Музей футбольного клуба «Спартак» существует между двумя историями, в которых футбольные вопросы почти полностью перекрывают собой второй план – (контр)культурную и общественную роль «народной команды».
Альтернативные истории
В недавней спортивной истории «музей футбольной команды» – это просто пыльный чулан с кубками или, может быть, прихожая с витринами старых фотографий и тех же блестящих ваз с ручками, где-нибудь на пути в раздевалку. Однако спорт, и футбол – как главный спорт – стремительно обретает собственное прошлое. Многие классические команды перешагнули столетний рубеж с момента основания, об их социальной и культурной роли пишутся научные книги, перед стадионами воздвигают статуи игроков и тренеров, и, наконец, клубные музеи становятся интерактивным собранием всего того, из чего состоит сконструированная командная идентичность.
Одновременно такого рода музеи существуют в не вполне осознанном парадоксальном пространстве. Любой болельщик, знакомый с историей своей команды с советских времен, понимает, что это – иная, альтернативная история. Голы, очки и секунды существуют в параллельной реальности к генеральному секретарю, полету в космос или зарплатам колхозников. И основа любого футбольного музея, как и музея футбольного клуба «Спартак» – в развертывании именно этой части своей истории. Лучшие игроки. Лучшие голы. Коллекция начищенных кубков. Музейные артефакты: футболка Игоря Нетто с засохшей кровью (капитан во время игры получил небольшое повреждение), перчатки и наколенники Анатолия Акимова (легендарного вратаря конца 30-х годов, внешне мало отличаются от современных огородных, «с пупырышками»). «Знаете ли вы, что первый приз чемпиону сезона 1936-го года, переходящее спортивное знамя было зеленого цвета?» итд.
Музей прекрасно работает именно с этой, чисто футбольной историей. Коллекция артефактов логически выстроена во времени, цепляясь за «великих игроков», олицетворяющих собой разные эпохи в развитии команды. Это музейные клише, однако в общем интерактивном контексте они выполняют роли противовесов, реальных предметов «с историей»: за успешные результаты в одном из первых сезонов 30-х годов футболисты получили вознаграждение – личные фотоаппараты («а не „Бентли” с первой зарплаты по нынешним контрактам», – практически проговаривает экскурсовод), бутсы Фёдора Черенкова – главного и символического игрока «Спартака» 80-х – мягкого, интеллигентного и как будто вечно чем-то затюканного (его часто не брали в национальную сборную, что сделало его еще более «своим» – как талантливого коллегу-неудачника с работы). Конечно, это история для посвященных, история футбольных героев, разных типажей героического, объединённые одной общей чертой – на поле они обычно знали, куда бежать и как попасть в ворота соперника.
Вместе с тем совершенно очевидно, что история такой команды как «Спартак» – ежедневный плебисцит, перманентное существование на глазах своей публики, важное культурное действо. Стадион на играх «Спартака» – то самое хрестоматийное «место, где люди рассказывают друг другу истории о самих себе» и создают новый общий уровень социальности. В музее этот мир существует подспудно, проговаривается как бы походя, создавая внешнюю рамку для «главного»: как Валерий Шмаров перекинул стенку и попал в ближнюю девятку в матче с киевским «Динамо» в 1989-м году. Попутно можно услышать, что на приемных экзаменах во МХАТ в 50-60-е годы дежурным был вопрос: «За кого вы болеете?» с единственным правильным ответом, или что после победы над «Реалом» в 1998-м газеты вышли с заголовками, вроде «Пусть у нас ничего нет, зато есть „Спартак”».
Истории сталкиваются
В условиях сосуществования разных вселенных – футбола и внешней жизни – их столкновение в той или иной мере совершенно неизбежно. Одни и те же события и герои могут получать различные оценки, исходя из того, какую роль они сыграли в каждом из этих миров. Литзаписчик книги основателя «Спартака» Николая Старостина, Александр Вайнштейн еще в конце 80-х писал, что его поражает оценка его героем лагерных начальников – они ранжировались у него исключительно исходя из их отношения к футболу. Если человек «понимал и ценил игру», то по крайней мере внутри самостоятельной футбольной истории мог рассчитывать на авторскую индульгенцию. Во многом именно в этом заключается обаяние книг братьев Старостиных – Николая и Андрея – они воссоздают какой-то параллельный советскому мир игры, красоты и справедливости.
Этот же прием, в несколько измененной форме, наследует у них и спартаковский музей. Не избегая темы репрессий как таковой (Старостины были арестованы в 1942-м году и провели в лагерях и ссылках больше 10 лет, до смерти Сталина), музейный нарратив рассказывает историю на свой манер. Так, друг Ежова и важный политический функционер времен Большого террора глава ВЛКСМ Александр Косарев упоминается в музее с большим сочувствием – политический куратор «Спартака» со времен его основания, расстрелянный после падения Ежова, из логики внешней жизни он совершенно вычеркнут. Его прямая причастность к террору никак не проговаривается.
За несколькими закладками в тачскрине с фотографиями и документами спрятан совершенно новый источник – записки младшего и наименее публичного из братьев Старостиных – Петра, которые он сделал в 1989-м году, рассказав основные вехи истории своего ареста, заключения и жизни в лагере. В литературной, мифологизированной и беллетризованной семейной легенде вокруг братьев – это новое предание, внимательное изучение которого может еще раз уточнить и перестроить наши представления о сути тех событий.
Легенда о «народной команде», канарейке в угольной шахте величиной с Советский Союз («Спартак» всегда считался «командой настроения», чутко реагирующей на общественные перемены) могла бы стать основой болельщицкого, DIY-музея. «Спартак» 70-х – 80-х годов не очень часто выигрывал чемпионаты СССР, зато породил вокруг себя мощную контркультуру, с фанатами и сочувствующей интеллигенцией, до поры до времени неплохо уживающихся друг с другом. О «Спартаке» можно было бы собирать коллекцию любительских фото, фанзинов, самодельных программок и рукописных тетрадей болельщиков и социопатов. Всего этого в официальном музее нет.
Долгие десятилетия команда жила без своего стадиона, что, в конце концов, противоестественным образом, соответствовало ее общественному статусу. Подготовившие для «Спартака» в начале 2000-х проект социального развития специалисты из современного Баухауса, предложили команде слоган: «Наш стадион – город». И вот теперь, когда хозяева и спонсоры построили «Спартаку» стадион и музей, они сразу же превратились в охраняемую крепость и частную собственность, с заказом экскурсий и выходом через сувенирную лавку.
Может быть, выбирать между этими альтернативами и не нужно – в конце концов любители ударов с левой Ильи Цымбаларя и философских эссе главного советского футбольного журналиста, болельщика «Спартака» Льва Филатова зачастую одни и те же люди, однако важно помнить о сосуществовании футбола с жизнью общества, в которое он погружён. Все мы любим гол Валерия Шмарова, но всё же «футбол у нас единственное место, где каждый говорит, что думает о том, что он видит», сказал когда-то Дмитрий Шостакович, болельщик ленинградского «Зенита».