В Британии в конце прошлого года на экраны вышел документальный фильм нового поколения — «They shall not grow old», который состоит из восстановленных кадров фронтовых операторов Первой Мировой. Команда Питера Джексона проделала огромную работу, реставрируя, раскрашивая и озвучивая по губам сотни часов съемок. Режиссер «Властелина колец» пытался показать войну максимально близкой к реальности. Сергей Бондаренко рассказывает, почему это ему не удалось — но фильм от этого совершенно не становится хуже.
«Когда война закончилась, нас привезли в Булонь и привели в кафе, где симпатичная женщина дала мне сосиску в тесте»
Вот и всё. Когда Великая война закончилась, не было фанфар и ликования в окопах. «Мы все почувствовали себя так, будто нас уволили», — произносит голос, записанный Британским военным музеем в 60-е годы, голос ветерана.
Фильм Питера Джексона «Они не состарятся» — технический шедевр и сложное философское упражнение в воссоздании исторического события, закончившегося более ста лет назад.
Технология
Первое, чем примечателен этот фильм — своим техническом исполнением. Группа под руководством Джексона работала над сотней часов архивного видео и шестью сотнями часов аудио.
Начальной (и наиболее сложной) стадией было превращение «плохой» черно-белой пленки в «хорошую» — реставрация старого видео, его корректировка. Уже на этом этапе, как отмечает сам Джексон, мы сталкиваемся с временным парадоксом — имея на руках «оригинал», мы, тем не менее, смотрим не ту версию, которая была доступна зрителям сразу после съемок. Время повредило пленку, и ее необходимо прежде всего восстановить, как реставрируют старые картины.
Запись в 10-е годы велась на другой скорости (на нескольких разных скоростях, если быть точным) — именно поэтому на плёнке из той эпохи люди так «мельтешат» и «дробят шаги» в ускоренном режиме. Отдельной частью работы было перемонтировать картинку, упаковав её в 24 кадра в секунду.
Следующий этап — «раскрашивание» — вновь апеллирует к границе реальности, дает ложное ощущение, что мы видим то, “как это было на самом деле”. Джексон сам проехал с фотоаппаратом по Бельгии и Франции, чтобы заснять современный ландшафт Вердена, Марны и Сомме для будущей работы «с натуры». Так война столетней давности раскрашивается красками из современности. Это война глазами солдата, а не зрителя образца 1918-го года. А солдаты видели войну цветной — в британских оттенках хаки или немецко-серых.
На третьем шаге в фильме появляется звук: танки грохочут, грязь чавкает, а сами солдаты, откашливаясь и демонстрируя кривые желто-черные зубы, смеются и подбадривают друг друга: «Смотри, нас покажут в кино!». Для фильма работали специалисты по чтению по губам, причем Джексон ориентировался на региональные различия внутри Англии, чтобы точно передавать акцент говорящего: известно, что сами полки чаще всего формировались по территориальному признаку.
«То, как это было на самом деле»?
Если верить Франклину Анкерсмиту, разговор об опыте всегда необходимо отделять от разговоров об «истине». «На самом деле» солдаты не разговаривали между собой так, как показано в фильме — голоса звучали иначе, слова вырываются из контекста. Динамический «эффект реальности», созданный за счет склейки разных кадров и сглаживания их скорости, выглядит для современного глаза скорее как голливудский спецэффект из блокбастера, нежели чем как документальная хроника.
Вместе с этим мы, разумеется, видим всё происходящее на экране в совершенно иной перспективе. Большая часть впечатления от фильма — ожидание того, что вот-вот случится за кадром. Так, видя солдат перед битвой при Сомме, мы думаем в первую очередь о том, что буквально через несколько часов почти все они погибнут в «атаках под прикрытием артиллерии».
Вместе со сменой перспективы происходит переключение режимов: Джексон исходит из того, что, получив картинку в цвете и со звуком, современный зритель невольно начнет больше сопереживать происходящему, ощущая его бОльшую реальность. Так работает машина времени — мы вытаскиваем в современную систему координат людей из прошлого (совершая специальное мысленное усилие, позволяющее нам представить, что там всё было «так же, как и у нас») и теперь можем смотреть на них как на равных, почти как на самих себя. Но фокус, очевидно, в том, что эти люди совсем не такие как мы. Разрыв ощущается очень ясно, он описан в нон-фикшн и научной литературе, ему, по большому счету, посвящена вся проза «потерянного поколения».
Совсем молодые (от 15 до 20-22 лет) люди, часто не имеющие опыта самостоятельной жизни дома, заселяют окопы — грязные дыры в земле — где пытаются выжить под постоянным обстрелом, среди крыс, вшей, трупов собственных друзей и товарищей. Многодневный огонь артиллерии вызывает у них «shell shock» — неизвестное ранее расстройство психики, вызванное бесконечным нервным перенапряжением и грохотом падающих неподалеку снарядов. Их травят ядовитыми газами. Наконец, уже начиная с 1916-го года, на курсах военной подготовки их учат добивать собственных товарищей, чтобы оградить тех от бессмысленных предсмертных мучений.
Опыт переживания смерти в адских условиях — своей или чужой — объединяет между собой всех участников тех событий. Для некоторых он, закономерным образом, остается опытом незавершенным — вокруг них погибают люди, но сами они, чудесным образом, остаются живы. Голосами таких людей озвучены кадры хроники фильма Джексона. Это ветераны войны, чьи интервью BBC записывало десятки лет спустя после событий — еще одно путешествие во времени, которое заложено внутрь фильма.
Джексон, все последние десятилетия снимавший экранизации произведений ветерана Первой Мировой профессора Толкиена, объясняет свою режиссерскую задачу очень просто, почти шаблонно — «не вкладывать туда ничего своего». Продуктивный парадокс заключается в том, что любое стремление к аутентичности и «исторической правде» создает абсолютное новое ее видение — современный контекст, иной угол зрения. И это очень хорошо известно руководству BBC, заказавшему этот фильм на деньги британских налогоплательщиков, с обязательным условием: его копия будет в открытом доступе в каждой школе по всей Великобритании.