунистической идеологии, превращение её в набор внешних ритуалов, очевидно, в значительной степени повлияли на перестройку 80-х годов. Все дальнейшие события – и вытеснение советского опыта и попытки возвращения к нему, в целом привели к новому размыванию границ возможного и «невозможного».
В книге нет прямого сопоставления периодов «после 17-го» и «после 91-го» годов, но нельзя не заметить параллели, о которой автор пишет в послесловии: «Крах прежней идеологической модели непременно приводит к смене парадигм мышления – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Желание переосмыслить прошлое или открыть причины, объясняющие переживаемые трагедии, в таких условиях может приводить к попыткам создания «своего мира» и населения этого мира как героями, так и противостоящими им врагами. Возникновение схемы оказывается почти неизбежным следствием такого рода «логических» рассуждений. Миф становится «интеллектуальным наркотиком», позволяющим забыться и уйти в «свой мир» грёз, где всё ясно и понятно, где чётко проведена разделяющая добро и зло черта, где невозможно усомниться, кто на самом деле «святой». История служит тем фундаментом, на котором строится любой миф, а потому интерпретация истории – проблема, напрямую связанная с мифотворчеством»Там же. С.434 – 435..
Следуя за Лотманом и Успенским, Фирсов призывает «в конструировании мифологического сознания опираться на внутренний опыт»Ю. Лотман, Б. Успенский. Миф – Имя – Культура., где понимание «опыта» как раз и оказывается наиболее проблемным – во многом именно степень резкости в формальных переходах от христианства к атеизму и обратно к христианству на общегосударственном уровне создало странный и своеобразный мир маргинальных учений – со своим пониманием истории, своими героями и мучениками. И даже если следовать совету автора книги и «позволить абсурду самому дойти до своей крайности», то прежней остаётся необходимость объяснить, понять и описать корни его возникновения.
Дополнительные материалы:
- Интервью с С. Фирсовым о его книге / «Радио Свобода».
- Диакон Максим Плякин. Акафисты Ивану Грозному, Иосифу Сталину и Игорю Талькову как форма околоцерковного фольклора (доклад) / агентство «Благовест – Инфо».
- Новость на «Уроках истории».